Не дай своим надеждам разрастись без меры. Это только предположение. Догадка, не больше.
— Догадка? А чем это, интересно, мы с тобой занимаемся всю жизнь на полицейской работе? Мы только и делаем, что строим догадки и делаем предположения.
— Ладно, помолчи хоть секунду. Я хочу, чтобы ты сделала следующее. Узнай, проходили ли турниры по карате во всех этих городах. Ориентируйся примерно на то время, как было совершено убийство. Для этого тебе надо позвонить в издания, специализирующиеся по боевым искусствам.
Он тут же с ходу дал ей названия восьми главных журналов, три из которых имели штаб-квартиры в Лос-Анджелесе.
— И списки участников турниров? — проговорила Эллен, делая очередную запись.
— Слушай, какая ты все-таки проницательная!
— Ладно, не язви. Ты молодец у нас. И как это тебе только в голову пришла такая блестящая идея? Мне мысль насчет турниров очень понравилась. Пожалуй, тут можно будет что-нибудь вытянуть...
— Я уже и сам заинтересовался, черт возьми! Когда получишь имена, передай их мне на ознакомление. Кто знает, может, у меня зашевелится в голове какая-нибудь оригинальная мыслишка, когда я пробегусь по спискам взглядом? Кое-кого я знаю...
— Манни, мне плевать на то, что некоторые говорят про тебя, но ты мне нравишься. Кстати, как у тебя на личном фронте? Без проблем?
Он рассказал ей о Мичи. Не все. Далеко не все. Только то, что теперь в его жизни появилась дорогая женщина. Он ее знал раньше, но потом потерял из виду на несколько лет, а теперь они опять соединились. И что налаживают новые отношения медленно, осторожно, стараясь не спугнуть друг друга и не потерять надежды, которая так неожиданно вспыхнула.
— Хорошо-то хорошо, — закончил он. — Да вот уехала в деловую поездку. Обещала вернуться.
— Пусть только попробует этого не сделать. Если она обманет тебя, я ее разыщу и хорошенько надеру ее белую задницу!
— Она японка, Эллен.
— А мне плевать. Короче... Спасибо тебе, Манни. Действительно очень помог.
— Меня благодарить нечего. Ты права, эта свинья, кем бы он ни оказался, заслуживает смерти. По крайней мере, если нам повезет, мы сможем убрать его с мирных улиц. Если повезет.
Эллен сказала:
— Беда может случиться с каждым из нас, Манни. Ты-то каратист, но много ли таких, как ты? А я? А твоя леди? Вполне возможно...
Деккер прикусил губу и промолчал.
Эллен продолжила:
— Да, да, вполне возможно, Манни. Вот поэтому нам уже надо начинать чесаться насчет этого петушка. И знаешь что? Если мне повезет встретиться с ним, я его убью. Клянусь перед Господом, я его убью! Не важно, кто он такой, где прячется и сколько у меня уйдет времени на его поимку. Я его поймаю и убью, вот увидишь!
* * *
Тревор Спарроухоук с удовольствием наблюдал за природой из окна своего дома в Коннектикуте.
Вот из зарослей клена на открытую местность опасливо выскочила молоденькая самочка оленя. За ней осторожно ступал ее друг. Олениха осмотрелась кругом и затем легко побежала на своих длинных тонких ногах по неглубокому снегу к картонному ящику, куда англичанин набросал шпината, капусты и соломы.
После каждого проглоченного куска пищи олениха настороженно вскидывала голову и старалась высмотреть вдали своих врагов, настоящих или вымышленных.
Спарроухоук смотрел на нее, маленькими глотками пил чай с молоком из фарфоровой чашки «Веджвуд» и напоминал себе о том, что волков бояться — в лес не ходить. Нельзя дать страху возможности возобладать над тобой. Вообще никому и ничему нельзя давать возможности вставать над тобой. А он вынужден был это сделать и посадить себе на шею Джованни Гран Сассо и Альфонса Джулию, который был племянником дона Молиза.
Несколько дней назад, сразу же после церемонии вечного успокоения Поля Молиза младшего на кладбище Лонг-Айленда, состоялось короткое совещание. Совещались Гран Сассо и Джулия. Оба макаронника удобно устроились на заднем сиденье роскошного лимузина, который возвращался с кладбища в Манхэттен. Спарроухоука также пригласили поучаствовать в разговоре. До сих пор англичанин имел дела только с Полем Молизом младшим, который, несмотря на такую черту своего характера, как несгибаемое упрямство, все-таки был человеком, с которым можно было нормально побеседовать и в чем-то уговорить. Его можно было заставить прислушаться к доводам разума. Иначе обстояло дело с прочими твердолобыми членами преступной семейки Молизов.
Со смертью Поли пришло ощущение, что старый порядок сломан и будет заменен на новый. А с новым порядком, как уже начинал опасаться Спарроухоук, сжиться будет ему сложнее.
Гран Сассо и Джулия были еще той парочкой! Оба требовательные, как сержант в учебном подразделении. Оба не знают, что такое компромисс.
Гран Сассо, — Джонни Сасс, — было за шестьдесят. Далеко за шестьдесят. Это был седовласый, помятый старичок, который восторгался Муссолини, у которого на галстуке всегда оставались крошки еды и который обожал, — а главное, умел, — обманывать людей и располагать их к себе за несколько минут до того, как стереть их с лица земли. Такая у него была слабость. Интеллект, несомненно, выше среднего. Хитрость и коварство необычайные! Он специализировался по вопросам коррупции, подкупал судей, судебных исполнителей, политиков и полицейских. Это был единственный член клана Молизов, которого Спарроухоук ставил наравне с собой по потенциалу. В чем-то старик даже превосходил англичанина, что последний признавал втайне. Гран Сассо состоял на неофициальной должности консиглиере. Спарроухоук боялся этого человека, как никого другого.
Альфонсу Джулии, по прозвищу Родственничек, было за сорок. Мужчина был мускулистый и лысеющий, с сальной черной бородкой и лицом, частично обесцвеченным в многочисленных «трудовых спорах» молодых времен. Он контролировал наркотические интересы семьи Молизов, умело балансировал на тонком канате взаимоотношений с колумбийцами, которые являлись хозяевами торговли кокаином в Нью-Йорке, с чернокожими из Гарлема, которые нуждались в заокеанских связях итальяшек по поводу тех же наркотиков, а также с «вести», ирландскими головорезами с Манхэттенского Вест-Сайда. Эти ребята специализировались на самом грязном деле: заказных убийствах и ограблениях. «Вести» ходили в шляпах с висящими полями, которые были модны в двадцатых годах, в таких же допотопных полосатых костюмах и отличались очень крутым нравом. Убить или запытать кого-нибудь им ничего не стоило. Даже итальянцы боялись их.
Познакомившись с Родственничком, Спарроухоук довольно скоро обнаружил, что это заурядный пьяница, мрачный человек, отличающийся полным отсутствием такта в речи и манерах, а также параноидальной подозрительностью. Для прикрытия он обзавелся пекарней в Астории. Говорили, что он прячет там в каком-то шкафчике полмиллиона долларов наличными на тот случай, если вдруг придется спешно «рвать когти». И будто бы этот ящик круглосуточно охраняет кровожадный доберман. Это был скупердяй, какого свет не видывал. Едва по помойкам не шатался. Денег жене на одежду не давал совсем. Бедняжка вынуждена была обшивать себя сама.
Макаронники никогда не славились особенной дипломатичностью. После смерти Поли они тут же постарались до всех довести о том, что боссы по-прежнему они и другим лучше не высовываться. Спарроухоук быстро уразумел, что либо он будет играть по их правилам, либо на нем можно будет ставить крест.
Гран Сассо выглянул из затемненного окна машины на стадион, мимо которого они проезжали, и сказал:
— Ты должен сделать для всех нас одну вещь, англичанин: помочь узнать, кто пришил Поли. Только не надо мне говорить в очередной раз о том, что ты не мараешь руки о такие грязные дела, что хочешь оставить свою контору чистенькой. О своей компании пока можешь смело забыть. Тебя сейчас должна беспокоить одна проблема: смерть Поли.
— Поли был хорошим мальчиком, — тоненьким голоском пропищал Родственничек. — Сейчас все должны отложить свои дела в сторону и сосредоточиться на поимке того засранца, который его укокошил. Выходи, на кого хочешь, и бери информацию. А потом передавай ее нам. Ничего, мы возьмем за воротник это дерьмо! А когда сделаем это, он пожалеет о том, что вообще родился на свет.
Спарроухоук тщательно расправил складки на своем черном костюме, который он надел по случаю траура.
— А вы отдаете себе отчет в том, что нам совершенно не за что сейчас зацепиться? Никаких следов. Никаких мотивов. Никакого ключа к разгадке.
В его голове вновь всплыл образ Мишель Асамы. Было бы, разумеется, настоящим безумием упоминать сейчас это имя перед макаронниками. Они обязательно спросят, почему им ничего не было сказано о ней раньше. Принимая во внимание ту гнусно-мрачную атмосферу, которая сейчас установилась на заднем сиденье лимузина, это разоблачение со стороны Спарроухоука грозило наказанием не только Асаме, но и самому англичанину.
У Спарроухоука имелись кое-какие подозрения относительно этой леди, но сначала они требовали проверки.
Предположим на минутку, что мисс Асама как-то была связана с зловещим Джорджем Чихарой? В этом случае ее появление в Нью-Йорке должно было стать причиной головной боли у тех людей, которые были повинны в гибели японца. Такими людьми являлись Робби, Дориан, Спарроухоук и Поль Молиз. Поли убит...
Неужели эта женщина столь опасна?
Мысль о том, что его собственная жизнь находится под угрозой, конечно же, не прибавила Спарроухоуку хорошего настроения.
Слоноподобный Гран Сассо нажал на кнопочку в подлокотнике своего сиденья, и тут же вверх поехал пластмассовый щиток, который отделил водителя от совещавшихся. На всякий случай. Наклонившись к Спарроухоуку, Гран Сассо сказал ему небрежно:
— Ты хочешь узнать, с чего следует начинать поиск? У меня есть для тебя совет. А начни-ка ты поиск с Сайгона. С самого Сайгона.
Спарроухоук почесал свой живот и философски подумал о том, что перспектива достичь старческого возраста у него становится все туманнее и туманнее.
* * *
Вдруг Спарроухоук заметил, как олениха вскинула голову от картонного ящика с едой. Ее уши навострились. Ноздри трепетали и были обращены куда-то в сторону. Она к чему-то прислушивалась. Затем она внезапно толкнула боком оленя и оттащила его от кормушки. Оба животных галопом умчались в кленовую рощу.
Машина появилась на дороге только через две минуты. Спарроухоук был потрясен и находился под глубоким впечатлением. Вот какая охранная система не помешала бы его компании и, кто знает, может быть, ему самому. Возможно даже, что он пожалеет об ее отсутствии раньше, чем думает.
Спарроухоук пересек свой забитый книгами кабинет и открыл дверь.
— Юнити, дорогая, они приехали. Принеси, пожалуйста, ко мне сыр и бисквиты. Кофе для Дориана, а для Робби, как обычно.
— Минутку, дорогой!
Дом, в котором Спарроухоук жил с женой и дочерью, когда-то был, — точнее, в семнадцатом веке, — английским амбаром. Потребовалось потратить целое небольшое состояние, чтобы привести это сооружение в жилой вид. Он был расположен неподалеку от Уотербери (штат Коннектикут), имел плавательный бассейн, домик для гостей, теннисный корт, а также прекрасный внутренний дворик «патио».
Внутри дом был обставлен, словно для викторианского джентльмена девятнадцатого века. Обшитые панелями комнаты, длинные и темные холлы из полированного дерева, гобелены на стенах. Персидские ковры и средневековое оружие, изящные цветные стекла окон.
Но больше всего Спарроухоук гордился своей коллекцией редких книг. Он был счастливым обладателем первых изданий Байрона, Теннисона, Карлайла... Все книги были английскими. Спарроухоук их так специально подбирал. И вообще он любил Англию и поклялся однажды вернуться туда.
Все эти богатства надежно охранялись беспроволочной охранной сигнализацией по всему периметру дома. В случае отключения центрального электричества свет в доме Спарроухоука не погас бы и все приборы продолжали бы работать, — в том числе и охранная система, — так как у англичанина была автономная аккумуляторная подстанция. Была у Спарроухоука в доме также особая охранная система, чутко реагирующая на постороннее движение. Случись кто чужой — по дому немедленно разнеслись бы звуки сигнализации. В совмещенный с телефоном магнитофон была вставлена кассета, на которую заранее было записано послание о тревоге. В случае взлома и проникновения в дом чужих срабатывала программа телефона и он автоматически бы набирал номер местного полицейского участка и включал магнитофон с кассетой. Кроме того, в телефоне имелась особая система под названием «захват линии». В случае обрыва линии звучала тревога. Затем линии открывались, — даже если они заняты, — для входящих звонков.
Отношения у Спарроухоука с местной полицией были просто великолепными. Его великодушие не знало границ. Каждый полицейский, отправляющийся на пенсию, мог рассчитывать на получение высокооплачиваемой работы в частной охранной фирме. У Спарроухоука существовала с участком договоренность: если его подолгу нет дома, пусть кто-нибудь из патрульных время от времени заезжает к нему дважды в день или хотя бы звонит.
По земельному участку англичанина постоянно шлялись три тренированных восточно-европейских овчарки. Из заряженных стволов, запрятанных в «Стратегических точках» по всему дому, самым разрушительным был лазерный автомат-180 американского производства, который выстреливал по тридцать патронов двадцать второго калибра в секунду. Огневая мощь была вполне достаточной для того, чтобы проделывать дыры в кирпичной стене или валить деревья.
На тот случай, если все вышеописанное не окажется способным защитить семью англичанина, была предусмотрена комната безопасности. Она находилась в подвале и закрывалась на непробиваемую стальную дверь. Спарроухоук рекомендовал делать такие помещения-крепости всем своим клиентам, у которых были основания опасаться за свою жизнь. В таких комнатах безопасности имелся запас еды, рация, по которой можно было принимать и передавать сообщения, телефон, оружие и, конечно, вода. При необходимости кучка людей могла держаться в этом помещении несколько суток.
Достигнув возраста двадцати и одного года, дочь Спарроухоука Валерия стала красивой женщиной, умной и дисциплинированной, с развитым чувством юмора и способностью самостоятельно мыслить и делать независимые оценки. Она была высока ростом, — хотя не дотягивала до матери, — у нее были белокурые волосы, голубые глаза и нежная чистая кожа. Она одинаково хорошо владела обеими руками, была прекрасной студенткой и училась на последнем, выпускном курсе Йельского университета.
Но больше всего Спарроухоук восторгался таким качеством в своей дочери, как недостаток самоосознания своей красоты и счастливой звезды. Она всерьез ожидала от жизни только того, что была способна заработать собственными силами. Для Спарроухоука это было самое ценное качество в человеке.
— Пап?
Она стояла на пороге его кабинета. Босоногая, в обрезанных джинсах, университетском «балахоне», и прижимала к груди гору книг. Бодичеа, — ее любимая прирученная обезьянка, — спокойно сидела на плече. Обезьянка питалась какао, апельсиновыми дольками, не брезговала и насекомыми. Спарроухоук ее недолюбливал.
— Нужно подготовиться к зачетам, — сказала Валерия. В ее голосе лишь с трудом можно было угадать что-то от английского акцента. Она была привезена в Америку шесть лет назад, по сути, будучи еще совсем ребенком. — Судьбу западной цивилизации я тебя очень прошу попытаться решить со своей компанией без моего участия.
Ей было плевать как на Дориана, так и на Робби. По ее мнению, такие люди, как Дориан, достойны в жизни только презрения окружающих. Она его и презирала. О Робби она говорила совсем мало. Признавалась только в том, что при виде его ощущает непроизвольное пробегание мурашек по телу. Она сама не могла этого себе объяснить. Когда-то Спарроухоук питал надежды на то, что молодые люди сойдутся поближе, полюбят друг друга, а там и до свадьбы недалеко. Но у Валерии на этот счет имелось иное мнение. Кроме «добрый день» и «до свидания», этим двум нечего было сказать друг другу.
Юнити наконец сказала своему мужу:
— Он ей не нравится, пойми! И никогда уже не понравится. Некоторым женщинам брак нужен только для того, чтобы достичь какой-то корыстной цели. Валерия другая. Она полюбит, когда найдет человека, который был бы достоин ее. Но не раньше. Робби во всяком случае не является этим человеком. Тревор... По-моему, мы оба прекрасно это понимаем.
Конечно, Юнити была права. И дело не в том, что у Валерии не хватало поклонников. Их-то было как раз хоть отбавляй. Особенно ребят из университета. Все на одно лицо. С румяными щеками, хорошими зубами, развитой мускулатурой и недоразвитыми мозгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Догадка? А чем это, интересно, мы с тобой занимаемся всю жизнь на полицейской работе? Мы только и делаем, что строим догадки и делаем предположения.
— Ладно, помолчи хоть секунду. Я хочу, чтобы ты сделала следующее. Узнай, проходили ли турниры по карате во всех этих городах. Ориентируйся примерно на то время, как было совершено убийство. Для этого тебе надо позвонить в издания, специализирующиеся по боевым искусствам.
Он тут же с ходу дал ей названия восьми главных журналов, три из которых имели штаб-квартиры в Лос-Анджелесе.
— И списки участников турниров? — проговорила Эллен, делая очередную запись.
— Слушай, какая ты все-таки проницательная!
— Ладно, не язви. Ты молодец у нас. И как это тебе только в голову пришла такая блестящая идея? Мне мысль насчет турниров очень понравилась. Пожалуй, тут можно будет что-нибудь вытянуть...
— Я уже и сам заинтересовался, черт возьми! Когда получишь имена, передай их мне на ознакомление. Кто знает, может, у меня зашевелится в голове какая-нибудь оригинальная мыслишка, когда я пробегусь по спискам взглядом? Кое-кого я знаю...
— Манни, мне плевать на то, что некоторые говорят про тебя, но ты мне нравишься. Кстати, как у тебя на личном фронте? Без проблем?
Он рассказал ей о Мичи. Не все. Далеко не все. Только то, что теперь в его жизни появилась дорогая женщина. Он ее знал раньше, но потом потерял из виду на несколько лет, а теперь они опять соединились. И что налаживают новые отношения медленно, осторожно, стараясь не спугнуть друг друга и не потерять надежды, которая так неожиданно вспыхнула.
— Хорошо-то хорошо, — закончил он. — Да вот уехала в деловую поездку. Обещала вернуться.
— Пусть только попробует этого не сделать. Если она обманет тебя, я ее разыщу и хорошенько надеру ее белую задницу!
— Она японка, Эллен.
— А мне плевать. Короче... Спасибо тебе, Манни. Действительно очень помог.
— Меня благодарить нечего. Ты права, эта свинья, кем бы он ни оказался, заслуживает смерти. По крайней мере, если нам повезет, мы сможем убрать его с мирных улиц. Если повезет.
Эллен сказала:
— Беда может случиться с каждым из нас, Манни. Ты-то каратист, но много ли таких, как ты? А я? А твоя леди? Вполне возможно...
Деккер прикусил губу и промолчал.
Эллен продолжила:
— Да, да, вполне возможно, Манни. Вот поэтому нам уже надо начинать чесаться насчет этого петушка. И знаешь что? Если мне повезет встретиться с ним, я его убью. Клянусь перед Господом, я его убью! Не важно, кто он такой, где прячется и сколько у меня уйдет времени на его поимку. Я его поймаю и убью, вот увидишь!
* * *
Тревор Спарроухоук с удовольствием наблюдал за природой из окна своего дома в Коннектикуте.
Вот из зарослей клена на открытую местность опасливо выскочила молоденькая самочка оленя. За ней осторожно ступал ее друг. Олениха осмотрелась кругом и затем легко побежала на своих длинных тонких ногах по неглубокому снегу к картонному ящику, куда англичанин набросал шпината, капусты и соломы.
После каждого проглоченного куска пищи олениха настороженно вскидывала голову и старалась высмотреть вдали своих врагов, настоящих или вымышленных.
Спарроухоук смотрел на нее, маленькими глотками пил чай с молоком из фарфоровой чашки «Веджвуд» и напоминал себе о том, что волков бояться — в лес не ходить. Нельзя дать страху возможности возобладать над тобой. Вообще никому и ничему нельзя давать возможности вставать над тобой. А он вынужден был это сделать и посадить себе на шею Джованни Гран Сассо и Альфонса Джулию, который был племянником дона Молиза.
Несколько дней назад, сразу же после церемонии вечного успокоения Поля Молиза младшего на кладбище Лонг-Айленда, состоялось короткое совещание. Совещались Гран Сассо и Джулия. Оба макаронника удобно устроились на заднем сиденье роскошного лимузина, который возвращался с кладбища в Манхэттен. Спарроухоука также пригласили поучаствовать в разговоре. До сих пор англичанин имел дела только с Полем Молизом младшим, который, несмотря на такую черту своего характера, как несгибаемое упрямство, все-таки был человеком, с которым можно было нормально побеседовать и в чем-то уговорить. Его можно было заставить прислушаться к доводам разума. Иначе обстояло дело с прочими твердолобыми членами преступной семейки Молизов.
Со смертью Поли пришло ощущение, что старый порядок сломан и будет заменен на новый. А с новым порядком, как уже начинал опасаться Спарроухоук, сжиться будет ему сложнее.
Гран Сассо и Джулия были еще той парочкой! Оба требовательные, как сержант в учебном подразделении. Оба не знают, что такое компромисс.
Гран Сассо, — Джонни Сасс, — было за шестьдесят. Далеко за шестьдесят. Это был седовласый, помятый старичок, который восторгался Муссолини, у которого на галстуке всегда оставались крошки еды и который обожал, — а главное, умел, — обманывать людей и располагать их к себе за несколько минут до того, как стереть их с лица земли. Такая у него была слабость. Интеллект, несомненно, выше среднего. Хитрость и коварство необычайные! Он специализировался по вопросам коррупции, подкупал судей, судебных исполнителей, политиков и полицейских. Это был единственный член клана Молизов, которого Спарроухоук ставил наравне с собой по потенциалу. В чем-то старик даже превосходил англичанина, что последний признавал втайне. Гран Сассо состоял на неофициальной должности консиглиере. Спарроухоук боялся этого человека, как никого другого.
Альфонсу Джулии, по прозвищу Родственничек, было за сорок. Мужчина был мускулистый и лысеющий, с сальной черной бородкой и лицом, частично обесцвеченным в многочисленных «трудовых спорах» молодых времен. Он контролировал наркотические интересы семьи Молизов, умело балансировал на тонком канате взаимоотношений с колумбийцами, которые являлись хозяевами торговли кокаином в Нью-Йорке, с чернокожими из Гарлема, которые нуждались в заокеанских связях итальяшек по поводу тех же наркотиков, а также с «вести», ирландскими головорезами с Манхэттенского Вест-Сайда. Эти ребята специализировались на самом грязном деле: заказных убийствах и ограблениях. «Вести» ходили в шляпах с висящими полями, которые были модны в двадцатых годах, в таких же допотопных полосатых костюмах и отличались очень крутым нравом. Убить или запытать кого-нибудь им ничего не стоило. Даже итальянцы боялись их.
Познакомившись с Родственничком, Спарроухоук довольно скоро обнаружил, что это заурядный пьяница, мрачный человек, отличающийся полным отсутствием такта в речи и манерах, а также параноидальной подозрительностью. Для прикрытия он обзавелся пекарней в Астории. Говорили, что он прячет там в каком-то шкафчике полмиллиона долларов наличными на тот случай, если вдруг придется спешно «рвать когти». И будто бы этот ящик круглосуточно охраняет кровожадный доберман. Это был скупердяй, какого свет не видывал. Едва по помойкам не шатался. Денег жене на одежду не давал совсем. Бедняжка вынуждена была обшивать себя сама.
Макаронники никогда не славились особенной дипломатичностью. После смерти Поли они тут же постарались до всех довести о том, что боссы по-прежнему они и другим лучше не высовываться. Спарроухоук быстро уразумел, что либо он будет играть по их правилам, либо на нем можно будет ставить крест.
Гран Сассо выглянул из затемненного окна машины на стадион, мимо которого они проезжали, и сказал:
— Ты должен сделать для всех нас одну вещь, англичанин: помочь узнать, кто пришил Поли. Только не надо мне говорить в очередной раз о том, что ты не мараешь руки о такие грязные дела, что хочешь оставить свою контору чистенькой. О своей компании пока можешь смело забыть. Тебя сейчас должна беспокоить одна проблема: смерть Поли.
— Поли был хорошим мальчиком, — тоненьким голоском пропищал Родственничек. — Сейчас все должны отложить свои дела в сторону и сосредоточиться на поимке того засранца, который его укокошил. Выходи, на кого хочешь, и бери информацию. А потом передавай ее нам. Ничего, мы возьмем за воротник это дерьмо! А когда сделаем это, он пожалеет о том, что вообще родился на свет.
Спарроухоук тщательно расправил складки на своем черном костюме, который он надел по случаю траура.
— А вы отдаете себе отчет в том, что нам совершенно не за что сейчас зацепиться? Никаких следов. Никаких мотивов. Никакого ключа к разгадке.
В его голове вновь всплыл образ Мишель Асамы. Было бы, разумеется, настоящим безумием упоминать сейчас это имя перед макаронниками. Они обязательно спросят, почему им ничего не было сказано о ней раньше. Принимая во внимание ту гнусно-мрачную атмосферу, которая сейчас установилась на заднем сиденье лимузина, это разоблачение со стороны Спарроухоука грозило наказанием не только Асаме, но и самому англичанину.
У Спарроухоука имелись кое-какие подозрения относительно этой леди, но сначала они требовали проверки.
Предположим на минутку, что мисс Асама как-то была связана с зловещим Джорджем Чихарой? В этом случае ее появление в Нью-Йорке должно было стать причиной головной боли у тех людей, которые были повинны в гибели японца. Такими людьми являлись Робби, Дориан, Спарроухоук и Поль Молиз. Поли убит...
Неужели эта женщина столь опасна?
Мысль о том, что его собственная жизнь находится под угрозой, конечно же, не прибавила Спарроухоуку хорошего настроения.
Слоноподобный Гран Сассо нажал на кнопочку в подлокотнике своего сиденья, и тут же вверх поехал пластмассовый щиток, который отделил водителя от совещавшихся. На всякий случай. Наклонившись к Спарроухоуку, Гран Сассо сказал ему небрежно:
— Ты хочешь узнать, с чего следует начинать поиск? У меня есть для тебя совет. А начни-ка ты поиск с Сайгона. С самого Сайгона.
Спарроухоук почесал свой живот и философски подумал о том, что перспектива достичь старческого возраста у него становится все туманнее и туманнее.
* * *
Вдруг Спарроухоук заметил, как олениха вскинула голову от картонного ящика с едой. Ее уши навострились. Ноздри трепетали и были обращены куда-то в сторону. Она к чему-то прислушивалась. Затем она внезапно толкнула боком оленя и оттащила его от кормушки. Оба животных галопом умчались в кленовую рощу.
Машина появилась на дороге только через две минуты. Спарроухоук был потрясен и находился под глубоким впечатлением. Вот какая охранная система не помешала бы его компании и, кто знает, может быть, ему самому. Возможно даже, что он пожалеет об ее отсутствии раньше, чем думает.
Спарроухоук пересек свой забитый книгами кабинет и открыл дверь.
— Юнити, дорогая, они приехали. Принеси, пожалуйста, ко мне сыр и бисквиты. Кофе для Дориана, а для Робби, как обычно.
— Минутку, дорогой!
Дом, в котором Спарроухоук жил с женой и дочерью, когда-то был, — точнее, в семнадцатом веке, — английским амбаром. Потребовалось потратить целое небольшое состояние, чтобы привести это сооружение в жилой вид. Он был расположен неподалеку от Уотербери (штат Коннектикут), имел плавательный бассейн, домик для гостей, теннисный корт, а также прекрасный внутренний дворик «патио».
Внутри дом был обставлен, словно для викторианского джентльмена девятнадцатого века. Обшитые панелями комнаты, длинные и темные холлы из полированного дерева, гобелены на стенах. Персидские ковры и средневековое оружие, изящные цветные стекла окон.
Но больше всего Спарроухоук гордился своей коллекцией редких книг. Он был счастливым обладателем первых изданий Байрона, Теннисона, Карлайла... Все книги были английскими. Спарроухоук их так специально подбирал. И вообще он любил Англию и поклялся однажды вернуться туда.
Все эти богатства надежно охранялись беспроволочной охранной сигнализацией по всему периметру дома. В случае отключения центрального электричества свет в доме Спарроухоука не погас бы и все приборы продолжали бы работать, — в том числе и охранная система, — так как у англичанина была автономная аккумуляторная подстанция. Была у Спарроухоука в доме также особая охранная система, чутко реагирующая на постороннее движение. Случись кто чужой — по дому немедленно разнеслись бы звуки сигнализации. В совмещенный с телефоном магнитофон была вставлена кассета, на которую заранее было записано послание о тревоге. В случае взлома и проникновения в дом чужих срабатывала программа телефона и он автоматически бы набирал номер местного полицейского участка и включал магнитофон с кассетой. Кроме того, в телефоне имелась особая система под названием «захват линии». В случае обрыва линии звучала тревога. Затем линии открывались, — даже если они заняты, — для входящих звонков.
Отношения у Спарроухоука с местной полицией были просто великолепными. Его великодушие не знало границ. Каждый полицейский, отправляющийся на пенсию, мог рассчитывать на получение высокооплачиваемой работы в частной охранной фирме. У Спарроухоука существовала с участком договоренность: если его подолгу нет дома, пусть кто-нибудь из патрульных время от времени заезжает к нему дважды в день или хотя бы звонит.
По земельному участку англичанина постоянно шлялись три тренированных восточно-европейских овчарки. Из заряженных стволов, запрятанных в «Стратегических точках» по всему дому, самым разрушительным был лазерный автомат-180 американского производства, который выстреливал по тридцать патронов двадцать второго калибра в секунду. Огневая мощь была вполне достаточной для того, чтобы проделывать дыры в кирпичной стене или валить деревья.
На тот случай, если все вышеописанное не окажется способным защитить семью англичанина, была предусмотрена комната безопасности. Она находилась в подвале и закрывалась на непробиваемую стальную дверь. Спарроухоук рекомендовал делать такие помещения-крепости всем своим клиентам, у которых были основания опасаться за свою жизнь. В таких комнатах безопасности имелся запас еды, рация, по которой можно было принимать и передавать сообщения, телефон, оружие и, конечно, вода. При необходимости кучка людей могла держаться в этом помещении несколько суток.
Достигнув возраста двадцати и одного года, дочь Спарроухоука Валерия стала красивой женщиной, умной и дисциплинированной, с развитым чувством юмора и способностью самостоятельно мыслить и делать независимые оценки. Она была высока ростом, — хотя не дотягивала до матери, — у нее были белокурые волосы, голубые глаза и нежная чистая кожа. Она одинаково хорошо владела обеими руками, была прекрасной студенткой и училась на последнем, выпускном курсе Йельского университета.
Но больше всего Спарроухоук восторгался таким качеством в своей дочери, как недостаток самоосознания своей красоты и счастливой звезды. Она всерьез ожидала от жизни только того, что была способна заработать собственными силами. Для Спарроухоука это было самое ценное качество в человеке.
— Пап?
Она стояла на пороге его кабинета. Босоногая, в обрезанных джинсах, университетском «балахоне», и прижимала к груди гору книг. Бодичеа, — ее любимая прирученная обезьянка, — спокойно сидела на плече. Обезьянка питалась какао, апельсиновыми дольками, не брезговала и насекомыми. Спарроухоук ее недолюбливал.
— Нужно подготовиться к зачетам, — сказала Валерия. В ее голосе лишь с трудом можно было угадать что-то от английского акцента. Она была привезена в Америку шесть лет назад, по сути, будучи еще совсем ребенком. — Судьбу западной цивилизации я тебя очень прошу попытаться решить со своей компанией без моего участия.
Ей было плевать как на Дориана, так и на Робби. По ее мнению, такие люди, как Дориан, достойны в жизни только презрения окружающих. Она его и презирала. О Робби она говорила совсем мало. Признавалась только в том, что при виде его ощущает непроизвольное пробегание мурашек по телу. Она сама не могла этого себе объяснить. Когда-то Спарроухоук питал надежды на то, что молодые люди сойдутся поближе, полюбят друг друга, а там и до свадьбы недалеко. Но у Валерии на этот счет имелось иное мнение. Кроме «добрый день» и «до свидания», этим двум нечего было сказать друг другу.
Юнити наконец сказала своему мужу:
— Он ей не нравится, пойми! И никогда уже не понравится. Некоторым женщинам брак нужен только для того, чтобы достичь какой-то корыстной цели. Валерия другая. Она полюбит, когда найдет человека, который был бы достоин ее. Но не раньше. Робби во всяком случае не является этим человеком. Тревор... По-моему, мы оба прекрасно это понимаем.
Конечно, Юнити была права. И дело не в том, что у Валерии не хватало поклонников. Их-то было как раз хоть отбавляй. Особенно ребят из университета. Все на одно лицо. С румяными щеками, хорошими зубами, развитой мускулатурой и недоразвитыми мозгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53