— Пожалуйста.— Спасибо.Теперь она во все глаза смотрела на него.Простила или нет? Сумела или еще нужно время?Он расставлял чашки, избегал ее взгляда, и Тина разглядывала его лицо, пытаясь понять, что при этом испытывает…Щеки у него были совсем колючие. Она внезапно осознала, что держит ладонь на чужой, пахнущей табаком щетине. Под пальцами перекатывались желваки.— Не смей! — отодвинулся он, выпалив свинцом потемневших дочерна глаз.— Я…Что? Что — ты? Зачем? Почему? С ума сошла?— Я только хотела, я думала, что…Нет, ты не думала! Не думала! Лапать чужого, хамоватого мужика — это же уму непостижимо!— Я знаю, о чем ты думаешь, — отрывисто проговорил Олег. — Ты сидишь здесь и строишь из себя святую, готовую простить мне все на свете да еще и посочувствовать при этом. Ведь так?— Я не понимаю, — она отчаянно потрясла головой. — Чему сочувствовать-то?— Ну как же! Детей у меня нет, женат я ни разу не был. Ха-ха, нет счастья в личной жизни, так это называется? И все из-за того, что в молодости имел неосторожность…— Да замолчи же ты, идиот! Что ты несешь?— Не смотри на меня так, ясно? — прошипел он ей в лицо. — Или ты думаешь, раз у меня нет того, что есть у тебя, я заслужил прощение?— Ты бредишь, — убежденно произнесла она, — я вовсе не хотела тебя…— А я хотел! И сейчас хочу! Хочу тебя!Он сказал это медленно, будто прислушиваясь к самому себе, разом остыв от яростной вспышки, словно какое-то чудовищное напряжение мгновенно выплеснулось в этих словах.Вот она, правда. Только это и есть правда. Остальное не имеет никакого значения, для него-то уж точно!— Тина…— Замолчи!— Тина!— Я не желаю тебя слушать! Ты что же думаешь, а? — подбоченилась Тина. — Я тебе сейчас же на шею брошусь, да? После такого-то признания! Благодарствуйте, барин! — Она поклонилась оцепеневшему в изумлении Морозову. — Как же! Спустя много лет барин вообразил, что все еще хочет крепостную девку, и девка стало быть радоваться должна! А то что барин однажды ее на скотный двор услал, так на то он и барин, что хочет, то и делает!— Бляха муха, — заорал он, не стерпев, — да что ты несешь? Тебе, наверное, повод нужен несчастной жертвой себя почувствовать, поплакать…От такой несправедливости злые слезы мгновенно плеснули на ресницы, и, заморгав, Тина выпалила:— Я никогда не плачу!— Я вижу! — скривился в ухмылке Олег.Опрометью она метнулась к двери. «Останови ее! Хотя бы сейчас останови!»Но ноги будто бы приросли к полу. Не двинувшись с места, он повернул лицо к окну и стал внимательно глядеть в темноту.Тина, выбежав из купе, прислонилась бессильно к двери.Она позволила последнему из негодяев довести ее до слез! Не в первый раз! Злость придала ей сил. С непроницаемым лицом она вернулась в купе, села на свою полку и открыла ноутбук.Олег стоял, не меняя позы.Но она заметила, как дрожат его пальцы, сцепленные на краю стола.Истерик! Болван!— Ты изменилась во всем, кроме своей слепоты, — произнес он, не оборачиваясь. — Тебе до сих пор хочется думать, что я во всем виноват, что я сделал тебя несчастной!Она молчала, судорожно и невпопад стуча по клавишам.Кого она пыталась убедить, что работает?!— Ты даже не удосужилась как следует подумать! — Олег тяжело сел. — Ты…Почему она должна слушать этот бред?!Тина вскочила и, пошарив по стене, нащупала радио. Резко выкрутила громкость на полную мощность.— Все, что тебя касается, все, что меня касается, все только начинается, начинается, — хрипловато сообщил певец.Пусть надрывается, решила Тина, возвращаясь на место.Ей придется выслушать меня, зло решил Олег, коршуном метнувшись к радио. Убрав звук, он остался стоять возле приемника.Тина с досадой покосилась на дверь.— Давай, беги, — прочитал ее мысли Морозов, — раз не можешь посмотреть правде в глаза!Молчи, заклинала себя она, только молчи. Он же нарочно выводит тебя из терпения, добивается твоей истерики!— Я не хотел тебя обидеть, — хмуро сказал Морозов, — ни тогда, ни сейчас.Она уткнулась в экран компьютера.— Тина! Посмотри на меня!Ага, щас! Только шнурки поглажу, все брошу и буду на тебя любоваться!— Я знаю, что тебе было больно!— Что?! — не сдержалась все-таки она. — Что ты можешь знать о боли, самовлюбленный болван?!— Больше, чем ты представляешь, эгоистка безмозглая!— Все, Морозов, ты меня достал! Кажется, мы договорились не устраивать вечер воспоминаний! Хотя, конечно, полагаться на твое слово глупо!Он поперхнулся очередной фразой.Договорились, значит? Ладно, хорошо, просто замечательно. Если ей так хочется… Он будет молчать. Молчал же тринадцать лет. А сейчас еще проще! Она — чужая! Какое ему дело до того, что чужая, эгоистичная, самоуверенная баба не желает знать правды?! Пожалуйста!Он не скажет больше ни слова!И тут же сказал целых три:— Ты такая тупица!Она невозмутимо отбила подачу:— Зато ты как был умником, так и остался. Только что-то пользы от твоего ума маловато. И руки утебя трясутся!Морозов ошеломленно перевел взгляд на собственные пальцы. Ну вот, только этого не хватало! Он досадливо покряхтел и сел за столик.— Вот-вот, — удовлетворенно заметила Тина, — уж лучше помолчи.Он сердито посмотрел на нее, но она сделала вид, что чрезвычайно занята работой.— Что? Важный заказ? — насмешливо спросил Олег.— Зачем ты спрашиваешь? — в тон ответила она. — Ты же и так все про меня знаешь.— Не преувеличивай, — поморщился он, — далеко не все. Я, например, и представить не могу, зачем ты прилетела в Новосибирск.— По делу.— Надеюсь, наша случайная встреча этому делу не помешала? — с преувеличенной заботой осведомился он.— Никоим образом! — отрезала Тина.— Я рад.— Я тоже.Несколько минут тишина в купе нарушалась лишь бодрым щелканьем клавиатуры. Если бы Морозов осмелился заглянуть в компьютер, он увидел бы на экране полную абракадабру.— Какие же книги ты пишешь? — вдруг спросила Тина, не поднимая взгляда.— Надеюсь, что хорошие, — печально усмехнулся Олег.— А поконкретней? — небрежно уточнила она. — Детективы? Триллеры? Сказки?— Были.— Что? — она непонимающе уставилась на него.Олег вздохнул.— Были. Это не глагол, а существительное.Тина, покачав головой, заявила, что восхищена его познаниями в синтаксисе.— Ехидна, — неожиданно ласково улыбнулся он в ответ.Эта улыбка смутила ее, и она опять склонила голову к экрану.— Непонятно только, почему тебя выперли из Литинститута, — пробормотала она, — с такими-то знаниями.— Ты знаешь, я только недавно понял, почему, — серьезно ответил он. — Оказывается, авторитет моего отца простирается намного дальше Новосибирска. И спасибо ему за это!— То есть? — закусив губу, она взглянула на него. — Ты хочешь сказать, твой отец приложил к этому руку?— Скорее, кошелек…Он редко вспоминал те два года, что отучился в Москве, и никогда не жалел, что после того, как его отчислили из института, ему пришлось пройти армию. Но Тина — да нет же, Алька! — понимала, что учеба в Литинституте многое значила для него. О Москве Олег рассказывал с восхищением и неприязнью одновременно. Бешеный ритм, непрекращающийся гул, деловитая мрачность толпы — все это было не его. Но яркая обложка города, внутренности которого пахли нищетой, опасностью и страхом навсегда остаться никчемной лимитой, завораживала.Институт? Да, конечно, вылететь оттуда было обидно. Но он придумал себе другую мечту, увлекся журналистскими расследованиями, играл со словами, гонял чаи в редакции, до хрипоты спорил с коллегами, обзавелся кучей знакомых — интересных и нужных. А с появлением Альки вообще все, прежде важное для него, отодвинулось на задний план. Он работал еще больше, но причиной тому были уже не собственные амбиции или стремление к абстрактной справедливости. Теперь главным стала семья — он и Алька. Впервые Олег Морозов почувствовал ответственность не только за себя, и вскоре это стало привычным, стало частью его.Жалеть об институте было некогда, возвращаться в Москву не хотелось. Поэтому случайно узнав, что это отец помешал ему учиться дальше, Олег даже не разозлился.— …Ты хочешь сказать, что отец за деньги отправил тебя в армию? — деловито уточнила она.— Примерно так, — кивнул он. — И в принципе я ему благодарен за это. Иначе я бы остался в Москве.— А разве ты не этого хотел?— Не знаю. Только еще неизвестно, встретились бы мы тогда или нет.Мы?! Он сказал — мы?! Нет никаких «мы», были да сплыли!Он спокойно выдержал ее злобный взгляд и даже улыбнулся слегка.— Может, это было бы к лучшему! Да не может, а точно! Лучше бы мы никогда не встречались!Олег помолчал немного, а потом спросил:— Помнишь, как Иваныч нас чаем поил и солнце показывал?— Солнца, — поправила Тина. — Их было много. Валерий Иваныч делал их из дерева. На доме, где когда-то был детский сад, даже табличка висела: «Музей солнца». Пожалуй, самый необычный музей Академгородка, куда Морозова однажды отправили на интервью, а с ним увязалась Алька.Закопченный чайник весело свистел на плитке, деревянные солнышки грели ладони, беспричинный, счастливый смех щекотал губы…— А мумий помнишь? — тихо хихикнула Тина нынешняя.— Еще бы! Ты ходила вокруг них якобы такая смелая, а у самой руки тряслись!— Ага, и бледная была, прямо жуть! — подхватила Тина. — Я себя когда в зеркало увидела, подумала, что это очередная мумия! Трусила ужасно!— Вообще ты не всегда трусила, — улыбнулся Олег. — Помнишь бандитов на пляже?Она отрицательно покачала головой.…Это было летом. Они весь день провалялись на диком пляже. Занимались любовью так неистово, что сверху, с обрыва сыпались мелкие камешки. У обоих спины потом были в красных, крошечных отметинах. Они мазались Алькиным кремом, дурачились, гонялись друг за дружкой, а солнце незаметно заваливалось за горизонт, пока совсем не исчезло. Вот тогда, из сумрака леса, выдвинулась на берег пьяная компания придурков.Лишь бы она успела убежать, думал Олег, яростно отбиваясь и сплевывая кровь.— Ну, вы, ребята, даете! Вы глаза-то разуйте, — услышал он и понял — не успела.Краем заплывшего глаза увидел, как двое обступили Альку. Она стояла, подбоченясь.— Снимай золото, кому говорят! — орали отморозки.Олег отчаянно завопил то же самое, с ужасом догадавшись, что она ни за что по собственной воле не расстанется с его подарком — золотыми серьгами и кольцом.— Да это ж обычная бижутерия! — сообщила она парням. — Разве ж этот, — презрительный кивок в его сторону, — разорится на настоящее золото! Вот вы бы своей бабе подарили подделку, а? Нет! Сразу же видно, вы — мужики серьезные! — Медленно, но верно она наступала, выпятив вперед грудь. — Так вот я че говорю, щас вы у меня эти цацки возьмете, девкам вашим отдадите, а те вас и погонят в три шеи! Вам оно надо, позориться?Заинтересовавшись такими речами, двое парней пропустили целую серию морозовских ударов. А потом он справился и с двумя оставшимися — не зря потел в секции в школьные годы. Да и пьяны были парни, реакции никакой.— Бежим! — приказал он.— Хоть штаны надень! — невозмутимо ответствовала Алька, покручивая на пальце колечко…— А ты тогда сильно испугался, да? — спросила Тина.— В общем, да, — признался он.— А потом взял и всех уложил!— Это был эффект неожиданности, — скромно сказал Морозов.— Ну, тогда ты не был ботаником, — протянула она. — И очков не носил!Он смущенно поправил на носу очки в модной оправе, но тут же решил реабилитироваться:— Да у меня и теперь спортзал под рукой вообще-то… — Бахвалясь, он задрал рукав и продемонстрировал бицепс.— Аплодисменты в студию, — с улыбкой прокомментировала Тина.— Вот, — по-стариковски вздохнул Олег, — и все почему? В старости приходиться думать о здоровье, о физической форме, так сказать… Ты сама-то хоть на природу выбираешься?— Знаешь, — вздохнула Тина, — некогда все. Дети вытаскивают иногда в парк…— А почему за городом домик не купила? — проворчал он. — Хоть ночью бы воздухом нормальным дышала.Она всплеснула руками.— Ну ты даешь, Морозов! Занудой сделался, как моя мама!— Кстати, как она?— Нормально, — Тина улыбнулась, — смотрит сериалы, строит Сашку с Ксюшкой, Веронику жалеет.— Замуж вышла?— Кто? Мама?!— Да нет, Вероника.— Три раза была. Это цирк просто, а не семейная жизнь! Она их все на деньги проверяла.— Как это?— После загса сразу заявляла, что сестра, то есть я, на нее сердита и содержание урезала до невозможности. Так что молодой муж сталкивался с неприятным фактом — богатая невеста оказывалась бесприданницей.Тина закатила глаза. Морозов понимающе кивнул.— Так ей надо было перед свадьбой их на вшивость проверять, — посоветовал он.— Ага. Ты ей сам это объясни! Морозов, кстати, а у тебя что, на самом деле детей нет?— Почему — кстати? Мы же о Веронике говорили…Ну и кто опять тебя дергал за язык, безнадежно спросила себя Тина. Нормально ведь общались. Милая безобидная болтовня.— Нет у меня детей, — деревянным голосом сообщил Олег. — Насколько я знаю, нет.Тина открыла рот для следующего вопроса. И тут же громко клацнула челюстью, закрыв. Любопытство не порок!А что, если это не любопытство?То есть, не совсем любопытство…— Спрашивай, — махнул он рукой, угадав ее сомнения.— А та девушка в кафе — кто?— Маша, — Олег улыбнулся. — Ты хочешь знать, кто она мне или кто она по жизни?— Ничего я не хочу знать, — Тина отвернулась.— Послушай, ты хотя бы себе можешь ответить, зачем задаешь эти вопросы?— Пошел к черту! Я просто поддерживала разговор!— Опять злишься, — вздохнул он, — значит, ответить не можешь.— Да что ты тут из себя корчишь, Морозов? — возмутилась она. — Мудрец нашелся! Философ хренов!— Маша — моя девушка, — невозмутимо проговорил он, — если это определение уместно употреблять мужчине в сорок лет.— Тебе же не сорок, — перебила Тина, позабыв, что возмущалась.— Почти. Неважно. Знаешь, — задумчиво произнес Олег, — а ругаешься ты по-прежнему. Я думал, такие утонченные дамы, как ты, не ругаются.Она потерла щеки.— Ага!.. Накрутишься за день, поговоришь со всякими кретинами…— Меня ты тоже в кретины определила?— Я же только что назвала тебя мудрецом, Олег! — попробовала съязвить она.Олег побагровел. Она назвала его по имени?!— Спасибо, — процедил он сквозь зубы, — ты тоже женщина неглупая.Почувствовав его состояние, она смущенно молчала. В купе повисла неловкость.— Пойду покурю, — пробормотал Морозов.Он вышел и долго слонялся по вагону, прикидывая так и эдак, куда деться на ночь. В ресторане, ясное дело, напьется. И еще неизвестно, какие будут последствия. Заснуть в тамбуре вряд ли удастся. Скоротать ночку у проводницы?Возвращение в купе представлялось хуже всех кар небесных. Лежать в темноте, зная, что их разделяет лишь несколько шагов. Слушать чужое дыхание, вспоминая, каково оно на вкус. До боли зажмуривать глаза, чтобы не видеть смутные очертания тела — ее тела, тяжесть и невесомость, запахи и движения которого память хранит против воли.Она другая, другая, другая, убеждал он себя.Ты знал и любил другую женщину!Да ведь и сам он уже не тот. Алька, живущая в воспоминаниях, ему не нужна.А Тина? ГЛАВА 21 Она навела порядок на столе, убрала ноутбук, постелила белье, переоделась и с особой тщательностью, минут пять, разглаживала на вешалке костюм. Когда ни единой складочки на нем не осталось, Тина отчаянно оглядела купе.Может быть, коврик в проходе пропылесосить?Пыль с радиоприемника стереть?Постирать Морозову рубашки?Было ясно, что уснуть не получится. В который раз за эти дни она пожалела, что не прихватила Жарова. Его немудреные фразы, обыденные проблемы героев могли бы помочь. Наверняка бы помогли. Ну что за идиотка?! Мобильный купила, пижамой обзавелась, а книжку приобрести не догадалась!Тина потушила свет и легла.Ей показалось, она проворочалась целую вечность, пока не скрипнула дверь и в полумраке не появилась высокая фигура. Тина затаила дыхание, потом передумала и принялась сопеть — сладко, с причмокиванием. На этот раз она пыталась обмануть не его, а себя. Возможно, притворное сопение все-таки обернется настоящим и, несмотря ни на что, удастся провалиться в спасительный сон.Морозов немного повозился впотьмах, шурша простынями. Вскоре обрушилась тишина, тягостная бессонница на двоих, бессмысленно пялившихся в ночь.— Ты спишь? — первым не выдержал Олег.Она еще не решила, стоит ли притворяться дальше, и вырвалось само собой раздраженное:— Не получается!Миллион ночей она засыпала у него на плече, уверенная, что жизнь кончится, если будет как-то иначе. Жизнь продолжалась, однако. Только все происходило с кем-то другим: с той, которая не умела радоваться солнцу — ни настоящему, ни вырезанному из дерева, — с той, которой было недосуг разглядеть весну в едва набухших почках, с той, которой усталость слепляла веки, не позволяя дождаться поцелуев и ласк. Та, другая, была королевой, хозяйкой жизни. Супругой, дочерью, матерью. Но никогда — просто женщиной.Это сделало ее сильной, именно это. Не было необходимости в нежности, в утешении, в страстных объятиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23