Видят Двое, я пытался быть хорошим правителем. Делал только то, что должно… И зачем, собственно? Как это печально — знать, что все усилия напрасны, что в мире нет справедливости, нет воздаяния. Добродетель не вознаграждается. Да и кому она нужна, добродетель? Герсенда… Почему я о ней вспомнил, сейчас? Какие у нее глаза были, тогда, давно… словно она прозревала чудо, невидимое иным, счастье, тайно обещанное ей и только ей… Когда все кончилось? Когда погас ее взор? Когда от Герсенды осталась лишь механическая кукла вроде тех, что мастерил часовшик этого проклятого Орсона… Она — жена правителя, который знает, что должно и что не должно, — разве этого мало для счастья? Помилуй меня Двое! Как непрогляден этот мрак — точно ее глаза…»
«Чужак» по определению означает «идиот», — думал Айльф. — Ничего они не понимают…»
— Если верить Эрмольду, мы должны уже быть где-то у выхода, — сказал Берг.
— Верить? — Маркграф тщетно старался сдержать дрожь, и оттого казалось, что он говорит сквозь зубы. — Да он просто выбрал наиболее изощренный способ нас погубить, вот и все.
— Пока все шло не так уж плохо, — примирительно заметил Берг, — Эрмольд не соврал. Мы и впрямь вышли в бирюзовый коридор; все, как он говорил.
— Этот цвет вы зовете в Терре бирюзовым? — холодно осведомился маркграф.
— Ну да… пять минут назад я бы назвал его именно так.
«Бессмысленный разговор, — подумал Леон. — Бесполезный. Впрочем, Берг прав, с его светлостью надо разговаривать — пусть и ни о чем… Иначе свихнется его светлость». А вслух сказал:
— Все равно поворачивать назад нельзя — мы окончательно заблудимся. Возможно, выход уже близок. Как вы полагаете, святой отец?
Маленький примас все время молчал, и это беспокоило Леона. Вот и сейчас он лишь тихонько покачал головой и прошептал:
— Бесполезно. Все бесполезно.
Леон вдруг ощутил, что пол под ногами чуть заметно вибрирует; казалось, окружающая их тьма накатывает волнами, точно бесшумный прибой. Факел в руке Берга ни с того ни с сего затрещал, вспыхнул последней вспышкой белого агонизирующего огня и погас.
— Не двигайтесь с места, — тревожно сказал Берг. — Стойте, где стоите.
Темнота, в которой они очутились, была полной, непроницаемой, почти ощутимой — черная духота угольного мешка, и кто-то затягивал, затягивал горлышко. Потом Леон увидел дальний свет — такой слабый, что его можно было принять за фиолетовое пятно па сетчатке глаза. Он мигнул, за прикрытыми веками пятно исчезло.
— Там, за поворотом, — прошептал он. — Там свет, видите?
—Нет!
Леон не видел маркграфа, но отчетливо представил себе, как он, прищурившись, вглядывается в темноту своими зоркими глазами охотника и воина.
— В какой стороне, сударь? — это уже Айльф. — Темно ведь, как в заднице.
— Свет? — переспросил Берг. — Да, пожалуй.
«Он видит, они нет, — подумал Леон. — Точно так же, как тогда, давным-давно, отказывались видеть дальние огни в Мурсианских горах».
— Все равно, — сказал он. — Надо двигаться. Держись за мою руку, малый.
Он вытянул руку, и Айльф, угадав ее положение по движению воздуха, ухватил его запястье тонкими, но сильными пальцами.
— Поймал, — сказал Леон, — порядок.
— Это точно ваша рука, сударь? — неуверенно спросил юноша.
— Да. И ухвати за что-нибудь святого отца.
Было слышно шуршание — Айльф шарил рукой в воздухе, задевая за что-то. Наконец он спросил:
— Это вы, святой отец?
— Какая разница? — раздался тихий шепот примаса.
— Вроде он, — ответил Айльф. — А дальше что?
— Когда я двинусь, ступай за мной.
— И у меня порядок, — раздался из темноты голос Берга. — Я держу его светлость.
— Я не пойду туда. — Голос маркграфа был решителен и тверд. — Это наваждение, тьма. Морок. Пусти, лукавый.
— Вот не вовремя… — пробормотал Берг.
Раздался шум — маркграф упирался, пытаясь вырвать руку. Никто из борющихся не произнес ни слова — до Леона долетало лишь шарканье ног и сосредоточенное сопение. На всякий случай он сказал Айльфу:
— Стой на месте. Не суйся там под руку. И держи святого отца.
— А я что делаю? — жизнерадостно произнес Айльф.
Молчаливая возня продолжалась, потом Леон услышал глухой удар и звук падения тяжелого тела.
— Ах ты, зараза, — пробормотал он.
— Все путем, — раздался из тьмы голос Берга. — Я его вырубил. Придется тащить его, раз сам идти не хочет. Поведешь остальных, Леон?
— Ладно.
— Ну, я пошел. Где там его ноги, черт возьми… Ага, вот.
Леон услышал, как тащат волоком что-то тяжелое.
— Пошли, — сказал он своей команде. — И поосторожнее, не наступите на его светлость.
Свет все приближался. Теперь он стал чуть ярче — пульсирующее тошнотворное фиолетовое мерцание. Голова тут же начала кружиться.
— Смотри в сторону, — велел Берг, — иначе эта штука может спровоцировать эпи-припадок.
— Я и так смотрю в сторону. Что толку? Воздух и тот пульсирует. И светится. Думаешь, это оружие? Ловушка?
— Скорее заслон от непрошеных гостей.
— Но на аборигенов же не действует! Они просто его не видят! Так от кого заслон? От таких, как мы?
— Понятия не имею, — сердито сказал Берг. — А потом, кто знает — может, они не видят, а все равно… что-то с ними делается… Эй, малый, ты бы глаза прикрыл!
— Зачем, амбассадор Берг? — удивился Айльф. — Тут и без того темно.
— Сказано, значит, закрой. Если темно, какая тебе разница?
— Ох, святой отец вроде как падает.
— Я поддержу, — вмешался Леон. — Ты, главное, не выпускай моей руки.
Холодные пальцы сильнее стиснули его ладонь. Он смутно разглядел в мерцающем тумане Айльфа, который застыл в воображаемой темноте, изо всех сил зажмурившись. Еще что-то виднелось сквозь фиолетовую пелену — темное, дергающееся, бесформенное. Он протянул свободную руку и уткнулся в обмякшее, бессильно сползающее на пол тело. Руки священника бессмысленно молотили по воздуху, он никак не мог поймать их.
Наконец ему удалось перехватить слабо сопротивляющегося священника и удержать его на весу. Не бейся маленький примас в наведенном припадке, это вообще не составило бы никакого труда — кости у него были хрупкими, точно у больной птицы.
Они вновь двинулись вперед, на этот раз гораздо медленнее. Примас обвис у него на руке, за другую руку отчаянно цеплялся Айльф. Пульсирующий свет проник под веки и, казалось, разрывал мозг изнутри. Он отдал бы что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.
— Вот оно, — тихонько сказал впереди Берг. Перед ними мерцала плотная завеса — она казалась бы материальной, если бы не мелкая, чуть заметная, но выматывающая душу пульсация. Берг положил свою ношу и медленно, осторожно протянул руку — она беспрепятственно прошла сквозь мутную пелену и тут же стала невидимой. Отсюда казалось, что ее обрубили по локоть.
— Физически, — сказал Берг, — она вполне проницаема.
— Это утешает, — хмыкнул Леон. — А за ней что?
— Понятия не имею. Но рискнуть, по-моему, стоит. Я первый.
— Ну уж нет. Я с этим бродячим цирком не останусь. Вместе.
— Ладно, — вздохнул Берг, наклоняясь.
— Ты готов, Айльф? Сейчас мы двинемся.
Берг сделал шаг вперед, волоча за собой бесчувственное тело маркграфа, и остановился вплотную у самой завесы. Леон со своими спутниками подошел к нему.
— Считаю до трех, — сказал Берг, — раз, два…
«А если там пропасть? — внезапно подумал Леон. — Что-то вроде того бездонного колодца. Или еще что похуже…»
— Три… — сказал Берг, и они одновременно шагнули в бесплотный туман.
Леон инстинктивно зажмурил глаза, но все равно веки обожгла невыносимо яркая вспышка. Резко запахло озоном, и он почувствовал, как волоски у него на руках становятся дыбом. Потом, неожиданно, дышать стало легче, словно распался невидимый обруч, стискивавший грудь. Он осторожно сделал еще один шаг — под ногами была какая-то неровная, но плотная поверхность. Айльф по-прежнему хватался за его руку — так сильно, что пальцы онемели. Он постоял еще миг, перевел дыхание и осторожно открыл глаза.
— Вот это да! — сказал он.
Он стоял под серым, набухшим дождем небом.
Грязная вода струилась по изрытой земле, по ней плыли воздушные пузыри, бесцветные, как рыбьи глаза. Над головой нависали тяжелые башни, грязно-серые, обесцвеченные дождем, — казалось, в этой застарелой сырости гнил даже камень. Очертание башен было очень знакомым — ошеломленный, он не сразу понял почему, а когда понял, не сразу поверил: они стояли во дворе замка Солер.
— Похоже, мы попали домой, сударь, — спокойно заметил Айльф.
Юноша, похоже, был не слишком удивлен — с чего бы? Он жил в мире, кишащем чудесами. Леону было хуже.
— От Ретры до Солера, — сказал он устало, — три дня конного пути. А мы перенеслись сюда за несколько часов.
— Что с того? — возразил юноша. — В подземном мире время течет по-иному. Будто вы не знаете?
«Верно, — подумал Леон, — время может течь по-иному… В межпространственных тоннелях, например, при немыслимых скоростях, которые невозможно принять нетренированному человеческому разуму. Но тут, на расстоянии вытянутой руки?» Берг, казалось, думал о том же.
— Не видел бы своими глазами, в жизни не поверил бы, — пробормотал он. — А это точно Солер?
— Что же это еще может быть?
Священник внезапно зашевелился, с силой оттолкнул от себя руку Леона.
— Вот он, Солер, — тихо, но с нажимом сказал он, — вот он, край, отмеченный перстом божьим…
— Ну все, — пробормотал Берг, — пошло-поехало… Как вы себя чувствуете, государь? — обернулся он к маркграфу.
Тот сидел в грязи, очумело протирая глаза кулаками. Потом поглядел на сторожевые башни, которые нависали над головами так низко, что казалось, вот-вот упадут.
— Мы что — дома? Как мы здесь оказались? Через двор, оступаясь, оскальзываясь в грязи, к ним уже бежали люди.
— Похоже, мы добрались сюда раньше лорда Ансарда, — заметил Берг.
— Да, — подтвердил маркграф, — но как? Берг внимательно посмотрел на него.
— Вы что-нибудь помните, ваша светлость?
— Мерзкие, тесные, грязные коридоры, — сердито сказал маркграф, — в которых приходилось ползать на брюхе. Этот Эрмольд — изрядный сукин сын, но по крайней мере — честный сукин сын. Он сдержал свое слово.
— Понятно, — сказал Берг безнадежно. — Ладно. Пошли. Больше всего на свете мне нужна горячая ванна. Я согласен даже на эту их мерзкую лохань.
— Ваша светлость! Государь! — кричал на бегу начальник отряда. — Вы вернулись! Это чудо! Господа амбассадоры! Святой отец!
* * *
— Ну, хорошо, — сказал Леон. — Я понимаю, ты против скоропалительных выводов. Но хоть что-то ты об этом думаешь?
Они сидели в каминном зале — от очага тянуло приятным жаром, временами по подернутым пеплом углям пробегали золотые и алые волны — точь-в-точь стены давешнего подземного лабиринта.
— Думаю, — согласился Берг, — а что толку?
— Но ты хоть понимаешь, что мы обнаружили?
— Нет, — честно ответил Берг.
— Тогда я тебе скажу! Впервые за всю историю своего существования человечество столкнулось с высшей цивилизацией! Нечеловеческой цивилизацией.
— Тогда, — сухо отозвался напарник, — как только наладится связь, нужно немедленно — слышишь ты, — немедленно отправлять Красный Сигнал. Пусть закрывают планету. А потом уже решают, что предпринять дальше.
— Погоди, — Леон поднял руку, словно защищаясь. — Нет, я не против… Наоборот, это первое, что следует сделать… Но есть же и иные возможности.
— Контакт?
— Да. Контакт.
— Нет, — отрезал Берг. — Контакта не будет. Никаких попыток. У нас одна задача — продержаться до возобновления связи и послать Красный Сигнал. И ничего не предпринимать… слышишь, ничего! Устав запрещает любые действия! Отношения с Солером замораживаются. Дипломатическая миссия сворачивается.
Неожиданно Леону стало страшно. Чужой, нечеловеческий, равнодушный разум… В чужом мире, сидя перед нелепым камином, облаченный в нелепую архаичную одежду, он плотнее запахнул плащ, точно под порывом холодного ветра.
— Послушай, — сказал он тихо, — а вдруг это они?
— Кто? — мрачно спросил Берг.
— Они… родоначальники. Прародители. Вдруг мы, сами того не подозревая, неожиданно наткнулись именно на них? Может, они не совсем ушли из этого мира? Затаились в каких-то карманах пространства-времени… Сколько веков мы их искали, господи боже, они здесь — в этом чертовом захолустье… Кто бы мог подумать!
— Я бы на твоем месте, — предостерегающе произнес Берг, — не делал скоропалительных выводов. И во всяком случае, Леон, кто бы они ни были, контакт с ними — уже не наша компетенция. Тут нужны не этнографы паршивые, не специалисты по ритуальным пляскам…
— А кто нужен?
— Понятия не имею. — Он покачал головой. — Ты знаешь, недаром в Уставе… мне кажется, что Корпус тоже давным-давно предусмотрел такую возможность. Может, там есть закрытые подразделения… Спецподразделения, где людей готовят именно для этого… для подобного контакта. Когда-то, еще когда я начинал свою службу в Корпусе, один человек намекал мне, что существует нечто в этом роде. Я тогда ему не поверил — он был идеалистом. Вроде тебя. Мечтал о Большом Приключении. А ведь работа в Корпусе по большей части рутина. Грязь. Жестокие, невежественные аборигены, которые и колесо-то не везде изобрели.
— Выходит, ты был не прав, — заметил Леон, — а он прав.
— Выходит, так.
Он поднялся с кресла.
— Ладно, хватит об этом. Я не слишком-то злоупотреблял своим начальственным положением, но на этот раз говорю тебе: никаких авантюр. Никаких контактов. Это приказ, Леон. И за нарушение его тебе придется отвечать передо мной и на Земле.
— Ясно, — неохотно отозвался Леон. — Приказ так приказ. А ты куда собрался?
— Не твое дело, — сухо ответил Берг. Леон пожал плечами:
— Как знаешь… Но ведь это тоже вмешательство во внутренние дела, Берг.
— Устав, — Берг был по-прежнему очень холоден, — не запрещает связей между аборигенами и работниками Корпуса… При условии, что они не мешают работе. И не влияют на объективность наблюдателя.
«Цепляется за чертов Устав как за соломинку», — подумал Леон.
— А ты уверен, что ты объективен?
— Теперь это не имеет значения. Нам ведь не придется больше работать, Леон, — терпеливо пояснил Берг, — только ждать… Леон прикрыл глаза.
— Хотелось бы знать, как долго, — тихонько ответил он.
* * *
— Это просто чудо, то, что рассказывают люди, государь, — леди Герсенда отослала пажа, сама налила подогретое вино в тяжелый серебряный кубок, — неведомая сила перенесла вас из подземелий Ретры прямо во двор замка! Говорят, вы в одиночку положили отряд лучших рыцарей Ретры, а потом за вами явились посланцы Двоих на крылатых конях, и вы удалились на глазах у изумленной толпы.
Она была бледна, глаза лихорадочно блестели… Чем-то она напомнила маркграфу ту, прежнюю Герсенду, что так и светилась в ожидании чуда, которое обещало продлиться всю оставшуюся жизнь… «Впрочем, нет, — подумал он, — сейчас это не свет, огонь — что-то выжгло ее изнутри… Это потому, что она тревожилась за меня. И не только за меня. Мужчина по крайней мере может встретить опасность лицом к лицу, сразиться с ней, как подобает рыцарю, а вот что делать женщине, запертой в кругу своих женских обязанности, точно в ловушке… Соврать ей, что ли? Рассказать он удивительных чудесах, о великолепии, отваге и подвиге, которых ей никогда не познать самой?»
— Вранье, — коротко сказал он. — Не было никаких крылатых коней. Мы влезли в грязную, вонючую дыру и вылезли уже в Солере. Вот и все.
— Но это тоже чудо, — возразила леди Герсенда, — достойное летописца. Как его толкует святой отец?
— Никак, — отозвался маркграф, — святой отец свалился в лихорадке и бредит. Впрочем, будь он в сознании, что толку — он ничего не помнит.
— Одно меня удивляет, — задумчиво произнесла леди Герсенда, — почему чудесного спасения удостоились лишь вы, да он, да амбассадоры, да этот молодой еретик. А наши храбрые воины…
— Храбрые воины перенесутся сюда без всякого чудесного вмешательства, — устало ответил маркграф, — так оно надежнее. Мы просто обогнали их на несколько дней, ибо для настоящего чуда нет ни времени, ни расстояния. Честно говоря, я предпочел бы не удостаиваться такого внимания высших сил — как бы они не потребовали слишком высокой платы за помощь. Кстати, кто эта девица, что встретила меня в прихожей? Новая постельничая?
— Вы должны ее помнить, государь, — удивилась маркграфиня, — это ее амбассадор Леон спас из рук разбойников.
— А-а… Видно, тогда она еще не оправилась от потрясения. Смотреть было не на что. Теперь-то она стала поразительно красива. Что-то…
Он задумался, пытаясь подобрать нужное определение, но в конце концов, махнув рукой, заключил:
— …что-то единственное в своем роде.
— Она очень привязана к амбассадору Бергу, — заметила маркграфиня.
— Вот как! Не к своему спасителю?
— Увы, нет. Маркграф усмехнулся.
— Это, душа моя, противоречит всему, что плетут наши менестрели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Чужак» по определению означает «идиот», — думал Айльф. — Ничего они не понимают…»
— Если верить Эрмольду, мы должны уже быть где-то у выхода, — сказал Берг.
— Верить? — Маркграф тщетно старался сдержать дрожь, и оттого казалось, что он говорит сквозь зубы. — Да он просто выбрал наиболее изощренный способ нас погубить, вот и все.
— Пока все шло не так уж плохо, — примирительно заметил Берг, — Эрмольд не соврал. Мы и впрямь вышли в бирюзовый коридор; все, как он говорил.
— Этот цвет вы зовете в Терре бирюзовым? — холодно осведомился маркграф.
— Ну да… пять минут назад я бы назвал его именно так.
«Бессмысленный разговор, — подумал Леон. — Бесполезный. Впрочем, Берг прав, с его светлостью надо разговаривать — пусть и ни о чем… Иначе свихнется его светлость». А вслух сказал:
— Все равно поворачивать назад нельзя — мы окончательно заблудимся. Возможно, выход уже близок. Как вы полагаете, святой отец?
Маленький примас все время молчал, и это беспокоило Леона. Вот и сейчас он лишь тихонько покачал головой и прошептал:
— Бесполезно. Все бесполезно.
Леон вдруг ощутил, что пол под ногами чуть заметно вибрирует; казалось, окружающая их тьма накатывает волнами, точно бесшумный прибой. Факел в руке Берга ни с того ни с сего затрещал, вспыхнул последней вспышкой белого агонизирующего огня и погас.
— Не двигайтесь с места, — тревожно сказал Берг. — Стойте, где стоите.
Темнота, в которой они очутились, была полной, непроницаемой, почти ощутимой — черная духота угольного мешка, и кто-то затягивал, затягивал горлышко. Потом Леон увидел дальний свет — такой слабый, что его можно было принять за фиолетовое пятно па сетчатке глаза. Он мигнул, за прикрытыми веками пятно исчезло.
— Там, за поворотом, — прошептал он. — Там свет, видите?
—Нет!
Леон не видел маркграфа, но отчетливо представил себе, как он, прищурившись, вглядывается в темноту своими зоркими глазами охотника и воина.
— В какой стороне, сударь? — это уже Айльф. — Темно ведь, как в заднице.
— Свет? — переспросил Берг. — Да, пожалуй.
«Он видит, они нет, — подумал Леон. — Точно так же, как тогда, давным-давно, отказывались видеть дальние огни в Мурсианских горах».
— Все равно, — сказал он. — Надо двигаться. Держись за мою руку, малый.
Он вытянул руку, и Айльф, угадав ее положение по движению воздуха, ухватил его запястье тонкими, но сильными пальцами.
— Поймал, — сказал Леон, — порядок.
— Это точно ваша рука, сударь? — неуверенно спросил юноша.
— Да. И ухвати за что-нибудь святого отца.
Было слышно шуршание — Айльф шарил рукой в воздухе, задевая за что-то. Наконец он спросил:
— Это вы, святой отец?
— Какая разница? — раздался тихий шепот примаса.
— Вроде он, — ответил Айльф. — А дальше что?
— Когда я двинусь, ступай за мной.
— И у меня порядок, — раздался из темноты голос Берга. — Я держу его светлость.
— Я не пойду туда. — Голос маркграфа был решителен и тверд. — Это наваждение, тьма. Морок. Пусти, лукавый.
— Вот не вовремя… — пробормотал Берг.
Раздался шум — маркграф упирался, пытаясь вырвать руку. Никто из борющихся не произнес ни слова — до Леона долетало лишь шарканье ног и сосредоточенное сопение. На всякий случай он сказал Айльфу:
— Стой на месте. Не суйся там под руку. И держи святого отца.
— А я что делаю? — жизнерадостно произнес Айльф.
Молчаливая возня продолжалась, потом Леон услышал глухой удар и звук падения тяжелого тела.
— Ах ты, зараза, — пробормотал он.
— Все путем, — раздался из тьмы голос Берга. — Я его вырубил. Придется тащить его, раз сам идти не хочет. Поведешь остальных, Леон?
— Ладно.
— Ну, я пошел. Где там его ноги, черт возьми… Ага, вот.
Леон услышал, как тащат волоком что-то тяжелое.
— Пошли, — сказал он своей команде. — И поосторожнее, не наступите на его светлость.
Свет все приближался. Теперь он стал чуть ярче — пульсирующее тошнотворное фиолетовое мерцание. Голова тут же начала кружиться.
— Смотри в сторону, — велел Берг, — иначе эта штука может спровоцировать эпи-припадок.
— Я и так смотрю в сторону. Что толку? Воздух и тот пульсирует. И светится. Думаешь, это оружие? Ловушка?
— Скорее заслон от непрошеных гостей.
— Но на аборигенов же не действует! Они просто его не видят! Так от кого заслон? От таких, как мы?
— Понятия не имею, — сердито сказал Берг. — А потом, кто знает — может, они не видят, а все равно… что-то с ними делается… Эй, малый, ты бы глаза прикрыл!
— Зачем, амбассадор Берг? — удивился Айльф. — Тут и без того темно.
— Сказано, значит, закрой. Если темно, какая тебе разница?
— Ох, святой отец вроде как падает.
— Я поддержу, — вмешался Леон. — Ты, главное, не выпускай моей руки.
Холодные пальцы сильнее стиснули его ладонь. Он смутно разглядел в мерцающем тумане Айльфа, который застыл в воображаемой темноте, изо всех сил зажмурившись. Еще что-то виднелось сквозь фиолетовую пелену — темное, дергающееся, бесформенное. Он протянул свободную руку и уткнулся в обмякшее, бессильно сползающее на пол тело. Руки священника бессмысленно молотили по воздуху, он никак не мог поймать их.
Наконец ему удалось перехватить слабо сопротивляющегося священника и удержать его на весу. Не бейся маленький примас в наведенном припадке, это вообще не составило бы никакого труда — кости у него были хрупкими, точно у больной птицы.
Они вновь двинулись вперед, на этот раз гораздо медленнее. Примас обвис у него на руке, за другую руку отчаянно цеплялся Айльф. Пульсирующий свет проник под веки и, казалось, разрывал мозг изнутри. Он отдал бы что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.
— Вот оно, — тихонько сказал впереди Берг. Перед ними мерцала плотная завеса — она казалась бы материальной, если бы не мелкая, чуть заметная, но выматывающая душу пульсация. Берг положил свою ношу и медленно, осторожно протянул руку — она беспрепятственно прошла сквозь мутную пелену и тут же стала невидимой. Отсюда казалось, что ее обрубили по локоть.
— Физически, — сказал Берг, — она вполне проницаема.
— Это утешает, — хмыкнул Леон. — А за ней что?
— Понятия не имею. Но рискнуть, по-моему, стоит. Я первый.
— Ну уж нет. Я с этим бродячим цирком не останусь. Вместе.
— Ладно, — вздохнул Берг, наклоняясь.
— Ты готов, Айльф? Сейчас мы двинемся.
Берг сделал шаг вперед, волоча за собой бесчувственное тело маркграфа, и остановился вплотную у самой завесы. Леон со своими спутниками подошел к нему.
— Считаю до трех, — сказал Берг, — раз, два…
«А если там пропасть? — внезапно подумал Леон. — Что-то вроде того бездонного колодца. Или еще что похуже…»
— Три… — сказал Берг, и они одновременно шагнули в бесплотный туман.
Леон инстинктивно зажмурил глаза, но все равно веки обожгла невыносимо яркая вспышка. Резко запахло озоном, и он почувствовал, как волоски у него на руках становятся дыбом. Потом, неожиданно, дышать стало легче, словно распался невидимый обруч, стискивавший грудь. Он осторожно сделал еще один шаг — под ногами была какая-то неровная, но плотная поверхность. Айльф по-прежнему хватался за его руку — так сильно, что пальцы онемели. Он постоял еще миг, перевел дыхание и осторожно открыл глаза.
— Вот это да! — сказал он.
Он стоял под серым, набухшим дождем небом.
Грязная вода струилась по изрытой земле, по ней плыли воздушные пузыри, бесцветные, как рыбьи глаза. Над головой нависали тяжелые башни, грязно-серые, обесцвеченные дождем, — казалось, в этой застарелой сырости гнил даже камень. Очертание башен было очень знакомым — ошеломленный, он не сразу понял почему, а когда понял, не сразу поверил: они стояли во дворе замка Солер.
— Похоже, мы попали домой, сударь, — спокойно заметил Айльф.
Юноша, похоже, был не слишком удивлен — с чего бы? Он жил в мире, кишащем чудесами. Леону было хуже.
— От Ретры до Солера, — сказал он устало, — три дня конного пути. А мы перенеслись сюда за несколько часов.
— Что с того? — возразил юноша. — В подземном мире время течет по-иному. Будто вы не знаете?
«Верно, — подумал Леон, — время может течь по-иному… В межпространственных тоннелях, например, при немыслимых скоростях, которые невозможно принять нетренированному человеческому разуму. Но тут, на расстоянии вытянутой руки?» Берг, казалось, думал о том же.
— Не видел бы своими глазами, в жизни не поверил бы, — пробормотал он. — А это точно Солер?
— Что же это еще может быть?
Священник внезапно зашевелился, с силой оттолкнул от себя руку Леона.
— Вот он, Солер, — тихо, но с нажимом сказал он, — вот он, край, отмеченный перстом божьим…
— Ну все, — пробормотал Берг, — пошло-поехало… Как вы себя чувствуете, государь? — обернулся он к маркграфу.
Тот сидел в грязи, очумело протирая глаза кулаками. Потом поглядел на сторожевые башни, которые нависали над головами так низко, что казалось, вот-вот упадут.
— Мы что — дома? Как мы здесь оказались? Через двор, оступаясь, оскальзываясь в грязи, к ним уже бежали люди.
— Похоже, мы добрались сюда раньше лорда Ансарда, — заметил Берг.
— Да, — подтвердил маркграф, — но как? Берг внимательно посмотрел на него.
— Вы что-нибудь помните, ваша светлость?
— Мерзкие, тесные, грязные коридоры, — сердито сказал маркграф, — в которых приходилось ползать на брюхе. Этот Эрмольд — изрядный сукин сын, но по крайней мере — честный сукин сын. Он сдержал свое слово.
— Понятно, — сказал Берг безнадежно. — Ладно. Пошли. Больше всего на свете мне нужна горячая ванна. Я согласен даже на эту их мерзкую лохань.
— Ваша светлость! Государь! — кричал на бегу начальник отряда. — Вы вернулись! Это чудо! Господа амбассадоры! Святой отец!
* * *
— Ну, хорошо, — сказал Леон. — Я понимаю, ты против скоропалительных выводов. Но хоть что-то ты об этом думаешь?
Они сидели в каминном зале — от очага тянуло приятным жаром, временами по подернутым пеплом углям пробегали золотые и алые волны — точь-в-точь стены давешнего подземного лабиринта.
— Думаю, — согласился Берг, — а что толку?
— Но ты хоть понимаешь, что мы обнаружили?
— Нет, — честно ответил Берг.
— Тогда я тебе скажу! Впервые за всю историю своего существования человечество столкнулось с высшей цивилизацией! Нечеловеческой цивилизацией.
— Тогда, — сухо отозвался напарник, — как только наладится связь, нужно немедленно — слышишь ты, — немедленно отправлять Красный Сигнал. Пусть закрывают планету. А потом уже решают, что предпринять дальше.
— Погоди, — Леон поднял руку, словно защищаясь. — Нет, я не против… Наоборот, это первое, что следует сделать… Но есть же и иные возможности.
— Контакт?
— Да. Контакт.
— Нет, — отрезал Берг. — Контакта не будет. Никаких попыток. У нас одна задача — продержаться до возобновления связи и послать Красный Сигнал. И ничего не предпринимать… слышишь, ничего! Устав запрещает любые действия! Отношения с Солером замораживаются. Дипломатическая миссия сворачивается.
Неожиданно Леону стало страшно. Чужой, нечеловеческий, равнодушный разум… В чужом мире, сидя перед нелепым камином, облаченный в нелепую архаичную одежду, он плотнее запахнул плащ, точно под порывом холодного ветра.
— Послушай, — сказал он тихо, — а вдруг это они?
— Кто? — мрачно спросил Берг.
— Они… родоначальники. Прародители. Вдруг мы, сами того не подозревая, неожиданно наткнулись именно на них? Может, они не совсем ушли из этого мира? Затаились в каких-то карманах пространства-времени… Сколько веков мы их искали, господи боже, они здесь — в этом чертовом захолустье… Кто бы мог подумать!
— Я бы на твоем месте, — предостерегающе произнес Берг, — не делал скоропалительных выводов. И во всяком случае, Леон, кто бы они ни были, контакт с ними — уже не наша компетенция. Тут нужны не этнографы паршивые, не специалисты по ритуальным пляскам…
— А кто нужен?
— Понятия не имею. — Он покачал головой. — Ты знаешь, недаром в Уставе… мне кажется, что Корпус тоже давным-давно предусмотрел такую возможность. Может, там есть закрытые подразделения… Спецподразделения, где людей готовят именно для этого… для подобного контакта. Когда-то, еще когда я начинал свою службу в Корпусе, один человек намекал мне, что существует нечто в этом роде. Я тогда ему не поверил — он был идеалистом. Вроде тебя. Мечтал о Большом Приключении. А ведь работа в Корпусе по большей части рутина. Грязь. Жестокие, невежественные аборигены, которые и колесо-то не везде изобрели.
— Выходит, ты был не прав, — заметил Леон, — а он прав.
— Выходит, так.
Он поднялся с кресла.
— Ладно, хватит об этом. Я не слишком-то злоупотреблял своим начальственным положением, но на этот раз говорю тебе: никаких авантюр. Никаких контактов. Это приказ, Леон. И за нарушение его тебе придется отвечать передо мной и на Земле.
— Ясно, — неохотно отозвался Леон. — Приказ так приказ. А ты куда собрался?
— Не твое дело, — сухо ответил Берг. Леон пожал плечами:
— Как знаешь… Но ведь это тоже вмешательство во внутренние дела, Берг.
— Устав, — Берг был по-прежнему очень холоден, — не запрещает связей между аборигенами и работниками Корпуса… При условии, что они не мешают работе. И не влияют на объективность наблюдателя.
«Цепляется за чертов Устав как за соломинку», — подумал Леон.
— А ты уверен, что ты объективен?
— Теперь это не имеет значения. Нам ведь не придется больше работать, Леон, — терпеливо пояснил Берг, — только ждать… Леон прикрыл глаза.
— Хотелось бы знать, как долго, — тихонько ответил он.
* * *
— Это просто чудо, то, что рассказывают люди, государь, — леди Герсенда отослала пажа, сама налила подогретое вино в тяжелый серебряный кубок, — неведомая сила перенесла вас из подземелий Ретры прямо во двор замка! Говорят, вы в одиночку положили отряд лучших рыцарей Ретры, а потом за вами явились посланцы Двоих на крылатых конях, и вы удалились на глазах у изумленной толпы.
Она была бледна, глаза лихорадочно блестели… Чем-то она напомнила маркграфу ту, прежнюю Герсенду, что так и светилась в ожидании чуда, которое обещало продлиться всю оставшуюся жизнь… «Впрочем, нет, — подумал он, — сейчас это не свет, огонь — что-то выжгло ее изнутри… Это потому, что она тревожилась за меня. И не только за меня. Мужчина по крайней мере может встретить опасность лицом к лицу, сразиться с ней, как подобает рыцарю, а вот что делать женщине, запертой в кругу своих женских обязанности, точно в ловушке… Соврать ей, что ли? Рассказать он удивительных чудесах, о великолепии, отваге и подвиге, которых ей никогда не познать самой?»
— Вранье, — коротко сказал он. — Не было никаких крылатых коней. Мы влезли в грязную, вонючую дыру и вылезли уже в Солере. Вот и все.
— Но это тоже чудо, — возразила леди Герсенда, — достойное летописца. Как его толкует святой отец?
— Никак, — отозвался маркграф, — святой отец свалился в лихорадке и бредит. Впрочем, будь он в сознании, что толку — он ничего не помнит.
— Одно меня удивляет, — задумчиво произнесла леди Герсенда, — почему чудесного спасения удостоились лишь вы, да он, да амбассадоры, да этот молодой еретик. А наши храбрые воины…
— Храбрые воины перенесутся сюда без всякого чудесного вмешательства, — устало ответил маркграф, — так оно надежнее. Мы просто обогнали их на несколько дней, ибо для настоящего чуда нет ни времени, ни расстояния. Честно говоря, я предпочел бы не удостаиваться такого внимания высших сил — как бы они не потребовали слишком высокой платы за помощь. Кстати, кто эта девица, что встретила меня в прихожей? Новая постельничая?
— Вы должны ее помнить, государь, — удивилась маркграфиня, — это ее амбассадор Леон спас из рук разбойников.
— А-а… Видно, тогда она еще не оправилась от потрясения. Смотреть было не на что. Теперь-то она стала поразительно красива. Что-то…
Он задумался, пытаясь подобрать нужное определение, но в конце концов, махнув рукой, заключил:
— …что-то единственное в своем роде.
— Она очень привязана к амбассадору Бергу, — заметила маркграфиня.
— Вот как! Не к своему спасителю?
— Увы, нет. Маркграф усмехнулся.
— Это, душа моя, противоречит всему, что плетут наши менестрели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44