Ее глаза остановились на лице Пола, и по этому взгляду я поняла, как много он для нее значит.
— Мы хотим посмотреть, что мы сможем восстановить из прошлого, — сказал он ей. — Мы сейчас едем на то место, где был пикник, чтобы вспомнить что-нибудь.
В его глазах снова затанцевали странные огоньки, и Сильвия сразу встревожилась, как будто она их боялась. Однако она не возразила. Может, она знала, что возражения бесполезны. Она быстро подошла к маленькому искусственному деревцу, установленному на прилавке и увенчанному крошечными квадратиками. Она выбрала из них один и отдала его мне.
— У тебя должен быть Охо де Диос. Чтобы защитить тебя от зла.
Ее голос звучал весело, но я почувствовала, что она была на самом деле серьезной, предупреждая меня о чем-то. Квадратик, который я у нее взяла, был размером с дюйм, сделанный из двух перекрещивающихся палочек, обмотанных полосками цветной пряжи, образовывавшими узор красно-зелено-белого цвета. В центре было черное пятнышко.
— Что это? — спросила я.
Мне показалось, ей хотелось задержать меня здесь, и она стала подробно мне объяснять, в то время как Пол беспокойно ходил по магазину, разглядывая обложки книг.
— Индейцы-запотеки делают такое для каждого ребенка при его рождении. Они складывают две палочки крестиком и наматывают на них пряжу, начиная с центра — по числу лет жизни ребенка. Там есть яркие и темные цвета, для печали и для радости. Годы проходят очень быстро вначале, но потом, к внешнему краю, они замедляют свой бег и становятся длиннее. Обычно индейцы вешали это на стену как символ всех лет жизни. Теперь считают, что это талисман удачи против злых духов. Это черное пятнышко в центре — Око Бога — Охо де Диос. Положи его в сумочку и сохрани.
Я теперь видела, что над книжными полками висел ряд таких же квадратиков побольше, сделанных из разных цветных ниток. Я поблагодарила Сильвию и положила этот маленький талисман к себе в сумочку. Я чувствовала необъяснимую тревогу. Почему она предостерегала меня против Пола? Сильвия стояла рядом со мной и вдруг сказала что-то очень странное для такой практичной женщины, как она.
— Он хочет повезти тебя в дурное место. Там зло. Лучше бы ты туда не ездила.
Пол услышал ее слова и рассмеялся.
— Дурных мест не бывает. Есть только дурные, злые люди.
— Но не моя мать, — сказала я.
Он улыбнулся мне, и снова в его глазах появился этот странный блеск.
— Нет, не ваша мать. Может быть, у нее был непостоянный и дикий характер, но она не была по-настоящему злой.
— Керк тоже был непостоянным, — быстро сказала Сильвия, — но он тоже не был злым. Несмотря ни на что.
— В таком случае, никто не был злым, — Пол, казалось, бросал Сильвии вызов.
На секунду в глазах Сильвии заметался страх. Она сжала губы и дотронулась до моей руки.
— Не позволяй ему мучить тебя всем этим. Пусть то, что прошло, будет забыто.
— Пойдем, Аманда, — коротко сказал Пол, бросив на жену взгляд, в котором не было любви.
Но меня все это уже не интересовало. Я все время знала, что то место у ручья позовет меня, и время пришло. Я должна была это сделать.
IX
Мы ехали в гараж Стюартов почти молча. Время от времени Пол бросал на меня взгляд, по-прежнему изучающий, вопросительный. Чего он от меня хотел? Что руководило им в его стремлении узнать правду о прошлом?
Из дома мы пошли пешком, потому что он повел меня по тропинке, начинающейся от задней стороны дома и ведущей по склону холма к ручью. Он сказал, что сверху были и другие дороги к площадке для пикника, но эта тропа, шедшая по диагонали за стеной дома Кордова, была самой короткой.
— По этой тропинке вы шли в тот день вместе со своей матерью, когда она торопилась, чтобы встретиться с Керком, — сказал он.
Он подавлял меня своей волей, от него исходила сила, которой я должна была противостоять. Если я не буду осторожнее, он заставит меня «вспомнить» то, чего не было.
— Откуда вы знаете, что Доротея пошла сюда, чтобы встретиться с Керком, — спросила я.
— Считают, что она взяла из комнаты Марка Бранда его пистолет. Наверное, она захватила пистолет с собой. Она, должно быть, знала, что встретит Керка.
Я вздрогнула, несмотря на тепло солнечных лучей, и опять пошла за Полом. Эта тропа ни о чем мне не говорила, не пробуждала никаких воспоминаний. Тополя разрослись над высохшим руслом ручья, по которому иногда мчались быстрые потоки, сбегавшие с гор. Между тополями встречались обычные заросли из кустов шамизо и можжевельника. Скоро мы вышли на открытую площадку под большим тополем, и, остановившись в его тени, стали оглядывать местность.
Рука Пола легла на мое плечо, легко сжав его, как будто побуждая меня вспомнить.
— Вот сюда они обычно ходили на пикник. Вы помните это место? Вы вообще помните что-нибудь?
Я только отрицательно покачала головой. Место казалось мне незнакомым. Оно не навевало мне воспоминаний, как холмистая равнина вокруг Санта-Фе. Может, что-то во мне, что сторожило мою память, похоронило воспоминания об этом холме так глубоко в моем сознании, что они уже никогда не всплывут.
Крутая скалистая тропинка вела к нижней площадке, ее не было видно сверху из-за кустов. Пол опять пошел вперед, а я за ним, скользя в босоножках по камням. Нижняя площадка в свою очередь переходила в крутой берег, спускавшийся ко дну русла ручья, и когда я дошла до нее, что-то во мне вздрогнуло — и успокоилось. На секунду память заработала, и вновь то, что стояло на страже воспоминаний, заставило ее умолкнуть.
Каким тихим все казалось! Не было никакого грохота, только под ветром слабо шевелились верхушки деревьев и заросли кустов. Я чувствовала, что стою на грани чего-то, но по-прежнему ничего не сдвинулось в моем сознании.
— Вот здесь это и произошло, — тихо сказал Пол.
Шагнув к краю площадки, я посмотрела вниз, вздрогнула и почувствовала легкую тошноту. Но не из-за того, что начала вспоминать, а потому, что мне рассказали, что здесь случилось. Я медленно обернулась, осматривая площадку и все, что было видно за ней.
Вверх по холму я увидела саманные стены, окружавшие дом Кордова, и ту единственную высоко над стенами расположенную комнату, бывшую комнату моей матери. Я увидела окно, из которого в тот день смотрела Кларита, — теперь это было окно моей комнаты. Холм, дом и окно оставались такими же, как и много лет тому назад. Только я была другая. Я тогда была маленькой девочкой. Теперь я взрослая женщина. Женщина, которая ничего не помнила.
Когда я посмотрела на окно, за стеклом задвигалась какая-то тень, и я поняла, что кто-то за нами наблюдает. Солнце светило мне в глаза, и я не поняла, кто это. Но это не имело значения. Пусть беспокоятся, что я здесь, если хотят.
Пол уже не держал меня за плечо, он отошел немного назад, чтобы оставить меня одну. Я повернулась к нему, посмотрела в его бледные желто-зеленые глаза и опять почувствовала силу, исходящую от него.
— Расскажите мне, о чем вы думаете, что вы видите.
— Я не вижу ничего, кроме того, что здесь есть. Мне здесь все незнакомо.
Он напряженно следил за моим лицом.
— Я могу вам напомнить. Ваша бабушка Кэти и Гэвин были на площадке наверху, когда это случилось. Элеанора была вместе с ними. Ей в то время было около десяти. С ними было двое-трое соседей. Хуан остался дома, потому что он вообще не любил пикники и в тот день плохо себя чувствовал. Кларите тоже было нехорошо, и она легла в спальне Доро, потому что там было больше воздуха, чем внизу. Во всяком случае, так она говорит. Сильвия и я только выходили из дому. Мы шли по нижней тропинке, и должно быть, Керк ждал там Доро. Ты не вспоминаешь ничего этого?
Я ничего не вспоминала. Память лишь немного зашевелилась во мне, когда я посмотрела в ручей, но отчетливо я ничего не вспомнила. Присутствие Пола Стюарта раздражало и отвлекало меня. Как я могла что-нибудь вспомнить, если он так давил на мое сознание?
— Зачем вам нужно, чтобы я вспомнила? — спросила я. — Воспоминания ребенка ничего на значат. Такого маленького ребенка.
— Я хочу что-нибудь свежее для этой части моей книги, конечно, — ответил он. — Но если не можете вспомнить — ничего не поделаешь.
— Может, если бы я здесь осталась одна ненадолго, было бы лучше, — сказала я.
— Как хотите. Я вернусь к своей пишущей машинке. Вы знаете дорогу домой.
Теперь он был почти грубым, как будто он уже узнал то, что хотел, и больше во мне не нуждался.
Я кивнула, и он пошел назад по той тропинке, по которой мы пришли. И сразу же я осталась в полной тишине. Звуки города не были слышны, а по тихой дороге наверху машины проезжали редко.
Что я чувствовала тогда, когда была пятилетней девочкой и стояла здесь на холме рядом со своей матерью? Что я видела и слышала? Конечно, я была напугана, потрясена, доведена до истерики. Однако во мне теперь не возникало никаких чувств, кроме вполне осознанных эмоций взрослой женщины. Здесь погибла моя мать. Она упала с этого крутого берега в ручей и разбилась при падении. Но перед этим она намеренно взвела курок пистолета, который она принесла с собой, и застрелила Керка Ландерса.
Нет! Что-то здесь было не так. Я почему-то не могла поверить в то, что мне рассказали. Так как выступ, на котором они тогда стояли, ни о чем мне не говорил, я поднялась назад на площадку и на этот раз оказалась лицом к большому тополю, под которым мы до этого прошли. И тотчас же острое, ужасное чувство уже виденного раньше пронзило меня. Это было дерево из моего ночного кошмара. Оно было высоким и раскидистым, с густой листвой и корявыми ветвями. Оно властвовало над холмом и, наверное, казалось гигантом для пятилетней девочки, какой я тогда была.
Рядом стояла старая, изъеденная ветрами и непогодой деревянная скамейка, наверное, поставленная когда-то для пикников, и я опустилась на нее, потому что у меня вдруг задрожали ноги. Наверное, здесь я сидела тогда, глядя на это дерево. Я долго смотрела тогда на него в моем отчаянном состоянии, пока оно не заслонило все мои впечатления и не стало для меня навязчивым кошмаром — символом чего-то ужасного, от чего мое детское сознание постаралось избавиться.
Это было началом воспоминаний, и я испугалась. Дерево из моего сна стало центром ужасного миража, и я чувствовала, как на меня нахлынули туманные видения, вызывавшие головокружение. Я склонила голову на колени и отдалась этому состоянию. Моя щека лежала на сумочке, и я почувствовала под ней твердую обложку блокнота для набросков, который всегда был со мной. Нужно попробовать избавиться от образа дерева, нарисовав его, подумала я. Нужно зафиксировать это реальное дерево, чтобы оно больше не являлось ко мне в виде кошмара.
Когда я засунула руку в сумочку, я нащупала там «Око Бога», которое мне дала Сильвия. Я подержала его, слегка улыбаясь. Пусть оно поможет мне теперь прогнать зло, если оно вообще может это делать.
Потом, взяв в руку карандаш и положив на колени блокнот, я начала рисовать, намечая узловатые, корявые очертания дерева — его ствола и ветвей, листвы, которая, как мне казалось в моем сне, тянулась ко мне, чтобы меня задушить. Рисунок на бумаге больше был похож на кошмар, чем настоящее дерево. Его руки-ветви двигались и скручивались, как живые, а листья трепетали в яростном порыве.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть ужас, воплощенный в том, что я нарисовала, и сразу же перед моими глазами появились какие-то тени. Туманные силуэты дрались, борясь друг с другом за свою жизнь, и у ужаса появился цвет — алый цвет крови. Но не было ничего четкого. Не было настоящего воспоминания.
С верхней тропинки до меня донеслись звуки шагов. Кто-то шел от дороги. Кто-то настоящий в настоящем мире. Я не вынесу, если это будет снова Пол. Он не должен видеть меня такую — на грани страшного открытия, с вспотевшими ладонями, из которых выскальзывал карандаш, и пересохшим ртом. Я неохотно открыла глаза и взглянула на человека, стоявшего перед моей скамейкой. Это был Гэвин Бранд.
Наверное, он увидел ужас в моих глазах. Он тихо сел рядом со мной и посмотрел на открытую страницу альбома.
— Вы уловили больше, чем образ дерева, — сказал он. — Вы уловили его дух. Когда я был маленьким, я думал, что деревья живые, как люди. Я думал, что есть деревья, которые несут в себе зло.
Я стала глубоко дышать, чтобы успокоиться.
— Я помню это дерево, — сказала я. — Иногда я видела его в ночных кошмарах. Это кошмары, которые постоянно повторяются всю мою жизнь.
— Я понимаю, почему оно вас преследует. Я был здесь тогда, вы это знаете. Я увел вас с нижнего выступа и посадил на эту скамейку. Мне нужно было уйти, потому что там нуждались в моей помощи. Я спустился вместе с Полом Стюартом к ручью и помог принести наверх вашу мать. Керк уже был мертв. Когда я вернулся, ваш вид меня испугал. Вы уже не плакали, но сидели, уставившись на это дерево, и мне было трудно отвлечь от него ваше внимание.
— Наверное, оно отпечаталось у меня в памяти, в то время, как я удалила из нее все остальное.
— Может быть. Кэти беспокоилась о вас, но она старалась сделать все возможное, несмотря на свое собственное потрясение. Она попросила меня отвести вас и Элеанору обратно в дом.
Я ничего не могла ему сказать. Он рассказывал мне эту ужасную историю, и я была потрясена, хотя и не чувствовала, что участвовала в ней. Он мягко взял мою влажную руку в свою.
— Вот так в тот день я держал вас за руку. Вы прижались ко мне и не отпускали. Когда в ту ночь вас уложили спать, вы попросили меня, чтобы я немного посидел у вашей кровати. Вы были такой маленькой и испуганной и, я думаю, я тоже был испуган. Мне никогда до этого не приходилось сталкиваться с насильственной смертью. С людьми, которых я знал, произошло что-то ужасное. Я всегда любил Доро. Она была веселой и немного легкомысленной, я думаю, но доброй. Она никогда никого не обижала.
Он вдруг замолчал, уставившись на меня.
— Эти серьги! Их ей подарил ваш дедушка. Они были на ней в тот день, когда она умерла. Я запомнил этих маленьких птичек у нее в ушах, когда мы поднимали ее из ручья.
Его рука, державшая мою руку, успокаивала и утешала меня. Другой рукой я дотронулась до коралловых и бирюзовых камешков в моих ушах. Но я не сняла серьги. Они придавали мне ощущение, что я становилась ближе к Доротее.
— Спасибо вам за то, что вы мне это рассказали, — сказала я. — Я ничего не помню на самом деле. Может, я просто не хочу вспомнить. Но иногда завеса немного приподнимается, и тогда я чувствую страх и головокружение. Но я должна вспомнить. Я знаю, что я видела, как кто-то дрался, но я не уверена, что это были Керк и моя мать.
— Наверное, — сказал он. — Потому что больше там никого не было.
Я постаралась взять себя в руки, отбросив весь этот ужас и вернувшись в настоящий теперешний мир.
— Как вы меня нашли сейчас?
— Я искал вас. Я пошел в вашу комнату и, не обнаружив вас там, выглянул в окно и увидел вас здесь вместе с Полом. Мне это не понравилось. Вам нужно держаться от него подальше. Он не хочет ничего, кроме зла. Поэтому я пришел сюда по верхней дороге.
Я убрала свою руку из его руки и вытерла ее платком. Приятно, когда о тебе заботятся, но я не могу позволить, чтобы мне указывали, следует или нет мне встречаться с Полом Стюартом. Если Пол поможет мне вспомнить, тогда, конечно, я буду видеться с ним.
— Почему вы меня искали? — спросила я.
Его серьезное лицо осветилось легкой улыбкой.
— Может, чувство вины. Я думал о некоторых вещах, которые я вам наговорил сегодня утром. Я был слишком груб, и мне захотелось извиниться перед вами. Мне нужно было вернуться в дом, чтобы увидеть Хуана, и я решил найти вас.
— Вы были достаточно справедливы, — сказала я. — Если вы думаете, что Хуан хочет использовать меня каким-то образом против Элеаноры, вы должны ее защищать.
Он промолчал, какое-то время мы не разговаривали. Я чувствовала себя немного спокойнее, защищеннее. Когда-то, когда я была ребенком, Гэвин меня защищал, и теперь опять у меня рядом с ним появилось чувство безопасности. Так как он не был грубым и не критиковал меня, я могла немного расслабиться. Может, он был единственный, кто мог бы мне помочь.
— Вы отвезете меня на ранчо? — спросила я.
— Ранчо да Кордова? — Он был удивлен.
Тогда я рассказала ему о том, что Кэти попросила передать мне через Сильвию. Я понятия не имела, что мне нужно искать на ранчо, но рано или поздно мне нужно будет туда поехать, и может, будет лучше, если Гэвин, а не кто-нибудь другой, отвезет меня.
Он не колебался.
— Я позвоню из дома в магазин. Потом мы поедем туда. Я не знаю, что вы надеетесь найти, но если вы хотите, я отвезу вас. У Кэти, наверное, было что-то на уме. Она была абсолютно здравомыслящим и разумным человеком.
Я закрыла альбом с изображением моего ночного кошмара, и встала, повернувшись спиной к этому реальному дереву.
— Спасибо. Теперь я чувствую себя лучше. Я готова ехать.
Он кивнул с одобрением, и я подумала, каким он мог быть добрым, когда не старался меня презирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Мы хотим посмотреть, что мы сможем восстановить из прошлого, — сказал он ей. — Мы сейчас едем на то место, где был пикник, чтобы вспомнить что-нибудь.
В его глазах снова затанцевали странные огоньки, и Сильвия сразу встревожилась, как будто она их боялась. Однако она не возразила. Может, она знала, что возражения бесполезны. Она быстро подошла к маленькому искусственному деревцу, установленному на прилавке и увенчанному крошечными квадратиками. Она выбрала из них один и отдала его мне.
— У тебя должен быть Охо де Диос. Чтобы защитить тебя от зла.
Ее голос звучал весело, но я почувствовала, что она была на самом деле серьезной, предупреждая меня о чем-то. Квадратик, который я у нее взяла, был размером с дюйм, сделанный из двух перекрещивающихся палочек, обмотанных полосками цветной пряжи, образовывавшими узор красно-зелено-белого цвета. В центре было черное пятнышко.
— Что это? — спросила я.
Мне показалось, ей хотелось задержать меня здесь, и она стала подробно мне объяснять, в то время как Пол беспокойно ходил по магазину, разглядывая обложки книг.
— Индейцы-запотеки делают такое для каждого ребенка при его рождении. Они складывают две палочки крестиком и наматывают на них пряжу, начиная с центра — по числу лет жизни ребенка. Там есть яркие и темные цвета, для печали и для радости. Годы проходят очень быстро вначале, но потом, к внешнему краю, они замедляют свой бег и становятся длиннее. Обычно индейцы вешали это на стену как символ всех лет жизни. Теперь считают, что это талисман удачи против злых духов. Это черное пятнышко в центре — Око Бога — Охо де Диос. Положи его в сумочку и сохрани.
Я теперь видела, что над книжными полками висел ряд таких же квадратиков побольше, сделанных из разных цветных ниток. Я поблагодарила Сильвию и положила этот маленький талисман к себе в сумочку. Я чувствовала необъяснимую тревогу. Почему она предостерегала меня против Пола? Сильвия стояла рядом со мной и вдруг сказала что-то очень странное для такой практичной женщины, как она.
— Он хочет повезти тебя в дурное место. Там зло. Лучше бы ты туда не ездила.
Пол услышал ее слова и рассмеялся.
— Дурных мест не бывает. Есть только дурные, злые люди.
— Но не моя мать, — сказала я.
Он улыбнулся мне, и снова в его глазах появился этот странный блеск.
— Нет, не ваша мать. Может быть, у нее был непостоянный и дикий характер, но она не была по-настоящему злой.
— Керк тоже был непостоянным, — быстро сказала Сильвия, — но он тоже не был злым. Несмотря ни на что.
— В таком случае, никто не был злым, — Пол, казалось, бросал Сильвии вызов.
На секунду в глазах Сильвии заметался страх. Она сжала губы и дотронулась до моей руки.
— Не позволяй ему мучить тебя всем этим. Пусть то, что прошло, будет забыто.
— Пойдем, Аманда, — коротко сказал Пол, бросив на жену взгляд, в котором не было любви.
Но меня все это уже не интересовало. Я все время знала, что то место у ручья позовет меня, и время пришло. Я должна была это сделать.
IX
Мы ехали в гараж Стюартов почти молча. Время от времени Пол бросал на меня взгляд, по-прежнему изучающий, вопросительный. Чего он от меня хотел? Что руководило им в его стремлении узнать правду о прошлом?
Из дома мы пошли пешком, потому что он повел меня по тропинке, начинающейся от задней стороны дома и ведущей по склону холма к ручью. Он сказал, что сверху были и другие дороги к площадке для пикника, но эта тропа, шедшая по диагонали за стеной дома Кордова, была самой короткой.
— По этой тропинке вы шли в тот день вместе со своей матерью, когда она торопилась, чтобы встретиться с Керком, — сказал он.
Он подавлял меня своей волей, от него исходила сила, которой я должна была противостоять. Если я не буду осторожнее, он заставит меня «вспомнить» то, чего не было.
— Откуда вы знаете, что Доротея пошла сюда, чтобы встретиться с Керком, — спросила я.
— Считают, что она взяла из комнаты Марка Бранда его пистолет. Наверное, она захватила пистолет с собой. Она, должно быть, знала, что встретит Керка.
Я вздрогнула, несмотря на тепло солнечных лучей, и опять пошла за Полом. Эта тропа ни о чем мне не говорила, не пробуждала никаких воспоминаний. Тополя разрослись над высохшим руслом ручья, по которому иногда мчались быстрые потоки, сбегавшие с гор. Между тополями встречались обычные заросли из кустов шамизо и можжевельника. Скоро мы вышли на открытую площадку под большим тополем, и, остановившись в его тени, стали оглядывать местность.
Рука Пола легла на мое плечо, легко сжав его, как будто побуждая меня вспомнить.
— Вот сюда они обычно ходили на пикник. Вы помните это место? Вы вообще помните что-нибудь?
Я только отрицательно покачала головой. Место казалось мне незнакомым. Оно не навевало мне воспоминаний, как холмистая равнина вокруг Санта-Фе. Может, что-то во мне, что сторожило мою память, похоронило воспоминания об этом холме так глубоко в моем сознании, что они уже никогда не всплывут.
Крутая скалистая тропинка вела к нижней площадке, ее не было видно сверху из-за кустов. Пол опять пошел вперед, а я за ним, скользя в босоножках по камням. Нижняя площадка в свою очередь переходила в крутой берег, спускавшийся ко дну русла ручья, и когда я дошла до нее, что-то во мне вздрогнуло — и успокоилось. На секунду память заработала, и вновь то, что стояло на страже воспоминаний, заставило ее умолкнуть.
Каким тихим все казалось! Не было никакого грохота, только под ветром слабо шевелились верхушки деревьев и заросли кустов. Я чувствовала, что стою на грани чего-то, но по-прежнему ничего не сдвинулось в моем сознании.
— Вот здесь это и произошло, — тихо сказал Пол.
Шагнув к краю площадки, я посмотрела вниз, вздрогнула и почувствовала легкую тошноту. Но не из-за того, что начала вспоминать, а потому, что мне рассказали, что здесь случилось. Я медленно обернулась, осматривая площадку и все, что было видно за ней.
Вверх по холму я увидела саманные стены, окружавшие дом Кордова, и ту единственную высоко над стенами расположенную комнату, бывшую комнату моей матери. Я увидела окно, из которого в тот день смотрела Кларита, — теперь это было окно моей комнаты. Холм, дом и окно оставались такими же, как и много лет тому назад. Только я была другая. Я тогда была маленькой девочкой. Теперь я взрослая женщина. Женщина, которая ничего не помнила.
Когда я посмотрела на окно, за стеклом задвигалась какая-то тень, и я поняла, что кто-то за нами наблюдает. Солнце светило мне в глаза, и я не поняла, кто это. Но это не имело значения. Пусть беспокоятся, что я здесь, если хотят.
Пол уже не держал меня за плечо, он отошел немного назад, чтобы оставить меня одну. Я повернулась к нему, посмотрела в его бледные желто-зеленые глаза и опять почувствовала силу, исходящую от него.
— Расскажите мне, о чем вы думаете, что вы видите.
— Я не вижу ничего, кроме того, что здесь есть. Мне здесь все незнакомо.
Он напряженно следил за моим лицом.
— Я могу вам напомнить. Ваша бабушка Кэти и Гэвин были на площадке наверху, когда это случилось. Элеанора была вместе с ними. Ей в то время было около десяти. С ними было двое-трое соседей. Хуан остался дома, потому что он вообще не любил пикники и в тот день плохо себя чувствовал. Кларите тоже было нехорошо, и она легла в спальне Доро, потому что там было больше воздуха, чем внизу. Во всяком случае, так она говорит. Сильвия и я только выходили из дому. Мы шли по нижней тропинке, и должно быть, Керк ждал там Доро. Ты не вспоминаешь ничего этого?
Я ничего не вспоминала. Память лишь немного зашевелилась во мне, когда я посмотрела в ручей, но отчетливо я ничего не вспомнила. Присутствие Пола Стюарта раздражало и отвлекало меня. Как я могла что-нибудь вспомнить, если он так давил на мое сознание?
— Зачем вам нужно, чтобы я вспомнила? — спросила я. — Воспоминания ребенка ничего на значат. Такого маленького ребенка.
— Я хочу что-нибудь свежее для этой части моей книги, конечно, — ответил он. — Но если не можете вспомнить — ничего не поделаешь.
— Может, если бы я здесь осталась одна ненадолго, было бы лучше, — сказала я.
— Как хотите. Я вернусь к своей пишущей машинке. Вы знаете дорогу домой.
Теперь он был почти грубым, как будто он уже узнал то, что хотел, и больше во мне не нуждался.
Я кивнула, и он пошел назад по той тропинке, по которой мы пришли. И сразу же я осталась в полной тишине. Звуки города не были слышны, а по тихой дороге наверху машины проезжали редко.
Что я чувствовала тогда, когда была пятилетней девочкой и стояла здесь на холме рядом со своей матерью? Что я видела и слышала? Конечно, я была напугана, потрясена, доведена до истерики. Однако во мне теперь не возникало никаких чувств, кроме вполне осознанных эмоций взрослой женщины. Здесь погибла моя мать. Она упала с этого крутого берега в ручей и разбилась при падении. Но перед этим она намеренно взвела курок пистолета, который она принесла с собой, и застрелила Керка Ландерса.
Нет! Что-то здесь было не так. Я почему-то не могла поверить в то, что мне рассказали. Так как выступ, на котором они тогда стояли, ни о чем мне не говорил, я поднялась назад на площадку и на этот раз оказалась лицом к большому тополю, под которым мы до этого прошли. И тотчас же острое, ужасное чувство уже виденного раньше пронзило меня. Это было дерево из моего ночного кошмара. Оно было высоким и раскидистым, с густой листвой и корявыми ветвями. Оно властвовало над холмом и, наверное, казалось гигантом для пятилетней девочки, какой я тогда была.
Рядом стояла старая, изъеденная ветрами и непогодой деревянная скамейка, наверное, поставленная когда-то для пикников, и я опустилась на нее, потому что у меня вдруг задрожали ноги. Наверное, здесь я сидела тогда, глядя на это дерево. Я долго смотрела тогда на него в моем отчаянном состоянии, пока оно не заслонило все мои впечатления и не стало для меня навязчивым кошмаром — символом чего-то ужасного, от чего мое детское сознание постаралось избавиться.
Это было началом воспоминаний, и я испугалась. Дерево из моего сна стало центром ужасного миража, и я чувствовала, как на меня нахлынули туманные видения, вызывавшие головокружение. Я склонила голову на колени и отдалась этому состоянию. Моя щека лежала на сумочке, и я почувствовала под ней твердую обложку блокнота для набросков, который всегда был со мной. Нужно попробовать избавиться от образа дерева, нарисовав его, подумала я. Нужно зафиксировать это реальное дерево, чтобы оно больше не являлось ко мне в виде кошмара.
Когда я засунула руку в сумочку, я нащупала там «Око Бога», которое мне дала Сильвия. Я подержала его, слегка улыбаясь. Пусть оно поможет мне теперь прогнать зло, если оно вообще может это делать.
Потом, взяв в руку карандаш и положив на колени блокнот, я начала рисовать, намечая узловатые, корявые очертания дерева — его ствола и ветвей, листвы, которая, как мне казалось в моем сне, тянулась ко мне, чтобы меня задушить. Рисунок на бумаге больше был похож на кошмар, чем настоящее дерево. Его руки-ветви двигались и скручивались, как живые, а листья трепетали в яростном порыве.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть ужас, воплощенный в том, что я нарисовала, и сразу же перед моими глазами появились какие-то тени. Туманные силуэты дрались, борясь друг с другом за свою жизнь, и у ужаса появился цвет — алый цвет крови. Но не было ничего четкого. Не было настоящего воспоминания.
С верхней тропинки до меня донеслись звуки шагов. Кто-то шел от дороги. Кто-то настоящий в настоящем мире. Я не вынесу, если это будет снова Пол. Он не должен видеть меня такую — на грани страшного открытия, с вспотевшими ладонями, из которых выскальзывал карандаш, и пересохшим ртом. Я неохотно открыла глаза и взглянула на человека, стоявшего перед моей скамейкой. Это был Гэвин Бранд.
Наверное, он увидел ужас в моих глазах. Он тихо сел рядом со мной и посмотрел на открытую страницу альбома.
— Вы уловили больше, чем образ дерева, — сказал он. — Вы уловили его дух. Когда я был маленьким, я думал, что деревья живые, как люди. Я думал, что есть деревья, которые несут в себе зло.
Я стала глубоко дышать, чтобы успокоиться.
— Я помню это дерево, — сказала я. — Иногда я видела его в ночных кошмарах. Это кошмары, которые постоянно повторяются всю мою жизнь.
— Я понимаю, почему оно вас преследует. Я был здесь тогда, вы это знаете. Я увел вас с нижнего выступа и посадил на эту скамейку. Мне нужно было уйти, потому что там нуждались в моей помощи. Я спустился вместе с Полом Стюартом к ручью и помог принести наверх вашу мать. Керк уже был мертв. Когда я вернулся, ваш вид меня испугал. Вы уже не плакали, но сидели, уставившись на это дерево, и мне было трудно отвлечь от него ваше внимание.
— Наверное, оно отпечаталось у меня в памяти, в то время, как я удалила из нее все остальное.
— Может быть. Кэти беспокоилась о вас, но она старалась сделать все возможное, несмотря на свое собственное потрясение. Она попросила меня отвести вас и Элеанору обратно в дом.
Я ничего не могла ему сказать. Он рассказывал мне эту ужасную историю, и я была потрясена, хотя и не чувствовала, что участвовала в ней. Он мягко взял мою влажную руку в свою.
— Вот так в тот день я держал вас за руку. Вы прижались ко мне и не отпускали. Когда в ту ночь вас уложили спать, вы попросили меня, чтобы я немного посидел у вашей кровати. Вы были такой маленькой и испуганной и, я думаю, я тоже был испуган. Мне никогда до этого не приходилось сталкиваться с насильственной смертью. С людьми, которых я знал, произошло что-то ужасное. Я всегда любил Доро. Она была веселой и немного легкомысленной, я думаю, но доброй. Она никогда никого не обижала.
Он вдруг замолчал, уставившись на меня.
— Эти серьги! Их ей подарил ваш дедушка. Они были на ней в тот день, когда она умерла. Я запомнил этих маленьких птичек у нее в ушах, когда мы поднимали ее из ручья.
Его рука, державшая мою руку, успокаивала и утешала меня. Другой рукой я дотронулась до коралловых и бирюзовых камешков в моих ушах. Но я не сняла серьги. Они придавали мне ощущение, что я становилась ближе к Доротее.
— Спасибо вам за то, что вы мне это рассказали, — сказала я. — Я ничего не помню на самом деле. Может, я просто не хочу вспомнить. Но иногда завеса немного приподнимается, и тогда я чувствую страх и головокружение. Но я должна вспомнить. Я знаю, что я видела, как кто-то дрался, но я не уверена, что это были Керк и моя мать.
— Наверное, — сказал он. — Потому что больше там никого не было.
Я постаралась взять себя в руки, отбросив весь этот ужас и вернувшись в настоящий теперешний мир.
— Как вы меня нашли сейчас?
— Я искал вас. Я пошел в вашу комнату и, не обнаружив вас там, выглянул в окно и увидел вас здесь вместе с Полом. Мне это не понравилось. Вам нужно держаться от него подальше. Он не хочет ничего, кроме зла. Поэтому я пришел сюда по верхней дороге.
Я убрала свою руку из его руки и вытерла ее платком. Приятно, когда о тебе заботятся, но я не могу позволить, чтобы мне указывали, следует или нет мне встречаться с Полом Стюартом. Если Пол поможет мне вспомнить, тогда, конечно, я буду видеться с ним.
— Почему вы меня искали? — спросила я.
Его серьезное лицо осветилось легкой улыбкой.
— Может, чувство вины. Я думал о некоторых вещах, которые я вам наговорил сегодня утром. Я был слишком груб, и мне захотелось извиниться перед вами. Мне нужно было вернуться в дом, чтобы увидеть Хуана, и я решил найти вас.
— Вы были достаточно справедливы, — сказала я. — Если вы думаете, что Хуан хочет использовать меня каким-то образом против Элеаноры, вы должны ее защищать.
Он промолчал, какое-то время мы не разговаривали. Я чувствовала себя немного спокойнее, защищеннее. Когда-то, когда я была ребенком, Гэвин меня защищал, и теперь опять у меня рядом с ним появилось чувство безопасности. Так как он не был грубым и не критиковал меня, я могла немного расслабиться. Может, он был единственный, кто мог бы мне помочь.
— Вы отвезете меня на ранчо? — спросила я.
— Ранчо да Кордова? — Он был удивлен.
Тогда я рассказала ему о том, что Кэти попросила передать мне через Сильвию. Я понятия не имела, что мне нужно искать на ранчо, но рано или поздно мне нужно будет туда поехать, и может, будет лучше, если Гэвин, а не кто-нибудь другой, отвезет меня.
Он не колебался.
— Я позвоню из дома в магазин. Потом мы поедем туда. Я не знаю, что вы надеетесь найти, но если вы хотите, я отвезу вас. У Кэти, наверное, было что-то на уме. Она была абсолютно здравомыслящим и разумным человеком.
Я закрыла альбом с изображением моего ночного кошмара, и встала, повернувшись спиной к этому реальному дереву.
— Спасибо. Теперь я чувствую себя лучше. Я готова ехать.
Он кивнул с одобрением, и я подумала, каким он мог быть добрым, когда не старался меня презирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33