В руках у одного из вошедших был огромный дипломат, больше похожий на чемодан. Вокруг нарастала паника. С каждым ударом грома давка усиливалась. Но этих двоих все обходили стороной, словно их окружало защитное поле. Скуластые азиатские физиономии оставались непроницаемо бесстрастны.— Они! — уверенно прошептал Ахмет.— Точно! — Бай прищурился. — Полные отморозки!Краб тоже кивнул. Хотя и не глядя. Его на данную минуту интересовал только игровой автомат. Точнее, его содержимое. Он зацепил вентиляционную сетку крепким желтым ногтем и оторвал. Из глубины механического производителя азарта на братка уставились глаза.Краб торжествующе зарычал, узрев спрятанного внутри человека и маленький пульт с кнопками.Двое с чемоданом, уверенно прорезая толпу, направились в сторону комитета по встрече. Табличка в руках Ахмета их явно заинтересовала. Подойдя поближе, они остановились. Бай тяжело спрыгнул с «однорукого бандита» и галантно улыбнулся гостям города:—Хау ду ю ду?Предполагалось, что высокие гости должны владеть английским.— Сенк, ю. Уи а файн, — ответил носитель чемодана тихим голосом.Рядом с президентом фирмы «Буллит», наглухо исчерпавшим свой английский словарный запас, приземлился Ахмет с табличкой.— Че эти чурки базарят, шеф?Высокие гости переглянулись, но остались равнодушно-неподвижны. Господин Бурков неприметно вздрогнул. За левый базар можно было ответить перед иностранной братвой по полной программе. Однако гости не реагировали, продолжая разглядывать табличку в руках у Ахмета. Вид рогатой лошади их явно тревожил.Браток покачал табличкой перед носом азиатов. Те синхронно повели из стороны в сторону глазами. Почему-то они были одеты в унты и полушубки. «Маскируются!» — понял Бай. Ахмет хохотнул:— В натуре, вылитые чукчи! — Он растопырил перед собой пальцы в интернациональном мафиозном приветствии. — Але, пацаны, вы че и правда — якудза?!Распальцовка у него вышла на славу. Отведенные в стороны мизинцы, указательные и большие пальцы сложились в ветвистые рога. Внезапно от невозмутимости гостей не осталось и следа. Перемена произошла в одно мгновение. Раскосые глаза из щелочек превратились в абсолютно круглые беспощадные прицелы, налитые кровью. Чемодан со стуком упал на пол. Пальцы чужаков побелели, сжимаясь с хищным треском в суставах.— Панты? — хрипло шепнул один.— Панты! — быстро кивнул другой.Движения их были стремительны, почти неуловимы. Хруст и потрясенное мычание Ахмета слились воедино. Пальцы братка, выломанные из суставов, повисли обиженными прутиками.— Сам ты чукча, — тихо сказал представитель загадочной, невыразимо крутой, самой таинственной мафии мира на чистом русском языке.Бай ошеломленно уставился на скулящего Ахмета. Расчет на его роль в облегчении гостям адаптации оправдался полностью. Гостям явно стало легче. Господин Бурков спрятал руки в карманы и решился переспросить:— Якудза?Впрочем, вопрос был риторическим. У обоих гостей не хватало по мизинцу на левой руке. Он регулярно смотрел телевизор. В далекой Японии резали пальцы за малейшую провинность. Так что сомнений не оставалось. Гости одновременно полезли во внутренние карманы полушубков. Бай замер, вдруг ощутив себя спарринг-партнером Майка Тайсона на разминке. Но на свет появились обычные, ничем не примечательные очки. Спрятав пустые холодные глаза за нереально выпуклыми линзами, один из азиатов небрежно кивнул:— Мы — якутса. — На его лице мелькнула тень улыбки.Но Бай иронии и игры слов не уловил. Он облизал пересохшие губы и внезапно спросил:— А что в чемодане?— Панты, — гордо хмыкнул второй гость. — На весь Питер хватит. Ты не ходи за нами. Не надо.Два невысоких, но очень крутых пассажира рейса № 412 «Якутск — Санкт-Петербург» развернулись и пошли к выходу. В город, на поиски нового тойона, прибыли Сократ и Диоген, по ходу дела успевшие стать «Якутса» для местной братвы.Ахмет тихо скулил в стороне.— Че за дела-то, Бай?! Нормально встретил пацанов. Без понтов. Им че, все можно? Че пальцы-то ломать?!Бай остался на месте. Он стоял рядом с подвывающим Ахметом и завороженно шептал в спину уходящим:— Вот именно. Не хер пальцы ломать. У них у самих — понты чемоданами…За его спиной истерично зазвенел «однорукий бандит». Перекрывая гам зала ожидания, механический голос объявил под сияние красочной панели над автоматами:— Дже-е-ек По-от!!!За стенкой автомата кто-то протяжно завыл. Довольный Краб спрыгнул с крыши аппарата и захохотал:— Во как надо играть!Президент фирмы «Буллит» развернулся и коротким хуком слева дисквалифицировал его в челюсть… А что делать, когда такие дела и понты чемоданами? Глава 12ЛЮБОВЬ И… «ЗАПОРОЖЕЦ».
Следствие по делу доктора Люды началось с неудачной попытки проникновения в больницу. Он вошел в приемный покой под раскаты грома. На улице бушевала гроза. Злобная гардеробщица вычленила Альберта Степановича из череды посетителей по неизгладимой печати интеллигентности в облике и грязным ботинкам.— Слышь, ты, в очках! — гаркнула ядовитая старушенция, безошибочно не ожидая отпора. — Куда без сменной обуви?!Для тех, кто не взял с собой тапочки, в гардеробе имелись так называемые бахилы. Вручение их посетителям за наличный расчет было местным гардеробным бизнесом. Знай Потрошилов, что таким образом ему собираются продать по пять рублей мятые синие мешочки на ноги, он мог бы среагировать по-другому. Но Алику, как обычно, стало стыдно за чужую грубость. Он гордо и быстро развернулся к выходу, храня инкогнито. Конечно, можно было взмахнуть перед носом сторожевой бабы-яги удостоверением. В таком случае проблемы со сменной обувью отпали бы, будто любой милиционер стерилен от рождения. Но злоупотребление данной ему народом властью для Потрошилова было неприемлемо. Он покинул больницу, шепча про себя романтическую зарисовку к сонету:К тебе пришел однажды в кедах,А надо было в полукедах.Без тапок я, моя любовь,И не увидеться нам вновь…Валентина Петровна накрасила губы. Этим регулярно занимаются миллиарды женщин планеты. Но для мамы Альберта Степановича Потрошилова это был Поступок. За долгие годы педагогической деятельности она приобрела стойкое неприятие косметики как показателя распущенности и где-то даже грехопадения. От неприличности производимых действий постукивало сердце и дрожали руки. Неуверенными движениями она нанесла на ресницы комочки туши. Процесс не доставлял удовольствия. Впрочем, как и результат.Если бы не обстоятельства, Валентина Петровна никогда бы не взялась за помаду, обойдясь мазком пробки от духов «Красная Москва» за ухом. Однако обстоятельства требовали парадного антуража. Покорившись неизбежности, она изобразила лихую улыбку и жирно обвела брови. Получилось достаточно ярко и празднично. С каким-то болезненным наслаждением Валентина Петровна напудрила щеки. В зеркало на нее уставилась незнакомка, похожая на… Ну, на кого-то из актрис.Неожиданно ощутив себя свободной женщиной, совершающей отчаянные поступки, она пошла вразнос и одела серьги. Затем пришла очередь гардероба. К ярко-желтой блузке удивительно подошла голубая юбка и бордовые туфли. Картина вышла на редкость гармоничной.В момент пика визажа хлопнула входная дверь. Из погони за безразмерным счастьем вернулся любимый сын Алик. Валентина Петровна торопливо сдернула салфетку со стола. Посередине стоял салат оливье. Рядышком таинственно светилась мутным зеленым стеклом бутылка шампанского. Альберт Степанович заглянул на кухню и, мельком мазнув взглядом по непривычному натюрморту, вежливо сказал:— Здрасьте, а где мама?Валентина Петровна загадочно улыбнулась:— Проходи, сын. Есть разговор.Белобрысый ежик на голове влюбленного сыщика зашевелился от рвущегося наружу потока сознания. Потрясающий вид мамочки ввел его в ступор. Привычка к логическому осмыслению событий подвела. Алик натужно кашлянул и родил первый пришедший на язык вывод:— Поймали бен Ладена ?Мама сделала шаг вперед. Для более продолжительного дефиле места на кухне не было. Но и этого хватило. Потрошилов дрогнул и отступил в коридор. Когда привычные и незыблемые вещи меняются без предупреждения, любой может запаниковать.— Альберт, — укоризненно сказала Валентина Петровна, — будь мужчиной! Мой руки и за стол.Мир, меняющий очертания, перестал качаться в неизвестном направлении и остановился. Знакомые интонации вернули все на свои места. Алик облегченно кивнул и юркнул в ванную.Нескромный семейный ужин с шампанским начался с потрясающего заявления Валентины Петровны. Она пристально всмотрелась в осунувшееся лицо любимого чада и произнесла:— Альберт, нам нужна машина!С тем же успехом она могла надеть вазу с салатом себе на голову. Алик от изумления поперхнулся шампанским, чуть не рухнув со стула. Когда кашель прошел, он, робко глядя на незнакомую маму снизу вверх, спросил:— Зачем?Валентина Петровна закатила глаза к потолку. Там посреди желтоватой поверхности красовались ржавые разводья. Соседи сверху регулярно заливали Потрошиловых. То при стирке пеленок, то при купании очередного новорожденного… Она опустила взгляд на кашляющую надежду семьи и непреклонно отчеканила:— В оперативных целях!Обсуждение предстоящей покупки затянулось заполночь. Алик, пережив шок от маминых метаморфоз, был рассеян. Валентина Петровна, наоборот, дышала энергией конкретных решений.— Мама, машина — это постоянный ремонт, — нерешительно бормотал он.— Альберт, не бубни. Мы живем в двадцать первом веке. Сейчас очень много надежной техники. И неприхотливой! — уверенно убеждала она.— Бензин дорогой.— Но есть малолитражки.— Я попаду в аварию!— Мы купим что-нибудь небыстрое!— В городе пробки!— И маневренное!Очень трудно спорить с женщиной. Особенно с бывшим учителем, в совершенстве владеющим дедукцией. Тем более когда в душе с ней согласен. Альберт Степанович сломался в час ночи.— Хорошо, мама, — сказал он, — пусть будет машина.Валентина Петровна облегченно выдохнула. Со щек слетело розовое облачко пудры. Расчет оказался верен. Теперь загадочной Люде было не уйти. Оставались мелкие технические детали.Предъявленные к средству передвижения требования нужно было совместить в одном аппарате. Мама уверенно отличала грузовик от автобуса. Алик — «Жигули» от «Волги». Пришлось прибегнуть к помощи справочной литературы. В качестве таковой они использовали газету «Из рук в руки». По фотографиям удалось кое-как разобраться в мешанине из «мерседесов» и неведомых «лексусов».— Иномарка нам не подойдет! — жестко заявила Валентина Петровна. — Слишком заметно.— И дороговато! — добавил Алик.При детальном рассмотрении выяснилось, что идеальных машин практически нет. «Волги» потребляли жуткое количество бензина, «Москичи» все находились в аварийном состоянии, а «Жигули» развивали совершенно неподходящие для слежки скорости.— Тупик! — констатировал Альберт Степанович, огорченно доедая салат оливье.— Нашла! — радостно вскрикнула мама. — Вот!Маленькой колонкой в дальнем углу газеты шла информация о «Запорожцах».— Иномарка, — с сомнением сказал Алик.— Значит, надежная.— Маленькая.— Незаметная. В оперативных целях — то что надо!Выяснилось, что «Запорожец» обладает всеми достоинствами, не присущими остальным автомобилям. Выбранная модель была маневренна, как велосипед, проста в управлении и почти не потребляла бензина.— Дороговато? — прибег к последнему аргументу Алик.Валентина Петровна решительно извлекла из бельевой корзины шкатулку с семейными сбережениями.— Спокойно! Будем брать!Для достижения поставленной цели ей не жалко было всех накоплений за последние пять лет. Но все и не понадобились.— Триста тридцать долларов! — небрежно процедила мама. — Мы на колесах!Алик бросил взгляд на цену выбранного «Запорожца». Оперативная машина стоила триста условных единиц. Запас был. Глава 13СВЕЖАЯ ВОНЬ СВОБОДЫ
Из пункта «А» в пункт «В» вышли два человека. У них было три глаза, три ноги и сто тридцать лет на двоих. Сорок из них — строгого режима. Шел дождь, дорогу размыло. Сильный встречный ветер сбивал дыхание… Внимание, вопрос! Как быстро доберутся два зэка из аэропорта Пулково до Питера, если они не ели два дня и у них нет денег? Правильный ответ, раумеется, — никогда.Но это были Моченый и Гнида, что в корне меняло дело. Огромный опыт пеших прогулок подсказывал им из глубины души: дождь — не снег, а плюс двадцать в тени — не минус пятьдесят на солнце. Курорт! И потом, дождь в дорогу — хорошая примета.— Помнишь, в Чите? В семьдесят втором? — Моченый хмыкнул и перекинул мокрый рюкзак на другое плечо. — Так же в дождь уходили.— Я тогда хавку пер. [Нес еду (жарг.)) — Гнида жадно сглотнул слюну, живо представив лоснящиеся от солидола банки с тушенкой. Ему очень хотелось есть.— До самого Ленинграда соскочили. Три месяца тогда гужбанили Гуляли от души (жарг.)
. — От воспоминаний Моченый посветлел лицом. — Я тогда на филиал Центрального заряжался Планировал ограбление (жарг.)
.— В «Астории», помню, — шкалик и котлетка по-киевски. — Гнида жадно втянул ноздрями воздух, засасывая несколько капель воды.— Другая сила тогда во мне была, другая. — Моченый замолчал и принялся остервенело втыкать костыль в придорожную жижу.Гнида посмотрел на широкую спину пахана и подумал, что таким тычком он спокойно проткнет кого угодно и даже не заметит.— Так мы и жрали тогда по-другому, — попытался он сменить тему и хохотнул: — «Корову» надо было в аэропорту прихватить. Шашлычок, то-се.Внезапно, Моченый остановился. Его спина напряглась. Гнида оказался зажат в тисках. С одной стороны — Пулковские высоты, с другой — спина пахана. Деваться ему было некуда. Он замер.— Ты уже раз «корову» брал. — Моченый медленно повернулся и приоткрыл повязку на глазу. — А я теперь без шнифта и без кегли! Это че, кайф такой? Торчишь, халда?! Может, тебе налить как богатому?! Избить (жарг.)
.Гнида опустил голову, стараясь держать в поле зрения костыль. Голод, дождь и разбушевавшийся пахан — все это было жутко до смерти. В прямом смысле. Но за пазухой лежал пухлый конверт и ключи в новую жизнь, а потому умирать не хотелось. Он буркнул:— Ладно, папа. Не стучи кадыком. Лажа вышла.Моченый пристроил повязку обратно на глаз, мгновенно успокоившись.— Хорош канителиться. — Он покрутил головой по сторонам. — А жрать-то, в натуре, охота. Че Паук тебя подзывал? Отломил капусты и ключ от хазы?Гнида как обычно открыл рот. Моченому это понравилось.— Тебе уж скоро семьдесят стукнет, Санек, а все ни хрена в калгане нету. — Он страшно улыбнулся и показал изъеденные цингой десны. — Паук с закона соскочил. Без сходняка. Сам. А за это — откат положен. Вот он мне конверт втихую и отдакнул. Кто знает, че у него за терки на воле? Теперь нас к нему не пришьют. Побазарили, посрались да разошлись вроде. Усек?Гнида кивнул. Пахан ткнул пронзительным взглядом единственного глаза в преданное лицо шестерки и поставил точку в разговоре:— Вот поэтому я — Моченый, он — Паук. Хоть и бывший. А ты — …Санек.Моченый снова развернулся на одной ноге и похромал в Санкт-Петербург. * * * Пухлый пакет вскрыли в кабинке общественного туалета. Причем именно в кабинке. Вдвоем. В одной. Одинокая, голубенькая, она стояла прямо по среди улицы, а полупьяная тетка рядом продавала билеты, как в «Комнату смеха» парка аттракционов. С Моченого и Гниды денег она не взяла со словами: «У меня у самой такой инвалид». Потом подумала и добавила: «На шее». Ей видно показалась мало, и женщина подвела черту: «Чмо!»— Давайте по-быстрому. Ссыте на брудершафт и ковыляйте отсюда. Вам, деды, стесняться-то уж нечего.Спорить с ней не было смысла. Садиться за мочилово левой ботвы не хотелось. Поэтому кореша молча протиснулись в вонючую мокрую кабинку и вскрыли конверт. Непонятные зеленые листочки сначала хотели слить в парашу. Потом решили, что Паук, конечно, сука, но не до такой степени, чтобы подсунуть бесполезные бумажки! Решили повременить и прикинуть чего-нибудь к носу. Или кого-нибудь.Странную капусту рассовали по карманам.. В конверте отыскали ключ, приклеенный скотчем к листку бумаги. Моченый долго рылся в своем рюкзаке, затем вытащил оттуда очки с одним стеклом и пристроил их на носу. Гнида заржал. Ему было страшно до смерти, но удержаться он не мог. Нервный хохот рвался носом и через плотно сжатый рот.Моченый смотрел на него поверх очков и решал для себя непростую задачку. Что сделать? Утопить Гниду в унитазе и остаться на всем белом свете одному? Или признать, что он — старый человек с плохим зрением, причем на один глаз. Здраво рассудив, пришлось выбрать второе.— Притихни! — беззлобно прошипел он. — А то подумают, что тебе со мной хорошо.«Прости-прощай, кореш. Эта малява — крайняя. Я оттолкнулся за бугор. Бабки на подогрев отстегнул без пурги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Следствие по делу доктора Люды началось с неудачной попытки проникновения в больницу. Он вошел в приемный покой под раскаты грома. На улице бушевала гроза. Злобная гардеробщица вычленила Альберта Степановича из череды посетителей по неизгладимой печати интеллигентности в облике и грязным ботинкам.— Слышь, ты, в очках! — гаркнула ядовитая старушенция, безошибочно не ожидая отпора. — Куда без сменной обуви?!Для тех, кто не взял с собой тапочки, в гардеробе имелись так называемые бахилы. Вручение их посетителям за наличный расчет было местным гардеробным бизнесом. Знай Потрошилов, что таким образом ему собираются продать по пять рублей мятые синие мешочки на ноги, он мог бы среагировать по-другому. Но Алику, как обычно, стало стыдно за чужую грубость. Он гордо и быстро развернулся к выходу, храня инкогнито. Конечно, можно было взмахнуть перед носом сторожевой бабы-яги удостоверением. В таком случае проблемы со сменной обувью отпали бы, будто любой милиционер стерилен от рождения. Но злоупотребление данной ему народом властью для Потрошилова было неприемлемо. Он покинул больницу, шепча про себя романтическую зарисовку к сонету:К тебе пришел однажды в кедах,А надо было в полукедах.Без тапок я, моя любовь,И не увидеться нам вновь…Валентина Петровна накрасила губы. Этим регулярно занимаются миллиарды женщин планеты. Но для мамы Альберта Степановича Потрошилова это был Поступок. За долгие годы педагогической деятельности она приобрела стойкое неприятие косметики как показателя распущенности и где-то даже грехопадения. От неприличности производимых действий постукивало сердце и дрожали руки. Неуверенными движениями она нанесла на ресницы комочки туши. Процесс не доставлял удовольствия. Впрочем, как и результат.Если бы не обстоятельства, Валентина Петровна никогда бы не взялась за помаду, обойдясь мазком пробки от духов «Красная Москва» за ухом. Однако обстоятельства требовали парадного антуража. Покорившись неизбежности, она изобразила лихую улыбку и жирно обвела брови. Получилось достаточно ярко и празднично. С каким-то болезненным наслаждением Валентина Петровна напудрила щеки. В зеркало на нее уставилась незнакомка, похожая на… Ну, на кого-то из актрис.Неожиданно ощутив себя свободной женщиной, совершающей отчаянные поступки, она пошла вразнос и одела серьги. Затем пришла очередь гардероба. К ярко-желтой блузке удивительно подошла голубая юбка и бордовые туфли. Картина вышла на редкость гармоничной.В момент пика визажа хлопнула входная дверь. Из погони за безразмерным счастьем вернулся любимый сын Алик. Валентина Петровна торопливо сдернула салфетку со стола. Посередине стоял салат оливье. Рядышком таинственно светилась мутным зеленым стеклом бутылка шампанского. Альберт Степанович заглянул на кухню и, мельком мазнув взглядом по непривычному натюрморту, вежливо сказал:— Здрасьте, а где мама?Валентина Петровна загадочно улыбнулась:— Проходи, сын. Есть разговор.Белобрысый ежик на голове влюбленного сыщика зашевелился от рвущегося наружу потока сознания. Потрясающий вид мамочки ввел его в ступор. Привычка к логическому осмыслению событий подвела. Алик натужно кашлянул и родил первый пришедший на язык вывод:— Поймали бен Ладена ?Мама сделала шаг вперед. Для более продолжительного дефиле места на кухне не было. Но и этого хватило. Потрошилов дрогнул и отступил в коридор. Когда привычные и незыблемые вещи меняются без предупреждения, любой может запаниковать.— Альберт, — укоризненно сказала Валентина Петровна, — будь мужчиной! Мой руки и за стол.Мир, меняющий очертания, перестал качаться в неизвестном направлении и остановился. Знакомые интонации вернули все на свои места. Алик облегченно кивнул и юркнул в ванную.Нескромный семейный ужин с шампанским начался с потрясающего заявления Валентины Петровны. Она пристально всмотрелась в осунувшееся лицо любимого чада и произнесла:— Альберт, нам нужна машина!С тем же успехом она могла надеть вазу с салатом себе на голову. Алик от изумления поперхнулся шампанским, чуть не рухнув со стула. Когда кашель прошел, он, робко глядя на незнакомую маму снизу вверх, спросил:— Зачем?Валентина Петровна закатила глаза к потолку. Там посреди желтоватой поверхности красовались ржавые разводья. Соседи сверху регулярно заливали Потрошиловых. То при стирке пеленок, то при купании очередного новорожденного… Она опустила взгляд на кашляющую надежду семьи и непреклонно отчеканила:— В оперативных целях!Обсуждение предстоящей покупки затянулось заполночь. Алик, пережив шок от маминых метаморфоз, был рассеян. Валентина Петровна, наоборот, дышала энергией конкретных решений.— Мама, машина — это постоянный ремонт, — нерешительно бормотал он.— Альберт, не бубни. Мы живем в двадцать первом веке. Сейчас очень много надежной техники. И неприхотливой! — уверенно убеждала она.— Бензин дорогой.— Но есть малолитражки.— Я попаду в аварию!— Мы купим что-нибудь небыстрое!— В городе пробки!— И маневренное!Очень трудно спорить с женщиной. Особенно с бывшим учителем, в совершенстве владеющим дедукцией. Тем более когда в душе с ней согласен. Альберт Степанович сломался в час ночи.— Хорошо, мама, — сказал он, — пусть будет машина.Валентина Петровна облегченно выдохнула. Со щек слетело розовое облачко пудры. Расчет оказался верен. Теперь загадочной Люде было не уйти. Оставались мелкие технические детали.Предъявленные к средству передвижения требования нужно было совместить в одном аппарате. Мама уверенно отличала грузовик от автобуса. Алик — «Жигули» от «Волги». Пришлось прибегнуть к помощи справочной литературы. В качестве таковой они использовали газету «Из рук в руки». По фотографиям удалось кое-как разобраться в мешанине из «мерседесов» и неведомых «лексусов».— Иномарка нам не подойдет! — жестко заявила Валентина Петровна. — Слишком заметно.— И дороговато! — добавил Алик.При детальном рассмотрении выяснилось, что идеальных машин практически нет. «Волги» потребляли жуткое количество бензина, «Москичи» все находились в аварийном состоянии, а «Жигули» развивали совершенно неподходящие для слежки скорости.— Тупик! — констатировал Альберт Степанович, огорченно доедая салат оливье.— Нашла! — радостно вскрикнула мама. — Вот!Маленькой колонкой в дальнем углу газеты шла информация о «Запорожцах».— Иномарка, — с сомнением сказал Алик.— Значит, надежная.— Маленькая.— Незаметная. В оперативных целях — то что надо!Выяснилось, что «Запорожец» обладает всеми достоинствами, не присущими остальным автомобилям. Выбранная модель была маневренна, как велосипед, проста в управлении и почти не потребляла бензина.— Дороговато? — прибег к последнему аргументу Алик.Валентина Петровна решительно извлекла из бельевой корзины шкатулку с семейными сбережениями.— Спокойно! Будем брать!Для достижения поставленной цели ей не жалко было всех накоплений за последние пять лет. Но все и не понадобились.— Триста тридцать долларов! — небрежно процедила мама. — Мы на колесах!Алик бросил взгляд на цену выбранного «Запорожца». Оперативная машина стоила триста условных единиц. Запас был. Глава 13СВЕЖАЯ ВОНЬ СВОБОДЫ
Из пункта «А» в пункт «В» вышли два человека. У них было три глаза, три ноги и сто тридцать лет на двоих. Сорок из них — строгого режима. Шел дождь, дорогу размыло. Сильный встречный ветер сбивал дыхание… Внимание, вопрос! Как быстро доберутся два зэка из аэропорта Пулково до Питера, если они не ели два дня и у них нет денег? Правильный ответ, раумеется, — никогда.Но это были Моченый и Гнида, что в корне меняло дело. Огромный опыт пеших прогулок подсказывал им из глубины души: дождь — не снег, а плюс двадцать в тени — не минус пятьдесят на солнце. Курорт! И потом, дождь в дорогу — хорошая примета.— Помнишь, в Чите? В семьдесят втором? — Моченый хмыкнул и перекинул мокрый рюкзак на другое плечо. — Так же в дождь уходили.— Я тогда хавку пер. [Нес еду (жарг.)) — Гнида жадно сглотнул слюну, живо представив лоснящиеся от солидола банки с тушенкой. Ему очень хотелось есть.— До самого Ленинграда соскочили. Три месяца тогда гужбанили Гуляли от души (жарг.)
. — От воспоминаний Моченый посветлел лицом. — Я тогда на филиал Центрального заряжался Планировал ограбление (жарг.)
.— В «Астории», помню, — шкалик и котлетка по-киевски. — Гнида жадно втянул ноздрями воздух, засасывая несколько капель воды.— Другая сила тогда во мне была, другая. — Моченый замолчал и принялся остервенело втыкать костыль в придорожную жижу.Гнида посмотрел на широкую спину пахана и подумал, что таким тычком он спокойно проткнет кого угодно и даже не заметит.— Так мы и жрали тогда по-другому, — попытался он сменить тему и хохотнул: — «Корову» надо было в аэропорту прихватить. Шашлычок, то-се.Внезапно, Моченый остановился. Его спина напряглась. Гнида оказался зажат в тисках. С одной стороны — Пулковские высоты, с другой — спина пахана. Деваться ему было некуда. Он замер.— Ты уже раз «корову» брал. — Моченый медленно повернулся и приоткрыл повязку на глазу. — А я теперь без шнифта и без кегли! Это че, кайф такой? Торчишь, халда?! Может, тебе налить как богатому?! Избить (жарг.)
.Гнида опустил голову, стараясь держать в поле зрения костыль. Голод, дождь и разбушевавшийся пахан — все это было жутко до смерти. В прямом смысле. Но за пазухой лежал пухлый конверт и ключи в новую жизнь, а потому умирать не хотелось. Он буркнул:— Ладно, папа. Не стучи кадыком. Лажа вышла.Моченый пристроил повязку обратно на глаз, мгновенно успокоившись.— Хорош канителиться. — Он покрутил головой по сторонам. — А жрать-то, в натуре, охота. Че Паук тебя подзывал? Отломил капусты и ключ от хазы?Гнида как обычно открыл рот. Моченому это понравилось.— Тебе уж скоро семьдесят стукнет, Санек, а все ни хрена в калгане нету. — Он страшно улыбнулся и показал изъеденные цингой десны. — Паук с закона соскочил. Без сходняка. Сам. А за это — откат положен. Вот он мне конверт втихую и отдакнул. Кто знает, че у него за терки на воле? Теперь нас к нему не пришьют. Побазарили, посрались да разошлись вроде. Усек?Гнида кивнул. Пахан ткнул пронзительным взглядом единственного глаза в преданное лицо шестерки и поставил точку в разговоре:— Вот поэтому я — Моченый, он — Паук. Хоть и бывший. А ты — …Санек.Моченый снова развернулся на одной ноге и похромал в Санкт-Петербург. * * * Пухлый пакет вскрыли в кабинке общественного туалета. Причем именно в кабинке. Вдвоем. В одной. Одинокая, голубенькая, она стояла прямо по среди улицы, а полупьяная тетка рядом продавала билеты, как в «Комнату смеха» парка аттракционов. С Моченого и Гниды денег она не взяла со словами: «У меня у самой такой инвалид». Потом подумала и добавила: «На шее». Ей видно показалась мало, и женщина подвела черту: «Чмо!»— Давайте по-быстрому. Ссыте на брудершафт и ковыляйте отсюда. Вам, деды, стесняться-то уж нечего.Спорить с ней не было смысла. Садиться за мочилово левой ботвы не хотелось. Поэтому кореша молча протиснулись в вонючую мокрую кабинку и вскрыли конверт. Непонятные зеленые листочки сначала хотели слить в парашу. Потом решили, что Паук, конечно, сука, но не до такой степени, чтобы подсунуть бесполезные бумажки! Решили повременить и прикинуть чего-нибудь к носу. Или кого-нибудь.Странную капусту рассовали по карманам.. В конверте отыскали ключ, приклеенный скотчем к листку бумаги. Моченый долго рылся в своем рюкзаке, затем вытащил оттуда очки с одним стеклом и пристроил их на носу. Гнида заржал. Ему было страшно до смерти, но удержаться он не мог. Нервный хохот рвался носом и через плотно сжатый рот.Моченый смотрел на него поверх очков и решал для себя непростую задачку. Что сделать? Утопить Гниду в унитазе и остаться на всем белом свете одному? Или признать, что он — старый человек с плохим зрением, причем на один глаз. Здраво рассудив, пришлось выбрать второе.— Притихни! — беззлобно прошипел он. — А то подумают, что тебе со мной хорошо.«Прости-прощай, кореш. Эта малява — крайняя. Я оттолкнулся за бугор. Бабки на подогрев отстегнул без пурги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42