— О, господи… — Бриджит потрогала лоб девушки: он был горячим и влажным. — Нужно сбить температуру. Почему никто…
— Мы приложили ей к ногам горчичный пластырь и растирали спиртом. — Пухленькая лекарша подошла следом за Беюль. — Я ее всю обложила льдом и послала принести еще, да только ничего не помогает.
Она вытерла руки о поношенное серое платье, которое, очевидно, служило ей и передником.
— Хорошая была девушка, — покачала головой лекарша со стоической печалью человека, который видел так много смертей, что смирился с обыденностью этого зрелища.
Но Бриджит не собиралась сдаваться так быстро.
— Должен же быть какой-то способ! — вскричала она, с надеждой глянув на Сакру.
— Есть, — кивнул тот, присел на краешек кровати и коснулся запястья девушки. Она застонала и отдернула руку. — Если только еще не слишком поздно. Мне нужно что-то из ее вещей. Что-нибудь, что она носила.
Лекарша нахмурилась и хотела было что-то возразить, но Беюль взяла инициативу в свои руки. Она открыла сундучок, что стоял в изголовье кровати, вынула оттуда коричневый бархатный кушак и протянула Сакре.
— Усадите ее.
Бриджит взяла Ричику под мышки и осторожно приподняла на кровати. Она почти ничего не весила — все ее тело сожгла лихорадка.
Сакра поднес пояс к потрескавшимся губам Ричики.
— Пожалуйста, подышите сюда, сударыня, — пробормотал он. Неизвестно, услышала та его или нет, но из ее рта вместе с дыханием вырвался тяжелый хрип. — Хорошо, умница. Теперь еще раз.
Бриджит закусила губу и надавила на спину Ричики, чтобы вызвать еще один хриплый вздох.
Сакра нараспев начал читать заклинание — короткие, отрывистые, ритмичные слова. Они повторялись снова и снова, вихрем кружась по комнате. Песнь то убыстрялась, то становилась медленней, то затихала, то снова набирала силу, а Сакра тем временем начал завязывать на поясе узелки. Пальцы его двигались быстро и уверенно. Бриджит почувствовала, как слова заклинания просачиваются сквозь кожу в кровь, ускоряя биение сердца.
Не переставая петь, Сакра поднялся на ноги. Беюль, похоже, знала, что сейчас произойдет: она схватила какую-то тряпицу и распахнула дверцу печи. Сакра швырнул пояс в огонь.
Из печи вырвалось облако искр, пепла и дыма, а из груди Ричики долгий вздох. Ее тело судорожно дернулось в руках Бриджит и обмякло.
— Нет! — Бриджит в отчаянье прижала Ричику к груди, но тут же ахнула от удивления: кожа девушки стала прохладной, дыхание — ровным и спокойным, без ужасающих хрипов.
Сакра вытер пот со лба:
— Она проспит около суток. А когда проснется — будет здорова.
— Слава богу! — Бриджит уложила Ричику на подушку и поправила одеяло. — Спасибо вам.
Сакра пожал плечами:
— Рад, что и я смог помочь вам. Для разнообразия.
Все происшедшее, похоже, не впечатлило только хмурую лекаршу. Похоже, ей одинаково не нравились и вызванные колдовством болезни, и вызванные колдовством исцеления. Она решительно шагнула вперед, потрогала лоб Ричики, пощупала пульс и сказала:
— Ну что ж, если ей нужно спать, то вам, господа, лучше уйти.
— Разумеется, вы правы, — покорилась Бриджит, как, бывало, соглашалась с миссис Хансен. Боже, как давно это было!
Следуя за Беюль обратно через общие спальни, Бриджит и Сакра улыбнулись друг другу. Похоже, процесс исцеления Ричики не только не утомил чародея, но даже наоборот, придал новых сил. Бриджит невольно залюбовалась его блестящими теплыми глазами и обаятельной улыбкой.
Должно быть, ее взгляд задержался на нем слишком долго, поскольку Сакра беспокойно нахмурил брови.
— Беюль, иди-ка вперед и предупреди их императорские величества, что мы возвращаемся.
Приказ был довольно странный, но Беюль ничего не сказала и с поклоном повиновалась.
Когда та отошла так далеко, что уже не могла их услышать, Бриджит спросила:
— Что случилось?
На Сакру вдруг напала странная нерешительность.
— Думаю, Калами кое о чем умолчал, — после долгой паузы вымолвил он. — Кое-что о природе чародеев. А ведь вы тоже из этого племени.
Бриджит вздохнула:
— Если это что-то важное, и к тому же правда, то наверняка умолчал.
Сакра усмехнулся, но тут же снова посерьезнел:
— Вы должны это четко уяснить, Бриджит. Мы устроены так, что нас притягивает сила. Она влечет нас, зовет. Те, кто учился чародейству с детства, знают об этом и умеют отличать подлинные чувства от магического притяжения.
Бриджит уже поняла, к чему он клонит.
— О, нет! — Она отвернулась. — Боже всемогущий, до каких же пор я буду выставлять себя посмешищем!
— Пожалуйста, госпожа Бриджит, — послышался сзади голос Сакры. — Я не хотел оскорбить вас.
Она подняла руку, чтобы его остановить, но не обернулась:
— Нет-нет. Вы правильно сделали, что сказали. — К горлу подступила тошнота. Как она могла забыть, что это просто волшебство? После того, что сделал с ней Калами, как она могла так легко впасть в заблуждение?
— Я сказал это, потому что не хочу, чтобы вы отвечали на мою симпатию только из-за магических сил. — Сакра встал перед Бриджит. — Какие бы чувства вы ко мне ни питали, я хочу, чтобы они были искренними и исходили из самого сердца.
Он был совершенно серьезен и спокоен, но за его словами крылось что-то большее. Робкая надежда. Бриджит вдруг почувствовала, что все слова и даже мысли оставили ее в эту минуту.
И тут тишину резко прервали звуки торопливых шагов и крик Беюль.
— Агнидх! Агнидх!
Дверь распахнулась, и Беюль буквально влетела в комнату. Сакра устремился ей навстречу и схватил ее за руки. Беюль протараторнла что-то на родном языке, на что Сакра ответил коротким словом — так резко, как произносят лишь проклятья.
— Что случилось? — спросила Бриджит.
Сакра обернулся. Лицо его было мрачнее тучи.
— Калами. И императрица. Они исчезли.
* * *
Дверь за подлым Сакрой и вероломной Бриджит закрылась, и постепенно воцарилась тишина. Императрица открыла глаза. Над ней склонилась Прафад, верная Прафад. Ну конечно, только она с ней и осталась.
— Воды, — попросила Медеан, тронув фрейлину за руку. — И чего-нибудь поесть…
— Сию минуту, Ваше Величество, — отозвалась фрейлина слегка удивленно, но вопросов задавать не стала, а поспешила выполнить приказ госпожи.
Прафад никогда не забывала о своих обязанностях.
Медеан снова закрыла глаза и напрягла тело, чтобы сесть. Никто больше не помнит своих обязанностей, кроме Прафад. Все остальные ее бросили. Все. Живые и мертвые — все покинули ее, и теперь она знает, как она одинока. Нужно было бы догадаться об этом раньше. Но она была слепа, вот в чем ее ошибка. Всю жизнь она хотела верить, что люди будут с ней до конца, что они останутся верны своим клятвам. Теперь-то ясно, что это не так, но уже слишком поздно.
Они забрали у нее ключи. Медеан встала. Они хотели запереть ее здесь, слабую и одинокую. Но неужели они думали, что замки Выштавоса не послушаются ее прикосновения?
Медеан сплюнула на пальцы и нарисовала на замке двери, ведущей в сокровищницу, магический знак. Механизм повиновался, и дверь с легким щелчком отворилась. Медеан взяла лампу и вошла в комнату. Затем закрыла за собой дверь и проверила, защелкнулся ли замок.
«Ты проиграла, — смеялся далекий голос Жар-птицы. — Ты проиграла, старуха, и скоро они придут за тобой. И тогда ты окажешься под замком, а я буду на свободе!»
— Нет, — сказала Медеан и повернулась к Модели Миров. Какая все-таки вещь! Сколько труда, сколько мастерства… Она служила императорам Изавальты добрую сотню лет.
Медеан поставила лампу на стол, взяла посох с серебряным набалдашником, что стоял возле двери, подняла его высоко над головой с размаху опустила в самую середину Модели. Потом еще и еще раз. Осколки разлетались во все стороны. И снова удар! И еще!.. Пока от Модели Миров не осталось ничего, кроме груды искореженной проволоки и поломанных шестеренок.
Покончив с этим, Медеан сорвала шелковое покрывало с большого серебряного зеркала, стоявшего в дальнем углу комнаты. В него она завернула небольшое зеркальце в золотой раме, золотой замочек с серебряным ключом и стеклянную фляжку с водой из семи источников. Если Калами не врал, один из этих источников находился возле маяка Бриджит Ледерли.
Медеан обвязала получившийся узел вокруг пояса, словно какая-нибудь уличная торговка, после чего наклонилась, открыла люк в полу и, захватив с собой лампу, стала спускаться к Жар-птице.
«Вы просто разочарованная женщина, которая слишком долго изводила себя за то, что когда-то влюбилась».
Колени Медеан задрожали, подогнулись, и она неуклюже уселась прямо на ступеньки.
Неужели это правда? Разве это может быть правдой? Нет, конечно, нет. Дочь Аваназия — такая же, как и все остальные. Она ничего не знает, а понимает и того меньше. Ею завладела Ананда. Ананда и Сакра переманили ее.
И все-таки она — дочь Аваназия, и она должна была спасти Изавальту, а не осуждать Медеан. Она дочь Аваназия, и в глубине ее души должно быть его понимание.
Впрочем, дело не в этом. Все дело в том, что кровь ее матери, чужестранки, помутила ей разум. А чего еще следовало ожидать? Что взять с девчонки-полукровки! Нужно было учесть это раньше, до того как возлагать на нее последнюю надежду, до того как истратить все силы… Как же долго она ждала ее появления! Ждала, пока не удостоверилась, что пришла крайняя нужда. И вот тогда-то Бриджит ее и обманула.
«Она сказала правду», — засмеялась Жар-птица.
— Нет.
«Ты просто этого не видишь. Ты разучилась видеть правду».
— Нет!
«Они придут за тобой, Медеан. Они знают, где ты. Они придут за тобой, и я буду свободна. И знаешь, что я решила сделать? Я решила сказать им, чтоб они отдали тебя мне, а иначе я спалю весь мир».
— Прекрати, — прошептала Медеан. — Пожалуйста, не надо.
«Выпусти меня. Только так ты еще можешь спастись. Выпусти меня».
Медеан закрыла лицо руками и затряслась от слишком долго сдерживаемых рыданий. Как они могли с ней так поступить? После стольких лет! Калами… Она так ему верила, а он, оказывается, только ждал момента, чтобы предать ее. А Бриджит! Бриджит, ее последняя надежда, кричала на нее, обзывала, забыв о том, какая кровь течет в ее жилах! Сын, ее родной сын, предпочел собственной матери эту маленькую ведьму… Столько лет борьбы, бескорыстного служения — и все ее бросили…
Медеан медленно подняла голову. Они бросили ее. Предали. Ни один из этих трусов и подхалимов, которых она возвысила до своего двора, чье счастье она вылепила собственными руками, палец о палец не ударил, чтобы помочь ей в борьбе с врагами. Они сбежали даже раньше, чем все остальные. Что ж, они за это поплатятся!
«Сжечь их всех!»
— Да, — Медеан встала. Колени больше не дрожали, слезы высохли. — Сжечь их всех.
Железная дверь была не заперта, только прикрыта, и на этот раз подалась легко. Медеан секунду постояла на пороге, купаясь в блаженном тепле, словно ребенок — в первых лучах летнего солнышка.
— Они за все поплатятся.
Словно во сне, Медеан направилась к клетке. Жар-птица припала к ее дну, с надеждой вытянув шею и полурасправив крылья. Она ждет. Она готова отомстить им.
В клетке не было двери в прямом смысле слова. Аваназий запер своей жизнью, а Медеан запечатала своей кровью. Только кровь могла открыть ее. Медеан вцепилась в прутья.
Бриджит будет первой. Ее предательство было самым подлым, ибо она предала не только Медеан, не только Изавальту, но и память своего отца! Она сказала, что Медеан готова была убить своего сына. Своего собственного сына… Но ведь она лишь хотела защитить его! А потом поняла, что только смерть может защитить его как следует…
Но сейчас-то что она делает? Разве сейчас она сможет спасти его?
— Он бы не стал тебя спасать, — сказала она себе. — Он бросил тебя так же, как все остальные.
Бросил… Да, он ее бросил. И он тоже поплатится. Они все поплатятся! На поясе у Медеан, там, где раньше висела связка ключей, болтался кинжал. Не кинжал, а так, игрушка, которой удобно вскрывать письма и чистить яблоки. Медеан вытащила его из изящных пробковых ножен и повертела в руках. Потом приставила острие к ладони…
«Я — императрица Изавальты! Все жизни принадлежат мне!»
«Нет. Вы просто разочарованная женщина…»
«Я императрица Изавальты!»
— Да!
«Все жизни принадлежат мне!»
— Сжечь их всех!
Ну зачем она видит, как Аваназий протягивает к ней руки — в точности, как говорила Бриджит. Он что-то говорит, но она не слышит его. Он прикасается, но она не чувствует. И все же он здесь. Может, он и вправду все время был здесь?
«Все это ерунда! Это мне только кажется! Я — императрица и я сожгу их всех».
«Нет».
Чья это мысль — ее или Аваназия?
— Нет! — Медеан отшвырнула нож. — Нет!
Жар-птица зашлась истошным криком, пробирающим до костей:
— Ты не можешь дать им уйти! Ты не можешь оставить их в живых!
Медеан попятилась от клетки. Споткнувшись о верстак, она вцепилась в край столешницы, как перед этим — в прутья клетки.
— Что я делаю!
— То, что должна. — Жар-птица расправила крылья. — Я — единственное, что у тебя осталось.
Где же правда? Медеан смотрела на Жар-птицу — ее ангела возмездия, ее защитницу, единственное существо, которое знает все ее секреты, все надежды и все страхи. Сакра обещал птице свободу, но ставил условия. Если же она сейчас освободит птицу — не будет никаких условий, никаких обещаний, никакого спасения. Неужели это и есть последняя правда тридцатилетнего кошмара? Что все должны быть одинаково наказаны за то, что забыли о своем долге? Что Изавальта должна сгореть?
Нет. Есть и другая правда. Эта правда в том, что она по-прежнему правительница Изавальты и должна защищать свою империю до последнего вздоха. Если Жар-птицу освободить, она найдет способ спалить Изавальту, неважно, сколько обещаний она даст. Сакра глуп. Медеан слышала голос птицы много лет и знает: ей верить нельзя, птица найдет способ, и Изавальта погибнет. Микель погибнет.
Медеан вернулась к клетке. Она все еще была достаточно высока, чтобы, встав на носочки и вытянув тощие старушечьи руки, дотянуться до железного крюка и снять с него клетку.
— Что ты делаешь!
Клетка оказалась тяжелой. Медеан уже и забыла, какая она тяжелая. Пришлось схватиться за кольцо обеими руками и неуклюже волочить ее по полу до верстака. Сама птица ничего не весила, а вот клетка оттягивала руки. Птица, пронзительным визгом выражая свое презрение, молотила крыльями в воздухе, чтобы удержать равновесие. Пламя лизало кожу Медеан, оставляя на теле полосы тупой боли.
Медеан поставила клетку рядом с тиглем. Затем неловкими руками развязала принесенный с собой узел и достала зеркало, замок, ключ и фляжку с водой.
— Ты не посмеешь!
Медеан не ответила. Она откупорила фляжку и с величайшей осторожностью вылила воду на зеркало — так, чтобы на стеклянной поверхности появилась тонкая прозрачная пленка. Затем Медеан отставила фляжку в сторону, взяла замок, открыла его ключом и положила оба предмета на поверхность зеркала. Вода течет во всех мирах. Зеркало может увидеть все на свете, и его не обманешь. Замок и ключ помогут ей открыть нужную дверь.
«Остановись, Медеан! Ты погубишь нас обоих!»
Медеан подобрала с пола кинжал. Металл — еще один элемент, что существует повсюду.
Медеан продела лезвие ножа в золотое кольцо клетки и сосредоточила взгляд на разлитой по зеркалу воде. Она обратилась внутрь себя — сквозь смятение, сквозь усталость, что придавливали ее к земле. Там, в глубине, она обнаружила волшебство, которое ее сердце извлекало изнутри, снаружи, из всех миров. Магия по-прежнему ей подвластна.
Медеан вытянула руку над водой ладонью вниз.
— Возьмите нас, — приказала она. — Возьмите меня.
Рука Медеан потянулась вниз, сквозь воду, сквозь зеркало. Вода обвилась вокруг ее запястья, сплетаясь в нить, которая неумолимо тянула ее за собой. Она тащила Медеан сквозь стены, сквозь камень, сквозь землю, сквозь лед, сквозь снег, сквозь темноту ночи. Она тянула ее сквозь молчание Земель Смерти и Духов. Но здесь ей ничто не угрожало, потому что она крепко держалась за воду и волшебство, что пронизывало ее всю, живое и целенаправленное.
Медеан слышала крики Жар-птицы. Она чувствовала, как птица пытается дотянуться до водяной нити своим огнем, чтобы пресечь эту связь, чтобы Медеан затерялась между мирами. Но клетка оберегала ее, как оберегала все эти долгие годы. Вокруг ничего не было видно — только проблески зеленого и коричневого, голубого и золотого. Потом Медеан увидела под собой реку. Потом мелькнули глаза — зеленые, желтые, дикие, любопытные, злобные. Но никто не посмел ее тронуть. Потому что реальными были только нить и цветной водоворот.
Затем мир стал белым и холодным. Блаженно, благословенно холодным. Ноги Медеан коснулись земли, но она не смогла устоять и во весь рост растянулась на снегу. Так она лежала некоторое время, тяжело дыша от усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60