Не стал бы говорить такое только потому, что он погиб. Пирс Кейлен делал лучшие во всех Постоянствах карты, и не скоро теперь мы увидим подобные.Керис еле сдержала горький смех; ко всем причинам ее горя добавилась еще одна. Пирс Кейлен за последние пять лет не начертил ни одной карты: это делала Керис. Отец отдавал ей свои наброски и записи, цифры, полученные при помощи теодолита и компаса, и по ним девушка рисовала карты в нужном масштабе. Отец скрывал от других ее талант. «Никто не купит карту, если станет известно, что ее начертила женщина, — говорил он. — Будь умницей, не позволяй никому видеть себя за работой, а то мы прогорим». Они были хорошей командой, в которой один дополнял другого, но никто, кроме членов семьи, этого не знал.А теперь Пирс мертв, и его дочь смеялась и плакала одновременно, а в глубине сердца немножко ненавидела любимого отца за то, что тот скрыл ее талант, за то, что использовал его, но никогда во всеуслышание не признавал, как многим обязан дочери, за то, что никогда не отдавал должное ей даже в разговоре наедине. Он ведь был Пирс Кейлен, мастер-картограф. ГЛАВА 3 И все это было не по вкусу Владыке Карасме, и искал он способ распустить то, что соткал Создатель, пока наконец не нашел: в ткани этой несовершенство человеческое было утком, хоть праведность — основой. Так и случилось, что когда добродетельные молили Создателя остановить Хаос, грозящий поглотить Мейлинвар, ответил им Создатель: «Я дал вам выбор, но были среди вас те, кто выбрал Неустойчивость. Из-за них Разрушитель вырвал клок из сотканной мной ткани, разорвал ваш мир на части». Книга Разрушения, I: 1: 10—12
Двумя днями позже, когда ужасный шок от известия о смерти Пирса превратился в мучительную память о потере, в глухую боль, которая никогда полностью не проходит, Керис сидела на кухне у постели матери и рассеянно ловила блох в шерсти кошки. Ерри покорно терпела эти манипуляции. В другом конце помещения Фирл чистил сапоги, бросая изредка на сестру неодобрительные взгляды. Только присутствие посторонней, деревенской женщины по имени Хельда Поттл, мешало ему высказать Керис все, что он думал о ее поведении.Мистрис Поттл складывала выстиранное белье и болтала не закрывая рта. Первое она делала потому, что ей платили за помощь по хозяйству, пока Шейли болеет; второе — бесплатно, потому что была неутомимой сплетницей.— Ох, Шейли, и нравятся же мне эти веселенькие цветочки, что ты посадила у прачечной, но жуть берет, как подумаю, что будет, ежели их увидит старая мистрис Квинт! Она же тут же доложит в Управу, эта старая кислятина. Злющая ведьма — уж она-то сразу углядит, что ты кое-что изменила в саду. Положено у бани сажать капусту, вот как. Ох, капуста напомнила мне… Адарн Морл — знаешь его, Шейли? — ну тот вечно мрачный батрак, что женился на Чики Остер… Ну так вот сын их стал меченым, говорят. Его изгнали, и Чики выла так, что чуть платье не лопнуло. А потом она отправилась к наставнику — аккурат когда он творил Припадение к Стопам, как и положено по вечерам, и стала кричать, что во всем виновата церковь. — Мистрис Поттл разгладила простыню и сложила пополам. Складки жира на ее плечах заколыхались. — Уж и не знаю, до чего только докатится мир! То горы исчезают, то люди не возвращаются из Неустойчивости. Ваш Пирс, сынок Адарна и Чики, да еще та девица из Верхнего Киббла… — Женщина покачала головой. — Говорят, в Струящейся возле самого Драмлина поймали живого Дикого — водяное чудовище. Защитники, понятно, прикончили его, но народ, уж будьте уверены, ругает наставников, которые допустили такое. А тут у нас под носом, в Кибблберри, законники явились и забрали у Мари одного из новорожденных-близнецов, как тогда твоего Аурина. Неправильно это!Шейли поежилась и повернулась лицом к стене.— Укоротила бы ты язычок, мистрис Поттл, — заметил Фирл. — Такие разговоры ни к чему, знаешь ли.— Ахти, и кто же из вас, мои милые, побежит на меня доносить? Да наставник Небутнар и так знает, что я думаю. Я всегда все в лицо ему говорю, старому дуралею. Позволь сказать тебе, мастер Фирл, что ежели церковь желает, чтобы мы жили по Закону, так пусть побеспокоится дать нам хоть что взамен. А то ведь горы исчезают прямо у нас из-под носа, молоденькие ребятки становятся мечеными, а церковники знай забирают младенцев и не чешутся, что чудовища в реке плавают. До чего докатилось наше Постоянство, а? Такого никогда не бывало, когда я была девушкой, позвольте вам сказать. — Мистрис Поттл самодовольно хмыкнула, словно в свои молодые годы самолично отражала нападения Неустойчивости. — Церковь только и умеет, что забирать младенчиков да чинить нам неприятности. Подумайте, только на прошлой неделе законники заявили моему Невви, что он не может вставить в окно прозрачное стекло, потому как там всегда было зеленое, а ведь окно разбилось не по нашей вине: в него врезалась телега. А вот еще что случилось со старым Маркуном Медником: задумал он выкорчевать яблоню, что уж который год не родит, а ему и говорят в Управе: не положено, Закон запрещает. Надо же! — Женщина оглядела сложенное белье. — Ну вот, работа сделана, и пойду-ка я домой. — Она сняла передник и направилась к двери. — Завтра загляну.— Глупая старая балаболка, — сказал Фирл, когда женщина вышла. — Как будто церковь в силах помешать исчезновению Топора! Кстати, — добавил он, пользуясь наконец возможностью дать выход своему раздражению, — тебе следовало бы заняться картами, Керис.— Картограф у нас ты, — ответила девушка; ей было безразлично, если ответ ее и прозвучал сердито.— Но у тебя получается лучше. Послушай, Кери, дело надо сделать. Почему бы тебе не заняться образцом, используя отцовские записи и расчеты? А как только первая карта будет готова, я начну делать копии. Готов все начертить, а тебе оставить раскраску и прочие финтифлюшки.Шейли нашла в себе силы поддержать предложение Фирла.— Твой отец отдал жизнь, чтобы собрать необходимые сведения, — сказала она; ее пальцы трепетали над покрывалом, как крылышки пораненной бабочки. — Карты нужно сделать. Не допусти, чтобы его смерть была напрасной, Кери. Пирс отдал жизнь ради безопасности жителей Неустойчивости и паломников.«Не очень-то это точно», — подумала Керис. Отец погиб вовсе не потому, что хотел отдать жизнь ради своего служения, а потому, что не мог обойтись без Неустойчивости. Она влекла его, все три десятка лет влекла своими опасностями. Мошка в конце концов сгорела в пламени.Фирл кивнул:— Жители Неустойчивости будут приезжать за новыми картами как обычно. Они ждут, что карты будут готовы вовремя. Керис попыталась изобразить вялое благодушие:— Верно. Они ждут, что их сделаешь ты. — Девушка подчеркнула слово «ты», и в помещении на мгновение воцарилась тишина. Фирл решил подойти к делу с другой стороны:— Люди будут гибнуть в Неустойчивости, если не получат точных карт. Паломники рассказывают, что с прошлой осени расположение потоков леу сильно изменилось.«Как постарела мама, — вдруг подумала Керис. — Ей всего сорок три, а выглядит она столетней. И болезнь, и известие о смерти папы… кажется, что жизнь покинула ее». Девушка заставила себя вновь вернуться мыслями к картам. Фирл прав, чтоб ему провалиться.— Ладно. Я начну их делать. — Однако Керис не хотелось, чтобы брат подумал, будто она не понимает, что кроется за его добродетельными уговорами. — Только сомневаюсь, Фирл, что твои мотивы так чисты, как ты хотел бы их изобразить.— Ну да, нам нужны деньги, — ответил он. — Теперь ты довольна? — Керис посмотрела брату в глаза. — Отцовские записи ты нашла? — поинтересовался Фирл.— Я еще не распаковала его вещи. — «Не набралась еще смелости», — подумала Керис.— Займись этим сегодня. Харин Маркл, кстати, собирался заглянуть к тебе попозже.Керис снова склонилась над кошкой.— Чего ради? — Она увидела блоху среди меха и поймала ее на смазанный свиным салом палец.Фирл раздраженно махнул рукой:— Он тобой интересуется, вот ради чего. Проклятие Хаосу, Керис, я что, должен все тебе разжевывать?— Нет. — Разделавшись с блохой, девушка подняла глаза на брата. — Но, может быть, мне стоит кое-что разжевать для тебя, Фирл. Я не интересуюсь Харином Марклом. — Она сняла кошку с колен и стала мыть руки под струей из насоса.— Ну, тогда тебе лучше начать интересоваться, — резко бросил Фирл.Керис повернулась к брату с бесстрастным лицом:— Прошу прощения?— Я одобряю его намерения.— Одобряешь его намерения? Это еще что? Да у тебя мозги стали мечеными, Фирл Кейлен! Ты что, забыл, что я пока еще не круглая сирота? Может быть, в каких-то отношениях я по Закону и являюсь твоей подопечной, но глава семьи — мама. И не твое дело, чьи ухаживания я соглашусь принять. Откуда вдруг такой интерес к тому, чтобы выдать меня замуж? Да мне и непонятно, чего это Харин мной заинтересовался — я никогда ему не нравилась.Под пристальным взглядом сестры Фирл слегка покраснел.— Провалиться мне на месте, — наконец прошептала девушка, — ты рассказал ему о моем приданом, верно?Родители Керис скопили за многие годы пятьдесят золотых для дочери. На этом настояла Шейли, хотя другие деревенские девушки получали обычно два золотых в придачу к набору требующихся в хозяйстве предметов — по списку, установленному Законом.Керис посмотрела на мать, жалея, что разговор происходит в ее присутствии. Шейли казалась совсем обессиленной, погруженной в свое горе и боль. Случайное замечание мистрис Поттл о младенце, которого отобрала у Кейленов церковь, только ухудшило дело. Шейли явно приходилось делать усилие, чтобы следить за спором, на лбу у нее выступили капли пота.— Ну и что, если я случайно упомянул о твоем приданом! — воинственно заявил Фирл.— А ты-то что от этого выигрываешь, Фирл?— Харину нужен капитал, — пожал плечами тот. Разговор, казалось Керис, становился бессмысленным.— Капитал для чего? — Фирл смущенно посмотрел на мать.— Ладно, все равно скоро узнаете. Мы собираемся превратить лавку в придорожную таверну для паломников.Керис вытаращила на брата глаза, не сразу даже сообразив, какие следствия вытекают из столь неожиданной новости.Шейли с трудом попыталась приподняться на постели и запротестовала:— Ты же картограф, Фирл!— Ничего подобного, Карты я ненавижу. И ненавижу бывать в Неустойчивости. Я же не отец. Я и трех месяцев там не выдержу. Я собираюсь стать трактирщиком. Да и где найдется для таверны место лучше, чем наша лавка у дороги? Всего день езды от Наблы и цепи часовен кинезиса. Я уже давным-давно сказал Харину: случись что с отцом, и здесь будет таверна.— Ты собираешься превратить лавку отца в гостиницу для паломников? — не веря своим ушам, переспросила Шейли.— Ну, не совсем. Это будет таверна, в которой можно снять комнаты. Харин станет моим партнером — он знает, что к чему. Шейли была в ужасе.— Кабак! Ты станешь соблазнять паломников, направляющихся к святым местам, распутством пивной?— А мое приданое, — добавила Керис с горькой язвительностью, — похоже, послужит капиталом, необходимым для их совращения.Шейли покачала головой:— Да такое просто невозможно. Ты единственный сын Пирса и должен продолжить его дело. Таков Закон. Здесь была лавка картографа с… чуть ли не со времен Разрушения. Церковь никогда не согласится на подобные перемены.Фирл хитро улыбнулся.— Матушка, матушка, неужели ты думаешь, что все так уж неотступно следуют Закону? Тогда бы никакие дела нельзя было делать! Впрочем, в этом случае как раз церковь не станет возражать: наставники не любят жителей Неустойчивости, а я хочу стать почтенным подданным Постоянства, а не картографом, который полгода проводит во владениях Разрушителя. Я только сегодня разговаривал с церковником из Управы Порядка в Верхнем Кибблберри. Он готов посодействовать мне в получении разрешения за… э-э… вознаграждение.— Ты подкупил его? — задохнулась Шейли.— Собираюсь. Не тревожься, матушка, — все так делают.— Только не я, — ответила Шейли с достоинством. — И отец твой никогда этого не делал. Воля Создателя превыше всего, Фирл, и Порядок должен быть сохранен. А ведь если кто-то начнет нарушать Закон, пострадает Порядок — а с ним и наша безопасность.— Если я не стану картографом, матушка, Порядок от этого пострадает не больше, чем от твоих цветочков у бани, которые ты посадила вместо капусты. — Фирл мило улыбнулся матери.Керис не стала дожидаться окончания разговора; она повернулась и вышла из кухни, стиснув кулаки, чтобы не дать воли гневу.«Как все несправедливо!» Гнев заставил Керис расплакаться. Ужасно несправедливо! Она ведь все отдала бы, чтобы стать картографом. Все на свете!Девушка отправилась в конюшню, как всегда делала, когда была чем-то огорчена. Присутствие животных успокаивало: две переправные лошади сонно жевали сено в стойлах, куры рылись в соломе, полудикая дворовая кошка приоткрыла глаза, но, убедившись, что опасности нет, уснула снова, уткнув нос в шерсть. Трудно было испытывать пламенный гнев, когда Игрейна и ее соседка по стойлу, Туссон, начали отталкивать друг друга в надежде получить лакомство из хозяйского кармана.Однако на этот раз времени, чтобы остыть, у Керис не оказалось. Как только она подошла к Игрейне, солнечный свет, льющийся в дверь конюшни, загородила фигура Фирла; он, должно быть, вышел из дому сразу вслед за сестрой.Керис повернулась к нему, не в силах больше сдерживать слезы и ярость:— Как мог ты так поступить с мамой? В этом ведь не было нужды — особенно теперь, когда она так слаба и так горюет по отцу. — Дворовая кошка, испуганная прозвучавшим в голосе девушки гневом, предпочла спрятаться за мешками с овсом.— Ты предпочла бы, чтобы я ей лгал? — равнодушно пожал плечами Фирл. — Ты, Керис, мечтательница и не любишь смотреть в лицо фактам. Будь я проклят, если сделаюсь картографом, и мне все равно, кто об этом узнает. Лавка станет таверной. Мы будем продолжать продажу карт до осени, как всегда. Но в Неустойчивость я не отправлюсь, и к зиме тут будет пивная. Я назову ее «Приют картографа».Керис от злости даже задохнулась.— Но матушка…— К тому времени умрет, — грубо бросил Фирл. — И она об этом прекрасно знает.— Да заберет тебя леу, Фирл, что ты за бездушный подонок!— Да нет — я просто практичный. А быть практичным — значит смотреть в лицо фактам: из меня никогда не получится картограф, да я никогда и не собирался им становиться. Мать проживет всего несколько недель, если не дней, а тебе, сестренка, нужно искать себе пристанище. Хочешь остаться тут и стать моей домоправительницей — что ж, можешь, но имей в виду, что я собираюсь жениться, как только найду смазливую и покладистую девицу. И помни: твои пятьдесят золотых приданого кому попало я не отдам.— Это мои деньги!— Ничего подобного. Они предназначены твоему мужу. Как только отец погиб, они по Закону стали моими, пока я согласен содержать тебя и мать. Ну так я и содержу. Однако я не обязан давать тебе в приданое больше двух золотых. Я собираюсь использовать денежки на то, чтобы превратить лавку в таверну. Да и на взятки уйдет немало — законник не станет помогать меньше чем за десять золотых. Так что какая разница: просто ли я заберу пятьдесят монет, или они достанутся как твое приданое Харину — все равно они пойдут в дело. Я думал помочь тебе найти мужа, вот и все.— Не собираюсь я замуж — а уж за типа вроде Харина и подавно!— Ну вот опять — я же говорю, что в тебе практичности ни на грош. Что еще можешь ты сделать? Ты не можешь стать картографом, потому что это запрещено Законом; даже если бы кто-нибудь и стал покупать карты у женщины, ни одна женщина в одиночку и недели не протянет в Неустойчивости. Более того, Закон ясно говорит, что ты должна выйти замуж, но ты и не пытаешься никого себе найти. Керис, поверь: для девицы с твоей наружностью и Харин — подарок судьбы.Слова брата больно задели Керис. Чувствуя ее гнев, Игрейна забеспокоилась и громко фыркнула.— Он скользкий, как водяной червяк! Я за него не выйду, даже если бы он еще сотню золотых приплатил!— Тебе решать, — пожал плечами Фирл. — Мне все равно: я свое получу так и так.Его безразличие охладило горячность Керис. Она глубоко вздохнула, склонила голову к плечу и с изумлением посмотрела на брата, как на знакомый предмет, неожиданно оказавшийся сильно подпорченным.— Ну да, понятно… Тебе и в самом деле все равно. Как это я не замечала раньше! Ты совсем ничего не чувствуешь. Не горюешь ни по отцу, ни по матушке, верно?— С чего бы мне горевать? Они никогда не интересовались моими чувствами. Я всегда только и слышал: «Сделай это, Фирл», «Сделай то!», «Учись чертить карты, Фирл!», «Неси теодолит!», «Отправишься со мной в Неустойчивость, Фирл». Ну а теперь я могу сказать «нет». И я не горюю о том, что их время кончилось, а мое наступило. Ни печали, ни сочувствия к ним у меня нет. Впрочем, я не Приспешник, Керис: с вами обеими я поступлю, как положено, но на большее не рассчитывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Двумя днями позже, когда ужасный шок от известия о смерти Пирса превратился в мучительную память о потере, в глухую боль, которая никогда полностью не проходит, Керис сидела на кухне у постели матери и рассеянно ловила блох в шерсти кошки. Ерри покорно терпела эти манипуляции. В другом конце помещения Фирл чистил сапоги, бросая изредка на сестру неодобрительные взгляды. Только присутствие посторонней, деревенской женщины по имени Хельда Поттл, мешало ему высказать Керис все, что он думал о ее поведении.Мистрис Поттл складывала выстиранное белье и болтала не закрывая рта. Первое она делала потому, что ей платили за помощь по хозяйству, пока Шейли болеет; второе — бесплатно, потому что была неутомимой сплетницей.— Ох, Шейли, и нравятся же мне эти веселенькие цветочки, что ты посадила у прачечной, но жуть берет, как подумаю, что будет, ежели их увидит старая мистрис Квинт! Она же тут же доложит в Управу, эта старая кислятина. Злющая ведьма — уж она-то сразу углядит, что ты кое-что изменила в саду. Положено у бани сажать капусту, вот как. Ох, капуста напомнила мне… Адарн Морл — знаешь его, Шейли? — ну тот вечно мрачный батрак, что женился на Чики Остер… Ну так вот сын их стал меченым, говорят. Его изгнали, и Чики выла так, что чуть платье не лопнуло. А потом она отправилась к наставнику — аккурат когда он творил Припадение к Стопам, как и положено по вечерам, и стала кричать, что во всем виновата церковь. — Мистрис Поттл разгладила простыню и сложила пополам. Складки жира на ее плечах заколыхались. — Уж и не знаю, до чего только докатится мир! То горы исчезают, то люди не возвращаются из Неустойчивости. Ваш Пирс, сынок Адарна и Чики, да еще та девица из Верхнего Киббла… — Женщина покачала головой. — Говорят, в Струящейся возле самого Драмлина поймали живого Дикого — водяное чудовище. Защитники, понятно, прикончили его, но народ, уж будьте уверены, ругает наставников, которые допустили такое. А тут у нас под носом, в Кибблберри, законники явились и забрали у Мари одного из новорожденных-близнецов, как тогда твоего Аурина. Неправильно это!Шейли поежилась и повернулась лицом к стене.— Укоротила бы ты язычок, мистрис Поттл, — заметил Фирл. — Такие разговоры ни к чему, знаешь ли.— Ахти, и кто же из вас, мои милые, побежит на меня доносить? Да наставник Небутнар и так знает, что я думаю. Я всегда все в лицо ему говорю, старому дуралею. Позволь сказать тебе, мастер Фирл, что ежели церковь желает, чтобы мы жили по Закону, так пусть побеспокоится дать нам хоть что взамен. А то ведь горы исчезают прямо у нас из-под носа, молоденькие ребятки становятся мечеными, а церковники знай забирают младенцев и не чешутся, что чудовища в реке плавают. До чего докатилось наше Постоянство, а? Такого никогда не бывало, когда я была девушкой, позвольте вам сказать. — Мистрис Поттл самодовольно хмыкнула, словно в свои молодые годы самолично отражала нападения Неустойчивости. — Церковь только и умеет, что забирать младенчиков да чинить нам неприятности. Подумайте, только на прошлой неделе законники заявили моему Невви, что он не может вставить в окно прозрачное стекло, потому как там всегда было зеленое, а ведь окно разбилось не по нашей вине: в него врезалась телега. А вот еще что случилось со старым Маркуном Медником: задумал он выкорчевать яблоню, что уж который год не родит, а ему и говорят в Управе: не положено, Закон запрещает. Надо же! — Женщина оглядела сложенное белье. — Ну вот, работа сделана, и пойду-ка я домой. — Она сняла передник и направилась к двери. — Завтра загляну.— Глупая старая балаболка, — сказал Фирл, когда женщина вышла. — Как будто церковь в силах помешать исчезновению Топора! Кстати, — добавил он, пользуясь наконец возможностью дать выход своему раздражению, — тебе следовало бы заняться картами, Керис.— Картограф у нас ты, — ответила девушка; ей было безразлично, если ответ ее и прозвучал сердито.— Но у тебя получается лучше. Послушай, Кери, дело надо сделать. Почему бы тебе не заняться образцом, используя отцовские записи и расчеты? А как только первая карта будет готова, я начну делать копии. Готов все начертить, а тебе оставить раскраску и прочие финтифлюшки.Шейли нашла в себе силы поддержать предложение Фирла.— Твой отец отдал жизнь, чтобы собрать необходимые сведения, — сказала она; ее пальцы трепетали над покрывалом, как крылышки пораненной бабочки. — Карты нужно сделать. Не допусти, чтобы его смерть была напрасной, Кери. Пирс отдал жизнь ради безопасности жителей Неустойчивости и паломников.«Не очень-то это точно», — подумала Керис. Отец погиб вовсе не потому, что хотел отдать жизнь ради своего служения, а потому, что не мог обойтись без Неустойчивости. Она влекла его, все три десятка лет влекла своими опасностями. Мошка в конце концов сгорела в пламени.Фирл кивнул:— Жители Неустойчивости будут приезжать за новыми картами как обычно. Они ждут, что карты будут готовы вовремя. Керис попыталась изобразить вялое благодушие:— Верно. Они ждут, что их сделаешь ты. — Девушка подчеркнула слово «ты», и в помещении на мгновение воцарилась тишина. Фирл решил подойти к делу с другой стороны:— Люди будут гибнуть в Неустойчивости, если не получат точных карт. Паломники рассказывают, что с прошлой осени расположение потоков леу сильно изменилось.«Как постарела мама, — вдруг подумала Керис. — Ей всего сорок три, а выглядит она столетней. И болезнь, и известие о смерти папы… кажется, что жизнь покинула ее». Девушка заставила себя вновь вернуться мыслями к картам. Фирл прав, чтоб ему провалиться.— Ладно. Я начну их делать. — Однако Керис не хотелось, чтобы брат подумал, будто она не понимает, что кроется за его добродетельными уговорами. — Только сомневаюсь, Фирл, что твои мотивы так чисты, как ты хотел бы их изобразить.— Ну да, нам нужны деньги, — ответил он. — Теперь ты довольна? — Керис посмотрела брату в глаза. — Отцовские записи ты нашла? — поинтересовался Фирл.— Я еще не распаковала его вещи. — «Не набралась еще смелости», — подумала Керис.— Займись этим сегодня. Харин Маркл, кстати, собирался заглянуть к тебе попозже.Керис снова склонилась над кошкой.— Чего ради? — Она увидела блоху среди меха и поймала ее на смазанный свиным салом палец.Фирл раздраженно махнул рукой:— Он тобой интересуется, вот ради чего. Проклятие Хаосу, Керис, я что, должен все тебе разжевывать?— Нет. — Разделавшись с блохой, девушка подняла глаза на брата. — Но, может быть, мне стоит кое-что разжевать для тебя, Фирл. Я не интересуюсь Харином Марклом. — Она сняла кошку с колен и стала мыть руки под струей из насоса.— Ну, тогда тебе лучше начать интересоваться, — резко бросил Фирл.Керис повернулась к брату с бесстрастным лицом:— Прошу прощения?— Я одобряю его намерения.— Одобряешь его намерения? Это еще что? Да у тебя мозги стали мечеными, Фирл Кейлен! Ты что, забыл, что я пока еще не круглая сирота? Может быть, в каких-то отношениях я по Закону и являюсь твоей подопечной, но глава семьи — мама. И не твое дело, чьи ухаживания я соглашусь принять. Откуда вдруг такой интерес к тому, чтобы выдать меня замуж? Да мне и непонятно, чего это Харин мной заинтересовался — я никогда ему не нравилась.Под пристальным взглядом сестры Фирл слегка покраснел.— Провалиться мне на месте, — наконец прошептала девушка, — ты рассказал ему о моем приданом, верно?Родители Керис скопили за многие годы пятьдесят золотых для дочери. На этом настояла Шейли, хотя другие деревенские девушки получали обычно два золотых в придачу к набору требующихся в хозяйстве предметов — по списку, установленному Законом.Керис посмотрела на мать, жалея, что разговор происходит в ее присутствии. Шейли казалась совсем обессиленной, погруженной в свое горе и боль. Случайное замечание мистрис Поттл о младенце, которого отобрала у Кейленов церковь, только ухудшило дело. Шейли явно приходилось делать усилие, чтобы следить за спором, на лбу у нее выступили капли пота.— Ну и что, если я случайно упомянул о твоем приданом! — воинственно заявил Фирл.— А ты-то что от этого выигрываешь, Фирл?— Харину нужен капитал, — пожал плечами тот. Разговор, казалось Керис, становился бессмысленным.— Капитал для чего? — Фирл смущенно посмотрел на мать.— Ладно, все равно скоро узнаете. Мы собираемся превратить лавку в придорожную таверну для паломников.Керис вытаращила на брата глаза, не сразу даже сообразив, какие следствия вытекают из столь неожиданной новости.Шейли с трудом попыталась приподняться на постели и запротестовала:— Ты же картограф, Фирл!— Ничего подобного, Карты я ненавижу. И ненавижу бывать в Неустойчивости. Я же не отец. Я и трех месяцев там не выдержу. Я собираюсь стать трактирщиком. Да и где найдется для таверны место лучше, чем наша лавка у дороги? Всего день езды от Наблы и цепи часовен кинезиса. Я уже давным-давно сказал Харину: случись что с отцом, и здесь будет таверна.— Ты собираешься превратить лавку отца в гостиницу для паломников? — не веря своим ушам, переспросила Шейли.— Ну, не совсем. Это будет таверна, в которой можно снять комнаты. Харин станет моим партнером — он знает, что к чему. Шейли была в ужасе.— Кабак! Ты станешь соблазнять паломников, направляющихся к святым местам, распутством пивной?— А мое приданое, — добавила Керис с горькой язвительностью, — похоже, послужит капиталом, необходимым для их совращения.Шейли покачала головой:— Да такое просто невозможно. Ты единственный сын Пирса и должен продолжить его дело. Таков Закон. Здесь была лавка картографа с… чуть ли не со времен Разрушения. Церковь никогда не согласится на подобные перемены.Фирл хитро улыбнулся.— Матушка, матушка, неужели ты думаешь, что все так уж неотступно следуют Закону? Тогда бы никакие дела нельзя было делать! Впрочем, в этом случае как раз церковь не станет возражать: наставники не любят жителей Неустойчивости, а я хочу стать почтенным подданным Постоянства, а не картографом, который полгода проводит во владениях Разрушителя. Я только сегодня разговаривал с церковником из Управы Порядка в Верхнем Кибблберри. Он готов посодействовать мне в получении разрешения за… э-э… вознаграждение.— Ты подкупил его? — задохнулась Шейли.— Собираюсь. Не тревожься, матушка, — все так делают.— Только не я, — ответила Шейли с достоинством. — И отец твой никогда этого не делал. Воля Создателя превыше всего, Фирл, и Порядок должен быть сохранен. А ведь если кто-то начнет нарушать Закон, пострадает Порядок — а с ним и наша безопасность.— Если я не стану картографом, матушка, Порядок от этого пострадает не больше, чем от твоих цветочков у бани, которые ты посадила вместо капусты. — Фирл мило улыбнулся матери.Керис не стала дожидаться окончания разговора; она повернулась и вышла из кухни, стиснув кулаки, чтобы не дать воли гневу.«Как все несправедливо!» Гнев заставил Керис расплакаться. Ужасно несправедливо! Она ведь все отдала бы, чтобы стать картографом. Все на свете!Девушка отправилась в конюшню, как всегда делала, когда была чем-то огорчена. Присутствие животных успокаивало: две переправные лошади сонно жевали сено в стойлах, куры рылись в соломе, полудикая дворовая кошка приоткрыла глаза, но, убедившись, что опасности нет, уснула снова, уткнув нос в шерсть. Трудно было испытывать пламенный гнев, когда Игрейна и ее соседка по стойлу, Туссон, начали отталкивать друг друга в надежде получить лакомство из хозяйского кармана.Однако на этот раз времени, чтобы остыть, у Керис не оказалось. Как только она подошла к Игрейне, солнечный свет, льющийся в дверь конюшни, загородила фигура Фирла; он, должно быть, вышел из дому сразу вслед за сестрой.Керис повернулась к нему, не в силах больше сдерживать слезы и ярость:— Как мог ты так поступить с мамой? В этом ведь не было нужды — особенно теперь, когда она так слаба и так горюет по отцу. — Дворовая кошка, испуганная прозвучавшим в голосе девушки гневом, предпочла спрятаться за мешками с овсом.— Ты предпочла бы, чтобы я ей лгал? — равнодушно пожал плечами Фирл. — Ты, Керис, мечтательница и не любишь смотреть в лицо фактам. Будь я проклят, если сделаюсь картографом, и мне все равно, кто об этом узнает. Лавка станет таверной. Мы будем продолжать продажу карт до осени, как всегда. Но в Неустойчивость я не отправлюсь, и к зиме тут будет пивная. Я назову ее «Приют картографа».Керис от злости даже задохнулась.— Но матушка…— К тому времени умрет, — грубо бросил Фирл. — И она об этом прекрасно знает.— Да заберет тебя леу, Фирл, что ты за бездушный подонок!— Да нет — я просто практичный. А быть практичным — значит смотреть в лицо фактам: из меня никогда не получится картограф, да я никогда и не собирался им становиться. Мать проживет всего несколько недель, если не дней, а тебе, сестренка, нужно искать себе пристанище. Хочешь остаться тут и стать моей домоправительницей — что ж, можешь, но имей в виду, что я собираюсь жениться, как только найду смазливую и покладистую девицу. И помни: твои пятьдесят золотых приданого кому попало я не отдам.— Это мои деньги!— Ничего подобного. Они предназначены твоему мужу. Как только отец погиб, они по Закону стали моими, пока я согласен содержать тебя и мать. Ну так я и содержу. Однако я не обязан давать тебе в приданое больше двух золотых. Я собираюсь использовать денежки на то, чтобы превратить лавку в таверну. Да и на взятки уйдет немало — законник не станет помогать меньше чем за десять золотых. Так что какая разница: просто ли я заберу пятьдесят монет, или они достанутся как твое приданое Харину — все равно они пойдут в дело. Я думал помочь тебе найти мужа, вот и все.— Не собираюсь я замуж — а уж за типа вроде Харина и подавно!— Ну вот опять — я же говорю, что в тебе практичности ни на грош. Что еще можешь ты сделать? Ты не можешь стать картографом, потому что это запрещено Законом; даже если бы кто-нибудь и стал покупать карты у женщины, ни одна женщина в одиночку и недели не протянет в Неустойчивости. Более того, Закон ясно говорит, что ты должна выйти замуж, но ты и не пытаешься никого себе найти. Керис, поверь: для девицы с твоей наружностью и Харин — подарок судьбы.Слова брата больно задели Керис. Чувствуя ее гнев, Игрейна забеспокоилась и громко фыркнула.— Он скользкий, как водяной червяк! Я за него не выйду, даже если бы он еще сотню золотых приплатил!— Тебе решать, — пожал плечами Фирл. — Мне все равно: я свое получу так и так.Его безразличие охладило горячность Керис. Она глубоко вздохнула, склонила голову к плечу и с изумлением посмотрела на брата, как на знакомый предмет, неожиданно оказавшийся сильно подпорченным.— Ну да, понятно… Тебе и в самом деле все равно. Как это я не замечала раньше! Ты совсем ничего не чувствуешь. Не горюешь ни по отцу, ни по матушке, верно?— С чего бы мне горевать? Они никогда не интересовались моими чувствами. Я всегда только и слышал: «Сделай это, Фирл», «Сделай то!», «Учись чертить карты, Фирл!», «Неси теодолит!», «Отправишься со мной в Неустойчивость, Фирл». Ну а теперь я могу сказать «нет». И я не горюю о том, что их время кончилось, а мое наступило. Ни печали, ни сочувствия к ним у меня нет. Впрочем, я не Приспешник, Керис: с вами обеими я поступлю, как положено, но на большее не рассчитывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56