И ничего, за что можно было бы уцепиться взглядом, найти ориентир — ни лучика света, ни единого оттенка, кроме черного.
Только холод.
Покой.
Тишина.
И бесконечность, подчеркивающая ничтожность крохотной пылинки, невесть как затесавшейся в ней.
Я существовал — и в то же время меня не было. Атом, оторвавшийся от бесконечности, — и бесконечность, неразрывной пуповиной связанная с ним. Здесь не было времени — у бесконечности нет в нем нужды. Но часть меня осознавала себя — и секундная стрелка делала свой первый шаг, отмеряя миг между «до» и «после». В этом миге тоже была вечность, — но сама возможностью такого шага разрушала гармонию равнодушной тьмы, меняя ее…
Уничтожая бесконечность!
Терция вечности…
Вокруг меня… во мне… повсюду…
Вспышка…
…солнце давно опустилась за горизонт. Единственным источником света было пламя, весело гудящее в ночи. Огромный костер яростно пожирал сложенные аккуратной пирамидкой поленья, рассыпая вокруг снопы искр. Ветер рвал пламя, заставлял почти прижиматься к земле, чтобы потом резко взмыть вверх. Со стороны оно казалось живым существом, отчаянно борющимся за свою жизнь, но стоило приглядеться — и в обрамлении рыжих сполохов на вершине пирамиды, сквозь ярко-оранжевый ореол можно было увидеть два смазанных, темных силуэта. Лишь в смерти обретшие мир для себя и воссоединившиеся навсегда друг с другом.
Погребальный костер ревел, стонал мечущийся над горами ветер, плакала ночь, провожая души в последний путь. Звезды тысячами скорбных очей следили за огнем, и искры танцевали вокруг костра, тянущегося к темному бархату ночного неба. Совсем немного фантазии — и легко можно было представить, что это мириады чужих душ спустились в мир, чтобы встретить тех, чьи мертвые тела догорали в пламени, полыхающий столб, расколовший ночь, — дорожка, по которой им предстоит пройти, а погребальный огонь — вратами, которыми завершился один путь и начинается другой.
Круг света, отбрасываемый костром, танцевал вместе с пламенем, ветром и темнотой. В краткие мгновения, когда языки огня, обманув неистовый ветер, беспрепятственно взлетали вверх, на границе света и тьмы появлялась застывшая в скорбной, неловкой позе перед костром массивная, широкоплечая фигура. Ни лица, ни деталей одежды — только на миг появившийся смутный абрис, с которого с неохотой соскальзывал мрак. Потом свет отпрыгивал обратно, и в свои владения возвращалась ночь, поглощая одинокий силуэт.
Едва слышный шепот, ритмично падающие слова, сплетающиеся в тягучую, тоскливую песнь — в мелодичные напевы ветра вплелся голос одинокой фигуры. Для этой песни не требовалось мастерство или талант: только страсть, только горечь утраты — и этого с лихвой хватало в дрожащем, ломающемся поначалу голосе. С каждой секундой он крепчал, вместе со скорбью звучала ярость на судьбу, на жестокий рок, — но неизменным оставалась боль расставания и надежда на встречу по ту сторону бытия, там, где ничего не будет кроме чистых душ, объединяющихся с мириадами подобных себе в бесконечном, безбрежном океане света.
И ни капли сомнения, что покидающие этот мир души хоть на миг задержаться над черными, лишенными света, беспощадными водами, над которыми вечно реет отчаянный шепот тех, кто оказался не в силах пройти дальше.
С хлипким вздохом гудящий костер вздрогнул, внутри затрещали выгоревшие поленья. Пышущая жаром колонна величаво пошатнулась, раскидывая по сторонам извивающиеся протуберанцы, ее центр неторопливо завалился внутрь — и с грохотом костер сложился, точно карточный домик.
Искры взмыли над костром, тысячами крохотных болидов озаряя ночь…
… сотрясающая густую, почти осязаемую тьму.
Высоко, очень высоко, в самом сердце бесконечности зажглась мрачная багровая звезда. От нее отделились первая искра — колючий клубок мертвенно-алого пламени, ничего не освещавшего, а наоборот — словно сгущавшего вокруг себя темноту. Она на миг зависла возле свого истока, затем рухнула вниз, оставляя за собой длинный росчерк огня, перевитый жгутами темноты. Бесшумно, безмолвно она летела вниз, а звезда выплюнула вдогонку ее точную копию, потом вторую, третью, четвертую, пятую, шестую… Совсем скоро уже не десятки — сотни искр падали, вспарывая собою бесконечность.
Бесчисленные искры пронеслись мимо, плавно замедляя свой стремительный полет. Вокруг каждой вспухла сфера холодного, яростного пламени, заключая искру в полупрозрачный кокон. Легионы подобных шаров-коконов останавливались, и в стороны ближайших соседей выпростались узкие, безупречно ровные ленты, словно сотканные из расплавленного свинца. Они ползли друг к другу, с бездумной точностью машин, лишенных даже тени разума, но с каждым микроном что-то втягивалось в отростки из окружающей тьмы и текло к выбросившим их коконам. Что-то менялось, менялось в умирающей бесконечности, и что-то менялось в ткущейся гигантской сети. Каким-то образом это отражалось в горящей злым светом звезде, бесстрастно посылавшей вниз все новые и новые искры, и с каждой новой сферой огня, вонзившейся в плетущуюся паутину, она все быстрее и быстрее вычерпывала это «нечто» из окружавших паутину пластов мрака. И все быстрее тянулись друг к другу ленты-отростки…
…пока не соприкоснулись!
Вспышка…
— …анго Нуо'ор… — его разбудил дрожащий, всхлипывающий голос прямо над ухом. Нуо'ор чуть приоткрыл глаз, ужасно не желая окончательно просыпаться, — естественно, это оказался его сеппай.
— Иррин… — устало начал он, надеясь, что удастся быстро заснуть, но тут случилось невероятное: Иррин — вечно неуверенный, сомневающийся во всем Иррин схватил за плечо и решительно затряс, упрямо повторяя все то же «анго Нуо'ор… анго Нуо'ор…».
— Ну, довольно! — рявкнул анго, отшвыривая от себя совсем обнаглевшего юнца. Легкое, почти невесомое одеяло не успело опуститься на землю, как он уже навис над скорчившимся сеппаем, царапнув когтями по столу. — Свет лишил тебя разума? Почему ты оставил свой пост?! Что ты вообще…
Нуо'ор осекся. Иррину полагалось, вообще-то, к этому моменту уже лежать без чувств, осознав, какое оскорбление он нанес анго, но вместо этого тот продолжал таращиться на него остекленевшими глазами и, как заведенный, шептать его имя.
Нуо'ор прищурился, внимательнее всматриваясь в сеппая. К сожалению, он не мог достаточно отчетливо прочитать чувства других — таких мастеров на всю планету насчитывалось едва ли полторы сотни, — но ощутить заполнявший Иррина ужас он мог.
На ощупь найдя на столе лампу, Нуо'ор легонько встряхнул ее: обычно их заправляли раз в три дня, но Иррин — случалось — забывал про его лампу. Услышав тягучее бульканье, Нуо'ор удовлетворенно кивнул и кинул в лампу кристалл.
Ровный пепельно-жемчужный свет родился в глубине прозрачного шара; Нуо'ор опустил крышку обратно и воззрился на Иррина. Про себя он отметил разорвавшуюся на плече мантию, точно его сеппай на бегу зацепился за что-то острое, затравленный взгляд и нервно подрагивающие кисточки на ушах. Обычно такую картину он заставал, если Иррину попадалось очень уж сложное задание — или если он приходил каяться в том или ином проступке. Нуо'ор тяжело вздохнул — ну почему, разорви его горропа, этот сеппай достался именно ему?
— Рассказывай, Иррин! И, пожалуйста, без предысторий. Коротко: что сделал, кто был с тобой, кто пострад…
— Анго Нуо'ор!.. — вновь прохрипел Иррин, вновь хватая его за руку. И только тут до Нуо'ора дошло, что случилось что-то действительно нехорошее: сеппай просто не мог говорить от потрясения. То, что он посчитал испугом, было на самом деле отчаянной попыткой выдавить хоть слово из сдавленного ужасом горла. А еще анго вновь ощутил слабую тень чувств сеппая — Иррин не имел ни малейших способностей для контроля своих эмоций, но зато сам отличался необычайной чувствительностью к чужим.
Нуо'ор быстро подошел к полке над своим ложем и открыл темно-коричневую шкатулку. Флакончик с истолченными в порошок корнями са'ате лежал на самом видном месте — схватив его, Нуо'ор свободной рукой достал чашу с водой, которую он так и не допил перед сном. Отсыпав немного порошка в воду и дождавшись, когда серые крупинки полностью растворяться, он вернулся к сеппаю и протянул ему напиток.
— Теперь рассказывай! Что случилось?
— Анго, я… я был на посту… там, у реки… у моста… Все разошлись, все анго ушли и сеппаи тоже, все ушли… когда стемнело, уже все ушли… Я стоял там, у реки, как положено, ждал заката… Потом, когда стемнело, я шел по лагерю… ближе к центру, за жилищами анго… Там я почувствовал… почувствовал… — он задохнулся, бессильный выразить испытанные им ощущения, и беспомощно посмотрел на анго. Потом с отчаянием посмотрел себе за плечо, вытянул в сторону двери руку и пальцами сделал один единственный скупой жест. Нуо'ор нехорошо сощурился: такими жестами пользовались только посвященные культа рангом не ниже анго. Сеппаю знать его никак не полагалось и, продемонстрировав знак перед своим анго, Иррин нарывался на очень большие неприятности.
А затем до Нуо'ора дошел смысл жеста…
«Смерть».
— Где?! — крикнул он, склоняясь к Иррину. — Где ты это почувствовал?
— За храмом… около дома анго-ра… — выдохнул Иррин.
«Около дома анго-ра…»
Секунду-другую Нуо'ор неподвижно стоял, полусогнувшись над сеппаем и осмысливая сказанное. А затем бросился прочь из дома.
Ночь встретила Нуо'ора стылым ветерком и влагой. И предчувствием беды. Страшной беды. Ему казалось, весь мир дрожит, поворачиваясь вокруг незримой оси, и чудовищных размеров шестеренки с хрустом перемалывают прошлое, будущее, само время…
— Зови Сааху, Неа и Крреялу! — крикнул он выскочившему следом Иррину, выдергивая из кольца на стене чадивший факел. — И Майту! — вдогонку сорвавшемуся с места сеппаю — при всех своих недостатках Иррин соображал очень хорошо и на отсутствие мозгов не жаловался.
Дом анго-ра ничем не отличался от жилищ его последователей. Сплетенная из тростника и обмазанная глиной полусфера с тремя небольшими окошками, вязью ритуальных узоров вокруг входа и окон, двумя факелами у двери — простой, аскетичный дом. Но Нуо'ору, столько раз ощущавшего себя внутри этого неказистого дома одним целым с пронзающим Вселенную потоком Света, он всегда казался громадным, величественным зданием, озаренным тысячами огней.
Нуо'ор остановился у входа, осторожно толкнул массивную дверь — пожалуй, единственное отличие дома анго-ра Райёё от остальных — их наставник не любил шума. Как всегда, дверь не шелохнулось — анго-ра никогда не забывал запереть ее.
— Анго-ра! — чуть понизив голос, Нуо'ор позвал наставника. Он пытался сосредоточиться, пытался ощутить нечто, напугавшее Иррина, заставившее его бежать, не помня себя. Заставившее вычертить в ночном воздухе его дома подсмотренный где-то знак…
«СМЕРТЬ!!!»
Давящая тяжесть, точно весь мир падает на тебя… Разверзшаяся под ногами пропасть… Алый диск солнца, вдруг исторгающий испепеляющий, разъедающий глаза блеск… Нечто невероятное, только что прикоснувшееся к тебе, открывшее неведомые до сего горизонты, показавшее что-то слишком страшное, чтобы быть правдой… Дыхание Вселенной, обжегшее потянувшийся к небесам разум…
«НЕТ! НЕТ! НЕЕЕ-ЕЕТ…»
— Нуо'ор! Что с тобой?! Что случилось! — его затрясли, вырывая из столбняка транса. Моргнув слезящимися глазами, он увидел окруживших его коллег, друзей. Подносящую к губам чашу с какой-то гадостью Майту, подхвативших его с обеих сторон Неа и Крреялу, Сааха, сгорбившегося под гнетом прожитого времени, но еще достаточно сильного и ловкого, чтобы сдерживать рвущегося к своему анго Иррина, — все, кого он знал много лет, кому доверял и любил. Ему помогли, — а точнее, заставили — сесть на чью-то накидку.
— Отпустите! — сбросив давящие на плечи руки, он вскочил на ноги — и пошатнулся: закружилась голова. Неа и Крреяла двинулись было к нему, но Майта, самая молодая целительница, что появлялась когда-либо в их лагере, взмахом руки остановила их.
— Анго, что случилось? Что это было?
— Дверь… — просипел Нуо'ор. — Ломайте ее! Да, быстрее же!!! — зарычал он, видя неуверенно переглядывающихся Крреялу и Неа. — Что-то случилось с анго-ра!
Обступившие его килрачи вновь переглянулись, а потом дружно посмотрели на тяжелую, посеревшую от времени дверь. Наверное, всем в голову пришла одна и та же мысль: устроенный ими шум перебудил половину лагеря, а спавший обычно очень чутко анго-ра Райёё даже не попробовал выяснить, что происходит у него за окном.
Неа первым шагнул к двери, Крреяла отстала от него всего на полшага. Обычная дверь слетела бы с петель от одного недоброго взгляда в ее сторону, но эта умудрилась выдержать по два удара. Сердито прошипев что-то под нос, Неа придержал уже собравшуюся вновь навалиться на массивные доски Крреялу, примерился и с разворота коротко, но сильно ударил над засовом. Внутри оглушительно хрустнуло, и дверь со скрежетом широко распахнулась, громыхнула, врезавшись в стену, отскочила обратно и замерла.
Неа, за ним Нуо'ор и Крреяла бросились внутрь, уже не сомневаясь, что случилась беда. Каждый нес по факелу, кроме того, протиснувшаяся следом Майта держала лампу — и тьме, пугливо отпрянувшей к дальней стене, очень быстро не осталось места.
— Анго-р… — Нуо'ор замер, не сделав и двух шагов; рядом ахнула Крреяла. Прямо перед ними, возле перевернутого столика, среди вороха перепачканной темными пятнами бумаги лежал анго-ра Райёё.
У Нуо'ора подломились ноги, при виде пятен крови на постели, одежде, шерсти Райёё. Упав на колени рядом с наставником, он перевернул его лицом вверх — и среди общего крика ужаса без удивления услышал и свой голос.
Анго-ра умирал. Грудь, горло, лицо — все было разодрано, исполосовано его собственными когтями, на которых остались еще клоки шерсти и кожи. Кровь сочилась сквозь раны, стекала на пол — под телом Райёё уже собралась небольшая лужица, отбрасывая злые блики от факелов. Душа анго-ра еще не покинула тело, но это были последние мгновения жизни: слишком много крови он потерял, слишком тяжелые раны он себе нанес.
Веки Райёё шевельнулись — и, задыхающийся от ужаса, от осознания собственного бессилия, Нуо'ор против воли охнул, встретив пустой, бессмысленный взгляд устремленных в лишь ему доступную даль глаз анго-ра. Но сердце не успело ударить и одного раза, как этот взгляд чуть сдвинулся и застыл на Нуо'оре, а в зрачках появилось так хорошо знакомое выражение.
— Нуо'ор… — ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать шепот. Искусанные до крови губы Райёё дрогнули, он сделал попытку сгрести своего бывшего ученика за одежду, но тот, сообразивший, что хочет анго-ра, уже клонился к нему. — Кончено… для меня… видел… впереди… — две одинаковые, как близнецы, струйки крови потекли из уголков рта умирающего. — Твой сеп… сеппай проложит… учи… учи его… хорошо… возьми… все… — он уронил руку и выпущенным когтем коснулся лежащего под боком свитка. — Написать… успел…
Нуо'ор бережно поднял свиток, стараясь не испачкать его. Бросились в глаза изломанные, скачущие бурые строки, так не похожие на обычный подчерк Райёё. Долгий миг он пытался понять, почему текст такого странного цвета, потом заметил лежащее в меньшей лужице крови перо — и все вопросы умерли на языке.
— Остальные… — уже не шептал — хрипел, захлебываясь кровью, но из последних усилий гоня слова сквозь изуродованное горло Райёё; неповинующимися пальцами он указал на ряды полок. На одной из них среди сложенных аккуратными горками свитков стояла узкая шкатулка — вытирающая слезы Крреяла бережно, точно выточенную из хрупкого стекла, сняла ее и прижала к груди, — предостережение… огонь впереди… нескоро… берегитесь… их… зовут… берегитесь…
Рука Райёё на груди Нуо'ора сжималась все крепче и крепче, когти пронзили одежду и впились в тело. Нуо'ор не реагировал на боль, не шевелился, не смея даже вздохнуть, — его, как и остальных, захватила, увлекла за собой эта невозможная, нереальная сцена: освещенный десятком факелов дом, стекающийся к дымоходу жирный, густой дым, и умирающий килрач, каждое слово которого впечатывалось им в память навсегда.
И в тот самый миг, когда жжение в груди стало столь сильным, что Нуо'ор едва не потерял сознание, Райёё ослабил хватку и очистившимся взором окинул всех собравшихся. Слабая улыбка мелькнула в его глазах, и каждый килрач ощутил отзвук безмятежного, всепоглощающего спокойствия и умиротворения.
— Я видел грядущее! — неожиданно отчетливо шепнул Райёё. — Берегитесь…
Он замолчал. В последний раз их взгляды встретились. Рука анго-ра, выпустив одежду Нуо'ора, со стуком упала на пол. Сорванная легким дуновением ветра пылинка аккуратно закружилась над ним и плавно опустилась на покрытые тонкой пленкой крови губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Только холод.
Покой.
Тишина.
И бесконечность, подчеркивающая ничтожность крохотной пылинки, невесть как затесавшейся в ней.
Я существовал — и в то же время меня не было. Атом, оторвавшийся от бесконечности, — и бесконечность, неразрывной пуповиной связанная с ним. Здесь не было времени — у бесконечности нет в нем нужды. Но часть меня осознавала себя — и секундная стрелка делала свой первый шаг, отмеряя миг между «до» и «после». В этом миге тоже была вечность, — но сама возможностью такого шага разрушала гармонию равнодушной тьмы, меняя ее…
Уничтожая бесконечность!
Терция вечности…
Вокруг меня… во мне… повсюду…
Вспышка…
…солнце давно опустилась за горизонт. Единственным источником света было пламя, весело гудящее в ночи. Огромный костер яростно пожирал сложенные аккуратной пирамидкой поленья, рассыпая вокруг снопы искр. Ветер рвал пламя, заставлял почти прижиматься к земле, чтобы потом резко взмыть вверх. Со стороны оно казалось живым существом, отчаянно борющимся за свою жизнь, но стоило приглядеться — и в обрамлении рыжих сполохов на вершине пирамиды, сквозь ярко-оранжевый ореол можно было увидеть два смазанных, темных силуэта. Лишь в смерти обретшие мир для себя и воссоединившиеся навсегда друг с другом.
Погребальный костер ревел, стонал мечущийся над горами ветер, плакала ночь, провожая души в последний путь. Звезды тысячами скорбных очей следили за огнем, и искры танцевали вокруг костра, тянущегося к темному бархату ночного неба. Совсем немного фантазии — и легко можно было представить, что это мириады чужих душ спустились в мир, чтобы встретить тех, чьи мертвые тела догорали в пламени, полыхающий столб, расколовший ночь, — дорожка, по которой им предстоит пройти, а погребальный огонь — вратами, которыми завершился один путь и начинается другой.
Круг света, отбрасываемый костром, танцевал вместе с пламенем, ветром и темнотой. В краткие мгновения, когда языки огня, обманув неистовый ветер, беспрепятственно взлетали вверх, на границе света и тьмы появлялась застывшая в скорбной, неловкой позе перед костром массивная, широкоплечая фигура. Ни лица, ни деталей одежды — только на миг появившийся смутный абрис, с которого с неохотой соскальзывал мрак. Потом свет отпрыгивал обратно, и в свои владения возвращалась ночь, поглощая одинокий силуэт.
Едва слышный шепот, ритмично падающие слова, сплетающиеся в тягучую, тоскливую песнь — в мелодичные напевы ветра вплелся голос одинокой фигуры. Для этой песни не требовалось мастерство или талант: только страсть, только горечь утраты — и этого с лихвой хватало в дрожащем, ломающемся поначалу голосе. С каждой секундой он крепчал, вместе со скорбью звучала ярость на судьбу, на жестокий рок, — но неизменным оставалась боль расставания и надежда на встречу по ту сторону бытия, там, где ничего не будет кроме чистых душ, объединяющихся с мириадами подобных себе в бесконечном, безбрежном океане света.
И ни капли сомнения, что покидающие этот мир души хоть на миг задержаться над черными, лишенными света, беспощадными водами, над которыми вечно реет отчаянный шепот тех, кто оказался не в силах пройти дальше.
С хлипким вздохом гудящий костер вздрогнул, внутри затрещали выгоревшие поленья. Пышущая жаром колонна величаво пошатнулась, раскидывая по сторонам извивающиеся протуберанцы, ее центр неторопливо завалился внутрь — и с грохотом костер сложился, точно карточный домик.
Искры взмыли над костром, тысячами крохотных болидов озаряя ночь…
… сотрясающая густую, почти осязаемую тьму.
Высоко, очень высоко, в самом сердце бесконечности зажглась мрачная багровая звезда. От нее отделились первая искра — колючий клубок мертвенно-алого пламени, ничего не освещавшего, а наоборот — словно сгущавшего вокруг себя темноту. Она на миг зависла возле свого истока, затем рухнула вниз, оставляя за собой длинный росчерк огня, перевитый жгутами темноты. Бесшумно, безмолвно она летела вниз, а звезда выплюнула вдогонку ее точную копию, потом вторую, третью, четвертую, пятую, шестую… Совсем скоро уже не десятки — сотни искр падали, вспарывая собою бесконечность.
Бесчисленные искры пронеслись мимо, плавно замедляя свой стремительный полет. Вокруг каждой вспухла сфера холодного, яростного пламени, заключая искру в полупрозрачный кокон. Легионы подобных шаров-коконов останавливались, и в стороны ближайших соседей выпростались узкие, безупречно ровные ленты, словно сотканные из расплавленного свинца. Они ползли друг к другу, с бездумной точностью машин, лишенных даже тени разума, но с каждым микроном что-то втягивалось в отростки из окружающей тьмы и текло к выбросившим их коконам. Что-то менялось, менялось в умирающей бесконечности, и что-то менялось в ткущейся гигантской сети. Каким-то образом это отражалось в горящей злым светом звезде, бесстрастно посылавшей вниз все новые и новые искры, и с каждой новой сферой огня, вонзившейся в плетущуюся паутину, она все быстрее и быстрее вычерпывала это «нечто» из окружавших паутину пластов мрака. И все быстрее тянулись друг к другу ленты-отростки…
…пока не соприкоснулись!
Вспышка…
— …анго Нуо'ор… — его разбудил дрожащий, всхлипывающий голос прямо над ухом. Нуо'ор чуть приоткрыл глаз, ужасно не желая окончательно просыпаться, — естественно, это оказался его сеппай.
— Иррин… — устало начал он, надеясь, что удастся быстро заснуть, но тут случилось невероятное: Иррин — вечно неуверенный, сомневающийся во всем Иррин схватил за плечо и решительно затряс, упрямо повторяя все то же «анго Нуо'ор… анго Нуо'ор…».
— Ну, довольно! — рявкнул анго, отшвыривая от себя совсем обнаглевшего юнца. Легкое, почти невесомое одеяло не успело опуститься на землю, как он уже навис над скорчившимся сеппаем, царапнув когтями по столу. — Свет лишил тебя разума? Почему ты оставил свой пост?! Что ты вообще…
Нуо'ор осекся. Иррину полагалось, вообще-то, к этому моменту уже лежать без чувств, осознав, какое оскорбление он нанес анго, но вместо этого тот продолжал таращиться на него остекленевшими глазами и, как заведенный, шептать его имя.
Нуо'ор прищурился, внимательнее всматриваясь в сеппая. К сожалению, он не мог достаточно отчетливо прочитать чувства других — таких мастеров на всю планету насчитывалось едва ли полторы сотни, — но ощутить заполнявший Иррина ужас он мог.
На ощупь найдя на столе лампу, Нуо'ор легонько встряхнул ее: обычно их заправляли раз в три дня, но Иррин — случалось — забывал про его лампу. Услышав тягучее бульканье, Нуо'ор удовлетворенно кивнул и кинул в лампу кристалл.
Ровный пепельно-жемчужный свет родился в глубине прозрачного шара; Нуо'ор опустил крышку обратно и воззрился на Иррина. Про себя он отметил разорвавшуюся на плече мантию, точно его сеппай на бегу зацепился за что-то острое, затравленный взгляд и нервно подрагивающие кисточки на ушах. Обычно такую картину он заставал, если Иррину попадалось очень уж сложное задание — или если он приходил каяться в том или ином проступке. Нуо'ор тяжело вздохнул — ну почему, разорви его горропа, этот сеппай достался именно ему?
— Рассказывай, Иррин! И, пожалуйста, без предысторий. Коротко: что сделал, кто был с тобой, кто пострад…
— Анго Нуо'ор!.. — вновь прохрипел Иррин, вновь хватая его за руку. И только тут до Нуо'ора дошло, что случилось что-то действительно нехорошее: сеппай просто не мог говорить от потрясения. То, что он посчитал испугом, было на самом деле отчаянной попыткой выдавить хоть слово из сдавленного ужасом горла. А еще анго вновь ощутил слабую тень чувств сеппая — Иррин не имел ни малейших способностей для контроля своих эмоций, но зато сам отличался необычайной чувствительностью к чужим.
Нуо'ор быстро подошел к полке над своим ложем и открыл темно-коричневую шкатулку. Флакончик с истолченными в порошок корнями са'ате лежал на самом видном месте — схватив его, Нуо'ор свободной рукой достал чашу с водой, которую он так и не допил перед сном. Отсыпав немного порошка в воду и дождавшись, когда серые крупинки полностью растворяться, он вернулся к сеппаю и протянул ему напиток.
— Теперь рассказывай! Что случилось?
— Анго, я… я был на посту… там, у реки… у моста… Все разошлись, все анго ушли и сеппаи тоже, все ушли… когда стемнело, уже все ушли… Я стоял там, у реки, как положено, ждал заката… Потом, когда стемнело, я шел по лагерю… ближе к центру, за жилищами анго… Там я почувствовал… почувствовал… — он задохнулся, бессильный выразить испытанные им ощущения, и беспомощно посмотрел на анго. Потом с отчаянием посмотрел себе за плечо, вытянул в сторону двери руку и пальцами сделал один единственный скупой жест. Нуо'ор нехорошо сощурился: такими жестами пользовались только посвященные культа рангом не ниже анго. Сеппаю знать его никак не полагалось и, продемонстрировав знак перед своим анго, Иррин нарывался на очень большие неприятности.
А затем до Нуо'ора дошел смысл жеста…
«Смерть».
— Где?! — крикнул он, склоняясь к Иррину. — Где ты это почувствовал?
— За храмом… около дома анго-ра… — выдохнул Иррин.
«Около дома анго-ра…»
Секунду-другую Нуо'ор неподвижно стоял, полусогнувшись над сеппаем и осмысливая сказанное. А затем бросился прочь из дома.
Ночь встретила Нуо'ора стылым ветерком и влагой. И предчувствием беды. Страшной беды. Ему казалось, весь мир дрожит, поворачиваясь вокруг незримой оси, и чудовищных размеров шестеренки с хрустом перемалывают прошлое, будущее, само время…
— Зови Сааху, Неа и Крреялу! — крикнул он выскочившему следом Иррину, выдергивая из кольца на стене чадивший факел. — И Майту! — вдогонку сорвавшемуся с места сеппаю — при всех своих недостатках Иррин соображал очень хорошо и на отсутствие мозгов не жаловался.
Дом анго-ра ничем не отличался от жилищ его последователей. Сплетенная из тростника и обмазанная глиной полусфера с тремя небольшими окошками, вязью ритуальных узоров вокруг входа и окон, двумя факелами у двери — простой, аскетичный дом. Но Нуо'ору, столько раз ощущавшего себя внутри этого неказистого дома одним целым с пронзающим Вселенную потоком Света, он всегда казался громадным, величественным зданием, озаренным тысячами огней.
Нуо'ор остановился у входа, осторожно толкнул массивную дверь — пожалуй, единственное отличие дома анго-ра Райёё от остальных — их наставник не любил шума. Как всегда, дверь не шелохнулось — анго-ра никогда не забывал запереть ее.
— Анго-ра! — чуть понизив голос, Нуо'ор позвал наставника. Он пытался сосредоточиться, пытался ощутить нечто, напугавшее Иррина, заставившее его бежать, не помня себя. Заставившее вычертить в ночном воздухе его дома подсмотренный где-то знак…
«СМЕРТЬ!!!»
Давящая тяжесть, точно весь мир падает на тебя… Разверзшаяся под ногами пропасть… Алый диск солнца, вдруг исторгающий испепеляющий, разъедающий глаза блеск… Нечто невероятное, только что прикоснувшееся к тебе, открывшее неведомые до сего горизонты, показавшее что-то слишком страшное, чтобы быть правдой… Дыхание Вселенной, обжегшее потянувшийся к небесам разум…
«НЕТ! НЕТ! НЕЕЕ-ЕЕТ…»
— Нуо'ор! Что с тобой?! Что случилось! — его затрясли, вырывая из столбняка транса. Моргнув слезящимися глазами, он увидел окруживших его коллег, друзей. Подносящую к губам чашу с какой-то гадостью Майту, подхвативших его с обеих сторон Неа и Крреялу, Сааха, сгорбившегося под гнетом прожитого времени, но еще достаточно сильного и ловкого, чтобы сдерживать рвущегося к своему анго Иррина, — все, кого он знал много лет, кому доверял и любил. Ему помогли, — а точнее, заставили — сесть на чью-то накидку.
— Отпустите! — сбросив давящие на плечи руки, он вскочил на ноги — и пошатнулся: закружилась голова. Неа и Крреяла двинулись было к нему, но Майта, самая молодая целительница, что появлялась когда-либо в их лагере, взмахом руки остановила их.
— Анго, что случилось? Что это было?
— Дверь… — просипел Нуо'ор. — Ломайте ее! Да, быстрее же!!! — зарычал он, видя неуверенно переглядывающихся Крреялу и Неа. — Что-то случилось с анго-ра!
Обступившие его килрачи вновь переглянулись, а потом дружно посмотрели на тяжелую, посеревшую от времени дверь. Наверное, всем в голову пришла одна и та же мысль: устроенный ими шум перебудил половину лагеря, а спавший обычно очень чутко анго-ра Райёё даже не попробовал выяснить, что происходит у него за окном.
Неа первым шагнул к двери, Крреяла отстала от него всего на полшага. Обычная дверь слетела бы с петель от одного недоброго взгляда в ее сторону, но эта умудрилась выдержать по два удара. Сердито прошипев что-то под нос, Неа придержал уже собравшуюся вновь навалиться на массивные доски Крреялу, примерился и с разворота коротко, но сильно ударил над засовом. Внутри оглушительно хрустнуло, и дверь со скрежетом широко распахнулась, громыхнула, врезавшись в стену, отскочила обратно и замерла.
Неа, за ним Нуо'ор и Крреяла бросились внутрь, уже не сомневаясь, что случилась беда. Каждый нес по факелу, кроме того, протиснувшаяся следом Майта держала лампу — и тьме, пугливо отпрянувшей к дальней стене, очень быстро не осталось места.
— Анго-р… — Нуо'ор замер, не сделав и двух шагов; рядом ахнула Крреяла. Прямо перед ними, возле перевернутого столика, среди вороха перепачканной темными пятнами бумаги лежал анго-ра Райёё.
У Нуо'ора подломились ноги, при виде пятен крови на постели, одежде, шерсти Райёё. Упав на колени рядом с наставником, он перевернул его лицом вверх — и среди общего крика ужаса без удивления услышал и свой голос.
Анго-ра умирал. Грудь, горло, лицо — все было разодрано, исполосовано его собственными когтями, на которых остались еще клоки шерсти и кожи. Кровь сочилась сквозь раны, стекала на пол — под телом Райёё уже собралась небольшая лужица, отбрасывая злые блики от факелов. Душа анго-ра еще не покинула тело, но это были последние мгновения жизни: слишком много крови он потерял, слишком тяжелые раны он себе нанес.
Веки Райёё шевельнулись — и, задыхающийся от ужаса, от осознания собственного бессилия, Нуо'ор против воли охнул, встретив пустой, бессмысленный взгляд устремленных в лишь ему доступную даль глаз анго-ра. Но сердце не успело ударить и одного раза, как этот взгляд чуть сдвинулся и застыл на Нуо'оре, а в зрачках появилось так хорошо знакомое выражение.
— Нуо'ор… — ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать шепот. Искусанные до крови губы Райёё дрогнули, он сделал попытку сгрести своего бывшего ученика за одежду, но тот, сообразивший, что хочет анго-ра, уже клонился к нему. — Кончено… для меня… видел… впереди… — две одинаковые, как близнецы, струйки крови потекли из уголков рта умирающего. — Твой сеп… сеппай проложит… учи… учи его… хорошо… возьми… все… — он уронил руку и выпущенным когтем коснулся лежащего под боком свитка. — Написать… успел…
Нуо'ор бережно поднял свиток, стараясь не испачкать его. Бросились в глаза изломанные, скачущие бурые строки, так не похожие на обычный подчерк Райёё. Долгий миг он пытался понять, почему текст такого странного цвета, потом заметил лежащее в меньшей лужице крови перо — и все вопросы умерли на языке.
— Остальные… — уже не шептал — хрипел, захлебываясь кровью, но из последних усилий гоня слова сквозь изуродованное горло Райёё; неповинующимися пальцами он указал на ряды полок. На одной из них среди сложенных аккуратными горками свитков стояла узкая шкатулка — вытирающая слезы Крреяла бережно, точно выточенную из хрупкого стекла, сняла ее и прижала к груди, — предостережение… огонь впереди… нескоро… берегитесь… их… зовут… берегитесь…
Рука Райёё на груди Нуо'ора сжималась все крепче и крепче, когти пронзили одежду и впились в тело. Нуо'ор не реагировал на боль, не шевелился, не смея даже вздохнуть, — его, как и остальных, захватила, увлекла за собой эта невозможная, нереальная сцена: освещенный десятком факелов дом, стекающийся к дымоходу жирный, густой дым, и умирающий килрач, каждое слово которого впечатывалось им в память навсегда.
И в тот самый миг, когда жжение в груди стало столь сильным, что Нуо'ор едва не потерял сознание, Райёё ослабил хватку и очистившимся взором окинул всех собравшихся. Слабая улыбка мелькнула в его глазах, и каждый килрач ощутил отзвук безмятежного, всепоглощающего спокойствия и умиротворения.
— Я видел грядущее! — неожиданно отчетливо шепнул Райёё. — Берегитесь…
Он замолчал. В последний раз их взгляды встретились. Рука анго-ра, выпустив одежду Нуо'ора, со стуком упала на пол. Сорванная легким дуновением ветра пылинка аккуратно закружилась над ним и плавно опустилась на покрытые тонкой пленкой крови губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27