Не из Сумерек.
— Да, и лучшие из нас ошибаются. Когда я заметил этот ляп, было уже поздно. Машинка завертелась, и местами даже слишком быстро. И это привело к некоторым…нежелательным последствиям. До Стеффа ты добраться не должна была, пришлось…
— …уронить мне камень на голову. Как, однако же, интересно получается, — ногти впились в ладонь. — Тот самый ставленник, которого вы навязали Лою, был куклой, не так ли? Куклой, которая будет следить за воспитанником, с тщательно выверенной вами силой сыпать на него удары судьбы, и которую не только очень легко распознать и допросить понимающему человеку, но и так же легко можно заставить распасться? Практически без следов, без тела, с явной отдушкой магического убийства — чем не идеальное устранение? Браво! — процедила я сквозь зубы. Как не старалась я загнать эмоции под замок, они все настойчивее рвались на свободу. Рвались вместе с ветром, который завывал уже у самого уха. Влажный воздух можно было резать ножом. Докатилась буря…
— Ну вот, ты же умная девочка, сама догадалась. Зачем же спрашивать?
— Нет, вы все же говорите. Хочу слышать из первых уст.
— Что там рассказывать… Я лишь подождал, пока вы решитесь вывести своего воспитанника в свет и показал темным пальцем. Все остальное сделали без меня. Ну, разве что, я позволил себе удалить тебя с места действия на станции. Безобидная ложная неполадка в системе. И все.
— Его едва не убили! — крикнула я, наконец, в первый раз в жизни устав от лжи, устав от притворок. — И не смейте говорить, что все-таки не убили! В гробу я видела всю эту вашу философию!
— Смотри на нее как хочешь, — холодно перебил он, — но она сделала свое дело. Это был завершающий этап, проверка на зрелость. И он ее прошел. Точнее, продолжает проходить, — он посмотрел на замок.
— Что?!… — я с тихим ужасом посмотрела вниз. — Что вы сделали?!
— Я — ничего. Это сделала Морана, если ты о Ядре. Она-то, в отличие от прочих, к сожалению, в курсе, на каких лошадок ставлю я. Жаль, я достаточно поздно заметил маленькие проказы моей сестренки, но конечно, Ядро восстановил сразу же. Надо сказать, такой наглости, чтобы лезть своей лапой в Паутину, нет даже у меня. А у Хранителя вот нашлась. И что самое смешное, он прекрасно понимал, что делает и чем это может кончиться. И на данный момент тоже.
— Он — там?!… Боги, да что ж вы делаете! — я рванулась вперед, к краю, пропуская мимо ушей непонятные, лишенные для меня смысла слова.
— Да подожди ты… — он резко схватил меня за плечо. Я дернулась было, пытаясь вырваться, но заглядывая походя внутрь себя, поняла… Я не чувствую его больше. Совсем. На том месте, где должен был сиять яркий маячок, пусто и темно. — А что ты хотела? Паутинные звезды — они коварны. Они не только судьбу меняют, но и человека вместе с ней. Ты его сейчас не найдешь, даже если поставишь на это душу. А потому… спрашивай пока, я отвечу. Надеюсь, хоть это удержит тебя от глупостей.
— Спрашивать? — я резко развернулась ему навстречу. — Что ж, спрошу, поскольку лапши на моих ушах немеряно. Вампир какую роль в ваших планах играл? Он знает слишком много, чтобы быть слепым котенком, как остальные.
— Он? — титан удивленно посмотрел на меня. — Он действовал исключительно по собственной инициативе. Я не имею к этому ни малейшего отношения.
— О, отлично! — рыкнула я. Сказано много чего, кое-что из этого, возможно, даже правда. Чья вот только? Но все это не дает ответа на самый главный вопрос — вопрос, с которого все начиналось. Что случилось тогда — уже не тайна, но почему случилось?… Глухой рык снова вырвался из горла, из-под ногтей показалась кровь. Стоило подумать об этом, и все тщательно выстроенное, возведенное вокруг меня стеной притворное спокойствие разлетелось вдребезги. И во мне есть кровь богов. И я кое-что могу… Клыки заострились, взрезая губы, горячая, цельная волна зародилась где-то глубоко-глубоко и прокатилась по всему телу, заставляя еще крепче сжимать кулаки, зажигая пламя в глазах… «Эту ночь я помню плохо. Может, оттого, что выпил накануне, мне и казалось, что это пьяный кошмар. А может, оттого, что слишком это было близко…к нам. Я до последнего не верил, что это реальность… Да, наверное, только Совет и убедил меня в этом. Да и вы тоже… Что?… Не торопите меня, я и так говорю слишком много, не знаю, что на меня нашло… Да, да. Эти бестелые существа. Они говорили о чем-то… Нет, это Волк говорил с ними. Не знаю, как он их понимал, но пытался о чем-то договориться. Его послушали и потребовали взамен что-то такое… Не помню. А потом, наверное, попытались взять это силой. Наверное… Не знаю. Я плохо помню эту ночь…» Зато я помню ее чересчур хорошо. И чересчур хорошо знаю, что от него могли потребовать. Но за что?… За что, о боги и демоны, вам могла потребоваться эта жизнь?! Я знаю ответ, но хочу услышать его, произнесенным вслух. Ледяной ветер хлестнул по лицу, раздувая огонь внутри до пожара, буря взвыла и закрутилась, с мелким, хлестким дождем, чуть ли не рассекающим кожу, с грохотом ветра и грома, сплетшимися в единую цепь ломаных, взрывных раскатов, с белыми всполохами молний, раскалывающих небо на осколки, с бурлящим багрянцем и чернотой небом. Случайный всполох осветил лицо напротив, близкий раскат заложил уши. Я ровно, с нажимом, задала тот единственный вопрос, который интересовал меня саму, а не Стража во мне:
— В твоей схеме Кай был лишней фигурой. На его место уже был выбран новый Хранитель, идеально подходящий для будущей войны. А он вот мешал, не с теми способностями, не слишком сильный, и отнюдь не послушный… Ведь так?! — крикнула я, крикнула во весь голос, вымещая боль, злость и горечь, перекрывая оглушительный вой ветра.
— Опять за свое? — он медленно повернулся ко мне. И ничего знакомого и человеческого в его взгляде не было. Ледяной холод и презрение существа, привыкшего к подчинению. Да только я не твоя кукла. — Ни одна единица не стоит миллиардов, так что брось свои детские выходки. Хранитель должен выигрывать войну, а не бегать на четырех лапах. Так что — да, он мне мешал. Впрочем, если тебя это утешит, я дал ему шанс доказать, чего он стоит.
— И отправили договариваться о чем? О мире?! С Ними?! — я шипела сквозь зубы, пока сдерживаясь. Пока…
— Никто его никуда не посылал. Он сам выбрал свой путь. И эту глупость, — он презрительно фыркнул, — он совершил самостоятельно. Вы, смертные, всегда сами готовы себя запутать. Он показал, что неспособен вести будущую войну. И сразу же был наказан за свою ошибку. Заметь — я не во что не вмешивался. Я бы даже не вмешивался ни во что, если бы у него получилось. Остался бы он Хранителем, и никто бы его не трогал, но раз он дурак… В конце концов, я дал ему лишь информацию, а как он распорядился ею — его дело и его вина. Что же это за вождь, если он мгновенно не отличит мелкую дезинформацию от правды, оказавшись лицом к лицу с противником? Он продолжал упорствовать в своем заблуждении, из-за чего и поплатился. Все, закончим эту бесполезную тему. Фигуры уже давно другие. Сосредоточься на них.
— Ах, фигуры! Ах, мелкая дезинформация! Экспериментатор хренов! Бросил щенка в воду и ждал — выплывет или нет?! — я кричала, уже почти срывая голос. Горечь едкой волной разлилась в сердце, мешаясь с яростью, заполонившей каждую клеточку, пробуждающей ненависть. Как же я вас ненавижу, о великие мира сего, сукины дети! За то, что ни в грош не ставите нас, за то, что думаете, что знаете все. А главное — за то, что считаете своим правом играть нами по своему разумению. А он ухмылялся. Нагло, глумливо. Якобы и не при чем. Ни при чем?! Пальцы скрутило от желания вцепиться в горло самодовольного Высшего, считающего, что здесь все и вся — его. Ярость, пропитавшая тело, разом вспыхнула, как порох, зажженная болью, разгоревшаяся ненавистью, не гасимая ни разумом, ни волей. Я молнией выхватила меч и рубанула с разворота, ударила резко, рвано, с плеча, со всей силы, ударила, вливая в удар всю ярость, всю боль четырех месяцев.
— Да какое ты право вообще имел?!! — заревела я раненым зверем, у которого пламя ненависти и злости выжигает душу.
Рука окаменела, меч застыл, уже касаясь одежды. Тройная спираль огня окутала, сжала, лишила движения. Осколок выпал из парализованной руки. Тело зависло над землей, а вокруг по спирали бежал живой огонь. Губы предательски скривились. Все зря. Да и на что ты надеялась?… Все мы неравны Высшим. Ни в чем…
Злость ушла, целиком вложенная в один-единственный удар, оставив за собой выжженную пустыню.
— Вы созданы только благодаря мне. Какие еще тебе нужны права? — равнодушный взгляд приколол к месту, как будто огненных тисков было недостаточно. — Я не хочу твоей смерти. Иди, — он махнул рукой, и огонь освободил, отшвырнув прочь. Я покатилась по жесткому камню, отбивая ребра, и остановилась у самого края обрыва, неловко став на четвереньки.
Буря ревела, набирая обороты. Клубящаяся тьма сгущалась, спускалась с гор все ниже и ниже, почти до самой земли. Закручивалась в вихри, рвалась молниями и истекала дождем. И где-то в сердце этой черноты зажигались все новые и новые багровые звездочки, не имеющие никакого отношения к звездам небесным. И мой народ где-то там внизу бился с этими звездами, терял души и истекал кровью, а я ползала в пыли, все еще не веря до конца.
— Мы всего лишь пешки?! — крикнула я сквозь грохот урагана, оттирая с лица пыль вперемежку с дождем.
— Не пешки, — ровно сказал титан, бесстрастно глядя на мои попытки подняться, — Монеты. Кто-то золотая, а там, — он кивнул вниз, на замок, — гость медяков. За них покупают мир.
— Сволочь! — выплюнула я в холодное, мудрое, вечное лицо.
— Другие не лучше, — бросил он. — Я хотя бы пытаюсь вас спасти.
— Ты спасаешь себя, — прошептала я. — И никого больше.
— Да. И ты делаешь тоже самое.
Вот так. Я судорожно вздохнула, чтобы не зарыдать. Горькими, детскими слезами по своей загубленной юности, по своей жизни, отданной служению непонятно чему. По чужим, далеким и близким мне жизням, таким же загубленным то ли нами самими, то ли всемогущими Высшими. Вздохнула и побежала прочь, к краю, раскрывая крылья, черные, как небо над головой. Черные, как его душа.
Алекс.
Было тошно. Муторно, глухо и — тошно. В крошечном закутке двора, загороженном со всех сторон высокими каменными стенами старой и новой сервятни, на юго-юго-западе безразмерного на поверку внешнего двора собралась кучка тех, кто остался. Выжил.
Люди сидели, сгорбившись под мелким, противным дождем. Взгляд перебегал с одного лица на другое и я понимал — эти люди уже не жильцы. Потухшие глаза, усталые, измотанные и ко всему безразличные лица, а главное — сломанный стержень внутри, потерянная надежда и воля к жизни. Где-то за стенами грохотало. Судя по всему — все-таки не гром. Люди сражаются, и сражаются отчаянно, но это — уже не наш бой. Он ушел далеко на север, к замку. Эх, замок, замок… Найдется ли еще хоть одна школа магов-стихийников такого масштаба? Во всей Безымянной едва ли наберется столько стихийных магов — специализация, что ни говори, специфическая. Вот уж в самом деле, дави гадину в зародыше… Понимающие оказались, твари. А мы вот сидим здесь, ошметки и огрызки более чем десяти отрядов, сидим с полным безразличием к миру, запертые в тесном закутке и тихо страдаем. Без командира, без плана, без оружия и без денег. Впрочем, все у нас есть, просто всем тошно.
— Шейр, я говорил тебе, что ты идиот? — совершенно неожиданно брякнул я вслух.
— Ты не говорил. Ты орал это благим матом, причем все то время, что мы прорубались через южный двор. Сам-то хоть помнишь?
— Я?… Вот уж в самом деле крыша едет… — пробормотал я себе под нос. Ну не то чтобы я совсем ничего не помнил… Но в памяти определенно случались провалы. Взять хотя бы место, когда я с удивлением обнаружил у себя на плече печально знакомого матерящегося типа. И, оказывается, от него не отставал? Ндамм… Да, я стал очень своим. Своим больше, чем они сами. Даже удивительно, как быстро привыкаешь к крови, трупам, к тому, что рядом кого-то постоянно рвут на куски. Час за часом, удар за ударом, и ничего этого уже не видишь. И становишься циником. Война, что ж делать… — Что-то давно тихо сидим… Там дозорный еще стоит или уже сожрали?
— Смешно, аж подштанники сваливаются. Ты сам на него посмотри.
Я посмотрел. Стоит. Автомат, чтоб ему провалиться, такой же, как и все остальные. Я зло сплюнул под ноги, оперся на воткнутый в землю меч и встал на одно колено, уже почти машинально пригибаясь к земле. Выдернул Луч, короткой перебежкой дотрусил до сквозной дыры в полуобвалившейся стене старой сервятни, прижался к каменным блокам и прислушался. Мерный стук капель, короткие всплески там, где уже успела набежать лужа. Нормальная, здоровая тишина с массой звуков. Я осторожно высунулся за край дыры и быстро глянул сначала внутрь, потом, сквозь дыру напротив — на двор. В свете очередной молнии он выглядел на редкость пусто. Ну и прекрасно. Я медленно пролез в дыру, напряженно вглядываясь во внешне безопасное и очень, очень темное пространство. В темноте, наступившей за короткой вспышкой, я видел только сероватый абрис дыры напротив и несколько десятком метров до нее пришлось идти, ощупывая чуть ли не каждый миллиметр пути. Сканировать я не решался, поскольку магия, это уже очевидно, каким-то образом их привлекает.
Я осторожно выглянул наружу. Во дворе, не защищенном близкими стенами, ветер сметал мелкий мусор с земли, закручивал его маленькими вихрями и нес куда-то прочь. Я оперся на камни, неосторожно высунув руку наружу. Дождь хлестнул по голой коже ледяными иголками, швыряемый косыми струями все тем же ветром. Снаружи выло и грохотало, но ничего противоестественного не происходило.
Я быстро шмыгнул обратно, в сервятню, через провал, опять во дворик. Бой идет на севере, а отнюдь не здесь. Но самое главное… Я постоял немного у дыры во внутренней стене, откуда только что вылез, и медленно пошел к дальнему углу двора, по пути вглядываясь в лица и фигуры тех, кто был здесь, со мной. Опущенные плечи, сгорбленные спины, маски скорби, безразличия, отчаяния, тупой усталости — у каждого своя. А ведь все это воины. Или маги. Я шел мимо них, и не видел ни одного, о ком бы с уверенностью можно было это сказать теперь. Кто-то дремал, прислонившись к стене или к соседу, кто-то с этим соседом тихо переговаривался, кто-то пытался перевязать раны, но большинство сидело, уставившись в никуда. И только Шейр, сотник, яростно и с видимым удовольствием костерит всех встречных и поперечных. Кровь с лица он так и не стер, да и так его нарубили на лапшу. Жаль, хороший оказался мужик. Только вот ходить после этой заварушки уже не сможет никогда. Его бы волю к жизни, да остальным…
Я вздохнул. И маленький, гадкий червячок сомнения закопошился внутри. И захотелось, безумно захотелось повернуть время вспять. Проснуться. И больше никогда не видеть снов. Но… «Вся наша жизнь — служение». Все решено давно, и решено не мной. Жаль…
— А что дальше? — громко обратился я к сотнику.
— Что — дальше? — поднял он брови.
— Здесь есть другая крепость? Нет. Здесь есть птицы? Нет. Вы собираетесь уносить отсюда свои задницы? Вижу, что тоже нет. Тогда все-таки что вы собираетесь делать дальше?
— Хамло ты, Светзар, первосортное.
— Кто бы говорил, — я обтер мокрое лицо рукавом. Вот вам основной недостаток именных мечей — если рукоять без особых проблем можно замотать полотняной повязкой, то тот факт, что клинок светиться серебристо-белым, причем достаточно ярко, не особенно-то скроешь. Вот и поименовали… И хорошо, если не занесут это любопытное имечко на Безымянную. — И все же.
— Что ты имеешь сказать? Имеешь — говори, нет — затихни. Люди отдохнуть должны.
— Где ты людей видел? Где, я тебя спрашиваю? — зло и громко отозвался я. И широким, быстрым жестом обвел отряд рукой. — Это — люди? Нет, это неизвестно что забывшие в верхнем мире трупы, которые сами же себя похоронили!
— Ах ты мальчишка вшивый! — гаркнул Шейр, — Как ты вообще на них свое гавкало разевать смеешь?! Да они же за тебя…
— За меня, — отрезал я. — И за тебя. Но не за себя. Хребет у всех до одного переломан — только не говори, что не видишь. Мертвецы они, мертвецы й есть. И под землю хотят. Быстрей…
— Хамло ты, Светзар… — сотник нахмурился и замолчал. Я ждал. Где-то в сервятне капли мерно ударялись о каменный пол, со звоном высекая брызги. Кап. Кап. Кап…
Я ждал. Ждал. Ждал…
— Замок у них вместо хребта, — неохотно, щурясь, заговорил Шейр. — Они дети его до последней жилы. Стоит он — стоят и они. Я — старой травки меч, а они где вылупились, на том и души завязаны. Что ж ты хочешь…теперь…
— Рано умирать. Замок еще не взят.
— Детям сказки сказывай, этим — не поможет, — криво усмехнулся Шейр, поудобнее устраивая перевязанные и подштопанные отрядным магом-целителем культи. Но, натолкнувшись на мой взгляд, усмешка начала медленно сползать с его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Да, и лучшие из нас ошибаются. Когда я заметил этот ляп, было уже поздно. Машинка завертелась, и местами даже слишком быстро. И это привело к некоторым…нежелательным последствиям. До Стеффа ты добраться не должна была, пришлось…
— …уронить мне камень на голову. Как, однако же, интересно получается, — ногти впились в ладонь. — Тот самый ставленник, которого вы навязали Лою, был куклой, не так ли? Куклой, которая будет следить за воспитанником, с тщательно выверенной вами силой сыпать на него удары судьбы, и которую не только очень легко распознать и допросить понимающему человеку, но и так же легко можно заставить распасться? Практически без следов, без тела, с явной отдушкой магического убийства — чем не идеальное устранение? Браво! — процедила я сквозь зубы. Как не старалась я загнать эмоции под замок, они все настойчивее рвались на свободу. Рвались вместе с ветром, который завывал уже у самого уха. Влажный воздух можно было резать ножом. Докатилась буря…
— Ну вот, ты же умная девочка, сама догадалась. Зачем же спрашивать?
— Нет, вы все же говорите. Хочу слышать из первых уст.
— Что там рассказывать… Я лишь подождал, пока вы решитесь вывести своего воспитанника в свет и показал темным пальцем. Все остальное сделали без меня. Ну, разве что, я позволил себе удалить тебя с места действия на станции. Безобидная ложная неполадка в системе. И все.
— Его едва не убили! — крикнула я, наконец, в первый раз в жизни устав от лжи, устав от притворок. — И не смейте говорить, что все-таки не убили! В гробу я видела всю эту вашу философию!
— Смотри на нее как хочешь, — холодно перебил он, — но она сделала свое дело. Это был завершающий этап, проверка на зрелость. И он ее прошел. Точнее, продолжает проходить, — он посмотрел на замок.
— Что?!… — я с тихим ужасом посмотрела вниз. — Что вы сделали?!
— Я — ничего. Это сделала Морана, если ты о Ядре. Она-то, в отличие от прочих, к сожалению, в курсе, на каких лошадок ставлю я. Жаль, я достаточно поздно заметил маленькие проказы моей сестренки, но конечно, Ядро восстановил сразу же. Надо сказать, такой наглости, чтобы лезть своей лапой в Паутину, нет даже у меня. А у Хранителя вот нашлась. И что самое смешное, он прекрасно понимал, что делает и чем это может кончиться. И на данный момент тоже.
— Он — там?!… Боги, да что ж вы делаете! — я рванулась вперед, к краю, пропуская мимо ушей непонятные, лишенные для меня смысла слова.
— Да подожди ты… — он резко схватил меня за плечо. Я дернулась было, пытаясь вырваться, но заглядывая походя внутрь себя, поняла… Я не чувствую его больше. Совсем. На том месте, где должен был сиять яркий маячок, пусто и темно. — А что ты хотела? Паутинные звезды — они коварны. Они не только судьбу меняют, но и человека вместе с ней. Ты его сейчас не найдешь, даже если поставишь на это душу. А потому… спрашивай пока, я отвечу. Надеюсь, хоть это удержит тебя от глупостей.
— Спрашивать? — я резко развернулась ему навстречу. — Что ж, спрошу, поскольку лапши на моих ушах немеряно. Вампир какую роль в ваших планах играл? Он знает слишком много, чтобы быть слепым котенком, как остальные.
— Он? — титан удивленно посмотрел на меня. — Он действовал исключительно по собственной инициативе. Я не имею к этому ни малейшего отношения.
— О, отлично! — рыкнула я. Сказано много чего, кое-что из этого, возможно, даже правда. Чья вот только? Но все это не дает ответа на самый главный вопрос — вопрос, с которого все начиналось. Что случилось тогда — уже не тайна, но почему случилось?… Глухой рык снова вырвался из горла, из-под ногтей показалась кровь. Стоило подумать об этом, и все тщательно выстроенное, возведенное вокруг меня стеной притворное спокойствие разлетелось вдребезги. И во мне есть кровь богов. И я кое-что могу… Клыки заострились, взрезая губы, горячая, цельная волна зародилась где-то глубоко-глубоко и прокатилась по всему телу, заставляя еще крепче сжимать кулаки, зажигая пламя в глазах… «Эту ночь я помню плохо. Может, оттого, что выпил накануне, мне и казалось, что это пьяный кошмар. А может, оттого, что слишком это было близко…к нам. Я до последнего не верил, что это реальность… Да, наверное, только Совет и убедил меня в этом. Да и вы тоже… Что?… Не торопите меня, я и так говорю слишком много, не знаю, что на меня нашло… Да, да. Эти бестелые существа. Они говорили о чем-то… Нет, это Волк говорил с ними. Не знаю, как он их понимал, но пытался о чем-то договориться. Его послушали и потребовали взамен что-то такое… Не помню. А потом, наверное, попытались взять это силой. Наверное… Не знаю. Я плохо помню эту ночь…» Зато я помню ее чересчур хорошо. И чересчур хорошо знаю, что от него могли потребовать. Но за что?… За что, о боги и демоны, вам могла потребоваться эта жизнь?! Я знаю ответ, но хочу услышать его, произнесенным вслух. Ледяной ветер хлестнул по лицу, раздувая огонь внутри до пожара, буря взвыла и закрутилась, с мелким, хлестким дождем, чуть ли не рассекающим кожу, с грохотом ветра и грома, сплетшимися в единую цепь ломаных, взрывных раскатов, с белыми всполохами молний, раскалывающих небо на осколки, с бурлящим багрянцем и чернотой небом. Случайный всполох осветил лицо напротив, близкий раскат заложил уши. Я ровно, с нажимом, задала тот единственный вопрос, который интересовал меня саму, а не Стража во мне:
— В твоей схеме Кай был лишней фигурой. На его место уже был выбран новый Хранитель, идеально подходящий для будущей войны. А он вот мешал, не с теми способностями, не слишком сильный, и отнюдь не послушный… Ведь так?! — крикнула я, крикнула во весь голос, вымещая боль, злость и горечь, перекрывая оглушительный вой ветра.
— Опять за свое? — он медленно повернулся ко мне. И ничего знакомого и человеческого в его взгляде не было. Ледяной холод и презрение существа, привыкшего к подчинению. Да только я не твоя кукла. — Ни одна единица не стоит миллиардов, так что брось свои детские выходки. Хранитель должен выигрывать войну, а не бегать на четырех лапах. Так что — да, он мне мешал. Впрочем, если тебя это утешит, я дал ему шанс доказать, чего он стоит.
— И отправили договариваться о чем? О мире?! С Ними?! — я шипела сквозь зубы, пока сдерживаясь. Пока…
— Никто его никуда не посылал. Он сам выбрал свой путь. И эту глупость, — он презрительно фыркнул, — он совершил самостоятельно. Вы, смертные, всегда сами готовы себя запутать. Он показал, что неспособен вести будущую войну. И сразу же был наказан за свою ошибку. Заметь — я не во что не вмешивался. Я бы даже не вмешивался ни во что, если бы у него получилось. Остался бы он Хранителем, и никто бы его не трогал, но раз он дурак… В конце концов, я дал ему лишь информацию, а как он распорядился ею — его дело и его вина. Что же это за вождь, если он мгновенно не отличит мелкую дезинформацию от правды, оказавшись лицом к лицу с противником? Он продолжал упорствовать в своем заблуждении, из-за чего и поплатился. Все, закончим эту бесполезную тему. Фигуры уже давно другие. Сосредоточься на них.
— Ах, фигуры! Ах, мелкая дезинформация! Экспериментатор хренов! Бросил щенка в воду и ждал — выплывет или нет?! — я кричала, уже почти срывая голос. Горечь едкой волной разлилась в сердце, мешаясь с яростью, заполонившей каждую клеточку, пробуждающей ненависть. Как же я вас ненавижу, о великие мира сего, сукины дети! За то, что ни в грош не ставите нас, за то, что думаете, что знаете все. А главное — за то, что считаете своим правом играть нами по своему разумению. А он ухмылялся. Нагло, глумливо. Якобы и не при чем. Ни при чем?! Пальцы скрутило от желания вцепиться в горло самодовольного Высшего, считающего, что здесь все и вся — его. Ярость, пропитавшая тело, разом вспыхнула, как порох, зажженная болью, разгоревшаяся ненавистью, не гасимая ни разумом, ни волей. Я молнией выхватила меч и рубанула с разворота, ударила резко, рвано, с плеча, со всей силы, ударила, вливая в удар всю ярость, всю боль четырех месяцев.
— Да какое ты право вообще имел?!! — заревела я раненым зверем, у которого пламя ненависти и злости выжигает душу.
Рука окаменела, меч застыл, уже касаясь одежды. Тройная спираль огня окутала, сжала, лишила движения. Осколок выпал из парализованной руки. Тело зависло над землей, а вокруг по спирали бежал живой огонь. Губы предательски скривились. Все зря. Да и на что ты надеялась?… Все мы неравны Высшим. Ни в чем…
Злость ушла, целиком вложенная в один-единственный удар, оставив за собой выжженную пустыню.
— Вы созданы только благодаря мне. Какие еще тебе нужны права? — равнодушный взгляд приколол к месту, как будто огненных тисков было недостаточно. — Я не хочу твоей смерти. Иди, — он махнул рукой, и огонь освободил, отшвырнув прочь. Я покатилась по жесткому камню, отбивая ребра, и остановилась у самого края обрыва, неловко став на четвереньки.
Буря ревела, набирая обороты. Клубящаяся тьма сгущалась, спускалась с гор все ниже и ниже, почти до самой земли. Закручивалась в вихри, рвалась молниями и истекала дождем. И где-то в сердце этой черноты зажигались все новые и новые багровые звездочки, не имеющие никакого отношения к звездам небесным. И мой народ где-то там внизу бился с этими звездами, терял души и истекал кровью, а я ползала в пыли, все еще не веря до конца.
— Мы всего лишь пешки?! — крикнула я сквозь грохот урагана, оттирая с лица пыль вперемежку с дождем.
— Не пешки, — ровно сказал титан, бесстрастно глядя на мои попытки подняться, — Монеты. Кто-то золотая, а там, — он кивнул вниз, на замок, — гость медяков. За них покупают мир.
— Сволочь! — выплюнула я в холодное, мудрое, вечное лицо.
— Другие не лучше, — бросил он. — Я хотя бы пытаюсь вас спасти.
— Ты спасаешь себя, — прошептала я. — И никого больше.
— Да. И ты делаешь тоже самое.
Вот так. Я судорожно вздохнула, чтобы не зарыдать. Горькими, детскими слезами по своей загубленной юности, по своей жизни, отданной служению непонятно чему. По чужим, далеким и близким мне жизням, таким же загубленным то ли нами самими, то ли всемогущими Высшими. Вздохнула и побежала прочь, к краю, раскрывая крылья, черные, как небо над головой. Черные, как его душа.
Алекс.
Было тошно. Муторно, глухо и — тошно. В крошечном закутке двора, загороженном со всех сторон высокими каменными стенами старой и новой сервятни, на юго-юго-западе безразмерного на поверку внешнего двора собралась кучка тех, кто остался. Выжил.
Люди сидели, сгорбившись под мелким, противным дождем. Взгляд перебегал с одного лица на другое и я понимал — эти люди уже не жильцы. Потухшие глаза, усталые, измотанные и ко всему безразличные лица, а главное — сломанный стержень внутри, потерянная надежда и воля к жизни. Где-то за стенами грохотало. Судя по всему — все-таки не гром. Люди сражаются, и сражаются отчаянно, но это — уже не наш бой. Он ушел далеко на север, к замку. Эх, замок, замок… Найдется ли еще хоть одна школа магов-стихийников такого масштаба? Во всей Безымянной едва ли наберется столько стихийных магов — специализация, что ни говори, специфическая. Вот уж в самом деле, дави гадину в зародыше… Понимающие оказались, твари. А мы вот сидим здесь, ошметки и огрызки более чем десяти отрядов, сидим с полным безразличием к миру, запертые в тесном закутке и тихо страдаем. Без командира, без плана, без оружия и без денег. Впрочем, все у нас есть, просто всем тошно.
— Шейр, я говорил тебе, что ты идиот? — совершенно неожиданно брякнул я вслух.
— Ты не говорил. Ты орал это благим матом, причем все то время, что мы прорубались через южный двор. Сам-то хоть помнишь?
— Я?… Вот уж в самом деле крыша едет… — пробормотал я себе под нос. Ну не то чтобы я совсем ничего не помнил… Но в памяти определенно случались провалы. Взять хотя бы место, когда я с удивлением обнаружил у себя на плече печально знакомого матерящегося типа. И, оказывается, от него не отставал? Ндамм… Да, я стал очень своим. Своим больше, чем они сами. Даже удивительно, как быстро привыкаешь к крови, трупам, к тому, что рядом кого-то постоянно рвут на куски. Час за часом, удар за ударом, и ничего этого уже не видишь. И становишься циником. Война, что ж делать… — Что-то давно тихо сидим… Там дозорный еще стоит или уже сожрали?
— Смешно, аж подштанники сваливаются. Ты сам на него посмотри.
Я посмотрел. Стоит. Автомат, чтоб ему провалиться, такой же, как и все остальные. Я зло сплюнул под ноги, оперся на воткнутый в землю меч и встал на одно колено, уже почти машинально пригибаясь к земле. Выдернул Луч, короткой перебежкой дотрусил до сквозной дыры в полуобвалившейся стене старой сервятни, прижался к каменным блокам и прислушался. Мерный стук капель, короткие всплески там, где уже успела набежать лужа. Нормальная, здоровая тишина с массой звуков. Я осторожно высунулся за край дыры и быстро глянул сначала внутрь, потом, сквозь дыру напротив — на двор. В свете очередной молнии он выглядел на редкость пусто. Ну и прекрасно. Я медленно пролез в дыру, напряженно вглядываясь во внешне безопасное и очень, очень темное пространство. В темноте, наступившей за короткой вспышкой, я видел только сероватый абрис дыры напротив и несколько десятком метров до нее пришлось идти, ощупывая чуть ли не каждый миллиметр пути. Сканировать я не решался, поскольку магия, это уже очевидно, каким-то образом их привлекает.
Я осторожно выглянул наружу. Во дворе, не защищенном близкими стенами, ветер сметал мелкий мусор с земли, закручивал его маленькими вихрями и нес куда-то прочь. Я оперся на камни, неосторожно высунув руку наружу. Дождь хлестнул по голой коже ледяными иголками, швыряемый косыми струями все тем же ветром. Снаружи выло и грохотало, но ничего противоестественного не происходило.
Я быстро шмыгнул обратно, в сервятню, через провал, опять во дворик. Бой идет на севере, а отнюдь не здесь. Но самое главное… Я постоял немного у дыры во внутренней стене, откуда только что вылез, и медленно пошел к дальнему углу двора, по пути вглядываясь в лица и фигуры тех, кто был здесь, со мной. Опущенные плечи, сгорбленные спины, маски скорби, безразличия, отчаяния, тупой усталости — у каждого своя. А ведь все это воины. Или маги. Я шел мимо них, и не видел ни одного, о ком бы с уверенностью можно было это сказать теперь. Кто-то дремал, прислонившись к стене или к соседу, кто-то с этим соседом тихо переговаривался, кто-то пытался перевязать раны, но большинство сидело, уставившись в никуда. И только Шейр, сотник, яростно и с видимым удовольствием костерит всех встречных и поперечных. Кровь с лица он так и не стер, да и так его нарубили на лапшу. Жаль, хороший оказался мужик. Только вот ходить после этой заварушки уже не сможет никогда. Его бы волю к жизни, да остальным…
Я вздохнул. И маленький, гадкий червячок сомнения закопошился внутри. И захотелось, безумно захотелось повернуть время вспять. Проснуться. И больше никогда не видеть снов. Но… «Вся наша жизнь — служение». Все решено давно, и решено не мной. Жаль…
— А что дальше? — громко обратился я к сотнику.
— Что — дальше? — поднял он брови.
— Здесь есть другая крепость? Нет. Здесь есть птицы? Нет. Вы собираетесь уносить отсюда свои задницы? Вижу, что тоже нет. Тогда все-таки что вы собираетесь делать дальше?
— Хамло ты, Светзар, первосортное.
— Кто бы говорил, — я обтер мокрое лицо рукавом. Вот вам основной недостаток именных мечей — если рукоять без особых проблем можно замотать полотняной повязкой, то тот факт, что клинок светиться серебристо-белым, причем достаточно ярко, не особенно-то скроешь. Вот и поименовали… И хорошо, если не занесут это любопытное имечко на Безымянную. — И все же.
— Что ты имеешь сказать? Имеешь — говори, нет — затихни. Люди отдохнуть должны.
— Где ты людей видел? Где, я тебя спрашиваю? — зло и громко отозвался я. И широким, быстрым жестом обвел отряд рукой. — Это — люди? Нет, это неизвестно что забывшие в верхнем мире трупы, которые сами же себя похоронили!
— Ах ты мальчишка вшивый! — гаркнул Шейр, — Как ты вообще на них свое гавкало разевать смеешь?! Да они же за тебя…
— За меня, — отрезал я. — И за тебя. Но не за себя. Хребет у всех до одного переломан — только не говори, что не видишь. Мертвецы они, мертвецы й есть. И под землю хотят. Быстрей…
— Хамло ты, Светзар… — сотник нахмурился и замолчал. Я ждал. Где-то в сервятне капли мерно ударялись о каменный пол, со звоном высекая брызги. Кап. Кап. Кап…
Я ждал. Ждал. Ждал…
— Замок у них вместо хребта, — неохотно, щурясь, заговорил Шейр. — Они дети его до последней жилы. Стоит он — стоят и они. Я — старой травки меч, а они где вылупились, на том и души завязаны. Что ж ты хочешь…теперь…
— Рано умирать. Замок еще не взят.
— Детям сказки сказывай, этим — не поможет, — криво усмехнулся Шейр, поудобнее устраивая перевязанные и подштопанные отрядным магом-целителем культи. Но, натолкнувшись на мой взгляд, усмешка начала медленно сползать с его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57