Когда же все это ушло – восторг, мечты, ночи, когда она заснуть не могла, думая о Бадди, сладкая дрожь от его поцелуев, прикосновений, страстных объятий?
Глори подняла с пола ночную рубашку и, надевая ее, обнаружила, что куда-то делся пояс. Впрочем, вот он лежит, извиваясь, как плюшевая змейка, на коврике, куда Бадди швырнул его, срывая с нее эту самую рубашку. Она наклонилась поднять пояс, и тут ей в голову пришла некая мысль. Если Бадди связать, то какой ему будет прок от мощных бицепсов? И что, если он проснется и увидит, как она собирает вещи? Все равно сделать он ничего не сумеет, и можно, не торопясь, чтобы ничего не забыть, заняться сборами.
Глори осторожно подняла пояс и выдвинула ящик, где Бадди держал галстуки Дорогие – не меньше тридцати долларов каждый. Бадди Причетт. Молодчик Бадди, носит все только самое лучшее, денег не считает, швыряется ими налево-направо, словно это простая бумага.
Из-за этого они тоже всегда собачились. Из них двоих именно Глори считала, что следует быть благоразумным и откладывать деньги на черный день. Когда этот день настал, она и слова не вымолвила, не принялась язвить, что, мол, вот я же говорила тебе. Даже не упрекнула Бадди в том, что он фактически пропил все свое выходное пособие. Да и какой в этом толк? Так и так он во всем винил ее – ив том, что она забеременела, и в том, что потеряла ребенка, и в их стремительном браке…
Старая, все еще не утихшая после двух лет замужества боль сделалась невыносимо острой, и Глори изо всех сил зажмурилась, чтобы не расплакаться да и воспоминания прогнать. Стараясь дышать как можно ровнее, она тщательно, в три слоя, обмотала пояс от рубашки вокруг правого запястья Бадди, а свободный конец тугим двойным узлом закрепила на столбике кровати. Огибая ее, она почувствовала, что сердце у нее колотится так громко, что это просто нельзя не услышать; она даже остановилась на секунду перевести дыхание, так ведь и в обморок грохнуться недолго. И только справившись с левой его рукой и обеими лодыжками, она позволила себе немного расслабиться.
На секунду ей даже показалось, что веревки затянуты слишком туго, но она тут же отбросила эту мысль. Как только она выберется на волю, сразу же вызовет полицию: захочет сохранить лицо, что-нибудь придумает, а нет – пусть говорит, как оно на самом деле было. Ей-то наплевать.
И вообще пусть катится к чертовой матери.
С верхней полки гардероба она достала несколько элегантных сумок – подарок родителей в день, когда Бадди подписал свой первый контракт с «Сан-Хосе биз». Быстро передвигаясь по комнате, она принялась опорожнять ящики и складывать вещи. Оставаясь по-прежнему в одной ночной рубашке, Глори отправилась на кухню и стала укладывать в картонные коробки серебряные ножи, вилки, ложки, тарелки, льняные скатерти и полотенца – утварь, нажитую за время их короткой совместной жизни. Все по-честному – половину ей, половину ему.
Она заколебалась, брать ли переносной телевизор, и в конце концов остановилась всего лишь на небольшом радиоприемнике, который купила на собственные деньги – за чужими детьми присматривала – еще до замужества. Она редко смотрела телевизор, не то что Бадди, он-то целыми днями, как приклеенный, перед ящиком сидел. К тому же где оставить такую громоздкую штуку, пока она будет подыскивать жилье?
Напоследок Глори опустошила мужнин бумажник, оставив ему только одну двадцатидолларовую купюру – этого хватит на такси, чтобы доехать до родителей, живших в Дейли-Сити, да еще на упаковку пива останется.
Затем Глори встала под душ и принялась яростно растирать тело, смывая все следы совокупления, до тех пор, пока кожа не разгорелась под колючими струями воды. Вытираясь, она подумала, что ей будет не хватать этой квартирки. Конечно, она была невелика даже для двоих, но ей, когда Бадди впервые привел ее сюда, показалась чуть ли не дворцом. Ванная со всеми ее отполированными кранами и краниками, блестящий кафель привели ее в полный восторг, тем более что раньше ей не доводилось видеть ничего подобного, разве что в открытых кабинках школьных туалетов.
А кухня! Один только вид плиты, на которой не было следов ржавчины и грязи, заставил ее захлопать в ладоши и радостно засмеяться. Бадди стало даже неловко перед агентом, показывавшим им квартиру, но ей было наплевать. Слишком нравилась ей эта удобная мебель, на которой обивка не протерлась до дыр, а еще ковры вместо привычного линолеума и свежевыкрашенные подоконники.
* * *
Вряд ли она сможет позволить себе что-либо хоть отдаленно похожее, даже если удастся сразу найти работу. Конечно, в привычные трущобы она не вернется. Лучше уж на улице ночевать, чем делить запущенную квартиру с матерью и ее очередным дружком, хоть бы она и согласилась принять ее, чего, вне всякого сомнения, никогда не случится.
Когда Глори вернулась в спальню, храп прекратился. Одеваясь, она стояла спиной к кровати и поняла, что Бадди проснулся, только когда он заговорил:
– Это еще что за идиотизм? У тебя что, юмор такой?
Глори обернулась и, увидев красные глаза и распухшее лицо, снова почувствовала приступ тошноты. Ни слова не сказав в ответ, она сложила рубашку и сунула ее в сумку.
– Немедленно развяжи меня, а то я из твоей задницы бифштекс сделаю, – с угрожающим спокойствием сказал Бадди.
– А пошел ты, – огрызнулась Глори и тут же, увидев, что Бадди старается освободиться от пут, пожалела об этом и даже задрожала, когда он начал в красочных деталях описывать, что ее ожидает, стоит ему только развязать эти чертовы путы.
Крепко сжав губы, она вытащила из ящика целую охапку носовых платков и двинулась к постели. У Бадди чуть глаза из орбит не выскочили, и только тут Глори сообразила, насколько же он сейчас беспомощен. Теперь он заговорил мирным тоном.
– Ну что ты, забудь, я ведь просто шучу, извини, что так все получилось. Знаешь, я прямо как с цепи сорвался, но это в последний раз, поверь, я больше никогда тебя не трону. Просто уж слишком паршивый день выдался, мне пришлось унижаться перед мерзким типом из отдела кадров, чтобы получить эту грошовую работенку.
– А на мне зачем зло срывать? Я ведь на твоей стороне, забыл, что ли? То есть была все время на твоей стороне. Но ведь еще в тот первый раз, когда ты ударил меня, я предупреждала, что будет, если это повторится. Короче, я ухожу, и не старайся найти меня, я уезжаю из города.
Лицо у Бадди так распухло, что глаза превратились в почти незаметные щелки.
– Да? И на что же ты собираешься жить? Будешь разносить гамбургеры в «Макдоналдсе» за три доллара в час? Ну разумеется, ты можешь пойти на панель Подстилка из тебя неплохая получится, секс ты любишь. А то, может, титьки свои будешь показывать на Норт-Бич? Или пособие получать, как сестрички да старушка твоя?
– Мели, мели, только лежи смирно, а то сейчас кляпом тебе рот заткну.
– Ах, вот как? Слушай, я ведь могу последнее терпение потерять, и тогда, шлюха, ты пожалеешь, что на свет родилась…
Глори почувствовала, что кровь так и ударила ей в голову, впрочем, тут же краска сбежала с лица, потому что совершенно неожиданно Бадди заговорил по-другому:
– Не обращай внимания, это я снова просто пар выпускаю. – Он с трудом выдавил улыбку, а Глори поморщилась, словно от боли, вспомнив, что точно такая же медленная улыбка так обезоруживающе действовала на нее. – Несправедливо винить меня в том, что я в последнее время сам не свой, и, между прочим, мне совсем не легче оттого, что ты постоянно плачешься, что лишилась ребенка. Могла бы последовать моему совету и просто сделать аборт.
«С меня достаточно». – решила Глори. Она подошла к кровати и запихала Бадди в рот носовой платок. Увидев, как отчаянно он пытается вытолкнуть кляп, она чуть не пожалела его и даже собралась было облегчить его участь, но тут увидела, с какой ненавистью он на нее смотрит. И опять ярость Бадди передалась ей, на сей раз Глори вовсе вышла из себя.
Она рывком вытащила из его брюк, валявшихся на полу, ремень и изо всех сил хлестнула по его груди:
– Это тебе за синяк, который ты мне поставил – Ремень снова засвистел, как настоящий кнут. На сей раз удар пришелся по гениталиям. – А это за то, что изнасиловал меня. В следующий раз подумаешь перед тем, как поднять руку на женщину.
Бадди весь так и корчился в своих путах, глаза на посеревшем лице горели, как угли, и неожиданно у Глори вся злость куда-то пропала. Она отшвырнула ремень и повернулась к Бадди спиной: теперь, когда роли их переменились, слезы, которые раньше ей удавалось сдерживать, хлынули из глаз.
Бадди лежал спокойно, угрожающе спокойно. Неожиданно Глори почувствовала какое-то покалывание в шее и круто повернулась, решив, что Бадди удалось развязать веревки и он сзади подошел к ней. Но нет, Бадди по-прежнему лежал, связанный по рукам и ногам; на коже у него явственно проступили два багровых рубца. Вид у него сейчас был совершенно бесстрастный, однако он не сводил с нее глаз.
Подхватив сумку, Глори сказала:
– Из аэропорта я позвоню в полицию. Они тебя развяжут. Я забираю твои сумки и бумажник от лишнего освободила – полагаю, мне кое-что причитается за твои пакости. Можешь взять в долг у своего старика. Он будет так счастлив избавиться от меня, что наверняка возьмет тебя на иждивение, пока ты не найдешь работу. Как только устроюсь, подам на развод. А хочешь, сам займись этим. Можешь сказать, что я тебя оставила или, допустим, обвинить в безжалостном обращении с животными.
Глори пришлось сделать три ходки, пока она вынесла на улицу все сумки и картонные коробки. Вызвав такси и в последний раз закрывая за собой дверь в квартиру, она заколебалась, стоит ли запирать ее. В конце концов она решила не запирать, чтобы полиции не пришлось взламывать дверь.
Через полчаса, добравшись до автобусного вокзала, она позвонила из автомата по номеру 911. Назвав номер дома, Глори сказала, что, проходя мимо квартиры 4Б, услышала за дверью какой-то странный шум. Нет, на ссору не похоже. Скорее, кто-то с кляпом во рту звал на помощь. Отказавшись назваться, Глори повесила трубку.
Оставив багаж в камере хранения вокзала, Глори отправилась на поиски ночлега.
Из Сан-Франциско уезжать она на самом деле не собиралась. Город большой, можно надеяться, что случайной встречи с Бадди она избежит. И в конце концов, здесь она родилась, знала все закоулки, автобусные маршруты, мексиканские, китайские, тайские рестораны, где можно вкусно и дешево поесть, улицы, куда в темное время суток лучше не заходить. Да и работу найти проще, есть знакомства.
К тому же и мать с сестрами здесь. Если уж совсем припрет, например, заболеет безнадежно, будет к кому обратиться. И потом вовсе не хотелось, чтобы выходило, будто Бадди заставил ее покинуть родные края.
К черту Бадди!
В тот день Глори сняла номер в гостинице на Пост-стрит.
Продавленная кровать и изрезанный стол напомнили ей вонючую ночлежку, где она когда-то жила со старшими сестрами.
На следующий день она нанялась официанткой в ночной клуб на Норт-Бич, а через неделю, обежав весь город, сняла двухкомнатную квартирку на Русском холме.
Квартирка была крохотной и почти пустой, в ней стояли только холодильник и кухонная плита; она прижималась прямо к задам хозяйского гаража, что для Сан-Франциско типично, но арендная плата приемлемая, а окна выходят на восток, так что с самого утра в доме солнечно.
В тот день, когда Глори наткнулась на объявление, будущий ее хозяин, пожилой итальянец, высаживал во дворе цветочные луковицы, и ей подумалось, как славно будет смотреть на распускающиеся нарциссы и тюльпаны, пусть даже придется подождать, пока наступит весна. Бесспорно, эта квартирка стояла несколькими ступенями выше ночлежек, где прошло ее детство; правда, задаток, а также арендная плата за первый и последний месяцы почти подчистую съели деньги, что она взяла у Бадди.
Перевезя вещи, Глори воспользовалась хозяйским телефоном и начала обзванивать адвокатов, чьи номера нашла в справочнике. Но повсюду ее ожидал отказ, даже встретиться никто не захотел. Когда выяснялось, что нет у нее ни личных рекомендаций, ни счета в банке, ей предлагали обратиться в другую адвокатскую контору либо в государственное агентство.
Чуть позже ей попался на глаза вчерашний номер «Сан-Франциско кроникл»; в нем была опубликована фотография седовласого мужчины с почти ангельской улыбкой на устах.
Он стоял рядом с пожилой женщиной, и подпись под фотографией гласила: «Адвокат Арнольд Уотерфорд и его подопечная, дама из высшего общества Патриция Лонгворт, у дверей суда после подписания бракоразводного соглашения, по слухам, на миллионы долларов, с мужем миссис Лонгворт, промышленником Филиппом Лонгвортом».
Основательно изучив фотографию, Глори отложила газету и снова попросила у хозяина разрешения воспользоваться телефоном. Набрав нужный номер, она услышала в трубке сухой, деловитый голос:
– Адвокатская контора Арнольда Уотерфорда. Чем можем быть полезны?
– Мне хотелось бы встретиться с мистером Уотерфордом.
– А раньше он вас консультировал?
– Нет, я обращаюсь к нему впервые.
– Позвольте спросить: кто вас сюда направил?
– Простите, не совсем понимаю…
– Откуда вы узнали имя мистера Уотерфорда? – Секретарша говорила по-прежнему вежливо, но в голосе ее послышались нетерпеливые нотки.
– Ах, вот оно что! Мистера Уотерфорда рекомендовала мне Патриция Лонгворт.
– Вы знакомы с миссис Лонгворт? – Температура звучания повысилась сразу на несколько градусов.
– Это моя близкая подруга, – твердо заявила Глори.
– Итак, ваше имя?..
– Глори – Эм Глори Причетт. Нет, лучше Браун.
Я Снова взяла свою девичью фамилию.
– Эм – сокращение от Эмили?
– Нет, Морнинг.
Повисло непродолжительное молчание.
– Так вас зовут Морнинг Глори Браун?
– Да.
– А как пишется – Браун или Брауни?
Глори на секунду задумалась. Брауни звучит пошикарнее, а ведь она собирается начать совершенно новую жизнь, разве не так? Так почему бы не изменить для почина имя?
– Брауни.
– Что ж, прекрасно, миссис Брауни, я запишу вас на прием. В ближайшую пятницу, в половине одиннадцатого утра вам удобно?
– А пораньше нельзя?
– К сожалению, нет. Да и то, если бы не отменилась одна встреча, я бы вообще не могла записать вас на эту неделю.
– Ну что ж, пусть будет так – в пятницу, в половине одиннадцатого.
И только повесив трубку и вернувшись к себе, Глори сообразила, что забыла задать секретарше два немаловажных вопроса: сколько мистер Уотерфорд берет за свои услуги и можно ли с ним расплачиваться в рассрочку?
Глава 3
Подъехав к коттеджу, где их семья занимала один из блоков, Стефани Корнуолл выключила мотор своей машины-фургона, но вышла не сразу. Во-первых, она страшно устала – всю первую половину дня бегала по магазинам, делая закупки для предстоящего уик-энда. А во-вторых, ей было просто приятно полюбоваться домом, куда они с мужем и сыновьями-близнецами переехали полгода назад.
Переезду сюда, в Милл-Вэлли, предшествовали долгие поиски. Поскольку копаться в саду ни она, ни Дэвид не любили, а до поступления сыновей в колледж оставалось еще целых четыре года, такой вот дом на несколько семей представлялся разумным выбором. Нельзя сказать, что это был типичный образец такого рода строений. Большой приземистый дом, собственно, целый комплекс с крышами на разных уровнях, большими арочными окнами и световыми люками, искусно выстроенный так, чтобы каждая квартира была полностью отделена от другой, рассекал аллею, поросшую секвойями, которую подрядчик благоразумно не тронул, создавая иллюзию, будто дом естественно вписывается в окружающий ландшафт.
Показывая этаж, который они в конце концов и купили, агент тонко уподобил архитектора самому Фрэнку Ллойду Райту. «Лучше местечка не найти», – разливался он соловьем, подчеркивая, что при всей своей укромности жилье расположено всего в квартале от торгового центра, самого лучшего во всем районе, и в получасе езды от квартала, где у Дэвида была адвокатская контора.
Выходя из машины, Стефани грустно покачала головой.
Все это, конечно, так, но и денег это жилье стоит бешеных; правда, за последнее время практика Дэвида так расширилась, что ему пришлось нанять в помощь двух молодых адвокатов.
Кто бы мог подумать, что начинающий юрист, за которого она вышла пятнадцать лет назад, добьется такого успеха? В ту пору он был счастлив, если удавалось прокормить семью, вовремя внести арендную плату за убогий крохотный домик в далеко не престижном городском районе да заплатить за учебу. А теперь они живут в роскошных апартаментах, да и район из самых завидных.
Поднимаясь к себе, нагруженная сумками со всякой снедью, Стефани услышала голоса сыновей и поморщилась: судя по всему, снова воюют. Сейчас у нее не было никакого желания выступать арбитром в тяжбе сторон, и к тому же у них гость, который наверняка отдыхает после обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61