Ударив в них четыре раза, фигурки скрылись. Дверцы домиков захлопнулись.
– Какая прелесть! – восхищенно воскликнула она.
– Детям нравится их заводить, – улыбнулся итальянец.
Челси, осененная внезапной догадкой, подошла к часам и стала нетерпеливо оглядывать их со всех сторон в поисках ключа. Спиной она чувствовала, что все четверо мужчин, не исключая и Оливера, смотрят на нее во все глаза. Ключа нигде не было видно, и она стала неторопливо, тщательно ощупывать корпус часов. Ключ, как оказалось, помещался в углублении позади одного из домиков. Она вынула его и, положив на ладонь, принялась с интересом рассматривать.
Верхняя часть его представляла собой две крохотные медные тарелки, сложенные вместе, а бородка оказалась такой же гладкой и ровной, как и у ее ключа. Один был сделан из серебра, другой из меди. Но на этом различия между ними заканчивались. Оба ключа были выполнены в форме музыкальных инструментов и если не одной и той же рукой, то по крайней мере представителями одной школы.
Выходит, Зи солгал ей. Он наверняка видел этот серебряный ключ и знал, откуда тот взялся. Поняв по поведению трех отцов города, что ему следует отрицать это, он не посмел ослушаться их безмолвного приказа. Больше она пока ничего не сможет добиться ни от кого из них. Но то, что она нашла и тщательно осмотрела ключ от настенных часов, красноречивее всяких слов сказало им, что она на верном пути. Что ж, для начала и этого достаточно.
Она благоговейно вставила ключ от часов в отверстие в деревянном корпусе и не спеша повернула его несколько раз. Часы ожили. Любуясь этим великолепным произведением искусства, она склонила голову набок, не в силах отвести глаз от старинного циферблата, от изящных фигурок и маленьких домиков. Но вот человечки спрятались, и, сунув медный ключ в углубление за домиком, она подошла к двери.
Взявшись за дверную ручку, она оглянулась. Все четверо поспешно отвели глаза.
– В следующий раз я принесу вам пончиков, – пообещала она и, одарив их лучезарной улыбкой, вышла на улицу.
Поначалу Челси горячо обсуждала с Джаддом возможности, которые могло дать ей это случайное открытие. Оба сходились на том, что оно знаменовало собой важный шаг на пути к обнаружению истины. Но мало-помалу разговоры эти как-то сами собой иссякли, уступив место повседневным, будничным делам. Оба они были заняты работой, уходом за малышкой и… друг другом.
Джадд никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Боль его недавней утраты постепенно утихала и, с нежностью вспоминая покойного отца, он осознавал, что огромное место, которое занимал в его жизни Лео, заполнили собой Челси и Эбби.
Он был просто без ума от малышки. Ему всегда хотелось иметь детей, но до рождения Эбби он не представлял себе, какое это счастье – быть отцом. Поначалу он считал источником своей любви к ребенку лишь ту помощь, которую он оказал Челси в при родах. Но со временем он вынужден был пересмотреть эту точку зрения. Уход за младенцем – тяжелый, изнурительный труд. И если бы его привязанность к Эбби основывалась лишь на том волнующем, но давно миновавшем событии, он наверняка уже устал бы от непрекращающихся повседневных забот о ней и постарался уклониться от них. Но все обстояло иначе. Чем старше становилась Эбби, тем большую радость доставляло ему общение с ней.
Она была очаровательным ребенком с тонкими чертами лица и рыжевато-каштановыми волосами, которые, густея и становясь длиннее, напоминали уже не птичий пух, а роскошный, нежный шелк. С первых дней своей жизни она отличалась спокойным, ровным характером, плакала редко и почти не беспокоила его и Челси по ночам. Теперь она уже узнавала его и, когда он входил к ней в комнату, улыбалась ему радостной улыбкой, обнажавшей беззубые десны. Он умел успокаивать ее, когда она кричала, умел заставить ее смеяться, знал, какие игрушки она любит, а какие – нет. Она уверенно держала головку и, сидя у него на руках, с живым интересом глядела по сторонам. Всем своим поведением она давала ему понять, что он для нее второй по значению человек после Челси, и это наполняло его сердце гордостью, сознанием своей причастности к воспитанию маленького человека, не похожего на всех остальных.
Челси любила его. Она неустанно окружала его знаками своей глубокой привязанности и нежной, искренней любви. Он видел и ценил это и отвечал ей тем же. Так глубоко и преданно он никогда еще не любил ни одну женщину. Когда-то Челси уверяла его, что следует наслаждаться настоящим, не заботясь о будущем, но он ни в коем случае не разделял подобных взглядов на то, что связывало их троих.
Его не покидали тревожные мысли о будущем, о том, что ждало их впереди. Скоро наступит июнь, и им с Челси предстоит решить, останутся ли они вместе или разъедутся по разным городам.
Теперь, когда он наконец был свободен в выборе работы и мог покинуть Норвич Нотч, служба в "Плам Гранит" по-настоящему увлекла его. За последний год компания неузнаваемо изменилась. Штат ее сотрудников увеличился более чем вдвое, и Джадду теперь постоянно приходилось решать сложные, ответственные задачи, связанные с такими объемами продукции, такими людскими ресурсами, о которых прежде он не смел и мечтать. Он целые дни неотлучно проводил в своем офисе, что вполне устраивало его – ведь Челси и малышка находились наверху, как раз над его головой. За ходом работ следил теперь Хантер, спускаясь то в один, то в другой карьер и давая указания каменотесам, как прежде делал Джадд.
Хантеру с некоторых пор приходилось также возить на работу Оливера.
– Ты что, с ума спятил? – изумленно воскликнул он, когда Джадд впервые заговорил с ним об этом. – Старикана инфаркт хватит, если я сяду за руль грузовика!
– Ничего, он привыкнет.
– А ты что же?..
– Я ведь все время в городе. А вы с Оливером разъезжаете по шахтам и карьерам. Ну не смешно ли мне бросать работу, чтобы отвезти его туда, а потом, снова оставив свои дела, мчаться за ним к карьерам, когда вам с ним все равно по дороге?!
– Он не согласится.
– Да у него просто не будет другого выхода!
До Джадда стали доходить слухи о перебранках, которые устраивали Хантер с Оливером во время этих поездок. Он от души веселился, считая большой удачей уже то, что отец с сыном до сих пор не поубивали друг друга.
Он был уверен, что со временем они станут относиться друг к другу значительно терпимее. Обоих было за что уважать. Оливер прекрасно разбирался в граните, Хантер великолепно знал возможности каждого из рабочих. Они нуждались друг в друге и, сделав лишь незначительные взаимные уступки, неизбежно должны были признать это. Но идти на уступки никто из двоих пока не собирался.
Джадд считал, что Хантер имеет все основания быть недовольным отношением к нему Оливера. Он был уверен, что Оливер – его отец и по праву требовал, чтобы тот официально признал его своим сыном. Вскоре Джадд узнал, что в баре "У Крокера" кое-кто стал отпускать в адрес Хантера злые, циничные шутки.
С некоторых пор Джадд перестал быть завсегдатаем этого бара. Он теперь завтракал и ужинал вместе с Челси у нее дома и лишь изредка забегал к Крокеру, чтобы поболтать с друзьями за кружкой пива.
Но Крокер знал, где его искать, и однажды вечером в середине апреля позвонил ему в Болдербрук. Джадд только что принес малышку в кровать к Челси для последнего вечернего кормления, при котором он так любил присутствовать, но в это время зазвонил телефон. Через двадцать минут Джадд уже входил в кабинку, где сидел Хантер, склонив голову над кружкой с пивом.
– Я слыхал, здесь произошло небольшое недоразумение, – сказал он, глядя на осколки стекла, которые Крокер сметал в пластмассовый совок, что-то недовольно бурча себе под нос.
Хантер поднял на него глаза, в которых блестели слезы.
– Это не моя вина, – сказал он, снова уставившись в свою кружку.
– А чья же тогда?
– Фликетта.
Крокер сообщил Джадду по телефону, что Фликетт отправился домой с разбитым носом, Джаспер Кемпбелл – с поломанным ребром, а Джонни Джонс – с распухшей и посиневшей верхней губой. Хантер, похоже, вышел из потасовки с единственным синяком, багровевшим на его скуле.
– Сукин сын! – воскликнул Хантер. – Сказал, что я пресмыкаюсь перед стариком. Так его мать!
Джадд молча откинулся на спинку стула. Нед Фликетт наверняка хлебнул лишнего. У него язык не повернулся бы сказать такое, будь он трезв.
– Очень мне надо перед ним пресмыкаться! – продолжал Хантер. Джадд знал, что теперь, вволю намахавшись кулаками, он утратил былую агрессию и впал в меланхолию. – Оч-ч-чень мне надо перед ним пресмыкаться! Я получил бы эту работу, даже если б ни черта в ней не смыслил. По праву р-рождения!
Джадд благодарно кивнул Крокеру, поставившему перед ним кружку пива, и сделал большой глоток.
– И ни разу не признался в этом! Старый хрыч! Только следит за мной своими сов-виными глазами! А я знаю работу лучше, чем любой другой в этих п-п-поганых карьерах! – Помолчав с минуту, он с угрозой произнес: – Я когда-нибудь возьму да и взорву эту чертову забегаловку. Пусть все они взлетят на воздух!
Джадд уже не однажды слыхал это из его уст. Взорвать бар было любимой угрозой Хантера.
– Я это сделаю, черт возьми! – бормотал Хантер. – Взрывчатка у меня есть. Пользоваться ею я умею! Что старикан скажет мне на это? А? – Мотнув головой, он с усилием открыл слипавшиеся глаза. – А вот увидишь, то же, что всегда! – И, передразнивая Оливера, он заговорил скрипучим голосом: – Ничего из тебя путного не получится, Хантер Лав! В твоей башке нет и никогда не было мозгов! Просто не знаю, почему я до сих пор не выставил тебя в шею! – Понизив голос до шепота, он заговорщически подмигнул Джадду. – Он терпит меня ради моей матери! Он выставил ее в эту лачугу, дал ей музыку и бросил на произвол судьбы!
Джадд знал, что Хантер любил музыку и хорошо разбирался в ней. Интерес к классической музыке сумела привить ему Кэти Лав за те недолгие годы, что им довелось прожить вместе. Пристально взглянув на Хантера, он заметил, что в глазах того стояли слезы.
– Она потеряла ее. Это свело ее с ума!
Джадд нахмурился.
– Кто кого потерял?
Хантер откинул голову назад.
– Она плакала по ночам, вспоминая о ней. А если я плохо вел себя, говорила, что лучше бы ей было поменять нас местами. Но было уже с-с-слишком поздно!
Внезапно на память Джадду пришла одна из новых идей Челси, которой она поделилась с ним совсем недавно. Она предположила, что Кэти Лав сумела выдать ее, тайно рожденную какой-то неизвестной женщиной, за своего ребенка, и передать усыновителям, и таким образом смогла оставить Хантера у себя. Подобное представлялось Джадду маловероятным, но теперь слова Хантера поневоле заставили его серьезнее отнестись к этой теории.
– Кого и с кем поменять местами? – мягко спросил он, но Хантер, не слушая его, говорил сам с собой.
– Она всегда плакала, вспоминая о ней, в мой день рождения! Двое! И всегда ставила две свечи! И заставляла меня задувать обе! Я не хотел этого делать, я ее ненавидел, но приходилось слушаться, иначе она заталкивала меня в нору! – Подняв глаза на Джадда, он спросил: – Я тебе рассказывал о норе?
По телу Джадда пробежал озноб.
– Да. Я слыхал от тебя о ней.
– Нет. О норе я тебе не говорил.
– Говорил.
– Нет-т. Я рассказывал тебе про чулан. А это совсем другое. Длиннющая темная нора. Там не было ничего, кроме грязи и пыли. Там, должно быть, скрывались сотни беглых рабов. Я все время боялся наткнуться на чьи-нибудь кости, но там даже и костей не оказалось! – Издав пьяный смешок, он продолжал: – Потому что там было слишком темно! Ни ч-ч-ерта не видно! Оч-ч-чень темно. И нора была длинная-предлинная!
Он снова посмотрел в свою кружку. Джадд по опыту знал, что, сделав еще два-три глотка, Хантер поникнет головой и погрузится в беспробудный пьяный сон. Тогда ему придется, взяв его под мышки, дотащить до своей машины и отвезти домой.
– Ты хотел бы иметь сестру? – спросил его Хантер. Джадд пожал плечами:
– Признаться, я никогда не задумывался об этом.
– Она была бы оч-ч-чень хорошей сестрой!
– Кто?
– Челс-си.
Джадд усмехнулся. Челси никак не устроила бы его в роли сестры. Он привык воспринимать ее в совершенно ином качестве.
Хантер погрозил ему пальцем.
– Б-брось свои грязные мысли! Как не стыдно!
– Время-то для таких мыслей самое подходящее! – снова усмехнулся Джадд.
– Малышка так на нее похожа!
Джадд не раз отмечал несомненное сходство девочки с Челси. У них был одинаковый цвет волос, одинаковая матово-бледная кожа, одинаковое выражение широко расставленных глаз. Но в то же время он был глубоко убежден, что в Эбби следует видеть только ее и никого другого. Ее личность была уникальна и неповторима. Даже сейчас, в три месяца, это отчетливо проявлялось в ее движениях, жестах, привычках, симпатиях и антипатиях.
Хантер коснулся пальцем своего подбородка. Это удалось ему не сразу. Сперва он задел себя по щеке, затем – по нижней губе, и только с третьего раза ему удалось поместить дрожащий палец куда следовало.
– Вот это место у девочки точь-в-точь как у нее! – пробормотал он.
– Подбородок? Разве?
Хантер кивнул. Его отяжелевшие веки сами собой опускались на глаза. Борясь со сном, он промычал:
– У меня есть кар-ртин-ки.
Джадд допил свое пиво, отставил кружку в сторону, поднялся на ноги и взял Хантера за локоть.
– Я рад за тебя. – Он вытащил Хантера из кабинки и поволок к машине.
– Ты, наверно, думаешь, что я пьян?
– Да, эта мысль приходила мне в голову.
– Я покажу тебе свои картинки! – сонно пообещал Хантер.
Но выполнить свое обещание ему не довелось. Когда Джадд подвез его домой, он уже спал беспробудным сном, а наутро не помнил ни слова из их разговора в кабинке бара Крокера.
Наступил май. На городских лужайках распустились первые цветы. Солнце пригревало уже почти по-летнему.
Весь город, судьба которого была неразрывно связана с гранитной компанией, ждал, в чьих руках окажется "Плам Гранит" через месяц с небольшим.
Совсем недавно было заключено несколько новых крупных контрактов. К работе приступили двенадцать вновь нанятых каменотесов. Добыча и обработка гранита велись теперь круглосуточно. Шум в карьерах не смолкал ни на минуту.
Челси уже давно чувствовала себя в Норвич Нотче как дома. Давно канули в прошлое времена, когда она страдала от враждебности и равнодушия окружающих. Она обрела здесь свою поистине великую любовь и очень много дружеских контактов. Кроме Хантера и Донны, которые были частыми гостями в Болдербруке, к ней с симпатией и теплотой относились Венделл с семьей, его ближайшие друзья и вообще почти все жители Корнера. Захоти она этого, ей без труда удалось бы добиться мандата члена Городского управления.
Политическая карьера нисколько не прельщала Челси, но любовь и доверие горожан были для нее поистине бесценным подарком. Когда она проезжала по улицам, многие издалека приветственно махали ей руками и раскланивались с ней, некоторые открывали двери своих домов и, когда она притормаживала, дружески зазывали ее на чашку чаю. Она лишь теперь сполна прониклась подлинным очарованием этого тихого городка, главное богатство которого составляли его жители, простые, добрые и отзывчивые.
Чем ближе подходил срок ее отъезда, тем меньше ей хотелось покидать эти места. Так хорошо, свободно и уютно она еще нигде и никогда себя не чувствовала.
В тот день солнце светило так ярко, что Челси решила в свой обеденный перерыв выйти с дочкой на лужайку. Эбби лежала в коляске, обхватив свою крохотную ступню обеими пухлыми ручонками, и с интересом смотрела по сторонам. На лужайке гуляли несколько молодых матерей с детьми. Потеснившись, они освободили для Челси место на солнечной стороне длинной скамьи.
Челси с улыбкой вспомнила Сидру. Та непременно увидела бы в этом очередной знак. На сей раз – того, что Челси обрела, наконец, свое место в жизни.
Вдруг она увидела, что к скамье торопливо приближается какая-то женщина и, приглядевшись, узнала в ней Маргарет.
Челси встревожилась. Не иначе как в ее отсутствие случилось что-то непредвиденное. Маргарет уже неделю добровольно выполняла обязанности Ферн, уехавшей погостить к сестре в Западную Виргинию.
Маргарет сообщила ей, что в офис звонил Хантер и просил ее срочно приехать к нему в овраг Хакинса – земельный участок, который "Плам Гранит" собиралась приобрести.
Лиз Виллис предложила Челси присмотреть за Эбби в ее отсутствие. Челси была знакома с ней давно, но подружились они лишь после рождения Эбби. Лиз, чей двухлетний малыш резвился на лужайке, уверила Челси, что с радостью воспользуется возможностью снова подержать на руках младенца, ведь ее сын вырос так быстро! Эбби была сыта, и Челси решила, что за те двадцать минут, которые потребуются ей, чтобы съездить к Хантеру и вернуться, девочка не доставит доброй Лиз особых хлопот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Какая прелесть! – восхищенно воскликнула она.
– Детям нравится их заводить, – улыбнулся итальянец.
Челси, осененная внезапной догадкой, подошла к часам и стала нетерпеливо оглядывать их со всех сторон в поисках ключа. Спиной она чувствовала, что все четверо мужчин, не исключая и Оливера, смотрят на нее во все глаза. Ключа нигде не было видно, и она стала неторопливо, тщательно ощупывать корпус часов. Ключ, как оказалось, помещался в углублении позади одного из домиков. Она вынула его и, положив на ладонь, принялась с интересом рассматривать.
Верхняя часть его представляла собой две крохотные медные тарелки, сложенные вместе, а бородка оказалась такой же гладкой и ровной, как и у ее ключа. Один был сделан из серебра, другой из меди. Но на этом различия между ними заканчивались. Оба ключа были выполнены в форме музыкальных инструментов и если не одной и той же рукой, то по крайней мере представителями одной школы.
Выходит, Зи солгал ей. Он наверняка видел этот серебряный ключ и знал, откуда тот взялся. Поняв по поведению трех отцов города, что ему следует отрицать это, он не посмел ослушаться их безмолвного приказа. Больше она пока ничего не сможет добиться ни от кого из них. Но то, что она нашла и тщательно осмотрела ключ от настенных часов, красноречивее всяких слов сказало им, что она на верном пути. Что ж, для начала и этого достаточно.
Она благоговейно вставила ключ от часов в отверстие в деревянном корпусе и не спеша повернула его несколько раз. Часы ожили. Любуясь этим великолепным произведением искусства, она склонила голову набок, не в силах отвести глаз от старинного циферблата, от изящных фигурок и маленьких домиков. Но вот человечки спрятались, и, сунув медный ключ в углубление за домиком, она подошла к двери.
Взявшись за дверную ручку, она оглянулась. Все четверо поспешно отвели глаза.
– В следующий раз я принесу вам пончиков, – пообещала она и, одарив их лучезарной улыбкой, вышла на улицу.
Поначалу Челси горячо обсуждала с Джаддом возможности, которые могло дать ей это случайное открытие. Оба сходились на том, что оно знаменовало собой важный шаг на пути к обнаружению истины. Но мало-помалу разговоры эти как-то сами собой иссякли, уступив место повседневным, будничным делам. Оба они были заняты работой, уходом за малышкой и… друг другом.
Джадд никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Боль его недавней утраты постепенно утихала и, с нежностью вспоминая покойного отца, он осознавал, что огромное место, которое занимал в его жизни Лео, заполнили собой Челси и Эбби.
Он был просто без ума от малышки. Ему всегда хотелось иметь детей, но до рождения Эбби он не представлял себе, какое это счастье – быть отцом. Поначалу он считал источником своей любви к ребенку лишь ту помощь, которую он оказал Челси в при родах. Но со временем он вынужден был пересмотреть эту точку зрения. Уход за младенцем – тяжелый, изнурительный труд. И если бы его привязанность к Эбби основывалась лишь на том волнующем, но давно миновавшем событии, он наверняка уже устал бы от непрекращающихся повседневных забот о ней и постарался уклониться от них. Но все обстояло иначе. Чем старше становилась Эбби, тем большую радость доставляло ему общение с ней.
Она была очаровательным ребенком с тонкими чертами лица и рыжевато-каштановыми волосами, которые, густея и становясь длиннее, напоминали уже не птичий пух, а роскошный, нежный шелк. С первых дней своей жизни она отличалась спокойным, ровным характером, плакала редко и почти не беспокоила его и Челси по ночам. Теперь она уже узнавала его и, когда он входил к ней в комнату, улыбалась ему радостной улыбкой, обнажавшей беззубые десны. Он умел успокаивать ее, когда она кричала, умел заставить ее смеяться, знал, какие игрушки она любит, а какие – нет. Она уверенно держала головку и, сидя у него на руках, с живым интересом глядела по сторонам. Всем своим поведением она давала ему понять, что он для нее второй по значению человек после Челси, и это наполняло его сердце гордостью, сознанием своей причастности к воспитанию маленького человека, не похожего на всех остальных.
Челси любила его. Она неустанно окружала его знаками своей глубокой привязанности и нежной, искренней любви. Он видел и ценил это и отвечал ей тем же. Так глубоко и преданно он никогда еще не любил ни одну женщину. Когда-то Челси уверяла его, что следует наслаждаться настоящим, не заботясь о будущем, но он ни в коем случае не разделял подобных взглядов на то, что связывало их троих.
Его не покидали тревожные мысли о будущем, о том, что ждало их впереди. Скоро наступит июнь, и им с Челси предстоит решить, останутся ли они вместе или разъедутся по разным городам.
Теперь, когда он наконец был свободен в выборе работы и мог покинуть Норвич Нотч, служба в "Плам Гранит" по-настоящему увлекла его. За последний год компания неузнаваемо изменилась. Штат ее сотрудников увеличился более чем вдвое, и Джадду теперь постоянно приходилось решать сложные, ответственные задачи, связанные с такими объемами продукции, такими людскими ресурсами, о которых прежде он не смел и мечтать. Он целые дни неотлучно проводил в своем офисе, что вполне устраивало его – ведь Челси и малышка находились наверху, как раз над его головой. За ходом работ следил теперь Хантер, спускаясь то в один, то в другой карьер и давая указания каменотесам, как прежде делал Джадд.
Хантеру с некоторых пор приходилось также возить на работу Оливера.
– Ты что, с ума спятил? – изумленно воскликнул он, когда Джадд впервые заговорил с ним об этом. – Старикана инфаркт хватит, если я сяду за руль грузовика!
– Ничего, он привыкнет.
– А ты что же?..
– Я ведь все время в городе. А вы с Оливером разъезжаете по шахтам и карьерам. Ну не смешно ли мне бросать работу, чтобы отвезти его туда, а потом, снова оставив свои дела, мчаться за ним к карьерам, когда вам с ним все равно по дороге?!
– Он не согласится.
– Да у него просто не будет другого выхода!
До Джадда стали доходить слухи о перебранках, которые устраивали Хантер с Оливером во время этих поездок. Он от души веселился, считая большой удачей уже то, что отец с сыном до сих пор не поубивали друг друга.
Он был уверен, что со временем они станут относиться друг к другу значительно терпимее. Обоих было за что уважать. Оливер прекрасно разбирался в граните, Хантер великолепно знал возможности каждого из рабочих. Они нуждались друг в друге и, сделав лишь незначительные взаимные уступки, неизбежно должны были признать это. Но идти на уступки никто из двоих пока не собирался.
Джадд считал, что Хантер имеет все основания быть недовольным отношением к нему Оливера. Он был уверен, что Оливер – его отец и по праву требовал, чтобы тот официально признал его своим сыном. Вскоре Джадд узнал, что в баре "У Крокера" кое-кто стал отпускать в адрес Хантера злые, циничные шутки.
С некоторых пор Джадд перестал быть завсегдатаем этого бара. Он теперь завтракал и ужинал вместе с Челси у нее дома и лишь изредка забегал к Крокеру, чтобы поболтать с друзьями за кружкой пива.
Но Крокер знал, где его искать, и однажды вечером в середине апреля позвонил ему в Болдербрук. Джадд только что принес малышку в кровать к Челси для последнего вечернего кормления, при котором он так любил присутствовать, но в это время зазвонил телефон. Через двадцать минут Джадд уже входил в кабинку, где сидел Хантер, склонив голову над кружкой с пивом.
– Я слыхал, здесь произошло небольшое недоразумение, – сказал он, глядя на осколки стекла, которые Крокер сметал в пластмассовый совок, что-то недовольно бурча себе под нос.
Хантер поднял на него глаза, в которых блестели слезы.
– Это не моя вина, – сказал он, снова уставившись в свою кружку.
– А чья же тогда?
– Фликетта.
Крокер сообщил Джадду по телефону, что Фликетт отправился домой с разбитым носом, Джаспер Кемпбелл – с поломанным ребром, а Джонни Джонс – с распухшей и посиневшей верхней губой. Хантер, похоже, вышел из потасовки с единственным синяком, багровевшим на его скуле.
– Сукин сын! – воскликнул Хантер. – Сказал, что я пресмыкаюсь перед стариком. Так его мать!
Джадд молча откинулся на спинку стула. Нед Фликетт наверняка хлебнул лишнего. У него язык не повернулся бы сказать такое, будь он трезв.
– Очень мне надо перед ним пресмыкаться! – продолжал Хантер. Джадд знал, что теперь, вволю намахавшись кулаками, он утратил былую агрессию и впал в меланхолию. – Оч-ч-чень мне надо перед ним пресмыкаться! Я получил бы эту работу, даже если б ни черта в ней не смыслил. По праву р-рождения!
Джадд благодарно кивнул Крокеру, поставившему перед ним кружку пива, и сделал большой глоток.
– И ни разу не признался в этом! Старый хрыч! Только следит за мной своими сов-виными глазами! А я знаю работу лучше, чем любой другой в этих п-п-поганых карьерах! – Помолчав с минуту, он с угрозой произнес: – Я когда-нибудь возьму да и взорву эту чертову забегаловку. Пусть все они взлетят на воздух!
Джадд уже не однажды слыхал это из его уст. Взорвать бар было любимой угрозой Хантера.
– Я это сделаю, черт возьми! – бормотал Хантер. – Взрывчатка у меня есть. Пользоваться ею я умею! Что старикан скажет мне на это? А? – Мотнув головой, он с усилием открыл слипавшиеся глаза. – А вот увидишь, то же, что всегда! – И, передразнивая Оливера, он заговорил скрипучим голосом: – Ничего из тебя путного не получится, Хантер Лав! В твоей башке нет и никогда не было мозгов! Просто не знаю, почему я до сих пор не выставил тебя в шею! – Понизив голос до шепота, он заговорщически подмигнул Джадду. – Он терпит меня ради моей матери! Он выставил ее в эту лачугу, дал ей музыку и бросил на произвол судьбы!
Джадд знал, что Хантер любил музыку и хорошо разбирался в ней. Интерес к классической музыке сумела привить ему Кэти Лав за те недолгие годы, что им довелось прожить вместе. Пристально взглянув на Хантера, он заметил, что в глазах того стояли слезы.
– Она потеряла ее. Это свело ее с ума!
Джадд нахмурился.
– Кто кого потерял?
Хантер откинул голову назад.
– Она плакала по ночам, вспоминая о ней. А если я плохо вел себя, говорила, что лучше бы ей было поменять нас местами. Но было уже с-с-слишком поздно!
Внезапно на память Джадду пришла одна из новых идей Челси, которой она поделилась с ним совсем недавно. Она предположила, что Кэти Лав сумела выдать ее, тайно рожденную какой-то неизвестной женщиной, за своего ребенка, и передать усыновителям, и таким образом смогла оставить Хантера у себя. Подобное представлялось Джадду маловероятным, но теперь слова Хантера поневоле заставили его серьезнее отнестись к этой теории.
– Кого и с кем поменять местами? – мягко спросил он, но Хантер, не слушая его, говорил сам с собой.
– Она всегда плакала, вспоминая о ней, в мой день рождения! Двое! И всегда ставила две свечи! И заставляла меня задувать обе! Я не хотел этого делать, я ее ненавидел, но приходилось слушаться, иначе она заталкивала меня в нору! – Подняв глаза на Джадда, он спросил: – Я тебе рассказывал о норе?
По телу Джадда пробежал озноб.
– Да. Я слыхал от тебя о ней.
– Нет. О норе я тебе не говорил.
– Говорил.
– Нет-т. Я рассказывал тебе про чулан. А это совсем другое. Длиннющая темная нора. Там не было ничего, кроме грязи и пыли. Там, должно быть, скрывались сотни беглых рабов. Я все время боялся наткнуться на чьи-нибудь кости, но там даже и костей не оказалось! – Издав пьяный смешок, он продолжал: – Потому что там было слишком темно! Ни ч-ч-ерта не видно! Оч-ч-чень темно. И нора была длинная-предлинная!
Он снова посмотрел в свою кружку. Джадд по опыту знал, что, сделав еще два-три глотка, Хантер поникнет головой и погрузится в беспробудный пьяный сон. Тогда ему придется, взяв его под мышки, дотащить до своей машины и отвезти домой.
– Ты хотел бы иметь сестру? – спросил его Хантер. Джадд пожал плечами:
– Признаться, я никогда не задумывался об этом.
– Она была бы оч-ч-чень хорошей сестрой!
– Кто?
– Челс-си.
Джадд усмехнулся. Челси никак не устроила бы его в роли сестры. Он привык воспринимать ее в совершенно ином качестве.
Хантер погрозил ему пальцем.
– Б-брось свои грязные мысли! Как не стыдно!
– Время-то для таких мыслей самое подходящее! – снова усмехнулся Джадд.
– Малышка так на нее похожа!
Джадд не раз отмечал несомненное сходство девочки с Челси. У них был одинаковый цвет волос, одинаковая матово-бледная кожа, одинаковое выражение широко расставленных глаз. Но в то же время он был глубоко убежден, что в Эбби следует видеть только ее и никого другого. Ее личность была уникальна и неповторима. Даже сейчас, в три месяца, это отчетливо проявлялось в ее движениях, жестах, привычках, симпатиях и антипатиях.
Хантер коснулся пальцем своего подбородка. Это удалось ему не сразу. Сперва он задел себя по щеке, затем – по нижней губе, и только с третьего раза ему удалось поместить дрожащий палец куда следовало.
– Вот это место у девочки точь-в-точь как у нее! – пробормотал он.
– Подбородок? Разве?
Хантер кивнул. Его отяжелевшие веки сами собой опускались на глаза. Борясь со сном, он промычал:
– У меня есть кар-ртин-ки.
Джадд допил свое пиво, отставил кружку в сторону, поднялся на ноги и взял Хантера за локоть.
– Я рад за тебя. – Он вытащил Хантера из кабинки и поволок к машине.
– Ты, наверно, думаешь, что я пьян?
– Да, эта мысль приходила мне в голову.
– Я покажу тебе свои картинки! – сонно пообещал Хантер.
Но выполнить свое обещание ему не довелось. Когда Джадд подвез его домой, он уже спал беспробудным сном, а наутро не помнил ни слова из их разговора в кабинке бара Крокера.
Наступил май. На городских лужайках распустились первые цветы. Солнце пригревало уже почти по-летнему.
Весь город, судьба которого была неразрывно связана с гранитной компанией, ждал, в чьих руках окажется "Плам Гранит" через месяц с небольшим.
Совсем недавно было заключено несколько новых крупных контрактов. К работе приступили двенадцать вновь нанятых каменотесов. Добыча и обработка гранита велись теперь круглосуточно. Шум в карьерах не смолкал ни на минуту.
Челси уже давно чувствовала себя в Норвич Нотче как дома. Давно канули в прошлое времена, когда она страдала от враждебности и равнодушия окружающих. Она обрела здесь свою поистине великую любовь и очень много дружеских контактов. Кроме Хантера и Донны, которые были частыми гостями в Болдербруке, к ней с симпатией и теплотой относились Венделл с семьей, его ближайшие друзья и вообще почти все жители Корнера. Захоти она этого, ей без труда удалось бы добиться мандата члена Городского управления.
Политическая карьера нисколько не прельщала Челси, но любовь и доверие горожан были для нее поистине бесценным подарком. Когда она проезжала по улицам, многие издалека приветственно махали ей руками и раскланивались с ней, некоторые открывали двери своих домов и, когда она притормаживала, дружески зазывали ее на чашку чаю. Она лишь теперь сполна прониклась подлинным очарованием этого тихого городка, главное богатство которого составляли его жители, простые, добрые и отзывчивые.
Чем ближе подходил срок ее отъезда, тем меньше ей хотелось покидать эти места. Так хорошо, свободно и уютно она еще нигде и никогда себя не чувствовала.
В тот день солнце светило так ярко, что Челси решила в свой обеденный перерыв выйти с дочкой на лужайку. Эбби лежала в коляске, обхватив свою крохотную ступню обеими пухлыми ручонками, и с интересом смотрела по сторонам. На лужайке гуляли несколько молодых матерей с детьми. Потеснившись, они освободили для Челси место на солнечной стороне длинной скамьи.
Челси с улыбкой вспомнила Сидру. Та непременно увидела бы в этом очередной знак. На сей раз – того, что Челси обрела, наконец, свое место в жизни.
Вдруг она увидела, что к скамье торопливо приближается какая-то женщина и, приглядевшись, узнала в ней Маргарет.
Челси встревожилась. Не иначе как в ее отсутствие случилось что-то непредвиденное. Маргарет уже неделю добровольно выполняла обязанности Ферн, уехавшей погостить к сестре в Западную Виргинию.
Маргарет сообщила ей, что в офис звонил Хантер и просил ее срочно приехать к нему в овраг Хакинса – земельный участок, который "Плам Гранит" собиралась приобрести.
Лиз Виллис предложила Челси присмотреть за Эбби в ее отсутствие. Челси была знакома с ней давно, но подружились они лишь после рождения Эбби. Лиз, чей двухлетний малыш резвился на лужайке, уверила Челси, что с радостью воспользуется возможностью снова подержать на руках младенца, ведь ее сын вырос так быстро! Эбби была сыта, и Челси решила, что за те двадцать минут, которые потребуются ей, чтобы съездить к Хантеру и вернуться, девочка не доставит доброй Лиз особых хлопот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58