3 Более месяца я не прикасался к рукописи. Расчеты, проверка, огорчений, снова расчеты, — в общем, было не до дневника. Определение места ракеты (уже действительного, а не расчетного!) привело нас к такому неожиданному результату, что у всех опустились руки. Получилось, будто мы так далеко умчались от своей Земли, что до Гаяны оставался всего год полета, вместо ста четырнадцати лет!!!— Но ведь это же нелепо, — устало сказал Хоу-тон. — Как быть? Я спрашиваю: как быть?— Не терять равновесия, — недовольно ответил Шелест.— Прости, командир! -кипятился Хоутон. -Я хладнокровен, как тысяча лягушек! Но согласись, что даже на самом идеальном спокойствии невозможно залететь так далеко в какие-то жалкие пять лет… Разве это не так?— Я попросил бы приберечь слово «невозможно» для более удобного случая, — невозмутимо вставил Глебов.— Позвольте, Евгений Николаевич, — не унимался Боб, — мы делали все по вашей программе, но… Как это говорится по-русски? Ага!.. Воз и ныне там!— Будем справедливы: «воз» как раз не там, где ему положено быть по времени его движения, — спокойно заметил Шелест.— А может быть, — предположил я, — наши часы вышли из строя и кибернетика разбудила нас не через пять, а через сто с хвостиком?..— Мой бог! — воскликнул Хоутон. — Затеряться в космосе без хронометра?!.Атом беспокойства заметался во мне: шутка сказать, занесло нас черт знает куда, мы не имеем не только детальной, но даже общей ориентировки, да еще не уверены в бортовых часах, без которых немыслим точный расчет никакого полета!Шелест понимает наше состояние-ему труднее: он командир.— И все же, — рассудительно говорит он, — расчеты для меня убедительнее эмоций. Мы можем внутренне верить им или не верить-это условно. Прошу… Как бы сказал Маяковский в данном случае, Евгений Николаевич?— "Стать на горло собственной песне", -мгновенно подсказал Глебов.— Верно. Так и поступим. Если расчеты правильны, то дней через восемь Мы войдем в Зону гаянской ксаны номер тридцать три. Вот тогда и запеленгуемся точнее.— Превосходная идея, командир! — воспрял духом Боб.— А пока, в порядке подготовки к встрече с нашими собратьями, Боб займется уроками гаянского языка: мы рассчитывали на большее время, теперь же — кто знает! — возможно, придется сокращать программу.— Слушаюсь, командир! — обрадовался Хоутон, человек дела.Кибернетика приняла первые робкие радиосигналы не через восемь, а через два дня. Шелест и Глебов настраиваются вручную, проверяя автоматику. Мы с Хоутоном сидим на диване и наблюдаем, изредка переговариваясь шепотом.Лица наших друзей возбуждены. Мы не выдерживаем и подходим к ним.— Это… действительно позывные ксаны номер тридцать три, — глухо говорит Евгений Николаевич. — Расчеты верны: до Гаяны-несколько месяцев полета…— Значит, либо часы неисправны… — размышляю я вслух.— Часы исправны, — уверен Глебов.— Но тогда выходит, что мы летели со скоростью…— Четверть миллиона километров в секунду, — заканчивает Глебов. — Приборы скорости у нас тоже не врут!— Невозможно! — горячусь теперь я. — Невозможно, летя со скоростью меньшей, чем скорость света, пройти расстояние в десять-двадцать раз большее, чем сумел бы пройти сам фотон за это же время.— Это парадокс! — воскликнул Боб.— Парадокс Глебова, — сардонически подхватываю я, не подозревая, что уже окрестил новое для нас явление природы, одно из самых грандиознейших во Вселенной.— Спокойнее, друзья мои, спокойнее, -почему-то смеется командир. -Я преклоняюсь перед темпераментом, но истина…— Я успокаиваюсь, — покорно произнес Хоутон и, разведя руками, подчеркнуто лениво уселся на диван. — Я даже делаю вид, что считаю веселье командира уместным…— Старина Боб! -Шелест с силой бьет Хоутона по плечу. — Сохранилась ли в тебе хоть толика воображения?— Моего запаса хватит надолго, — ворчит Хоутон.— Так почему ты не воспользуешься им? — удивляется Шелест. — Нельзя же просто игнорировать какое-нибудь явление только оттого, что оно тебе раньше не было известно и никем не описано.— Ты хочешь, командир, попытаться найти этому парадоксу объяснение?— А почему бы и нет?— Но ведь старик Эйнштейн… -хочу напомнить я.— Эйнштейну принадлежат и такие слова, — прерывает Глебов: — «Я считаю вероятным, что принцип постоянства скорости света в его обычном понимании действителен лишь для пространства с постоянным гравитационным потенциалом».— Значит, возможно…— Ну почему бы и нет?! -снова повторяет Шелест.— Что ж, -скачал Хоутон, -допустим, пространство имеет кое-где свойство сжиматься в гармошку, и тогда мы, летя с одной и той же скоростью, пронижем больше «морщин»… А?— Браво, Боб! -восхитился Евгений Николаевич. — Я вижу работу смелой, хотя и наивной мысли. Такой строй воображения вполне приличествует даже физику, то есть тому, кто украшает род человеческий…— Выкладывайте-ка лучше свою точку зрения, — предложил я, причисляющий себя скорее к лирикам, нежели к физикам. — Вас ведь так и подмывает высказаться, Евгений Николаевич. Будто нам незаметно…— Не скрою, — согласился Глебов. — Как нам известно, мы летим с собственной, приборной скоростью, не превышающей скорости света. Так что старик Эйнштейн не может обижаться на нас. Но вместе с тем среда, то есть окружающее нас пространство… Гм, как бы это выразиться сочнее, Боб?— Черт его знает, почему… — вежливо помог Хоутон.— Благодарю, я не ошибся в вас. Так вот, пространство тоже несется со страшной силой и в ту же сторону, что и мы. Понятно?— Подобно тому как самолет в попутном струйном течении высоких слоев атмосферы летит по отношению к Земле со скоростью, намного превышающей его собственную, воздушную скорость? — подхватил я.— Вот, вот. Вероятно, и мы попали в какое-то необыкновенное по размаху и силе, но уже космическое струйное течение! — согласился Глебов. — Мы столкнулись с загадкой космоса.— Туго же придется на обратном пути, — задумался Хоутон. — Сейчас оно помогает. Но когда мы полетим домой, оно станет встречным. Не скоро мы доберемся до Земли.— А что помешает нам возвращаться другим маршрутом? — возразил Шелест. — Ведь когда гаянцы летели к нам, они не встречались с этим явлением! Если оно, как предполагает Глебов, узкое течение пространства, то мы можем возвращаться обходным путем, не попадая в него!Разговор закончился на палубе звездолета: нам захотелось еще раз встретиться с космосом, будто он мог подсказать разгадку тайны нашей скорости.Шелест и Хоутон сидели в креслах, думая каждый о своем, а я наблюдал за Глебовым.Евгений Николаевич стоял на носу звездолета, скрестив руки на груди, и сосредоточенно всматривался в чрево Галактики.«Почему мое мышление, -подумал я, -не выходит из круга аксиом, не отрывается от уже изученного и открытого другими, а он устремляется в первобытный лес фактов, прокладывает свои тропинки?»Почему?Таким вот-стоящим на носу звездолета, с руками, скрещенными на груди, смело смотрящим в лицо Вселенной — я запомнил Евгения Николаевича Глебова на всю жизнь… Глава четвертаяГАЯНА! 1 Мы приближаемся к планетной системе звезды № 13 созвездия Ориона, которую сами гаянцы называют Фело. Вокруг нее вращается Гаяна.Связь установлена…Мне трудно описать эффект, вызванный нашим появлением в космосе. Читатель, наделенный даже сотой долей хоутоновского воображения, как-то сможет представить себе, что творилось на планете, когда га-янские радиостанции космического наблюдения поймали наши позывные и первые слова гостей с неизвестной им планеты… говоривших на чистейшем гаян-ском языке!— Все равно, — уверял Боб, -что познакомиться с осьминогом, сочиняющим трактат о теории относительности на японском языке!Поскольку в нашем экипаже лучше всех освоил гаянский язык Боб Хоутон, прирожденный полиглот, командир поручил ему вести связь с планетой, пока дело не коснется вопросов космонавтики.Боб взялся горячо: он успевал рассказывать о Земле и печальном исходе гаянской экспедиции, достигшей острова Пито-Као, о нашем полете и каждом из нас.Сильнейшее впечатление и на гаянцев и… на нас (как это ни удивительно!) произвела весть о космических струйных течениях. На них — понятно почему; оказывается, космические струйные течения совсем недавно были предсказаны кем-то из ученых Гаяны! А вот то, что и мы взволновались, требует пояснения.Таким образом, не успели мы еще долететь до места, как уже началось взаимодействие опыта и науки наших двух планет!Гаянцы временно запретили межпланетные полеты, чтобы не помешать нам, и запросили подробные сведения о звездолете. «Юрий Гагарин». К микрофону все чаще подходил Шелест.Сперва они хотели сами завести нас на свой цент— ральный космодром на Уэле, острове на Торо, -так назывался один из гаянских океанов, -но Шелест решил иначе.— Мы выведем наш звездолет на орбиту, пересядем сами в шеер (маленький реактивный разведчик, самолетного типа), — объяснил он, — и войдем в вашу атмосферу аэродром вы нам укажете. А после вы заведете звездолет на Уэл, но уже без нас.Гаянцы согласились: так меньше риска.Шелест наладил телевизионную связь, и на центральном телеэкране появилось изображение молодой женщины…Здесь я стану писать несколько медленнее, с большей тщательностью подбирая слова Напомню, что Гаяна очень походит на нашу Землю. И обликом, и своим климатом, и магнитным полем, но главное-там такие же люди.Мы увидели на экране подвижную, веселую женщину с удлиненным лицом, медноволосую и белокожую. Высокий гладкий лоб. Густые брови изломлены посередине и будто удивленно приподняты к вискам. Золотистые глаза-таких я никогда не видел на Земле! — искрящиеся и умные. Тонкий ровный нос. Уши у нее раза вполтора длиннее, чем у землян, но общего приятного впечатления не портят.Она понравилась нам с первого взгляда.Наш бедный штурман, добровольно променявший любовь на звезды и ранее умудрявшийся с увлечением рассказывать о свойствах материи и возникновении миров первым красавицам Москвы, сейчас, на подходе к Гаяне, был, что называется, сражен волшебным видением, ионизирован, как, без сомнения, он охарактеризовал бы сам свое состояние, если бы мог глянуть на себя со стороны и сохранить объективность.— Меня зовут Юль, — мягко произнесла женщина. — Мне поручено руководить приземлением шеера и посадкой звездолета. Давайте знакомиться…Шелест включил телевизионный передатчик и представился, получив в награду серьезный, изучающий взгляд Юль.Рыжая шевелюра Хоутона и его задорное, веснушчатое лицо воспринялись Юль как нечто весьма прозаическое.Увидев мои почтенные седины, Юль сделала мне комплимент, заметив, что приятно видеть долгожителя в возрасте за 400-500 лет, запросто путешествующего в космосе.Когда же я объяснил, что мне, по крайней мере, раз в десять меньше, Юль пробормотала извинение.Потом мы объединенными усилиями подтащили к объективу телевизионного передатчика нашего штурмана.— Это наш Звездолюб, -скороговоркой отрекомендовал командир, — штурман корабля Евгений Николаевич Глебов…— Звездолюб? — отчетливо повторила Юль. — Кра-сивое прозвище… Так это ты открыл «парадокс Гле-бова»?Евгений Николаевич виновато кивнул.— Поздравляю, -продолжала Юль, почему-то улыбаясь. — А кто ты по профессии?— Астрофизик, — вынужден был ответить за товарища Боб.— О, я тоже, — обрадовалась Юль. — Мы будем с тобой дружить… Я предсказала возможность космических струйных течений, а ты, ани, открыл их. Я верно сказала?— Даже очень! — торопливо ответил Боб.— Принимай условия посадки, Звездолюб, — сказала Юль.— Разреши, Юль, мне самому заняться сейчас делом, -решительно произнес Шелест, выступив вперед.— Хорошо, — одобрила Юль, видимо, оценив состояние штурмана. — Командир, ты будешь садиться на аэродроме Тиунэлы. Вот как он выглядит… 2 Выстреленный катапультой, наш шеер отделился от корпуса звездолета и под углом градусов пятьдесят устремился к Гаяне. Шелест сидел на левом пилотском кресле, я — на правом.Над нами уже голубел космос с яркими звездами и жгучим солнцем, а внизу сквозь вуаль атмосферы и дырявое и пухлое одеяло облаков виднелась поверхность планеты.Постепенно гася скорость, мы с Шелестом уменьшили угол планирования и стали погружаться в атмосферу Гаяны. Раскаленный трением воздух казался светящимся, особенно на ночной, теневой стороне планеты. На высоте двадцать километров мы сбавили скорость всего до тысячи километров в час и, в точности выполняя команды, подаваемые Юль, направились к главному аэродрому Тиунэлы…Шеер вел себя послушно в незнакомом воздухе, как бы сразу привыкнув к нему. В районе, где находилась столица планеты — Тиунэла, нас встретил грозовой фронт.Мы прошли его верхом, а когда до аэропорта осталось не более двухсот километров и нам разрешили снижение до тысячи метров — такова высота малого круга для скоростных самолетов на всех аэродромах Гаяны, мы пробились сквозь 6-7-балльную кучевую облачность и испытали болтанку, какую не раз встречали летом в районе Ставрополя, Астрахани или на участке Актюбинск-Джусалы-Ташкент, у нас на Земле.Над самим же аэродромом — ясно. На овальном летном поле ярко светятся голубая посадочная полоса и стрела с левой ее стороны.По мере нашего приближения яркость свечения полосы едва заметно убывала (потом мы узнали, что также бывало и при ночных полетах!). Шелест кивнул, и я включил «автомат-шасси», то есть аппаратуру, которая направила часть воздушной струи от двигателя вниз, тем самым создавая необходимую для посадки и руления воздушную подушку, заменяющую шееру колеса.После посадки в толще полосы, на самой ее оси, вспыхнула еще одна яркая красная стрелка. Она как бы скользила перед нами, указывая направление дальнейшего руления, и вывела нас на перрон у длинного здания аэровокзала с подобием минаретов по углам.Вдоль фасада и на плоской крыше аэровокзала— множество пестро одетых гаянцев. Они весело машут руками.Первым на планету шагнул командир, за ним-мы.Вдруг почти половина неба многоцветно вспыхнула и преобразилась. Мы увидели берег моря, песочный пляж, причудливые кактусы с мясистыми, колеблющимися листьями, перистые пальмы. На берегу — стройная фигурка девочки в легком развевающемся платье. Девочка кружится в танце. Ее руки-крылья устремлены к солнцу Вот она, кружась, наклоняется к кустам, быстро срывает четыре больших цветка с белыми острыми лепестками.Гигантская живая картина уменьшается, толпа людей у аэровокзала расступается, и девочка как бы сходит с неба на землю. Мы не замечаем, а только понимаем, что в какую-то долю секунды изображение подменено настоящей девочкой, и вот уже она бежит к нам, чтобы первой приветствовать посланцев далекой планеты…— Это самая юная танцовщица Гаяны, — доносится к нам из невидимых репродукторов голос Юль.И тут меня осенило! Я вбегаю в кабину шеера, вожусь в нем минуту — и над аэродромом звучит итальянская песня «О мое солнце!»-это поет Робертино Лоретти!Его волшебный голос покорил гаянцев. Они замерли, точно боясь спугнуть очарование.— Это голос самого юного певца нашей Земли, — объясняем мы.Так прошел наш «митинг». Снова в толпе встре-чающих образовался проход, и мы увидели Юль, живую, настоящую. В открытом, коротком белом одеянии, она шла к нам с поднятой левой рукой.— Здравствуйте, люди! -громко произнесла она. — Вы первые жители другой планеты, посетившие Гаяну… Мы принимаем вас, как друзей В истории наших планет это самое радостное событие. Вас видит и слышит сейчас вся Гаяна, все мои сопланетники…И тут жители двух планет, разделенные до этого колоссальным таинственным пространством, обнялись и расцеловались, смеясь и плача.У каждого народа есть свои традиции и привычки, но Любовь и Дружба, Мир и Человечность ценимы везде, где есть свободные и равноправные Разумные Жители Вселенной! Глава пятаяЮЛЬ 1 Более тысячелетия прошло с того дня, когда покинул планету Да Роот, один из зачинателей космических полетов на Гаяне, открывший первую главу грустной истории Роотов. Он отправился в дальнюю экспедицию и не вернулся.Его сын, Лим Роот, руководил строительством Главной внепланетной энергетической базы — второй искусственной «луны» Гаяны. Он погиб, сраженный метеоритом.Еще три, более поздних, представителя этого рода — Кон, Бао и Дал…Сперва навсегда улетел Кон. Через 270 лет, буквально по его же следам, умчался Бао. Его последние слова:— Поведение звездолета странно… Сильные броски…Два века спустя опять в том же направлении отправился Дал. Он успел только передать:— Тряска грозит нарушить конструкцию звездолета… Этот район опасен…Ри Роот — крупнейший ученый, автор новой теории мироздания — не возвратился из экспедиции к центру Галактики.Я р Роот принимал участие в дальнем разведывательном полете на звездолете «Тиунэла». В пути Я р заболел неизлечимым тогда арпелом и, боясь заразить товарищей, покончил с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53