Полностью проигнорировав отказ детектива, Канаи поднялся с пола, пересек татами и отодвинул дверь в сторону. Он что-то кому-то быстро приказал по-японски, затем вернулся к Деккеру и, глядя на него сверху вниз, проговорил:
— Это мой долг перед вами, Деккер-сан.
* * *
Гири.
Деккер сам запустил это колесо крутиться. Приглашение на обед явилось следствием его визита сюда, неизбежной концовкой его же собственного плана, хотя еще минуту назад он об этом и не подозревал. «Сумма всех наших действий и поступков, — сказал Канаи, — совершенных во все дни нашей жизни». Деккер понимал, что если он сейчас все-таки уйдет, то тем самым оскорбит японца в его лучших чувствах. И потом ему будет уже весьма проблематично еще раз навестить Канаи и получить от него ответы на дальнейшие вопросы о «Менеджмент Системс Консалтантс».
К тому же саке пробудила в сержанте голод. Когда он ел в последний раз? Восемь часов назад? Десять?
Через пару минут в комнату вошел японский повар. Два его помощника втащили переносную печку.
Только сейчас Деккер, кажется, понял, почему на его отказ не обратили внимания. Канаи решил, что детектив просто последовал японскому обычаю энрио — вежливый отказ от приглашения, который следует трактовать в противоположном смысле.
— Бифштекс из кобе, — сказал японец. — Это блюдо держат здесь специально для меня.
У Деккера глаза полезли на лоб, с чем ему не сразу удалось справиться. Он знал, что мясо кобе является самым дорогим в мире. Оно шло по ста пятидесяти долларов за фунт. Он слышал как-то, что кобе выращиваются в западной Японии. На рынках их продают по ста двадцати пяти тысяч долларов за голову. Кобе подается к столу с пивом. Во время хранения это мясо каждый день ополаскивается в лучших сортах вин для придания ему еще более мягкого вкуса.
Деккер почувствовал, как у него во рту стала стремительно скапливаться слюна.
Мясо готовилось на его глазах. Аромат исходил от него просто умопомрачительный. А тем временем помощники повара сервировали стол. Детектив широко раскрытыми от восхищения глазами наблюдал за тем, как они это делают. Рыба была разложена в виде красивого цветка, а жареные морские водоросли образовали собой очаровательную птичку.
* * *
Сара-кобачи.
Блюда, чашки, кубки... Все это смотрелось настолько красиво наряду с синим и белым фарфором, чашами из бамбука и черной сосны, красновато-коричневой глиняной посудой и хаши, — палочками для еды, — что Деккер боялся даже прикасаться ко всему этому, отказываясь верить в то, что это не какая-нибудь выставка произведений искусства, а всего лишь сервированный для обеда стол.
Больше его не нужно было уговаривать поесть.
Во время обеда Канаи вежливо и небрежно заметил, что всегда готов поговорить с детективом о Пангалосе и Бускаглии. Эта фраза прошла как будто незамеченной. Но это было только внешнее впечатление. Деккер не относился к тому типу людей, которые пропускают мимо ушей деловую информацию только потому, что заняты едой. Инстинкт полицейского никогда не покидал его.
Поразмыслив над словами Канаи, — кто его тянул за язык? — Деккер решил, что это очень хитрый человек. Он не зря предложил свои услуги. Он не зря стал угощать Деккера роскошным обедом.
Деккер понял, что Канаи хочет заиметь в его лице помощника, который бы каждый раз, когда его компании угрожала опасность, заранее предупреждал бы его об этом. Японцы любую ситуацию умели повернуть к своей выгоде. Они никогда не забывали про свои интересы и отстаивали их. На этом пути они легко из допрашиваемых превращались в тех, кто допрашивает. Канаи не привык, чтобы его использовали. Он сам всегда использовал людей. Задумавшись, детектив запустил палочки для еды в стоявшую слева от него чашу с рисом и улыбнулся, давая японцу понять, что просек, в какую сторону он клонит.
Есть люди умные, есть люди хитрые. Уширо Канаи и тем и другим дал бы десять очков вперед...
Деккер потянулся другой рукой к своему пиву, но вдруг, глянув на японца, замер. Канаи внезапно перестал есть. Создалось такое впечатление, что его кто-то ткнул сзади в спину. Глаза его округлились.
Деккер встревожился, но не мог понять, что происходит. Внимательно взглянул японцу прямо в глаза, он увидел там...
Страх!
В следующую секунду Канаи подался всем телом вперед, протянул через весь стол руку, сшибая на пути пиалы и бутылки, и резко выдернул палочки детектива из той чаши риса, швырнул их в угол комнаты.
— Мертвым, — глухо проговорил Канаи. — В Японии чаша с рисом всегда ставится на стол для тех, кто лежит в семейной усыпальнице...
— Сумимазен, Канаи-сан, — растерянно пролепетал Деккер. — Прошу прощения. Я сделал большую глупость. Я прошу меня простить.
Молчание.
Деккеру захотелось съежиться, стать меньше и вообще провалиться сквозь землю.
Проклятье! В Сайгоне Мичи рассказывала ему об этом японском обычае, но он просто-напросто забыл об этом!
Забыл!
Бака! Дурак!
Затянувшаяся пауза была вдруг прервана стуком в дверь. Стучали настойчиво. Канаи поднялся на ноги и прошел через всю комнату, мимо Деккера, к шоджи. Он отодвинул ее в сторону и тяжело взглянул на стоявшего за дверью метрдотеля.
Детектив обернулся и наблюдал за ними через плечо. Канаи и метрдотель о чем-то быстро переговорили на японском. Затем метрдотель поклонился Канаи. Что-то уж слишком подобострастно... На лице метрдотеля была растерянность, сравнимая с растерянностью Деккера.
Когда метрдотель, кланяясь, ушел, Канаи вернулся к детективу. Когда Деккер глянул на лицо японца, то едва не вздрогнул: оно было просто серым.
Надтреснутым голосом Канаи сказал:
— Сумимазен, Деккер-сан. Прошу прощения, но мне необходимо срочно покинуть вас. Я еду к дочери. Только что... Только что поступило известие о том, что мой зять умер.
С этими словами он вышел из комнаты, оставив в ней Деккера, — все еще растерянного и задавленного чувством вины за совершенную глупость, — одного.
* * *
Окоченевший от холода и раздраженный детектив сержант Дориан Реймонд приехал в Атлантик-Сити около половины девятого вечера. Он припарковал свой старенький «Шевроле» на задворках этого курорта на берегу океана, подальше от главной улицы, тянущейся вдоль побережья и пляжей и застроенной со всех сторон крикливо-яркими казино-отелями. Подальше от центра города, где красовались добротные дома в викторианском и эдвардском стилях, окруженные по сторонам обваливающимися и грязными трущобами.
Поездка сюда из Филадельфии выдалась на редкость утомительной. Дориан выехал во время сильного тумана. Путь его лежал на юг, к морю. Тут и там приходилось тащиться черепашьим шагом из-за того, что дороги были завалены снегом или обледенели. Не прошло и часа, как он крепко застрял на шоссе. Движение остановилось на протяжении целой мили. Внешне Дориан сохранял спокойствие и не буянил, в отличие от других водителей. Здесь было много людей и он вовсе не хотел привлекать к своей персоне внимание, он должен был остаться незамеченным.
Не дай бог, кто-нибудь запомнит его в лицо!
Пробка была вызвана дорожно-транспортным происшествием. Грузовик, везший в кузове промышленные швейные машины, врезался на гололеде в автобус, до отказа забитый престарелыми.
Не раньше чем через час Дориан получил возможность проехать по узкой, разрешенной полоске шоссе мимо места аварии. Тут и там прямо на дороге лежали закрытые одеялами старики, ожидая прибытия врачей. Дориан почувствовал по отношению к ним только отвращение. Это из-за них ему пришлось торчать на дороге черт знает сколько времени. За каким хреном этих старых пердунов понесло сюда, а не, скажем, во Флориду?
Хуже всего было то, что печка в салоне не работала. Он как назло забыл захватить с собой шарф, поэтому ему ничего другого не оставалось теперь делать, как натянуть на голову капюшон своего легкого, бумажного свитера, а сам свитер обмотать вокруг шеи. Из носа непрерывно текло, горло саднило. Он проклинал последними словами того парня из Филадельфии, который спихнул ему этот поганый четырехколесный унитаз! Так его мать!
Несмотря ни на что, он прибыл в Атлантик-Сити вовремя. У него была куча времени на то, чтобы найти и убить Алана Бакстеда.
«Шевроле» остановился на пустынном, продуваемым ветрами с океана Бригэдиер Бульваре. Впереди, сквозь туман, тускло пробивались огни казино-отеля «Харра Марина». Здесь, всего в нескольких кварталах от воды, туман был плотнее, поэтому Дориану пришлось включить «дворники». Один худо-бедно заелозил, другой так и остался лежать на стекле. Прелестно!
Все же видимость была более или менее удовлетворительная. Во всяком случае ему удалось разглядеть в дымке угловой квартирный дом. Он был справа от него и выходил своими окнами со всех шести этажей на «Харру». Перед домом на парковочной площадке, прижимаясь боками к двум другим машинам, стоял автомобиль Бакстеда. Это был серый «Порше». Разламывая занемевшие от холода пальцы, скрывавшиеся под тонкой тканью перчаток, Дориан смотрел в ту сторону и думал: «Порше» — хорошая машина. Жаль, не возьмешь с собой".
За спиной из тумана выполз полупустой городской автобус, пробивая толщу тумана мощными фарами. Он быстро миновал машину Дориана и уехал вперед. Вскоре свет его задних фонарей растворился в дымке. По негостеприимному нынче бульвару прошагал кашляющий и плюющий во все стороны человек, которого тянула вперед на поводке красивая колли. Он скрылся где-то в направлении «Харры». Спустя пару минут проехало пустое такси.
Наконец нью-йоркский детектив, набравшись мужества, вылез из своей машины, запер ее, и трусцой пробежался до «Порше». С помощью зажигалки он смог рассмотреть плашки. Все правильно. «АЛАН Б.» Спереди и сзади. Дурость! Только баб смешить.
Дориан обошел машину вокруг, внимательно вглядываясь в туманную дымку, — не смотрит ли кто в его сторону? — затем сел на корточки перед левым передним колесом. Подув на ладони, он проткнул камеру в трех местах крепкой спицей. «Порше» тут же осел ближе к земле и чуть наклонился вперед и налево. Дориан поднялся, сунул руки в карманы своего жиденького, бумажного свитерка и вернулся к своей машине.
Жаль, что ему не удастся провести денек-другой в Атлантик-Сити. Здешние казино работают всю ночь и закрываются только в шесть утра. К тому же он знал тут одного крупье и пару тепленьких девочек, которые бы не отказались лишний раз повеселиться за его счет. Ничего, в следующий раз.
Вернувшись в машину, он закурил сигарету, вжался в спинку сиденья и стал ждать.
Дориану было чуть больше тридцати. Это был крупный мужчина с мясистым, но привлекательным лицом и редеющими рыжими волосами. Он носил тренировочный костюм. Это было на самом деле смешно, так как Дориан люто ненавидел бегать, прыгать и вообще никакого отношения к спорту или хотя бы к здоровому образу жизни не имел. Темные спортивные трусы на нем были одеты поверх серых спортивных штанов, а на бумажном свитере была застегнута спортивная куртка. Его внимательные глаза были скрыты за розовыми очками, не имеющими оправы. Волосы были закрыты маленькой и круглой лыжной шапочкой зеленого цвета. Разумеется, шерстяной. Прежде чем еще раз покинуть свою машину, Дориан наденет другую шапочку. Тоже спортивную, но уже черно-желтую и другой формы.
В Нью-Йорке он работал в участке в Ист-Сайде, недалеко от «Грейси Мэншн», куда его по случаю торжественных приемов порой приглашали для охраны. Дориан Реймонд был умен, хитер. Это был закаленный боец, который умел выжить там, где не умели этого сделать более слабые люди. Он был заядлый игрок и бабник... Оба эти увлечения в конце концов и привели к разрыву семейной жизни с женщиной, которую он любил до сих пор.
Как игрок, он практически постоянно проигрывал и на этой почве редко вылезал из долгов. Он был просто помешан на игре. Для таких игро-наркоманов, каким был Дориан Реймонд, проигрыш приносил почти такое же удовлетворение, как и выигрыш.
Он жил текущим днем и ему было плевать на будущее.
Любовь пугала его. Постепенно он убедился в правоте одной аксиомы: чем больше любишь, тем больше от тебя требуют жертв на алтарь любви. А Дориану было почти нечего отдавать. Душа его была очень худым кошельком. Он боялся, что рано или поздно любимая поймет это. Будет стыдно. С этой точки зрения он был уязвим, а многочисленные коротенькие по времени любовные шашни с различными девчонками только выпячивали эту уязвимость. К сожалению, они также послужили и печальному разрыву его отношений с женой.
Только в самом конце, когда в сущности было уже поздно, он сказал Ромейн, как любит ее.
— Ты не любишь меня, — возразила она жестко. — Ты любишь совершенно неизвестный образ, в который ты вложил свой смысл и почему-то назвал моим именем!
— Черт возьми, ты не права. Какой такой образ?
— Тот, который сложился у тебя в голове по мере того, как ты трахал все новых и новых девок, на которых мог наложить свои лапы! Тот, который сложился в голове всех представителей твоей профессии и который гласит: «Все бабы бляди, за исключением нескольких мадонн». И ничего между этими двумя понятиями! Я говорю о том образе, который не имеет ко мне совершенно никакого отношения!
И тогда он вдруг понял, что все — это конец. А еще он понял, что она права в своих обвинениях, что ему никогда не доказать обратного.
Сидя в «Шевроле», Дориан с силой столкнул кулаки. Только сейчас он вспомнил о том, что сегодня у Ромейн день рождения. Несмотря на то, что они уже не жили вместе, он обязан был послать ей цветы, открытку или хоть позвонить... Теперь он ненавидел себя за то, что это как-то выпало у него из головы. Все сегодня идет, словно через задницу!
Вот и еще одна его ошибка, за которую придется платить. Лицо его исказилось злостью на самого себя и на все вокруг. Он с яростью ударил кулаками, по «баранке». Разве, потеряв Ромейн, он тем самым не заплатил сполна за все?!..
Спокойнее. Спокойнее. Сейчас нельзя терять над собой контроль. Его ждет работа, которую необходимо выполнить на уровне.
Он достал с заднего сиденья спортивную сумку, расстегнул ее, вынул пару кроссовок и надел их. Они были по крайней мере на полразмера ему малы. Ничего, не кросс бежать. Засунув руку в сумку еще раз, он извлек оттуда пистолет «Хай-Стандарт-22». Один из самых маленьких пистолетов и одновременно обладающий убойным калибром. Пуля, выпущенная из этого короткого ствола, понесется со скоростью в тысячу футов в секунду. Сотрудники ЦРУ предпочитали класть себе в карман именно это оружие. Как, впрочем, и профессиональные налетчики. К пистолету имелся глушитель.
В боковом кармашке сумки лежала фотография Бакстеда. Она была Дориану, в сущности, не нужна, ведь он хорошо знал Алана. Более того, симпатизировал ему. Дориан несколько раз встречался в этом городе с этим владельцем казино. У Алана было хорошее чувство юмора, он снабдил Дориана двумя хорошенькими танцовщицами из «Золотого Горизонта» и открыл ему в своем заведении длительный кредит. Дориан даже как-то был у него дома, обедал, играл с его детьми.
Но это не остановило его, когда ему предложили тридцатитысячный заказ на убийство Бакстеда.
Алан был привлекателен. Да и молод — ему еще не было тридцати. У него были вьющиеся волосы и свисающие по краям рта усы, которые делали его похожим на итальянцев-мафиози, с которыми он вел дела. Он был умен, сметлив, ловок, умел улаживать конфликты. Когда ему срочно нужны были деньги, он их всегда находил. Когда ему срочно нужны были большие деньги, он находил и большие. Никогда и никому не был должен. Он умел быть очень вежливым с «Усатиками», — бандитами, продолжателями дела Капоне, Лючиано и Дженовезе, — что ими ценилось. Он любил делать одолжения, хотя порой личная жадность играла с ним злые шутки. Когда она его охватывала, он забывал о чувстве меры. Пока ему это сходило с рук.
Жил он широко, открыто, бравировал своей неверностью прямо перед носом у жены, менял семнадцатилетних танцовщиц, как перчатки.
У Бакстеда было все: деньги, привлекательная внешность, семья, женщины, будущее. Но он хотел большего. Сегодня Дориан Реймонд приехал в Атлантик-Сити, чтобы лишить Алана всего, что у него было. Чтобы лишить его самой жизни.
— Я полагал, что у Алана есть защита, — проговорил шокированный Дориан в телефонном разговоре со Спарроухоуком, который связался с ним с Кайманских островов специально, чтобы передать заказ на убийство.
Бакстед со своим казино служил «легальным» прикрытием Карлосу Маджиоре, мафиозному князю, который контролировал весь рэкет Филадельфии и отмывал свои грязные капиталы в казино на всем протяжении от Атлантик-Сити, Флориды и до Лондона.
— Была, мой дорогой мальчик, была. А теперь нет. Пришло время насчет него подбить бабки. Между Молизом и Маджиоре было достигнуто согласие по этому вопросу, так что, можно считать, что господин Бакстед увольняется по сокращению штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Это мой долг перед вами, Деккер-сан.
* * *
Гири.
Деккер сам запустил это колесо крутиться. Приглашение на обед явилось следствием его визита сюда, неизбежной концовкой его же собственного плана, хотя еще минуту назад он об этом и не подозревал. «Сумма всех наших действий и поступков, — сказал Канаи, — совершенных во все дни нашей жизни». Деккер понимал, что если он сейчас все-таки уйдет, то тем самым оскорбит японца в его лучших чувствах. И потом ему будет уже весьма проблематично еще раз навестить Канаи и получить от него ответы на дальнейшие вопросы о «Менеджмент Системс Консалтантс».
К тому же саке пробудила в сержанте голод. Когда он ел в последний раз? Восемь часов назад? Десять?
Через пару минут в комнату вошел японский повар. Два его помощника втащили переносную печку.
Только сейчас Деккер, кажется, понял, почему на его отказ не обратили внимания. Канаи решил, что детектив просто последовал японскому обычаю энрио — вежливый отказ от приглашения, который следует трактовать в противоположном смысле.
— Бифштекс из кобе, — сказал японец. — Это блюдо держат здесь специально для меня.
У Деккера глаза полезли на лоб, с чем ему не сразу удалось справиться. Он знал, что мясо кобе является самым дорогим в мире. Оно шло по ста пятидесяти долларов за фунт. Он слышал как-то, что кобе выращиваются в западной Японии. На рынках их продают по ста двадцати пяти тысяч долларов за голову. Кобе подается к столу с пивом. Во время хранения это мясо каждый день ополаскивается в лучших сортах вин для придания ему еще более мягкого вкуса.
Деккер почувствовал, как у него во рту стала стремительно скапливаться слюна.
Мясо готовилось на его глазах. Аромат исходил от него просто умопомрачительный. А тем временем помощники повара сервировали стол. Детектив широко раскрытыми от восхищения глазами наблюдал за тем, как они это делают. Рыба была разложена в виде красивого цветка, а жареные морские водоросли образовали собой очаровательную птичку.
* * *
Сара-кобачи.
Блюда, чашки, кубки... Все это смотрелось настолько красиво наряду с синим и белым фарфором, чашами из бамбука и черной сосны, красновато-коричневой глиняной посудой и хаши, — палочками для еды, — что Деккер боялся даже прикасаться ко всему этому, отказываясь верить в то, что это не какая-нибудь выставка произведений искусства, а всего лишь сервированный для обеда стол.
Больше его не нужно было уговаривать поесть.
Во время обеда Канаи вежливо и небрежно заметил, что всегда готов поговорить с детективом о Пангалосе и Бускаглии. Эта фраза прошла как будто незамеченной. Но это было только внешнее впечатление. Деккер не относился к тому типу людей, которые пропускают мимо ушей деловую информацию только потому, что заняты едой. Инстинкт полицейского никогда не покидал его.
Поразмыслив над словами Канаи, — кто его тянул за язык? — Деккер решил, что это очень хитрый человек. Он не зря предложил свои услуги. Он не зря стал угощать Деккера роскошным обедом.
Деккер понял, что Канаи хочет заиметь в его лице помощника, который бы каждый раз, когда его компании угрожала опасность, заранее предупреждал бы его об этом. Японцы любую ситуацию умели повернуть к своей выгоде. Они никогда не забывали про свои интересы и отстаивали их. На этом пути они легко из допрашиваемых превращались в тех, кто допрашивает. Канаи не привык, чтобы его использовали. Он сам всегда использовал людей. Задумавшись, детектив запустил палочки для еды в стоявшую слева от него чашу с рисом и улыбнулся, давая японцу понять, что просек, в какую сторону он клонит.
Есть люди умные, есть люди хитрые. Уширо Канаи и тем и другим дал бы десять очков вперед...
Деккер потянулся другой рукой к своему пиву, но вдруг, глянув на японца, замер. Канаи внезапно перестал есть. Создалось такое впечатление, что его кто-то ткнул сзади в спину. Глаза его округлились.
Деккер встревожился, но не мог понять, что происходит. Внимательно взглянул японцу прямо в глаза, он увидел там...
Страх!
В следующую секунду Канаи подался всем телом вперед, протянул через весь стол руку, сшибая на пути пиалы и бутылки, и резко выдернул палочки детектива из той чаши риса, швырнул их в угол комнаты.
— Мертвым, — глухо проговорил Канаи. — В Японии чаша с рисом всегда ставится на стол для тех, кто лежит в семейной усыпальнице...
— Сумимазен, Канаи-сан, — растерянно пролепетал Деккер. — Прошу прощения. Я сделал большую глупость. Я прошу меня простить.
Молчание.
Деккеру захотелось съежиться, стать меньше и вообще провалиться сквозь землю.
Проклятье! В Сайгоне Мичи рассказывала ему об этом японском обычае, но он просто-напросто забыл об этом!
Забыл!
Бака! Дурак!
Затянувшаяся пауза была вдруг прервана стуком в дверь. Стучали настойчиво. Канаи поднялся на ноги и прошел через всю комнату, мимо Деккера, к шоджи. Он отодвинул ее в сторону и тяжело взглянул на стоявшего за дверью метрдотеля.
Детектив обернулся и наблюдал за ними через плечо. Канаи и метрдотель о чем-то быстро переговорили на японском. Затем метрдотель поклонился Канаи. Что-то уж слишком подобострастно... На лице метрдотеля была растерянность, сравнимая с растерянностью Деккера.
Когда метрдотель, кланяясь, ушел, Канаи вернулся к детективу. Когда Деккер глянул на лицо японца, то едва не вздрогнул: оно было просто серым.
Надтреснутым голосом Канаи сказал:
— Сумимазен, Деккер-сан. Прошу прощения, но мне необходимо срочно покинуть вас. Я еду к дочери. Только что... Только что поступило известие о том, что мой зять умер.
С этими словами он вышел из комнаты, оставив в ней Деккера, — все еще растерянного и задавленного чувством вины за совершенную глупость, — одного.
* * *
Окоченевший от холода и раздраженный детектив сержант Дориан Реймонд приехал в Атлантик-Сити около половины девятого вечера. Он припарковал свой старенький «Шевроле» на задворках этого курорта на берегу океана, подальше от главной улицы, тянущейся вдоль побережья и пляжей и застроенной со всех сторон крикливо-яркими казино-отелями. Подальше от центра города, где красовались добротные дома в викторианском и эдвардском стилях, окруженные по сторонам обваливающимися и грязными трущобами.
Поездка сюда из Филадельфии выдалась на редкость утомительной. Дориан выехал во время сильного тумана. Путь его лежал на юг, к морю. Тут и там приходилось тащиться черепашьим шагом из-за того, что дороги были завалены снегом или обледенели. Не прошло и часа, как он крепко застрял на шоссе. Движение остановилось на протяжении целой мили. Внешне Дориан сохранял спокойствие и не буянил, в отличие от других водителей. Здесь было много людей и он вовсе не хотел привлекать к своей персоне внимание, он должен был остаться незамеченным.
Не дай бог, кто-нибудь запомнит его в лицо!
Пробка была вызвана дорожно-транспортным происшествием. Грузовик, везший в кузове промышленные швейные машины, врезался на гололеде в автобус, до отказа забитый престарелыми.
Не раньше чем через час Дориан получил возможность проехать по узкой, разрешенной полоске шоссе мимо места аварии. Тут и там прямо на дороге лежали закрытые одеялами старики, ожидая прибытия врачей. Дориан почувствовал по отношению к ним только отвращение. Это из-за них ему пришлось торчать на дороге черт знает сколько времени. За каким хреном этих старых пердунов понесло сюда, а не, скажем, во Флориду?
Хуже всего было то, что печка в салоне не работала. Он как назло забыл захватить с собой шарф, поэтому ему ничего другого не оставалось теперь делать, как натянуть на голову капюшон своего легкого, бумажного свитера, а сам свитер обмотать вокруг шеи. Из носа непрерывно текло, горло саднило. Он проклинал последними словами того парня из Филадельфии, который спихнул ему этот поганый четырехколесный унитаз! Так его мать!
Несмотря ни на что, он прибыл в Атлантик-Сити вовремя. У него была куча времени на то, чтобы найти и убить Алана Бакстеда.
«Шевроле» остановился на пустынном, продуваемым ветрами с океана Бригэдиер Бульваре. Впереди, сквозь туман, тускло пробивались огни казино-отеля «Харра Марина». Здесь, всего в нескольких кварталах от воды, туман был плотнее, поэтому Дориану пришлось включить «дворники». Один худо-бедно заелозил, другой так и остался лежать на стекле. Прелестно!
Все же видимость была более или менее удовлетворительная. Во всяком случае ему удалось разглядеть в дымке угловой квартирный дом. Он был справа от него и выходил своими окнами со всех шести этажей на «Харру». Перед домом на парковочной площадке, прижимаясь боками к двум другим машинам, стоял автомобиль Бакстеда. Это был серый «Порше». Разламывая занемевшие от холода пальцы, скрывавшиеся под тонкой тканью перчаток, Дориан смотрел в ту сторону и думал: «Порше» — хорошая машина. Жаль, не возьмешь с собой".
За спиной из тумана выполз полупустой городской автобус, пробивая толщу тумана мощными фарами. Он быстро миновал машину Дориана и уехал вперед. Вскоре свет его задних фонарей растворился в дымке. По негостеприимному нынче бульвару прошагал кашляющий и плюющий во все стороны человек, которого тянула вперед на поводке красивая колли. Он скрылся где-то в направлении «Харры». Спустя пару минут проехало пустое такси.
Наконец нью-йоркский детектив, набравшись мужества, вылез из своей машины, запер ее, и трусцой пробежался до «Порше». С помощью зажигалки он смог рассмотреть плашки. Все правильно. «АЛАН Б.» Спереди и сзади. Дурость! Только баб смешить.
Дориан обошел машину вокруг, внимательно вглядываясь в туманную дымку, — не смотрит ли кто в его сторону? — затем сел на корточки перед левым передним колесом. Подув на ладони, он проткнул камеру в трех местах крепкой спицей. «Порше» тут же осел ближе к земле и чуть наклонился вперед и налево. Дориан поднялся, сунул руки в карманы своего жиденького, бумажного свитерка и вернулся к своей машине.
Жаль, что ему не удастся провести денек-другой в Атлантик-Сити. Здешние казино работают всю ночь и закрываются только в шесть утра. К тому же он знал тут одного крупье и пару тепленьких девочек, которые бы не отказались лишний раз повеселиться за его счет. Ничего, в следующий раз.
Вернувшись в машину, он закурил сигарету, вжался в спинку сиденья и стал ждать.
Дориану было чуть больше тридцати. Это был крупный мужчина с мясистым, но привлекательным лицом и редеющими рыжими волосами. Он носил тренировочный костюм. Это было на самом деле смешно, так как Дориан люто ненавидел бегать, прыгать и вообще никакого отношения к спорту или хотя бы к здоровому образу жизни не имел. Темные спортивные трусы на нем были одеты поверх серых спортивных штанов, а на бумажном свитере была застегнута спортивная куртка. Его внимательные глаза были скрыты за розовыми очками, не имеющими оправы. Волосы были закрыты маленькой и круглой лыжной шапочкой зеленого цвета. Разумеется, шерстяной. Прежде чем еще раз покинуть свою машину, Дориан наденет другую шапочку. Тоже спортивную, но уже черно-желтую и другой формы.
В Нью-Йорке он работал в участке в Ист-Сайде, недалеко от «Грейси Мэншн», куда его по случаю торжественных приемов порой приглашали для охраны. Дориан Реймонд был умен, хитер. Это был закаленный боец, который умел выжить там, где не умели этого сделать более слабые люди. Он был заядлый игрок и бабник... Оба эти увлечения в конце концов и привели к разрыву семейной жизни с женщиной, которую он любил до сих пор.
Как игрок, он практически постоянно проигрывал и на этой почве редко вылезал из долгов. Он был просто помешан на игре. Для таких игро-наркоманов, каким был Дориан Реймонд, проигрыш приносил почти такое же удовлетворение, как и выигрыш.
Он жил текущим днем и ему было плевать на будущее.
Любовь пугала его. Постепенно он убедился в правоте одной аксиомы: чем больше любишь, тем больше от тебя требуют жертв на алтарь любви. А Дориану было почти нечего отдавать. Душа его была очень худым кошельком. Он боялся, что рано или поздно любимая поймет это. Будет стыдно. С этой точки зрения он был уязвим, а многочисленные коротенькие по времени любовные шашни с различными девчонками только выпячивали эту уязвимость. К сожалению, они также послужили и печальному разрыву его отношений с женой.
Только в самом конце, когда в сущности было уже поздно, он сказал Ромейн, как любит ее.
— Ты не любишь меня, — возразила она жестко. — Ты любишь совершенно неизвестный образ, в который ты вложил свой смысл и почему-то назвал моим именем!
— Черт возьми, ты не права. Какой такой образ?
— Тот, который сложился у тебя в голове по мере того, как ты трахал все новых и новых девок, на которых мог наложить свои лапы! Тот, который сложился в голове всех представителей твоей профессии и который гласит: «Все бабы бляди, за исключением нескольких мадонн». И ничего между этими двумя понятиями! Я говорю о том образе, который не имеет ко мне совершенно никакого отношения!
И тогда он вдруг понял, что все — это конец. А еще он понял, что она права в своих обвинениях, что ему никогда не доказать обратного.
Сидя в «Шевроле», Дориан с силой столкнул кулаки. Только сейчас он вспомнил о том, что сегодня у Ромейн день рождения. Несмотря на то, что они уже не жили вместе, он обязан был послать ей цветы, открытку или хоть позвонить... Теперь он ненавидел себя за то, что это как-то выпало у него из головы. Все сегодня идет, словно через задницу!
Вот и еще одна его ошибка, за которую придется платить. Лицо его исказилось злостью на самого себя и на все вокруг. Он с яростью ударил кулаками, по «баранке». Разве, потеряв Ромейн, он тем самым не заплатил сполна за все?!..
Спокойнее. Спокойнее. Сейчас нельзя терять над собой контроль. Его ждет работа, которую необходимо выполнить на уровне.
Он достал с заднего сиденья спортивную сумку, расстегнул ее, вынул пару кроссовок и надел их. Они были по крайней мере на полразмера ему малы. Ничего, не кросс бежать. Засунув руку в сумку еще раз, он извлек оттуда пистолет «Хай-Стандарт-22». Один из самых маленьких пистолетов и одновременно обладающий убойным калибром. Пуля, выпущенная из этого короткого ствола, понесется со скоростью в тысячу футов в секунду. Сотрудники ЦРУ предпочитали класть себе в карман именно это оружие. Как, впрочем, и профессиональные налетчики. К пистолету имелся глушитель.
В боковом кармашке сумки лежала фотография Бакстеда. Она была Дориану, в сущности, не нужна, ведь он хорошо знал Алана. Более того, симпатизировал ему. Дориан несколько раз встречался в этом городе с этим владельцем казино. У Алана было хорошее чувство юмора, он снабдил Дориана двумя хорошенькими танцовщицами из «Золотого Горизонта» и открыл ему в своем заведении длительный кредит. Дориан даже как-то был у него дома, обедал, играл с его детьми.
Но это не остановило его, когда ему предложили тридцатитысячный заказ на убийство Бакстеда.
Алан был привлекателен. Да и молод — ему еще не было тридцати. У него были вьющиеся волосы и свисающие по краям рта усы, которые делали его похожим на итальянцев-мафиози, с которыми он вел дела. Он был умен, сметлив, ловок, умел улаживать конфликты. Когда ему срочно нужны были деньги, он их всегда находил. Когда ему срочно нужны были большие деньги, он находил и большие. Никогда и никому не был должен. Он умел быть очень вежливым с «Усатиками», — бандитами, продолжателями дела Капоне, Лючиано и Дженовезе, — что ими ценилось. Он любил делать одолжения, хотя порой личная жадность играла с ним злые шутки. Когда она его охватывала, он забывал о чувстве меры. Пока ему это сходило с рук.
Жил он широко, открыто, бравировал своей неверностью прямо перед носом у жены, менял семнадцатилетних танцовщиц, как перчатки.
У Бакстеда было все: деньги, привлекательная внешность, семья, женщины, будущее. Но он хотел большего. Сегодня Дориан Реймонд приехал в Атлантик-Сити, чтобы лишить Алана всего, что у него было. Чтобы лишить его самой жизни.
— Я полагал, что у Алана есть защита, — проговорил шокированный Дориан в телефонном разговоре со Спарроухоуком, который связался с ним с Кайманских островов специально, чтобы передать заказ на убийство.
Бакстед со своим казино служил «легальным» прикрытием Карлосу Маджиоре, мафиозному князю, который контролировал весь рэкет Филадельфии и отмывал свои грязные капиталы в казино на всем протяжении от Атлантик-Сити, Флориды и до Лондона.
— Была, мой дорогой мальчик, была. А теперь нет. Пришло время насчет него подбить бабки. Между Молизом и Маджиоре было достигнуто согласие по этому вопросу, так что, можно считать, что господин Бакстед увольняется по сокращению штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53