Сильвия вскрикнула и потерла руку, когда он отпустил ее.
— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он.
Она продолжала потирать руку, но отвечала ему достаточно энергично:
— Ах, Пол, тебе лучше удаются интриги на бумаге. Думаю, теперь уже все знают о твоем заговоре с Элеанорой. Можно считать, что все было достаточно безопасно, потому что Хуан никогда не наказал бы ее. Но что вы сделали с картиной? Не могли же вы просто вынести и продать ее? Не так же быстро!
Оттолкнув нас обеих, он сам обшарил туалет. Не найдя рулон на полу или в углу, он свалил вещи с полок, перевернул все вверх дном и под конец страшно разозлился.
— Как она собирается поступить? — требовательно спросил он и подошел к телефону. Через минуту он уже набрал номер Кордова и говорил в трубку. — Она должна быть здесь, Кларита. Поищи ее.
На другом конце провода положили трубку, и на некоторое время воцарилась тишина. Мы с Сильвией уселись на кушетку и ждали, не глядя друг на друга. Лицо Пола было красным от ярости, и я не хотела бы оказаться на месте Элеаноры в эту минуту.
— Все уже догадались, — сказала ему Сильвия. — Ты ничего не можешь сделать, кроме как вернуть картину. Зачем вообще вы сделали эту дикую вещь?
Он обратил на нее яростный взгляд, и она вздрогнула, отвернувшись. Кларита снова была на проводе, и Пол слушал.
— Спасибо, — сказал он без всякого выражения и повесил трубку. — Элеанору не могут найти. Машина в гараже, а ее самой поблизости нет. И, очевидно, с ней исчез Веласкес. Думаю, она взяла такси и сейчас на полпути к Альбукерку.
— В таком случае, это не твоя вина, — сказала Сильвия. — Хуан ничего не может поделать, если картина у Элеаноры. Тебе повезло, если ты так легко отделался.
Он выскочил из комнаты к воротам, оглядел патио, территорию вокруг дома, как будто все еще надеялся найти ее. Случайно взгляд его упал на мою картину — и застыл. Он поднял ее, вытянул перед собой в руках, рассматривая небольшую деревушку, заросли хлопка и извилистую дорогу, по которой двигалась маленькая дотошно выписанная фигурка.
— Почему Элеанора? — спросил он у меня.
— Предполагалось, что это не Элеанора, — сказала я. — Это Керк.
Картина загипнотизировала его, но заговорил он не о ней.
— Нет, она не удрала с картиной. Я знаю, что она сделала. Вчера мы некоторое время провели вместе, и она была вся в сомнениях — совсем не похожа на себя. Однажды она заметила, что хотела бы поехать в Бандельер, чтобы все обдумать. У нее какое-то влечение к этому месту. На этот раз она могла поехать на такси — чтобы сбить нас со следа, оставив машину в гараже.
— В таком случае, я надеюсь, вы дадите ей уйти, — заметила Сильвия раздраженно. — Она делает это только для того, чтобы кто-то поехал за ней и упросил вернуться домой.
— Ей надо не это, — мрачно заявил Пол. — Но на этот раз я еду за ней. Я намерен вернуть ее.
Сильвия прыжком соскочила с кушетки, бросившись к нему.
— Нет, Пол, нет! Пока ты в ярости, не ходи никуда. Немного подожди — подожди!
Я с удивлением смотрела на нее, а Пол не обратил внимания: он уже пошел к гаражу. Я забрала свою картину и ушла, а они даже не заметили. Не имело значения, что сейчас делала Элеанора или что случилось с Веласкесом. Это больше меня не интересовало. Мой интерес был однозначным. Можно вычеркнуть Сильвию из списка. Остается Кларита.
В крыле, где располагались спальни, было сумрачно и тихо, а первая дверь — в комнату Клариты — была открыта. Я остановилась на пороге и позвала ее, но никто не ответил. Когда я уже собиралась уходить, мое внимание привлек кончик желтой ленточки, свисающий из закрытого ящика рабочего столика Клариты.
Через секунду я уже подняла крышку ящика. Детский чепчик лежал в ящике поверх других вещей. Я жадно схватила верхний листок из связки бумаг. Полувыцветший шрифт, казалось, выступал из страницы, и я заметила рваный внутренний край, где листок был оторван от книги. На всех следующих листах был такой же след. Значит, в тот день на ранчо была Кларита. Кларита перерыла комнату Кэти и вырвала страницы из дневника. Здесь, в моих руках, были слова Кэти, был ответ на все.
Стоя на том же месте, я принялась читать, пробегая глазами строчки почерка, так мне знакомого. Кэти описывала не день смерти Доро, как я ожидала. Она писала о прошлом.
Весь день шел дождь. Когда я вспоминаю тот день, я всегда думаю о дожде, стучавшем по крыше маленького домика в Мадриде. Все, что мы смогли сделать, это взобраться по склону холма и принести ее в хижину, потому что время ее подошло. Со мной пришли Кларита и старый Консуэло, который понимал в таких вещах. Мы вскипятили воду, чтобы стерилизовать ее, и слушали, как она стекала. Все это время Кларита зло бормотала что-то. Я пыталась утихомирить ее, но в тот день только злоба к ним обоим жила в ней. Я сделала все, что было в моих силах. Моя девочка была испугана и нуждалась в любви, и хотя бы это я могла ей дать. Она была моей младшенькой, и во мне не было упрека, во мне не было злобы. Но все мы знали, что с Хуаном придется поговорить, когда все это кончится.
Я дочитала до конца страницы, положила ее в сторону и взяла следующую. Теперь я знала, что означает чепчик. Он никогда мне не предназначался. Я родилась пять лет спустя.
— Ты роешься в моих вещах? — раздался позади меня низкий голос, и я резко обернулась.
Губы Клариты были бледны, глаза метали молнии. Я смотрела ей в лицо, пытаясь унять дрожь.
— Я начинаю понимать, — сказала я ей. — Моя мать вернулась в ту хижину, чтобы родить ребенка, да? Ребенка на пять лет старше меня.
Сильным движением Кларита выхватила листок из моих рук и засунула его обратно в ящик. Она с грохотом опустила крышку, почти прищемив мне пальцы. Она бы не моргнула глазом, даже сломав мне руку, и я почувствовала перед ней страх даже более сильный, нежели перед Эле-анорой в Мадриде.
Но здесь не было Гэвина, чтобы прийти мне на помощь — никого в этом пустынном крыле.
— Ты всюду лезешь, — сказала Кларита, и голос ее упал до замогильного. — Ты всюду суешься с того момента, как приехала.
Я осторожно отодвинулась от ящика, направляясь к двери. Все это я уже пережила, в другое время и в другом месте, но теперь напряжение было более опасным. Несмотря на это, мне надо было стать к ней лицом к лицу, мне надо было узнать.
— Это ты была в патио с кнутом, не так ли? Ты стегала даже своего отца, ведь ты его ненавидишь. Это была ты в магазине с медной статуей Кецаль-котля в руке? Ты убила бы меня, если бы могла, так велика твоя ненависть. Ко мне и к моей матери. За что? За то, что она всегда была любимицей?
Ее глаза следили за мной, и выражение лица не менялось, но она стояла абсолютно неподвижно, что-то в ней переменилось — как будто жизнь и надежда ускользали от нее. Теперь многое становилось понятным мне. Я уже подошла к выходу, но она не двинулась с места и не пыталась меня остановить. Сейчас я освобожусь от нее. Но мне нужно было сказать еще кое что.
— Теперь я поняла многое. Тебе приходилось подчиняться Хуану, ведь Элеанора была тебе как дочь, и ты знала, что он может лишить ее наследства назло тебе, если захочет. Но после того, как она унесла Веласкеса, ты поняла, что у нее хватит денег до конца жизни и тебе уже не надо унижаться. Поворотный момент наступил, когда ты взялала в руки чепчик и вспомнила, что тебе пришлось пережить. Ты больше не боялась. У Хуана слишком развита семейная гордость, чтобы выдать то, что случилось. Теперь я знаю, кто появился на холме с ружьем в руках. К тому времени ты уже ненавидела Керка, не так ли? Не только потому, что он отверг тебя, когда ты была моложе, но и из-за того, что он сделал с твоей сестрой, а значит с Хуаном и всей семьей Кордова.
Кларита с усилием сбросила с себя оцепенение и сделала прыжок в мою сторону. Но я уже была за порогом и бежала по холлу в главную часть дома. Я забыла свою картину, но сейчас это не имело значения.
Я поняла то, о чем говорило мне мое подсознание, и мне не было необходимости показывать теперь мою работу Хуану. То, что написала Кэти, меняло все. Я бежала через гостиную вверх по балкону к комнате Хуана Кордовы. Я не знала, что он понял за эти годы и сколько знал сейчас, но ему нужно было сказать всю правду и немедленно.
Он сидел, положив руки на письменный стол. Его лицо было посеревшим, а глаза тоскливыми. На расстоянии дюйма от его пальцев лежал кинжал с дамасской ручкой, и он пристально глядел на него. Я знала, что Кларита бежит за мной, поэтому заговорила сбивчиво и непонятно.
— Я прочла то, что Кэти написала в своем дневнике! — кричала я. — Кларита прячет в своей комнате вырванные страницы. Я знаю о ребенке, который родился в Мадриде. Я все узнала.
Он не сдвинулся с места и не посмотрел в мою сторону. Он был очень стар, и жизнь была тяжела для него. Ему не выдержать. Мне вдруг стало стыдно, что я веду себя наподобие разорвавшейся бомбы, но мне нужно было спешить, пока не вмешалась Кларита. Она уже стояла позади меня в дверях, хотя и не перешагнула порога, а просто стояла и молчала. Должно быть, Хуан почувствовал ее присутствие, потому что медленно отвел взгляд от кинжала. Когда он заговорил, его голос прозвучал низко и хрипло:
— Что ты наделала, Кларита?
Его старшая дочь заломила руки в отчаянии.
— Это не я. Это она — гадюка, которую ты пустил в дом!
— Где Элеанора? — спросил Хуан, не обращая внимания на ее злобу.
Кларита снова замолчала.
— Позови ее сюда, — сказал Хуан. — Я должен сейчас с ней поговорить. Я все скажу ей сам.
— Нет, нет! — Кларита шагнула к нему. — Она меня никогда не простит. Или тебя. Она не простит обмана.
— Я скажу ей, — сказал он мрачно.
— Боюсь, вы не сможете ей ничего сказать некоторое время, — вставила я. — Пол Стюарт думает, она снова уехала в Бандельер. Он поехал за ней. Из-за Веласкеса. Ты знаешь, они взяли его. Они спланировали эту кражу между собой.
Когда Хуан хотел, его глаза могли так же свирепо метать молнии, как и глаза Клариты, и он обратил свой пылающий взгляд на меня, так что я содрогнулась под его тяжестью и отступила. Но он всего лишь отодвинул меня в сторону.
— Пол уехал в Бандельер — за Элеанорой?
Казалось, жизнь возвращается к нему. Без всяких следов слабости он встал из-за стола и направился к дочери.
— Тогда отвези меня туда. Мы должны сейчас же отправиться за ними. Нужно сохранить Веласкеса, и Пол не должен находиться с Элеанорой наедине в этом диком месте.
— Но, отец, — начала было Кларита, но он зло прикрикнул на нее:
— Немедленно. Ты повезешь меня.
Он вышел из комнаты, и она бросилась помогать ему спускаться. Было ясно, что его воля еще очень сильна и он поступит по-своему. Я не стала ждать их отъезда, а подняла трубку на столе Хуана и набрала номер «Кордовы».
Услышав голос Гэвина, я коротко рассказала, что Элеанора уехала в Бандельер, а Пол вслед за ней, что Хуан заставил Клариту везти его туда же. Я пыталась не говорить лишнего, так как не было времени, и он отозвался сразу.
— Я еду туда, — сказал он. — Уезжаю тотчас. Хуану не следовало ехать.
Услышав щелчок, я повесила трубку и медленно вышла из комнаты.
Теперь мне нечего было делать. Колеса вращались без моего участия, и их нельзя было остановить или свернуть с заданного курса. Я не знала, что теперь будет с Кларитой и как ее поступки в прошлом отразятся на нашем будущем. Предстоят часы, наполненные волнением, но Гэвин будет там, он найдет Хуана и остальных.
Элеанора еще раз отправила всех в Бандельер.
XVIII
Пройдя через притихшие комнаты, я вспомнила, что Роза сегодня выходная и дом пуст. Никого не было поблизости, только Сильвия в соседнем доме. Теперь, если бы я захотела, я могла бы вернуться в комнату Клариты и прочесть остальные страницы дневника. Но мне не хотелось. Я ощущала слабость. Тайна открылась, и дневник мог подождать. Мне достаточно было знать, что Доротея Остин никогда не была виновата в убийстве. Я все еще не знала, как она умерла, но теперь душа ее могла отдохнуть, потому что выявилась правда.
Только в комнате Доро я могла бы спокойно отдохнуть, думалось мне, когда я поднималась по ступеням. Мне хотелось не торопясь обдумать все и понять не только то, что произошло на холме, но и все сложности секретного рождения в маленьком домике с привидениями в Мадриде.
Дверь моей комнаты была открытой, как я ее оставила, и я вошла в нее нетвердыми шагами. Реакцией на бурные эмоции была дрожь в ногах, и мне хотелось лишь полежать немного на кровати и позволить земле самой вращаться вокруг меня.
Кто-то побывал в комнате, потому что длинный рулон лежал поперек кровати.
Мне нужно было несколько секунд, чтобы приоткрыть низ картины до маленьких ножек доньи Инес, и моему взгляду предстала собака, свернувшаяся возле них. Дрожащими руками я продолжала разворачивать дальше, пока не показалась вся фигура карлицы.
Это был подлинный Веласкес — хрупкий, драгоценный, хотя как он очутился на моей постели, я не знала. Должно быть, его положила сюда Элеанора.
Я услышала за собой слабый скрип и повернулась как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась. Передо мной стояла моя кузина Элеанора. Нет — моя сестра Элеанора.
На ней были джинсы и коричневый пояс. Она стояла, скрестив ноги и подбоченившись.
— Привет, Аманда, — проговорила она, подняв голову с петушиным вызовом. — Как тебе понравилось, что я вернула картину и стала честной женщиной?
Я взглянула на кровать, а затем на нее.
— Я знала, что это ты. Но почему — почему?
— Мне хотелось вставить ее обратно в раму, — сказала она. — Вчера я попыталась сделать это сама — когда ты увидела, что я возвращаю ключи. Прошлой ночью я пыталась достать ключи из письменного стола дедушки, но он поймал меня. И не выходил из своего кабинета весь день. И я подумала, что могу оставить ее здесь, прежде чем уйду.
— Уйдешь куда?
— Не знаю. Я складывала вещи. Возможно, для начала поеду в Калифорнию. Гэвин может получить развод. А потом, если Хуан захочет, чтобы я вернулась, возможно, я приеду обратно. После того, как все утихнет и он простит меня за то, что я сделала.
Я не могла больше ждать. Необходимо было сказать ей то, что я узнала.
— Вчера ты кое-что начала предпринимать в Мадриде.
— Да. Но я не смогла бы спокойно жить дальше. Я делала разные глупости, но никогда не казалась себе такой гадкой. Но теперь я знаю, чего от себя ждать. Наследство Кордова — от доньи Инес.
— Это глупо. В любом случае, то, что произошло в Мадриде, прошло. Имеет значение лишь детский чепчик, который я обнаружила. Доротея шила его не для меня, Элеанора. Она приготовила его для тебя.
Она выглядела скорее удивленной, чем шокированной.
— Ну что ж, продолжай, — сказала она. — Поведай мне все остальное.
Я рассказала ей о том, как догадалась, отчего так похожи она и Керк, хотя сначала я ошибалась в их родстве. Я рассказала ей о своей картине и о том, что нашла в комнате Клариты, когда пришла показать ей картину. Насколько позволила память, я процитировала страницу из дневника Кэти.
Она выслушала меня задумчиво и удивительно хладнокровно.
— Значит, Доро и Керк были моими родителями. А это значит, что я твоя сводная сестра, не так ли? Как странно, Аманда. Ты даже не представляешь, как странно. Иногда я чувствовала себя такой далекой от родителей. Казалось, я совсем не похожа на них. Когда они умерли, я втайне лишь немного расстроилась, так как недостаточно их любила. Когда Хуан узнал, что Доро меня родила — а я уверена, что Кэти сразу ему об этом рассказала, — он, должно быть, нашел способ убедить Рафаэла и его жену выдать меня за их ребенка. А после, когда они умерли, он и Кэти взяли меня к себе и вырастили в том же доме, рядом с Доро. Я всегда была привязана к ней и очень огорчилась, когда она умерла. Хотя смешно — я совсем не помню Керка. Когда ты приехала, я очень ревновала, потому что ты дочь Доро. Помнишь, что я сказала о портрете Эмануэллы? Что ни одна черта ее характера не перешла ко мне? Это неправда. Мне хотелось принадлежать ей и Доротее. И это осуществилось. Но теперь я должна стать похожей и на Керка. Во мне не только дикость Кордова.
Я выслушала ее, не полностью ей доверяя, не в состоянии понять ее теперешнее настроение. Она хотела принести мне столько вреда, что я не верила в легкую перемену.
Она мягко рассмеялась.
— Подожди, пока Пол услышит обо всем этом! Чудесный материал для книги. Какая получится история!
Вот это была обычная Элеанора.
— Ты не должна ничего говорить ему! — закричала я. — Подумай о Хуане!
— Разумеется, я все ему расскажу. И Хуан меня не остановит. Сейчас же пойду и расскажу.
— Не получится, — вспомнила я. — Когда Кларита не нашла тебя в доме — возможно, потому что ты была наверху, а там она не искала, — он решил, что ты снова уехала в Бандельер. Можешь догадаться, как он зол на тебя. Он поехал, чтобы найти тебя. И вернуть картину.
Она расхохоталась.
— О, великолепно, великолепно! Я поеду за ним и поставлю его перед новыми фактами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он.
Она продолжала потирать руку, но отвечала ему достаточно энергично:
— Ах, Пол, тебе лучше удаются интриги на бумаге. Думаю, теперь уже все знают о твоем заговоре с Элеанорой. Можно считать, что все было достаточно безопасно, потому что Хуан никогда не наказал бы ее. Но что вы сделали с картиной? Не могли же вы просто вынести и продать ее? Не так же быстро!
Оттолкнув нас обеих, он сам обшарил туалет. Не найдя рулон на полу или в углу, он свалил вещи с полок, перевернул все вверх дном и под конец страшно разозлился.
— Как она собирается поступить? — требовательно спросил он и подошел к телефону. Через минуту он уже набрал номер Кордова и говорил в трубку. — Она должна быть здесь, Кларита. Поищи ее.
На другом конце провода положили трубку, и на некоторое время воцарилась тишина. Мы с Сильвией уселись на кушетку и ждали, не глядя друг на друга. Лицо Пола было красным от ярости, и я не хотела бы оказаться на месте Элеаноры в эту минуту.
— Все уже догадались, — сказала ему Сильвия. — Ты ничего не можешь сделать, кроме как вернуть картину. Зачем вообще вы сделали эту дикую вещь?
Он обратил на нее яростный взгляд, и она вздрогнула, отвернувшись. Кларита снова была на проводе, и Пол слушал.
— Спасибо, — сказал он без всякого выражения и повесил трубку. — Элеанору не могут найти. Машина в гараже, а ее самой поблизости нет. И, очевидно, с ней исчез Веласкес. Думаю, она взяла такси и сейчас на полпути к Альбукерку.
— В таком случае, это не твоя вина, — сказала Сильвия. — Хуан ничего не может поделать, если картина у Элеаноры. Тебе повезло, если ты так легко отделался.
Он выскочил из комнаты к воротам, оглядел патио, территорию вокруг дома, как будто все еще надеялся найти ее. Случайно взгляд его упал на мою картину — и застыл. Он поднял ее, вытянул перед собой в руках, рассматривая небольшую деревушку, заросли хлопка и извилистую дорогу, по которой двигалась маленькая дотошно выписанная фигурка.
— Почему Элеанора? — спросил он у меня.
— Предполагалось, что это не Элеанора, — сказала я. — Это Керк.
Картина загипнотизировала его, но заговорил он не о ней.
— Нет, она не удрала с картиной. Я знаю, что она сделала. Вчера мы некоторое время провели вместе, и она была вся в сомнениях — совсем не похожа на себя. Однажды она заметила, что хотела бы поехать в Бандельер, чтобы все обдумать. У нее какое-то влечение к этому месту. На этот раз она могла поехать на такси — чтобы сбить нас со следа, оставив машину в гараже.
— В таком случае, я надеюсь, вы дадите ей уйти, — заметила Сильвия раздраженно. — Она делает это только для того, чтобы кто-то поехал за ней и упросил вернуться домой.
— Ей надо не это, — мрачно заявил Пол. — Но на этот раз я еду за ней. Я намерен вернуть ее.
Сильвия прыжком соскочила с кушетки, бросившись к нему.
— Нет, Пол, нет! Пока ты в ярости, не ходи никуда. Немного подожди — подожди!
Я с удивлением смотрела на нее, а Пол не обратил внимания: он уже пошел к гаражу. Я забрала свою картину и ушла, а они даже не заметили. Не имело значения, что сейчас делала Элеанора или что случилось с Веласкесом. Это больше меня не интересовало. Мой интерес был однозначным. Можно вычеркнуть Сильвию из списка. Остается Кларита.
В крыле, где располагались спальни, было сумрачно и тихо, а первая дверь — в комнату Клариты — была открыта. Я остановилась на пороге и позвала ее, но никто не ответил. Когда я уже собиралась уходить, мое внимание привлек кончик желтой ленточки, свисающий из закрытого ящика рабочего столика Клариты.
Через секунду я уже подняла крышку ящика. Детский чепчик лежал в ящике поверх других вещей. Я жадно схватила верхний листок из связки бумаг. Полувыцветший шрифт, казалось, выступал из страницы, и я заметила рваный внутренний край, где листок был оторван от книги. На всех следующих листах был такой же след. Значит, в тот день на ранчо была Кларита. Кларита перерыла комнату Кэти и вырвала страницы из дневника. Здесь, в моих руках, были слова Кэти, был ответ на все.
Стоя на том же месте, я принялась читать, пробегая глазами строчки почерка, так мне знакомого. Кэти описывала не день смерти Доро, как я ожидала. Она писала о прошлом.
Весь день шел дождь. Когда я вспоминаю тот день, я всегда думаю о дожде, стучавшем по крыше маленького домика в Мадриде. Все, что мы смогли сделать, это взобраться по склону холма и принести ее в хижину, потому что время ее подошло. Со мной пришли Кларита и старый Консуэло, который понимал в таких вещах. Мы вскипятили воду, чтобы стерилизовать ее, и слушали, как она стекала. Все это время Кларита зло бормотала что-то. Я пыталась утихомирить ее, но в тот день только злоба к ним обоим жила в ней. Я сделала все, что было в моих силах. Моя девочка была испугана и нуждалась в любви, и хотя бы это я могла ей дать. Она была моей младшенькой, и во мне не было упрека, во мне не было злобы. Но все мы знали, что с Хуаном придется поговорить, когда все это кончится.
Я дочитала до конца страницы, положила ее в сторону и взяла следующую. Теперь я знала, что означает чепчик. Он никогда мне не предназначался. Я родилась пять лет спустя.
— Ты роешься в моих вещах? — раздался позади меня низкий голос, и я резко обернулась.
Губы Клариты были бледны, глаза метали молнии. Я смотрела ей в лицо, пытаясь унять дрожь.
— Я начинаю понимать, — сказала я ей. — Моя мать вернулась в ту хижину, чтобы родить ребенка, да? Ребенка на пять лет старше меня.
Сильным движением Кларита выхватила листок из моих рук и засунула его обратно в ящик. Она с грохотом опустила крышку, почти прищемив мне пальцы. Она бы не моргнула глазом, даже сломав мне руку, и я почувствовала перед ней страх даже более сильный, нежели перед Эле-анорой в Мадриде.
Но здесь не было Гэвина, чтобы прийти мне на помощь — никого в этом пустынном крыле.
— Ты всюду лезешь, — сказала Кларита, и голос ее упал до замогильного. — Ты всюду суешься с того момента, как приехала.
Я осторожно отодвинулась от ящика, направляясь к двери. Все это я уже пережила, в другое время и в другом месте, но теперь напряжение было более опасным. Несмотря на это, мне надо было стать к ней лицом к лицу, мне надо было узнать.
— Это ты была в патио с кнутом, не так ли? Ты стегала даже своего отца, ведь ты его ненавидишь. Это была ты в магазине с медной статуей Кецаль-котля в руке? Ты убила бы меня, если бы могла, так велика твоя ненависть. Ко мне и к моей матери. За что? За то, что она всегда была любимицей?
Ее глаза следили за мной, и выражение лица не менялось, но она стояла абсолютно неподвижно, что-то в ней переменилось — как будто жизнь и надежда ускользали от нее. Теперь многое становилось понятным мне. Я уже подошла к выходу, но она не двинулась с места и не пыталась меня остановить. Сейчас я освобожусь от нее. Но мне нужно было сказать еще кое что.
— Теперь я поняла многое. Тебе приходилось подчиняться Хуану, ведь Элеанора была тебе как дочь, и ты знала, что он может лишить ее наследства назло тебе, если захочет. Но после того, как она унесла Веласкеса, ты поняла, что у нее хватит денег до конца жизни и тебе уже не надо унижаться. Поворотный момент наступил, когда ты взялала в руки чепчик и вспомнила, что тебе пришлось пережить. Ты больше не боялась. У Хуана слишком развита семейная гордость, чтобы выдать то, что случилось. Теперь я знаю, кто появился на холме с ружьем в руках. К тому времени ты уже ненавидела Керка, не так ли? Не только потому, что он отверг тебя, когда ты была моложе, но и из-за того, что он сделал с твоей сестрой, а значит с Хуаном и всей семьей Кордова.
Кларита с усилием сбросила с себя оцепенение и сделала прыжок в мою сторону. Но я уже была за порогом и бежала по холлу в главную часть дома. Я забыла свою картину, но сейчас это не имело значения.
Я поняла то, о чем говорило мне мое подсознание, и мне не было необходимости показывать теперь мою работу Хуану. То, что написала Кэти, меняло все. Я бежала через гостиную вверх по балкону к комнате Хуана Кордовы. Я не знала, что он понял за эти годы и сколько знал сейчас, но ему нужно было сказать всю правду и немедленно.
Он сидел, положив руки на письменный стол. Его лицо было посеревшим, а глаза тоскливыми. На расстоянии дюйма от его пальцев лежал кинжал с дамасской ручкой, и он пристально глядел на него. Я знала, что Кларита бежит за мной, поэтому заговорила сбивчиво и непонятно.
— Я прочла то, что Кэти написала в своем дневнике! — кричала я. — Кларита прячет в своей комнате вырванные страницы. Я знаю о ребенке, который родился в Мадриде. Я все узнала.
Он не сдвинулся с места и не посмотрел в мою сторону. Он был очень стар, и жизнь была тяжела для него. Ему не выдержать. Мне вдруг стало стыдно, что я веду себя наподобие разорвавшейся бомбы, но мне нужно было спешить, пока не вмешалась Кларита. Она уже стояла позади меня в дверях, хотя и не перешагнула порога, а просто стояла и молчала. Должно быть, Хуан почувствовал ее присутствие, потому что медленно отвел взгляд от кинжала. Когда он заговорил, его голос прозвучал низко и хрипло:
— Что ты наделала, Кларита?
Его старшая дочь заломила руки в отчаянии.
— Это не я. Это она — гадюка, которую ты пустил в дом!
— Где Элеанора? — спросил Хуан, не обращая внимания на ее злобу.
Кларита снова замолчала.
— Позови ее сюда, — сказал Хуан. — Я должен сейчас с ней поговорить. Я все скажу ей сам.
— Нет, нет! — Кларита шагнула к нему. — Она меня никогда не простит. Или тебя. Она не простит обмана.
— Я скажу ей, — сказал он мрачно.
— Боюсь, вы не сможете ей ничего сказать некоторое время, — вставила я. — Пол Стюарт думает, она снова уехала в Бандельер. Он поехал за ней. Из-за Веласкеса. Ты знаешь, они взяли его. Они спланировали эту кражу между собой.
Когда Хуан хотел, его глаза могли так же свирепо метать молнии, как и глаза Клариты, и он обратил свой пылающий взгляд на меня, так что я содрогнулась под его тяжестью и отступила. Но он всего лишь отодвинул меня в сторону.
— Пол уехал в Бандельер — за Элеанорой?
Казалось, жизнь возвращается к нему. Без всяких следов слабости он встал из-за стола и направился к дочери.
— Тогда отвези меня туда. Мы должны сейчас же отправиться за ними. Нужно сохранить Веласкеса, и Пол не должен находиться с Элеанорой наедине в этом диком месте.
— Но, отец, — начала было Кларита, но он зло прикрикнул на нее:
— Немедленно. Ты повезешь меня.
Он вышел из комнаты, и она бросилась помогать ему спускаться. Было ясно, что его воля еще очень сильна и он поступит по-своему. Я не стала ждать их отъезда, а подняла трубку на столе Хуана и набрала номер «Кордовы».
Услышав голос Гэвина, я коротко рассказала, что Элеанора уехала в Бандельер, а Пол вслед за ней, что Хуан заставил Клариту везти его туда же. Я пыталась не говорить лишнего, так как не было времени, и он отозвался сразу.
— Я еду туда, — сказал он. — Уезжаю тотчас. Хуану не следовало ехать.
Услышав щелчок, я повесила трубку и медленно вышла из комнаты.
Теперь мне нечего было делать. Колеса вращались без моего участия, и их нельзя было остановить или свернуть с заданного курса. Я не знала, что теперь будет с Кларитой и как ее поступки в прошлом отразятся на нашем будущем. Предстоят часы, наполненные волнением, но Гэвин будет там, он найдет Хуана и остальных.
Элеанора еще раз отправила всех в Бандельер.
XVIII
Пройдя через притихшие комнаты, я вспомнила, что Роза сегодня выходная и дом пуст. Никого не было поблизости, только Сильвия в соседнем доме. Теперь, если бы я захотела, я могла бы вернуться в комнату Клариты и прочесть остальные страницы дневника. Но мне не хотелось. Я ощущала слабость. Тайна открылась, и дневник мог подождать. Мне достаточно было знать, что Доротея Остин никогда не была виновата в убийстве. Я все еще не знала, как она умерла, но теперь душа ее могла отдохнуть, потому что выявилась правда.
Только в комнате Доро я могла бы спокойно отдохнуть, думалось мне, когда я поднималась по ступеням. Мне хотелось не торопясь обдумать все и понять не только то, что произошло на холме, но и все сложности секретного рождения в маленьком домике с привидениями в Мадриде.
Дверь моей комнаты была открытой, как я ее оставила, и я вошла в нее нетвердыми шагами. Реакцией на бурные эмоции была дрожь в ногах, и мне хотелось лишь полежать немного на кровати и позволить земле самой вращаться вокруг меня.
Кто-то побывал в комнате, потому что длинный рулон лежал поперек кровати.
Мне нужно было несколько секунд, чтобы приоткрыть низ картины до маленьких ножек доньи Инес, и моему взгляду предстала собака, свернувшаяся возле них. Дрожащими руками я продолжала разворачивать дальше, пока не показалась вся фигура карлицы.
Это был подлинный Веласкес — хрупкий, драгоценный, хотя как он очутился на моей постели, я не знала. Должно быть, его положила сюда Элеанора.
Я услышала за собой слабый скрип и повернулась как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась. Передо мной стояла моя кузина Элеанора. Нет — моя сестра Элеанора.
На ней были джинсы и коричневый пояс. Она стояла, скрестив ноги и подбоченившись.
— Привет, Аманда, — проговорила она, подняв голову с петушиным вызовом. — Как тебе понравилось, что я вернула картину и стала честной женщиной?
Я взглянула на кровать, а затем на нее.
— Я знала, что это ты. Но почему — почему?
— Мне хотелось вставить ее обратно в раму, — сказала она. — Вчера я попыталась сделать это сама — когда ты увидела, что я возвращаю ключи. Прошлой ночью я пыталась достать ключи из письменного стола дедушки, но он поймал меня. И не выходил из своего кабинета весь день. И я подумала, что могу оставить ее здесь, прежде чем уйду.
— Уйдешь куда?
— Не знаю. Я складывала вещи. Возможно, для начала поеду в Калифорнию. Гэвин может получить развод. А потом, если Хуан захочет, чтобы я вернулась, возможно, я приеду обратно. После того, как все утихнет и он простит меня за то, что я сделала.
Я не могла больше ждать. Необходимо было сказать ей то, что я узнала.
— Вчера ты кое-что начала предпринимать в Мадриде.
— Да. Но я не смогла бы спокойно жить дальше. Я делала разные глупости, но никогда не казалась себе такой гадкой. Но теперь я знаю, чего от себя ждать. Наследство Кордова — от доньи Инес.
— Это глупо. В любом случае, то, что произошло в Мадриде, прошло. Имеет значение лишь детский чепчик, который я обнаружила. Доротея шила его не для меня, Элеанора. Она приготовила его для тебя.
Она выглядела скорее удивленной, чем шокированной.
— Ну что ж, продолжай, — сказала она. — Поведай мне все остальное.
Я рассказала ей о том, как догадалась, отчего так похожи она и Керк, хотя сначала я ошибалась в их родстве. Я рассказала ей о своей картине и о том, что нашла в комнате Клариты, когда пришла показать ей картину. Насколько позволила память, я процитировала страницу из дневника Кэти.
Она выслушала меня задумчиво и удивительно хладнокровно.
— Значит, Доро и Керк были моими родителями. А это значит, что я твоя сводная сестра, не так ли? Как странно, Аманда. Ты даже не представляешь, как странно. Иногда я чувствовала себя такой далекой от родителей. Казалось, я совсем не похожа на них. Когда они умерли, я втайне лишь немного расстроилась, так как недостаточно их любила. Когда Хуан узнал, что Доро меня родила — а я уверена, что Кэти сразу ему об этом рассказала, — он, должно быть, нашел способ убедить Рафаэла и его жену выдать меня за их ребенка. А после, когда они умерли, он и Кэти взяли меня к себе и вырастили в том же доме, рядом с Доро. Я всегда была привязана к ней и очень огорчилась, когда она умерла. Хотя смешно — я совсем не помню Керка. Когда ты приехала, я очень ревновала, потому что ты дочь Доро. Помнишь, что я сказала о портрете Эмануэллы? Что ни одна черта ее характера не перешла ко мне? Это неправда. Мне хотелось принадлежать ей и Доротее. И это осуществилось. Но теперь я должна стать похожей и на Керка. Во мне не только дикость Кордова.
Я выслушала ее, не полностью ей доверяя, не в состоянии понять ее теперешнее настроение. Она хотела принести мне столько вреда, что я не верила в легкую перемену.
Она мягко рассмеялась.
— Подожди, пока Пол услышит обо всем этом! Чудесный материал для книги. Какая получится история!
Вот это была обычная Элеанора.
— Ты не должна ничего говорить ему! — закричала я. — Подумай о Хуане!
— Разумеется, я все ему расскажу. И Хуан меня не остановит. Сейчас же пойду и расскажу.
— Не получится, — вспомнила я. — Когда Кларита не нашла тебя в доме — возможно, потому что ты была наверху, а там она не искала, — он решил, что ты снова уехала в Бандельер. Можешь догадаться, как он зол на тебя. Он поехал, чтобы найти тебя. И вернуть картину.
Она расхохоталась.
— О, великолепно, великолепно! Я поеду за ним и поставлю его перед новыми фактами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33