Они все чужие! Даже Мартин! Чувствуя озноб во всем теле, Энни вдруг поняла: только один человек ей, действительно, близок и нужен в эту секунду, и этот человек – Стив. Она почувствовала, как на шее шевельнулись волосы, как будто их коснулась ладонь Стива, и перед глазами возникла больничная палата и мягкий приглушенный свет ночников. Она знала, что и Стив тоже думает о ней, и их мысли друг о друге стали мостом, соединившим их через расстояния.Это была настоящая тоска, настолько нестерпимая, что Энни сжала кулаки, вдавливая ногти в ладони, чтобы сдержать стон отчаяния. Казалось, что вся эта вечеринка проходит где-то не здесь, а вдалеке, а она видит всех своих гостей из холодного пустого пространства…– Энни, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил Мартин.Она снова увидела лучи от сережек и постаралась как можно непринужденнее улыбнуться.– Все нормально. Спасибо, милый. Как ты думаешь, подавать десерт?Энни отодвинула стул и пошла к холодильнику нетвердой походкой, радуясь возможности спрятать от всех свое лицо. Она посмотрела в белое чрево холодильника, где среди пакетов и свертков разнообразных продуктов стоял стеклянный кувшин с лимонным кремом. Все сильнее ее охватывало чувство нереальности происходящего; все вокруг было ненастоящим. Единственной реальностью стала та кромешная тьма, которую разделяла она со Стивом, и единственным настоящим чувством было то, которое сейчас испытывала к нему, своему случайному знакомому.– Я отнесу сам, – сказал Мартин Он незаметно подошел к жене сзади, достал из холодильника десерт и мимолетом поцеловал ее в щеку. – Обед просто замечательный.– Я рада, – прошептала Энни – это как раз то, чего я хотела.Вечер, действительно, удался на славу, и никто даже не заметил того состояния отчужденности, в котором находилась виновница торжества, которая вскоре опять сидела на своем месте и безразлично помешивала ложкой кремовую массу. Внезапно Гейл склонилась над столом, как бы собираясь сообщить нечто чрезвычайно секретное, и, широко раскрыв глаза, словно не веря своим словам, произнесла:– Да! Знаете, что я вам скажу! Слышали новость. Фробишеры разводятся!Пронеслась волна потрясенного удивления и за ней плохо скрываемого облегчения – это не мы. Не у нас. Эта беда нас пока обошла.– Да, что ты! Не могу поверить!– … И я тоже.– Тем не менее, это правда. Она мне сама сказала. Он уйдет, как только подыщет себе квартиру, а еще она говорила, что они уже много лет не ладили, и хорошо, что это, наконец, произошло… Как странно, правда? Они казались такой милой парой, ни дать, ни взять – молодые в медовый месяц. Всегда ходили, держась за ручку, на вечеринках танцевали только друг с другом.Мартин достал еще одну бутылку вина.– Никто, надеюсь, не против? – сосредоточенно отвинчивая пробку. – Слышали мою теорию?– Да уже, наверное, тысячу раз…– А я и в тысячу первый повторю…Теория эта заключается в том, что те, кто из кожи вон лезут, чтобы показать, какие они счастливые, на самом деле чаще всего оказываются на мели. И Фробишеры – лишнее тому доказательство.– Тогда как люди, подобные нам… постоянно ворчат по всякому поводу, спорят из-за денег, ссорятся из-за пустяков, когда один из них приходит домой позже, чем обещал. Но на самом деле, как раз эти люди и счастливы по-настоящему, они то и не могут жить друг без друга.Сквозь полумрак комнаты, мерцание свечей Мартин смотрел на жену. Сначала его слова звучали как бы несерьезно, в шутку, но по мере того, как он говорил, в его интонациях отчетливее начинал звучать вопрос, который все сильнее мучил его с той самой минуты, как Энни вернулась домой. Мартин никак не мог решиться спросить ее о том, что больше всего его тревожило. И только теперь, глядя поверх головы друзей и стола, заставленного праздничным угощением, пытался спросить жену одними глазами:– Ты все еще любишь меня? Глупо, конечно, но ты ведь не очень беспокоишься о НЕМ, правда? Он ведь ничего для тебя не значит? Ну, может, имеет значение только то, что он был с тобой в темноте…Лицо Энни казалось бесцветным овалом, а сама она страшно далекой. Жена смотрела на него, и у Мартина возникло ощущение, что его просто не видят. И тогда он узнал ответ…Энни, та, прежняя Энни, которую он знал, ушла, и ему придется приложить много сил, чтобы вернуть ее.Мартин слышал собственный голос, шутил с друзьями, но внезапно вся их жизнь показалась ему сплошным обманом. Он с жадностью осушил свой бокал, снова наполнил его и опять сделал глоток.– Нет! – думала Энни, все еще продолжая молчаливый спор с мужем. – Нет, все не так просто и не так спокойно, как ты хотел бы показать, Мартин. Мы оба были счастливы, все было так прекрасно и вдруг за один день, за одно мгновение все изменилось. Как все это случилось, и что мне теперь делать? Вопросы, на которые нет ответа…Наконец, вечеринка подошла к концу.Выпита последняя чашка кофе, осушен последний бокал вина, и друзья один за другим потянулись в темную холодную ночь.– Ну, до встречи всем. Энни, все было чудесно!– Ах, ты восхитительна!– Ой, как незаметно пролетело время, правда? Ты мне показалась немного утомленной. Смотри, береги себя, ладно?– А теперь ждем вас к себе в субботу. Конечно, с детьми! До свидания! Спокойной ночи!Слова прощания полились вокруг Энни. Они, дружелюбные и чужие, все усиливали ее отчужденность, и она не могла дождаться, когда, наконец, все закончится.Мартин оглядел кухню.– Иди отдыхать, я тут сам все приберу.Он посмотрел на жену и, увидев, что та не шелохнулась, повторил:– Иди, Энни…Она пошла наверх, слишком одинокая и уставшая, чтобы еще что-нибудь делать, легла в постель в уютной темноте и прислушалась к звукам дома. У нее было ощущение, что она беззастенчиво вторгается в чужое жилище, в чужую жизнь.Наконец, пришел Мартин. Он включил свет и тяжело сел со своей стороны на кровать.– Не спишь?Она не знала, о чем они сейчас могут говорить. Мартин, натыкаясь на мебель, потому что все-таки был немного пьян, встал, прошелся по комнате, на ходу раздеваясь. Наконец, он разделся и скользнул под одеяло к жене. Несколько секунд они лежали без движения, потом неловким и собственническим движением Мартин обнял ее и привлек к себе. Его рот прижался к ее уху, Энни ощутила прикосновение его языка и зубов к мочке. Мартин почувствовал прилив теплоты и нежности к своей жене, ее покорному телу, и в то же время странная отчужденность между ними, беспокоила его. Она закрыла глаза. Он – ее муж… Внезапно Энни поразило ощущение того, как случайно все в ее жизни – все поступки и решения. Она с одинаковой долей вероятности могла бы стать женой Дэвида или Яна, и любой из тех кого она когда-либо встретила мог бы сейчас прижимать ее тело к себе, и не было бы большой разницы между этим возможным избранником и Мартином. Энни в эти мгновения четко осознавала, что единственный человек, который ей, на самом деле, был нужен, которого она желала, так далеко от нее, в больничной палате, залитой тусклым светом ночных ламп.Энни осталась неподвижной, когда муж овладел ею, и ничего не почувствовала. Ей было все равно… Потом, когда все кончилось, она лежала в темноте, прислушиваясь к дыханию Мартина, и ей казалось, что лежит она рядом с абсолютно чужим человеком.Мартин отвернулся от нее, но тоже не спал. Только что он держал Энни в объятиях, и она, казалось, щедро, как всегда, отдавала ему себя, но при всей их теперешней близости он так и не смог преодолеть ее отчужденность. Она лежала рядом, но холодная стена выросла между ними, разрушая все, что их когда-то связывало…Внезапно Мартин разозлился. Раздражение уже давно копилось в нем, и направлено оно было прямо на Стива. Мартин не мог сердиться на жену, пока еще не мог, потому что она была слишком измучена всем пережитым, но Стив! Это другое дело, его лицо, такое, каким он видел его тогда, под Рождество, темное и измученное, стало перед Мартином совершенно явственно. Тут же припомнилось другое – в какой близости лежали его жена и этот человек там, где они находились все те страшные часы. Со стыдом Мартин почувствовал, что его душит ревность. То пространство, которое в развалинах разделяло Энни и Стива, ему сейчас казалось значительно меньшим, чем расстояние, отделявшее его от жены, лежащей с ним в одной постели и только что отдавшейся ему. Гнев неудержимо нарастал в груди, и кулаки сами собой сжимались под одеялом. Мартин и раньше не испытывал к этому человеку ни особой симпатии, ни каких-либо теплых: чувств, а теперь прибавилось и все то, что он точно знал – Стив его соперник, и соперник грозный. И борьба с ним будет нелегкой.– Но ведь она МОЯ ЖЕНА! Энни со мной, здесь в этом безмолвии супружеской спальни.Ему показалось, что Энни пошевелилась, и он замер, затаив дыхание, надеясь, что ее рука прикоснется ласково и доверчиво к его плечу, как бывало не раз после их близости… Ничего не произошло.В мыслях, слегка затуманенных выпитым вином, с яростным наслаждением и мстительным чувством Мартин в деталях планировал как завтра поутру он поедет прямо в больницу, пройдет к Стиву, станет у его кровати и скажет в лицо все, что о нем думает. Он потребует от этого наглеца, чтобы тот оставил его жену в покое.Гнева и решительности, считал Мартин, у него вполне достаточно, чтобы удержать Энни и сокрушить любое сопротивление. Когда, наконец, он уснул, сны его были тяжелыми и мстительными.
Утром весь гнев исчез. Он побрился и спустился вниз в столовую, испытывая легкую головную боль.Мартин знал, что ни в какую больницу он не пойдет. Да и вообще это было не в его характере: ругаться с кем бы то ни было, даже с Энни. Нет, особенно с Энни. Он посмотрел на ее бледное, измученное лицо, и, ему стало стыдно за свои вчерашние мысли. Энни казалась как-то особенно беззащитной и несчастной, и поэтому когда ему пришло время ехать на работу, Мартин обнял жену и прижался лицом к ее волосам, а она в ответ тоже легонько прижалась к мужу, хотя и не глядя на него. И, удовлетворившись этим, он покинул дом.Ощущение своей отстраненности от всего проходящего вокруг не покидало Энни. Оно окрашивало неуютным, тусклым светом все ее существование, ежедневные домашние заботы. Энни автоматически занималась домашними делами, ходила по магазинам, покупала продукты, стирала белье и укладывала его в шкафы и комод, гуляла с мальчиками, чувствуя, как с каждым днем становится все сильнее физически, а по вечерам она сидела рядом с Мартином, прислушивалась к окружавшей их тишине и страх изо всех щелей наползал на нее. Ночами ее по-прежнему одолевали кошмары с грохотом и внезапно наступающей темнотой, и тогда Энни просыпалась в ознобе и пыталась почувствовать сквозь пелену кирпичной пыли, затягивающей сознание, рядом кого-то близкого. Она несколько раз ездила в госпиталь, чтобы показаться специалистам и пройти новые обследования. Она побывала во всех кабинетах терпеливо покоряясь собственной участи, вновь позволила медицинским приборам временно завладеть ее телом, и только после того, как выполнила все необходимое позволила себе пойти в палату к Стиву.
Первый раз после того, как Энни выписалась они увиделись уже через несколько дней, но им показалось, что эта тягостная разлука длилась месяцы. В то утро, когда она решила навестить Стива, Энни поднялась в свою комнату и тщательно обдумала, что одеть, Потом решила немного накраситься, и вдруг оказалось, что от волнения у нее так дрожат руки, что она испачкалась косметикой.– Я веду себя совсем как девчонка, – глядя на свое отражение в зеркало, подумала Энни. От этой мысли и от того, что было странным переживать чувства, испытанные в далекой юности, она рассмеялась, но ее сердце продолжало взволнованно колотиться.Энни вышла из притихшего дома и пошла на станцию метрополитена. Тут же ей припомнилось, как она вот также шла однажды, в разгар зимы, и снежные хлопья кружились на ветру вокруг нее. Утро тогда было холодное, как и сегодня, но теперь под квадратиками живой изгороди в саду уже появились первые подснежники, а за ними сквозь мерзлую землю прорезались бледные наконечники длинных и узких, как пики, листьев крокусов. Когда молодая женщина увидела первые цветы, ей показалось, что она вошла в солнечный луч. Точно также ощущение полноты жизни она испытала в тот день, когда ее перевели из реанимации в общую палату. Стив тогда понял и разделил ее радость, и то, что сейчас это чувство вернулось, еще сильнее потянуло Энни к Стиву.На мгновение среди грязной замусоренной улицы Энни забыла о своем волнении и чувстве вины. Расправляя плечи, она подумала: «Будь, что будет» и пошла быстрее вперед, сильная и уверенная в своем счастье. Прохожие оглядывались на нее, но она ничего не замечала, кроме теплого света и первых признаков весны. В больнице Энни, как только вошла в палату, увидела Стива. Он сидел в кресле рядом с кроватью, а рядом лежали его костыли. Энни, поднимаясь в лифте, готовилась к тому, что его уже нет в больнице, и спрашивала себя, что же она будет тогда делать. И вот он здесь, совсем близко, и от волнения у нее перехватило дыхание, и несколько мгновений она стояла не в силах ни подойти к нему, ни сказать хоть слово. Стив оказался бледнее и худощавее, чем она представляла себе, и Энни подумала, что, видимо, таким, каким она видела его в мыслях, он станет, когда выйдет из больницы. Ей всем сердцем захотелось, чтобы это произошло как можно скорее. Но пока женщина с удивлением обнаружила, что ее состояние раздвоенности, нереальности исчезло, а она стала просто Энни с отчаянно колотящимся сердцем и пересохшим от тревожного ожидания ртом.Стив поднял голову, увидел ее, и Энни с трудом удержалась от того, чтобы броситься ему навстречу или, наоборот, чтобы не убежать в панике назад.Энни глубоко вздохнула и сделала шаг навстречу любимому. Она торопливо шла через всю палату к нему, а Стив, словно не веря своим глазам, смотрел на нее с радостным удивлением и думал восторженно и изумленно: «Боже, как хорошо! Я даже не представлял, как она прекрасна!».Энни дотронулась до руки, которую Стив протянул ей, и они несколько мгновений просто держали друг друга за руки – единственное, что они себе позволили на виду у всей палаты. Потом Стив потянулся за своими костылями, но Энни торопливо остановила его:– Не беспокойся, я посижу здесь возле тебя. – Она принесла себе стул и села.– Шесть дней – как долго мы не встречались, – тихо произнес Стив, и Энни вынуждена была отвести взгляд, чтобы не видеть ничем не прикрытого желания в его глазах.Было еще довольно рано; многие больные спали за ширмами, но два или три пациента уже слонялись по палате, да скучали за своими столиками сиделки. Одна из санитарок посмотрела в сторону, где стояла кровать Стива, узнала Энни и приветственно помахала ей. Догадалась ли она о том, что происходит с ними, с ней и Стивом? Видимо, да, потому что их чувства слишком отчетливо отражались на лицах.Энни опять повернулась к любимому. Все, что могли увидеть или подумать другие, было неважно. Важно было то, что Стив рядом с ней.– Сегодня у меня консультация у хирурга, – сказала она.– Ты бы так и не пришла, если бы не было причины пойти в больницу?– Да нет, дело не в этом, – начала она и сразу осеклась.Энни и, вправду, использовала необходимость ходить на обследование, как предлог для визитов к Стиву, успокаивая себя тем, что всегда может беспечно сказать Мартину:– А я сегодня в больнице навестила Стива. Дай, думаю, зайду на пять минут, раз уж все равно пришла. Знаешь ли он выглядит куда лучше.Хотя, конечно, об этом она с Мартином говорить не будет, разве скажет только что в отделении гематологии ей приходилось бесконечно долго ожидать приема, а доктора крайне неохотно давали общие рекомендации. Впрочем, лучше вообще не говорить мужу о своих посещениях больницы, потому что ей будет очень трудно скрывать настоящую причину своих визитов туда, и она легко себя выдаст. Но раз Мартин вообще ничего не узнает, то тогда не все ли равно, когда она будет приходить к Стиву? Нет, все же предлог для того, чтобы пойти сюда, нужен ей самой, для ее спокойствия. Энни чувствовала, что у нее не достает храбрости посмотреть правде в лицо и сказать себе честно о подлинной цели ее приходов и посещений больницы.Как всегда Стив, конечно, понял, какие чувства испытывала Энни. Он прикоснулся к ее щеке ладонью и провел большим пальцем между ее бровей.– Энни, приходи, когда захочешь. Все остальное не имеет значения. Мне просто очень важно, чтобы мы хоть изредка виделись. Ничего большего я от тебя не собираюсь требовать.Стив пошевелился в своем кресле. Было совершенно нестерпимо чувствовать, что нога медленно срастается, что вокруг унылая, тоскливая больничная палата, в то время, как рядом, так близко сидела Энни. От ее волос исходил аромат чистоты и лимона, а самое легкое прикосновение женской руки тут же заставляло Стива обостренно чувствовать трепетную нежность кожи и податливую гибкость ее тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41