— Сторре. Даврон Сторре. А как зовут тебя, наставник?— Портрон Биттл, к твоим услугам, из ордена Посвященного…Суровые глаза еще раз выглянули из-под полей шляпы.— Можешь сколько хочешь совершать в дороге кинезис, наставник Портрон, но ко мне с этим не приставай. Понятно?— Ах, конечно, как пожелаешь, хотя почитание Создателя никогда не может… — Глаза исчезли под решительно надвинутой шляпой. Портрон моргнул и попятился.— Думаю, тебе попался крепкий орешек, наставник, — заметила Керис, когда они повернули коней. — Уж он-то не станет тебе собеседником в дороге.— Увы, боюсь, что ты права, — вздохнул Портрон. — А ведь паломничество продлится два или три месяца. Надеюсь, его сердце не так черно, как его глаза. — Потом наставник покорно пожал плечами. — Ах, все в воле Создателя, да будет благословенно его имя. Если моя судьба — добраться до обители, я туда доберусь. Но как насчет тебя, дитя? Какого из проводников, направляющихся во Второе Постоянство, ты выберешь?— Того, который отправляется раньше остальных, — решительно ответила Керис. Она понимала, что любой из проводников может ее узнать, но все же надеялась, что такого не случится: ее лицо было не из тех, которые запоминаются. Что же касается Игрейны и Туссон — при всех своих замечательных качествах они тоже ничем внешне не выделялись. Вряд ли кто-нибудь вспомнит, что это лошади Пирса Кейлена.Керис обошла всех проводников, направляющихся во Второе Постоянство — их оказалось шесть, — и никто из них ее как будто не узнал. Двое возмутились, что у девушки переправные кони, третий попытался их у девушки купить, а четвертый сообщил Портрону, что женщина, едущая на такой лошади, — угроза Порядку, и поинтересовался, что наставник собирается предпринять по поводу такого безобразия. Пятый, считавший, что получить достаточный доход он сможет, только набрав десять паломников — Керис была десятой, — и собиравшийся отправиться в дорогу через день, предпочел ничего о конях не говорить; поэтому девушка попросила его включить в список товарищества имя Керис Керевен, после чего они с Портроном отправились искать место для лагеря.Вечером, пока Портрон экспромтом читал проповедь о соблюдении Закона собравшимся вокруг него путешественникам, Керис отправилась на поиски храма. Она не так стремилась совершить вечерний кинезис, как купить пропуск паломника; к тому же девушке хотелось помолиться за Шейли. Да и за себя тоже: она нуждалась в прощении Создателя за то, что покинула умирающую мать.«Ты сделала это для себя, Керис Кейлен, — твердила она себе. — Признайся. Потому что не могла вынести мысли о замужестве с кем-то вроде Харина Маркла; потому что не могла смириться с перспективой всю жизнь прожить в доме Фирла, особенно если он женится на этой надутой идиотке Фресси Лиз. Ты позволила Шейли уговорить себя потому, что тебя это устраивало…»Керис сморщила нос в попытке удержать слезы. Она определенно себе не нравилась. И особенно взрослой она себя не чувствовала тоже.Девушка не была уверена, что посещение храма облегчит ее душу, — давно укоренившееся недоверие к навязываемой церковью необходимости подчиняться Закону заставляло ее смотреть на кинезис и на благословение Создателя с глубоким скептицизмом, — но она все равно туда направилась.Она легко нашла храм и купила пропуск в конторе; вечерняя служба уже началась, и молящиеся стояли на коленях на голой земле снаружи: здание было набито битком. Керис присоединилась к прихожанам, приняв позу почтительного внимания — оба колена на земле, спина выпрямлена, ладони лежат на бедрах. Керис нашла, что снаружи даже лучше, чем внутри храма: земля мягче каменного пола и можно смотреть по сторонам, если станет очень скучно. Мимо проходили разные люди, да и фасад храма оказалось интересно рассматривать. Здание было ярко раскрашено, как и все церковные строения; стены его покрывали фрески, изображающие Посвященных, побеждающих Приспешников. Особенно четко оказались прорисованы руки добродетельных мужей, Делающих ритуальные жесты кинезиса в сторону Приспешников. Керис, правда, усомнилась, что так можно разогнать порождения Хаоса, но рассматривать картины все равно было любопытно.Когда девушка присоединилась к молящимся, наставник как раз читал священные изречения — как и следовало ожидать, из Книги Паломников. Из храма доносился приятный запах жасминового масла: это благовоние всегда использовалось во время вечернего Припадения к Стопам.«И сказал Создатель Посвященному Батозе: „Да отправишься ты и все твои чада и домочадцы единожды в жизни поклоняться храмам моим и прочим святым местам через всю Неустойчивость, ибо только такое паломничество позволит тебе войти в жизнь вечную и отведать яств от щедрот Порядка“. И возразил ему Посвященный: „Но ведь опасность будет грозить жизни моей, и детям моим грозить будут ужасные клыки Хаоса“. И ответил ему Создатель: „Есть у вас выбор, но говорю тебе: ни муж един, ни жена едина не воссядут за пиршественный стол в чертогах Порядка, покуда не свершат они трудный путь в дальний храм; лишь младенцам, коим двадцати зим не исполнилось, прощу я грех невольный“.«Что за идиотский ломаный язык, — мрачно подумала Керис. — И почему это добродетельные церковники никогда ничего не говорят понятно?»Ответ пришел сам собой: «Может быть, если бы все было сказано ясно, мы бы поняли, какая это чушь. С какой стати нам рисковать жизнью ради спасения души? Это же бессмыслица, а Создатель не должен быть нелогичным».Девушка вздохнула и постаралась отогнать мысль, что Священные Книги, в конце концов, могли быть вовсе не вдохновлены Создателем и не написаны святейшими из его последователей, а просто оказаться бредом какого-то безумного Посвященного, лишившегося разума после многих лет отшельничества и жизни в пещере.Однако, когда молящимся пришло время совершать кинезис, Керис присоединилась к остальным, делая ритуальные жесты и принимая положенные позы: сначала опустилась на одно колено, потом на другое, потом на оба, коснулась лбом земли… Она делала это ради матери, ради того, чтобы вымолить прощение себе, ради надежды: ей удастся пережить путешествие в Неустойчивость и не сделаться меченой…«Хорошо хоть, что это Припадение к Стопам, а не Унижение», — подумала девушка. Кинезис Унижения состоял из движений, совершаемых в основном лежа на животе.К тому времени, когда служба закончилась, совсем стемнело. Керис с опаской подумала: не сделала ли она глупость, отложив возвращение в лагерь на такой поздний час? Они с Портроном поставили палатки немного в стороне от остальных паломников — по ее настоянию: вонь от выгребных ям была невыносима. Теперь же погруженные в темноту улицы селения и неровные тропинки, по которым ей приходилось пробираться в одиночку, пугали девушку. Большинство паломников ходили группами, у них были фонари, а Керис не сообразила даже взять с собой свечу.Девушка отошла от храма, радуясь тому, что благодаря штанам и сапогам может идти быстро даже по глубоким колеям дороги, и стараясь не вспоминать рассказы о неприкасаемых, которые служат Приспешникам Хаоса.— Они любят нападать в темноте, — однажды сказал дочери Пирс: он старался убедить ее, что Неустойчивость — не место для женщины. — Они убивают ради удовольствия и никогда не делают этого быстро и безболезненно. Чем моложе жертва, тем им приятнее, потому что смерть юных — самое величайшее оскорбление, которое Карасма может нанести Создателю. Хуже всего то, что они делают с женщинами, особенно молодыми. Иногда тела у меченых совсем не человеческие, но это им не мешает удовлетворять свои гнусные желания.Когда Керис добралась до подножия холма, на котором располагался лагерь паломников, впереди она увидела толпу. Там были мужчины и женщины с фонарями, они окружили кого-то и слушали. Никто не смотрел в сторону Керис, да и без свечи она была практически невидима. Сборище не привлекло бы ее внимания, если бы не голос говорившего: услышав его, девушка замерла на месте. Фирл. Фирл описывал ее, описывал во всех подробностях, вплоть до масти коней и цвета палатки.— Нет, — ответил ему кто-то, — мы никого похожего не видели. Воровка, говоришь? Парень, найти в Набле конкретную воровку не легче, чем иголку в стоге сена.— Может, и так. Но если увидите ее, не говорите, что я ее разыскиваю, ладно?Керис, дрожа, притаилась в темноте. Толпа разошлась, паломники двинулись к своим палаткам. Фирл пошел вверх по склону холма — прочь от их с Портроном лагеря, с благодарностью отметила девушка. Она поспешила скрыться.— Ну вот наконец и ты, — с облегчением приветствовал ее наставник, делая благодарственный кинезис. — Я уже начал тревожиться. Здесь не то место, где можно бродить по ночам, девонька. Ты малость слишком самоуверенна, знаешь ли, а это опасно. — Он протянул ей миску с похлебкой. — Я тут купил свежего мяса и приготовил ужин и на твою долю!Керис покорно выслушала упреки и согласно кивнула: Портрон был совершенно прав. Поблагодарив за угощение, она уселась у костра, радуясь присутствию Портрона и грустно посмеиваясь в душе над собой: никогда она не думала, что будет благословлять Создателя за общество церковника. Девушка надеялась, что в темноте Фирл не сможет найти ее палатку, но все же беспокоилась. Наступит утро, и тогда он ее найдет, а обвинение в воровстве будет означать крупные неприятности. Самое малое, что ей грозит, — это принудительное возвращение домой.— Наставник Портрон, — сказала она, — я, пожалуй, передумала. Если мастер Даврон возьмет меня с собой, я завтра поеду вместе с вами.Церковник вытаращил на нее глаза; белые волосы в свете костра казались нимбом вокруг его головы.— Ты хочешь отправиться в Восьмое Постоянство?— Нет. Я хочу только добраться до станции Пикля. Это примерно неделя пути. У меня… у меня личный интерес. Тоже своего рода паломничество… Видишь ли, там погиб мой отец.Внезапно Керис представился проводник Сторре — такой, каким она видела его в Кибблберри: жесткий, как железное дерево, сплошные мускулы и настороженность под потертой кожей и грубым полотном одежды. Человек, совершивший нечто настолько постыдное, что краснеет, как наставница, с которой заигрывает местный ловелас. Девушке пришлось напомнить себе, что Приспешники Хаоса не могут выжить в Постоянстве, не могут, если уж на то пошло, миновать цепь часовен кинезиса. Даврон Сторре, таким образом, не мог быть посланцем Разрушителя. К тому же какой Приспешник способен краснеть…
Перед мысленным взором Портрона, когда он смотрел на Керис, разворачивалась другая картина. На мгновение он перенесся на двадцать лет назад… Лицо под покрывалом монашеского ордена, веснушки на носу, испуганные серые глаза… Портрон не был тогда так уж молод, но все равно его руки дрожали, когда он в первый раз снял покрывало и коснулся волос девушки, длинных и мягких.— Я постараюсь не делать тебе больно, Мейли, — прошептал он.— Надеюсь, что ребенок получится у нас не сразу, — прошептала она в ответ; страх не мог погасить любовь в ее взгляде. — Я хочу, чтобы это длилось вечно. ГЛАВА 6 И укажет церковь нам путь, и будет нам защитой от Владыки Карасмы, Разрушителя. Слуги ее установят Закон и станут следить, чтобы не нарушался Порядок во всех Постоянствах, посвятив жизнь свою нашему благополучию и посрамлению Хаоса. Почитайте их и не скупитесь на пожертвования. Книга Посвященных, X: 12: 2—3 (Поучение Мелкома Праведного)
Рагрисс Раддлби сидел за столом в своем кабинете в резиденции Санхедриона в Миддлтоне, просматривая отчеты. Резиденция Санхедриона была самым великолепным зданием в Восьмом Постоянстве, а может быть, и во всех остальных Постоянствах тоже, а кабинет главы Санхедриона — самым роскошным помещением в здании, как и подобает кабинету первого из шестнадцати прелатов, правящих церковью. Потолок и стены, покрытые изысканной резьбой, сверкали позолотой. От легкого сквозняка дрожали хрустальные подвески многочисленных светильников, полированный оникс столешниц мягко сиял, наборный паркет из редчайших сортов древесины свидетельствовал о том, что строгий Закон запрещает рубить деревья только простым мирянам. Впрочем, какое это имело значение: в конце концов, роскошь единственной комнаты в единственном здании служила лишь прославлению Создателя, да будет благословенно его имя…На протяжении последнего года кабинет принадлежал Рагриссу Раддлби и будет принадлежать еще на протяжении двух, пока строгий порядок очередности в Санхедрионе не сделает его главой другого прелата. Рагрисс давно мечтал об этом посте, но теперь, когда его достиг, обнаружил, что ответственность и необходимость принимать решения, неотделимые от власти, часто раздражают, если не хуже. Никакая роскошь раззолоченного кабинета не искупала непрерывных тревог и огорчений.Высокий, худой, с суровым лицом, Рагрисс двигался бесшумно, как кошка. В его теле не было ни капли жира, мускулы отличались силой, живот не выпирал; прелат казался моложе своего возраста. Он придерживался взгляда, что человек должен заботиться о теле, данном ему Создателем, а потому упражнял его, был умерен в пище и не брезговал подкрашивать седеющие волосы.Кто-то когда-то сказал ему, что не следует хмуриться, — от этого появляются морщины; поэтому он читал отчет законника из пограничного селения с неподвижным лицом, хоть ему и было не по себе. Что-то в отчете смущало его, но только после длительного размышления глава Санхедриона понял, в чем дело. Поколебавшись, он все же взялся за свою столу и резко потряс ею. Серебряные колокольчики, украшавшие ее, нежно зазвенели; перламутровые бусины, нашитые на золотую парчу, засияли всеми цветами радуги.В ответ на сигнал в кабинет вбежал послушник. Рагрисс не поднял на него глаз.— Попроси аббатису Килри Маннерти пожаловать в мой кабинет, — бросил он, и послушник кинулся выполнять распоряжение, стуча башмаками по натертому паркету.Аббатиса, однако, появилась не сразу: Рагриссу пришлось ждать ее не менее получаса. Килри, единственная женщина в Санхедрионе, не считала нужным спешить куда бы то ни было, а уж тем более на зов Рагрисса, своего бывшего любовника. Когда же она все-таки появилась, двигалась она с томной грацией. Она была высокой величественной женщиной и, подобно самому Рагриссу, производила внушительное впечатление, даже не раскрывая рта. На ее висках появилась седина, а в углах глаз — первые морщинки, но она все еще оставалась красивой женщиной.Так же как Рагрисс, она была облачена в одежды высшего духовенства: платье из алого шелка доходило ей до щиколоток, золотая парча столы с серебряными колокольчиками обвивала шею и спускалась до колен, талию перехватывал пояс, украшенный золотом и синими камнями. Поверх платья Килри носила отделанную мехом накидку из переливчатого шелка, расшитого священными символами. Войдя в кабинет, она сбросила накидку на кресло и уселась напротив Рагрисса.В качестве приветственного кинезиса она лишь лениво взмахнула рукой, заставив драгоценные камни в кольцах вспыхнуть разноцветным блеском.— Ну, в чем дело, Ри? Ради чего ты вызвал меня в столь ранний час? Ты отвлек меня от разговора с торговцем тканями, он как раз показывал мне новые шелка…Рагрисс резко оборвал женщину:— Я только что получил вот это донесение. — Он перекинул через стол пергамент. — Прочти и скажи, что ты о нем думаешь. Человек, который написал донесение, — наставник, сопровождавший товарищество паломников между Третьим и Четвертым Постоянствами.Килри взяла свиток и внимательно прочла, потом, изогнув бровь, взглянула на Рагрисса.— Ну и что? — протянула она. — Да, бедняге пришлось несладко, согласна, но разве имеет такое уж значение смерть картографа и нескольких паломников на станции, даже если их убийца был необычно кровожаден?— Во-первых, обращает на себя внимание определенное безрассудство совершившего это Приспешника, а значит, и самого Карасмы. А все, что может заставить Разрушителя действовать безрассудно, должно нас интересовать. Во-вторых, разве ты не обратила внимания на описание наставником человека, который интересовался тем же самым картографом несколькими днями раньше?Килри снова взглянула на пергамент и щелкнула ухоженными пальцами, поняв важность сообщения.— Конечно! Это Эдион!Рагрисс кивнул:— Да. Наш неуловимый бывший Посвященный снова появился. Ну и почему же, как ты думаешь, стал он интересоваться картографом, тем же самым картографом, который вызвал такую ярость Приспешника, что тот рискнул появиться на станции?Килри покачала головой:— Не имею ни малейшего представления. Рагрисс стиснул зубы.— К несчастью, я тоже. К тому же Эдион снова исчез, конечно. Теперь он может быть где угодно в Неустойчивости.— А эти слухи насчет места, именуемого Звезда Надежды, продолжают ходить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Перед мысленным взором Портрона, когда он смотрел на Керис, разворачивалась другая картина. На мгновение он перенесся на двадцать лет назад… Лицо под покрывалом монашеского ордена, веснушки на носу, испуганные серые глаза… Портрон не был тогда так уж молод, но все равно его руки дрожали, когда он в первый раз снял покрывало и коснулся волос девушки, длинных и мягких.— Я постараюсь не делать тебе больно, Мейли, — прошептал он.— Надеюсь, что ребенок получится у нас не сразу, — прошептала она в ответ; страх не мог погасить любовь в ее взгляде. — Я хочу, чтобы это длилось вечно. ГЛАВА 6 И укажет церковь нам путь, и будет нам защитой от Владыки Карасмы, Разрушителя. Слуги ее установят Закон и станут следить, чтобы не нарушался Порядок во всех Постоянствах, посвятив жизнь свою нашему благополучию и посрамлению Хаоса. Почитайте их и не скупитесь на пожертвования. Книга Посвященных, X: 12: 2—3 (Поучение Мелкома Праведного)
Рагрисс Раддлби сидел за столом в своем кабинете в резиденции Санхедриона в Миддлтоне, просматривая отчеты. Резиденция Санхедриона была самым великолепным зданием в Восьмом Постоянстве, а может быть, и во всех остальных Постоянствах тоже, а кабинет главы Санхедриона — самым роскошным помещением в здании, как и подобает кабинету первого из шестнадцати прелатов, правящих церковью. Потолок и стены, покрытые изысканной резьбой, сверкали позолотой. От легкого сквозняка дрожали хрустальные подвески многочисленных светильников, полированный оникс столешниц мягко сиял, наборный паркет из редчайших сортов древесины свидетельствовал о том, что строгий Закон запрещает рубить деревья только простым мирянам. Впрочем, какое это имело значение: в конце концов, роскошь единственной комнаты в единственном здании служила лишь прославлению Создателя, да будет благословенно его имя…На протяжении последнего года кабинет принадлежал Рагриссу Раддлби и будет принадлежать еще на протяжении двух, пока строгий порядок очередности в Санхедрионе не сделает его главой другого прелата. Рагрисс давно мечтал об этом посте, но теперь, когда его достиг, обнаружил, что ответственность и необходимость принимать решения, неотделимые от власти, часто раздражают, если не хуже. Никакая роскошь раззолоченного кабинета не искупала непрерывных тревог и огорчений.Высокий, худой, с суровым лицом, Рагрисс двигался бесшумно, как кошка. В его теле не было ни капли жира, мускулы отличались силой, живот не выпирал; прелат казался моложе своего возраста. Он придерживался взгляда, что человек должен заботиться о теле, данном ему Создателем, а потому упражнял его, был умерен в пище и не брезговал подкрашивать седеющие волосы.Кто-то когда-то сказал ему, что не следует хмуриться, — от этого появляются морщины; поэтому он читал отчет законника из пограничного селения с неподвижным лицом, хоть ему и было не по себе. Что-то в отчете смущало его, но только после длительного размышления глава Санхедриона понял, в чем дело. Поколебавшись, он все же взялся за свою столу и резко потряс ею. Серебряные колокольчики, украшавшие ее, нежно зазвенели; перламутровые бусины, нашитые на золотую парчу, засияли всеми цветами радуги.В ответ на сигнал в кабинет вбежал послушник. Рагрисс не поднял на него глаз.— Попроси аббатису Килри Маннерти пожаловать в мой кабинет, — бросил он, и послушник кинулся выполнять распоряжение, стуча башмаками по натертому паркету.Аббатиса, однако, появилась не сразу: Рагриссу пришлось ждать ее не менее получаса. Килри, единственная женщина в Санхедрионе, не считала нужным спешить куда бы то ни было, а уж тем более на зов Рагрисса, своего бывшего любовника. Когда же она все-таки появилась, двигалась она с томной грацией. Она была высокой величественной женщиной и, подобно самому Рагриссу, производила внушительное впечатление, даже не раскрывая рта. На ее висках появилась седина, а в углах глаз — первые морщинки, но она все еще оставалась красивой женщиной.Так же как Рагрисс, она была облачена в одежды высшего духовенства: платье из алого шелка доходило ей до щиколоток, золотая парча столы с серебряными колокольчиками обвивала шею и спускалась до колен, талию перехватывал пояс, украшенный золотом и синими камнями. Поверх платья Килри носила отделанную мехом накидку из переливчатого шелка, расшитого священными символами. Войдя в кабинет, она сбросила накидку на кресло и уселась напротив Рагрисса.В качестве приветственного кинезиса она лишь лениво взмахнула рукой, заставив драгоценные камни в кольцах вспыхнуть разноцветным блеском.— Ну, в чем дело, Ри? Ради чего ты вызвал меня в столь ранний час? Ты отвлек меня от разговора с торговцем тканями, он как раз показывал мне новые шелка…Рагрисс резко оборвал женщину:— Я только что получил вот это донесение. — Он перекинул через стол пергамент. — Прочти и скажи, что ты о нем думаешь. Человек, который написал донесение, — наставник, сопровождавший товарищество паломников между Третьим и Четвертым Постоянствами.Килри взяла свиток и внимательно прочла, потом, изогнув бровь, взглянула на Рагрисса.— Ну и что? — протянула она. — Да, бедняге пришлось несладко, согласна, но разве имеет такое уж значение смерть картографа и нескольких паломников на станции, даже если их убийца был необычно кровожаден?— Во-первых, обращает на себя внимание определенное безрассудство совершившего это Приспешника, а значит, и самого Карасмы. А все, что может заставить Разрушителя действовать безрассудно, должно нас интересовать. Во-вторых, разве ты не обратила внимания на описание наставником человека, который интересовался тем же самым картографом несколькими днями раньше?Килри снова взглянула на пергамент и щелкнула ухоженными пальцами, поняв важность сообщения.— Конечно! Это Эдион!Рагрисс кивнул:— Да. Наш неуловимый бывший Посвященный снова появился. Ну и почему же, как ты думаешь, стал он интересоваться картографом, тем же самым картографом, который вызвал такую ярость Приспешника, что тот рискнул появиться на станции?Килри покачала головой:— Не имею ни малейшего представления. Рагрисс стиснул зубы.— К несчастью, я тоже. К тому же Эдион снова исчез, конечно. Теперь он может быть где угодно в Неустойчивости.— А эти слухи насчет места, именуемого Звезда Надежды, продолжают ходить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56