У всех трех лодыжки были крепко стянуты веревками.
Ритуальные самоубийства...
Спарроухоуку приходилось слышать об этом, но... Он смотрел на мертвых и ничего не понимал! Должна была быть серьезная причина, объясняющая все эти три ужасные смерти! Серьезная причина!..
— Сами себя кончили, — прошептал он подавленно. — Своими собственными руками лишили себя жизни. Дуры безмозглые!
Он должен был знать — почему?
Знойный, давящий воздух, который напомнил ему об атмосфере на манчестерском металлургическом предприятии, стал проникать ему в мозг, расслабляя, вызывая тошноту и заставляя чувствовать себя не в своей тарелке.
Робби проговорил:
— Сеппуку. Я читал об этом, но вижу в первый раз.
Он был раскован и собран. Зрелище не произвело на него угнетающего впечатления. Он был немного возбужден им, но не более того.
Спарроухоук взглянул на него.
— Ты имеешь в виду харакири?
Робби отрицательно покачал головой.
— Не то определение. Нет, конечно, есть такой термин, харакири, — но он употребляется людьми только за пределами Японии. Сами японцы так не говорят. Они называют это сеппуку. Буквально означает: «разрезать живот». Самураи и аристократы в Японии предпочитают такой способ самоубийства, как самый почетный. Это вопрос чести. Когда человек совершает сеппуку, он хочет подчеркнуть тем самым, что его смерть — личное дело. Сам выбираешь время. Сам выбираешь место. Тем самым обманываешь ожидания врага. Не даешь ему сделать с тобой то, что он хочет. Можно сказать, что таким образом ты спасаешься от него. Избегаешь позора и бесчестья. В японской истории только высокопоставленным сановникам и аристократам разрешалось таким способом расставаться с жизнью. Я никогда раньше не видел... Читать читал, но не видел...
— Может быть, это часть философии карате, которой ты постоянно занимаешься?
Робби покачал головой.
— Нет, карате тут ни при чем. Это обычай, относящийся к жизни древних самураев. Пырнуть себя в живот. Сначала нож входит в левую сторону торса, затем ты резко двигаешь лезвие вправо, и наконец вверх. За твоей спиной стоит чувак с мечом. Его называют кайшаку. Ну, что-то вроде «друга-палача». Если он видит, что тебе трудно перенести адскую боль, он взмахивает мечом и опускает его тебе на голову. Это, по-моему, очень здорово придумано. Действительно, когда кишки у тебя начинают вываливаться на пол, боль еще та! Так что этот кайшаку делает тебе большое одолжение, убивая тебя с одного удара.
Робби подошел к погибшим ближе.
— Видишь? Смотри-ка, я так и знал! Эти женщины убили себя не в живот. Смотри сюда. Ударили себе в шею. Правильно. Именно так женщины должны совершать сеппуку в соответствии с традициями. Находишь нужную артерию и погружаешь туда лезвие. А эти ножи называются кай-кен. Специальное оружие, предназначенное для женщин. Вообще-то его нужно использовать для самообороны, но некоторые японки и нападали с ним.
Спарроухоук содрогнулся.
— Господи, откуда у них взялось столько мужества?!.. Ну, откуда?!..
Они спустились вниз.
Чихара все так же лежал на полу. Изуродованные, сочащиеся кровью руки покоились на его ляжках. Кровь капала также из уха в том месте, где Робби проткнул его к-баром. Японец взглянул на Спарроухоука взглядом, исполненным вызова и презрения. Англичанину стало не по себе. Внутренний голос подсказывал ему просто убить этого человека и поскорее покинуть страшную виллу.
— Не по своей воле умирать легко, — проговорил хрипло Чихара. — Трудно умирать по собственному выбору. Вам это не дано.
Спарроухоука так и подмывало убить его. Но Полю Молизу, который здесь заказывал музыку, нужно было совсем другое.
Он сказал Чихаре.
— Они мертвы. Разве тебе не больно это слышать?
Японец отрицательно покачал головой. Широкая улыбка стала расползаться по его круглому лицу, испачканному кровью.
— Ты лжешь!
Чихара отвернулся в другую сторону.
— Я сказал, что ты лжешь! Скажи мне, что ты лжешь! Иначе я тебя сейчас убью!
— Ты не убьешь меня. А женщины спаслись от тебя. Мы одержали победу. Самураи не испытывают страха перед ши.
Спарроухоук глянул на Робби, который тут же перевел:
— Ши значит смерть.
Женщины... Теперь Спарроухоук понял то свое чувство, которое испытал, увидев их в той комнате. Это было смешанное чувство страха и горечи обмана. Они обманули его ожидания. Они в чем-то превзошли его... Да, пожалуй, они одержали над ним победу.
Чихара сказал что-то по-японски. Робби улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Нет, брат, ничего у тебя не выйдет, так и знай. — Переведя взгляд на Спарроухоука, он с усмешкой объяснил: — Этот парень говорит, что отомстит нам, даже если мы его убьем прямо сейчас. Мне отомстит. Тебе. Дориану и Молизу. Он говорит, что нам его уже не остановить на дороге мести. Всех нас перережет. Это у японцев такие предрассудки. Якобы можно достать обидчика даже после смерти.
— Почему у них были связаны лодыжки?
— Это такая часть ритуала. Когда женщина решается на сеппуку, она связывает себе ноги, чтобы защитить тем самым свое целомудрие. Во время агонии ноги могут раздвинуться в разные стороны и парни получат бесплатное удовольствие глянуть погибшей под юбку. Японцы аккуратны во всем, даже в таких мелочах.
Дориан, все еще державший на мушке сбившихся в кучку и притихших от суеверного ужаса слуг Чихары, встретился глазами со Спарроухоуком и спросил:
— Эй, Птица! Что с этими-то делать?
Спарроухоук только коротко кивнул.
Неправда, что жизнь и смерть человека находится только в руках бога. Неправда, по крайней мере в отношении смерти.
Робби был наготове и ему не нужно было ничего объяснять. Оружие было снято щелчками с предохранителей и в следующую секунду все трое открыли бешеный огонь по несчастным. Обреченные вьетнамские мужчины и женщины заметались под выстрелами, поднялся страшный визг. Кто-то умолял о пощаде, кто-то безуспешно пытался убежать. Пули откалывали от стен штукатурку, разбивали стекла окон, отбивали щепы от мебели. Метавшиеся в истерике слуги один за другим падали на пол, сраженные огнем. Кого-то даже отшвыривало пулей далеко назад в стену. Гильзы скакали по татами под ногами убийц, словно медные насекомые.
Наконец Спарроухоук поднял руку и стрельба прекратилась. Голубой дымок поднимался из стволов разогретых винтовок. Перед тремя убийцами в разных причудливых позах лежали тела изуродованных и изувеченных пулями вьетнамцев, полузасыпанные опавшей штукатуркой, щепками от мебели и осколками стекла из окон и французских дверей гостиной, которые тоже были разбиты. Трупы несчастных очень походили на окровавленную рванину, лохмотья.
«Дело сделано», — подумал равнодушно Спарроухоук.
Он сплюнул себе под ноги.
— Берите с собой япошку и уходим отсюда, пока не нагрянули его дружки.
В грузовике Робби сел за руль. Спарроухоук опустился на сиденье рядом с ним. Дориан и связанный по рукам и ногам Чихара были в кузове, укрытые среди тюков с кое-какой домашней утварью, которую японец хотел вывезти с собой из страны. Здесь же были и деревянные ящики с золотом.
Спарроухоук отчетливо слышал, как Дориан роется в мешках и чемоданах. Жлоб! Что от него-то еще ждать? Безмозглая задница этот Дориан... Жадный до мозга костей.
Спарроухоук добился от Молиза, чтобы Робби и Дориану за работу заплатили каждому по сотне тысяч долларов. Это же целое состояние! Нет, все равно будет рыться в вонючих чемоданах! Жлоб.
Впрочем, англичанин недолго размышлял о недостатках и пороках Дориана Реймонда. Акция, на которую они сегодня отправились, еще не могла считаться законченной.
Отъехав от виллы на полмили, грузовик съехал к обочине дороги. Спарроухоук настроил рацию и передал, что ракетный налет можно начинать.
Через несколько минут с красивейшим домом было покончено.
Спарроухоук подумал о Раттенкаттере, усмехнулся и покачал головой. От него просили устроить бомбежку и он ее устроил. От него просили убрать Манни Деккера на сорок восемь часов куда-нибудь подальше от виллы, он сделал и это. Оказывается, Раттенкаттер иногда все-таки способен держать свое слово.
Наступила темная тишина и теплая ночь. Где-то за городом грохотала артиллерийская канонада. Грузовик медленно двигался по широким бульварам, засаженным тамариндовыми деревьями. Спарроухоук и Робби ощупывали внимательными взглядами каждого велосипедиста, проезжавшего рядом, каждого мальчишку-попрошайку, сидевшего вдоль дороги, каждого старика в конической шляпе вьетнамского крестьянина, каждую девчонку-проститутку. Любой человек мог быть наводчиком вооруженной банды, пронюхавшей о золоте в кузове грузовика. Оружие было снято с предохранителей, согласно приказу Спарроухоука. Гранаты были разложены под рукой.
Хватит думать о ши и Джордже Чихаре! Вместо этого самое время подумать о пятистах тысячах долларов, положенных на его имя в один из банков Лихтенштейна, и о работе на всю оставшуюся жизнь, которая поджидает его в Нью-Йорке. Он стал убеждать себя в том, что гибель трех японок не имеет к нему никакого отношения. И почти преуспел в этом.
Спарроухоук в глубине души, однако, понимал, что строит свою новую жизнь на трупах Джорджа Чихары, его жены и дочерей.
Насчет мести после смерти — это он зря, конечно. Бред отчаявшегося старика. Его понять можно, но всерьез предположить, что труп, лежащий и гниющий в сырой могиле, может тебе как-то отомстить?.. Нет, уж это увольте. Если ты сыграл в ящик, значит, там тебе и оставаться. Ши значит смерть.
«А смерть, уважаемый господин Чихара, это все. Конец всему. Бесконечная тишина и покой».
* * *
Нью-Йорк, ноябрь 1981 года.
После второго прочтения информации относительно личности Мишель Асамы Спарроухоуку пришла в голову мысль позвонить в Бельгию. В нижнем ящике стола у него лежал «неучтенный» телефонный аппарат. Поставив его на стол, он набрал номер Найела Хиндса, английского оружейного дилера, склады которого располагались в Брюсселе и Льеже.
Именно в Льеже в основном обретался Хиндс. Этот франкоязычный бельгийский город был центром европейской торговли оружием, начиная с эпохи аж Средневековья. Оружейные ярмарки проходили здесь каждую неделю, привлекая к себе толпы людей, которые гуляли вдоль экспозиций винтовок, пистолетов, автоматов, гранат, танков и ракет так же спокойно, как если бы они шли вдоль овощных рядов. Для Хиндса, как и для большинства торговцев оружием, не играли ровным счетом никакой роли политические убеждения и идеологические установки покупателя. Были бы деньги.
У Хиндса было красное лицо и он был весьма дороден. Неплохой классический органист, подававший в молодости большие надежды, он стал одним из тех немногих торговцев американским оружием, которым не повезло на вьетнамской войне попасть в плен к вьетконговцам и повезло там выжить.
Если уж кого и расспрашивать о Джордже Чихаре, так только его.
— Сделаю все, что от меня зависит, старый носок, — панибратски обращаясь к Спарроухоуку, ответил веселый Хиндс. Голос его был сильно искажен помехами трансатлантической телефонной связи. — Займет пару-тройку дней, хорошо? У этих сраных вьетконговцев было столько революционных комитетов и партийных вождей разных масштабов, что сразу ничего не вспомнишь. Я перезвоню тебе, когда что-нибудь меня осенит. Только передай своей свинке-секретарше, чтобы она не задерживала моих звонков. Уж я-то ее знаю.
— Хорошо. Постарайся вспомнить все побыстрее, Найел. И никого к этому не подключай. Я не хочу, чтобы поползли разные слухи. Это моя просьба.
— Уговорил. Но за тобой будет должок, старый хрыч!
— Хорошо, согласен.
— Не забудь.
Хиндс позвонил из Бельгии через два дня. На этот раз связь была еще хуже. Постоянно звучало какое-то постороннее эхо, вклинивались другие голоса и другие разговоры, наступали непонятные, необъяснимые паузы, голос Найела куда-то пропадал, а когда возвращался, никакой связки с предыдущей фразой уже не было. Словом, идиотизм. Вдобавок было плохо слышно. Постоянный треск раздражал англичанина. Выйдя из-за стола с телефоном в одной руке и трубкой в другой, он подошел к окну и стал смотреть на Манхэттен. Это зрелище его всегда успокаивало.
Шел ноябрь. Дни становились все короче. Темнело совсем рано.
— Найел, куда ты делся?! Говори, черт тебя возьми! Я тебя плохо слышу!
— ...сказал, что какая-то баба пыталась освободить твоего Чихару. А сам он погиб.
— Когда?! Когда он погиб?!
— ...какая-то баба...
— Баба?! Найел, ты сказал: какая-то баба! Какая?! Кто она?! Родственница Чихары?! Ты можешь ее описать?
— Але, Тревор? Тревор? Ты куда провалился, старый носок? Проклятье ни хрена не слышу!.. Тревор, я тебя не слышу!.. Ну, хорошо, Тревор, я заканчиваю. Меня ждет машина. Улетаю в Зимбабве.
— Найел, какая женщина?..
Молчание.
Разговор был закончен.
В ярости Спарроухоук ударил телефонной трубкой в стену, но попал рукой.
Чихара мертв. На нем можно поставить точку. От мертвого не может быть никакой мести. Это не фильм ужасов, а жизнь. Никакой мести быть не может. Ши — конец всего.
— Господин Спарроухоук, с вами все в порядке? Я слышала какой-то шум и... — Миссис Розбери бросилась к нему. — Господи боже, что у вас с рукой!
Кожа на руке была разбита и из нее обильно сочилась кровь. Спарроухоук опустил глаза на свою руку. Как она сейчас похожа на руки Чихары в тот последний день...
Часть третья
Бассай
Одно из классических каратистских ката. Многочисленный повтор блокирующих движений руками, символизирующий постепенный переход из невыгодной позиции в выгодную. Совершая это ката, каратист стремится достичь такой концентрации боевого духа, которой будет под силу проломить оборону врага.
Этот визит в Лас-Вегас казался Дориану Реймонду самым опасным предприятием в его жизни.
Он находился сейчас в городе, где, возможно, через несколько часов Робби Эмброуз зверски изнасилует и убьет женщину перед тем, как выйти на местную отель-арену, чтобы сразиться на ней с чемпионом Мексики в полутяжелом весе.
Будучи слишком взвинченным чтобы спать, Дориан встал с кровати перед самым полуднем. Он сходил в душ, побрился, затем немного успокоил себя дозой кокаина. Он просыпал немного белой пудры на ручное зеркальце, затем осторожно бритвой разделил кучку на две тонкие дорожки и вдохнул каждую при помощи свернутой в трубочку стодолларовой банкноты. Он надел черную спортивную рубашку, бежевый летний костюм, повесил на шею две золотые цепочки и вышел из своего номера в отеле.
В вестибюле он передал ключи от своей комнаты клерку, круглолицей индейской девушке из племени Гопи. Она равнодушно пожелала ему хорошо провести день, стараясь не замечать его дерзкого взгляда, устремленного на ее полные груди, обозначившиеся под усеянной бисером кофточкой.
С несколько минут Дориан рассеянно слонялся по вестибюлю, то и дело бросая взгляд на два миллиона в серебряных долларах, выставленных для всеобщего обозрения. Деньги были разложены разной высоты столбиками на невысоком возвышении. По обе стороны от возвышения стояло по охраннику. Это были хорошо загоревшие и обритые под «ежика» ребята в черной униформе, в солнечных очках с зеркальными стеклами и никелированными револьверами на бедре. Дориан повидал таких во Вьетнаме. Костлявые уроженцы Юга развлекались тем, что коллекционировали уши, отрезанные у убитых или вьетнамцев. Они делали из них целые ожерелья и носили на груди до тех пор, пока уши окончательно не чернели и не начинали омерзительно вонять. Эти ослиные задницы могли, не задумываясь, уложить тебя на землю одним ударом мощного кулака в лоб. С такими ребятами Дориан предпочитал не ссориться в кабаках по пустякам.
В полицейском участке, где служил Дориан, с некоторых пор ввели новые правила. Собственно, поэтому-то он и вынужден был, кряхтя и вздыхая, самолично отправиться в Лас-Вегас. Если раньше достаточно было бы позвонить сюда со своего рабочего места, то теперь за все междугородние звонки приходилось отчитываться.
Полицейским здорово урезали бюджет и теперь каждый звонок был на вес золота. Все проявления недовольства и жалобы лейтенант предлагал направлять непосредственно в офис мэра, откуда и исходила идея о введении новых ограничений.
Отныне звонить в другие города разрешалось исключительно по официальному делу. Личное разбирательство в отношении Робби, которое проводил Дориан, — на свой страх и риск, — никак не подпадало под эту категорию. Во всяком случае пока. Дориан должен был сначала изобрести способ, как из всего этого извлечь личную выгоду, а потом уж официально проводить своего бывшего однополчанина под статью.
Дома звонить тоже не рекомендовалось. Дориан хотел приблизиться к Робби до свершения им очередного убийства, а звонок из дома мог все испортить. Интересно, что бы он сказал полицейским Лас-Вегаса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53