– Когда тебе сняли с руки гипс? – спокойно спросил он.Энни с благодарностью приняла новую тему разговора, тем более, что в течение болезней, заживление ран было излюбленной темой всех бесед в палатах.– Сегодня утром, – сказала она. – После обхода терапевта. Тугую повязку пока оставили, но теперь хоть можно пользоваться пальцами и сгибать руку в локте.Энни вытянула руку вперед и осторожно подвигала ею.Женщина за спиной Стива сразу утратила интерес к их разговору и снова уткнулась в вязание. Обо всех этих деталях она уже была осведомлена.– Хорошая новость, – произнес Стив. – А меня сегодня водили к физиотерапевту. Заставляют целыми часами держать тяжести, чтобы загрузить мускулы.И он стал рассказывать о своем лечении.Но Энни знала, что он думает о том, что говорит больше, чем она слушает его рассказ. Не прекращал говорить, он взял ее за руку и повернул ее ладонью вниз. Стив рассматривал пальцы Энни, форму ее ногтей, кончиками своих пальцев бережно прикасался к отметинам, оставшимся на ее коже от игл и катетеров.От его легких прикосновений у Энни было такое чувство, как будто он дотрагивается до ее кожи своими губами. Она знала, что Стив смотрит на нее, но у нее совершенно не было сил, чтобы поднять голову и заглянуть в его глаза.– Очень, знаешь ли, мудро, что заставляет работать мускулы, – они разрабатывают их один за другим…Энни почувствовала, что он боится шевельнуться, чтобы он не подвинулся ближе к ней или вдруг не оставил ее руку в покое.– Вот идиотка, – подумала она, – сама не знаешь, что тебе нужно.На руках Стива тоже были полу зажившие раны. Даже, не глядя на его ладони, Энни могла бы отчетливо вспомнить длину и форму его пальцев. Неужели память прикосновений сильнее памяти глаз?– Ну еще бы, это очень важно. А то ведь они просто атрофируются от долгого бездействия…Энни, наконец, заставила себя посмотреть на Стива. В его глазах застыл немой вопрос, но она не успела даже попытаться ответить ему. Две женщины позади Стива встали со своих мест. Та, что была помоложе, с журналом в руках, придержала дверь, пропускал соседку. Они вышли вместе, оставив за собой запах лекарств, и дверь захлопнулась за ними.– Они ушли, – сказала Энни.Старики сидели к ним спиной, уткнувшись в передачу с бегов. Внезапно Энни осознала, что впервые с того дня, когда они, оказались вместе после взрыва под развалинами, среди мрака, сейчас они вновь остались вдвоем. Она со Стивом была недосягаема для зрения и слуха всех нянечек, сиделок и пациентов больницы. Они вдвоем казались бесконечно изолированными от всех людей, даже в этом замкнутом мире двух больничных палат. На мгновение Энни показалось, что реальный мир не простирается дальше границ больничного холла. Она взглянула вновь на их сплетенные руки.– Как странно, – прошептала она.– Что странного, Энни?– Да вот это…Ее ладонь шевельнулась в его руке. Движение не было заметнее, чем биение пульса. Стив ждал, что она все-таки закончит фразу…«то, что мы вместе». Он помнил, как Энни говорила, рассказывая о Мэттью: «Я сделала слишком легкий выбор. Слишком безопасный…». Вот что не раз говорила она тогда. Он взглянул на сидящую рядом с собой молодую женщину, пытаясь угадать, до каких пределов она теперь будет откровенна. Но у нее эти пределы определить нельзя. Он помнит и это тоже.– Я так много вопросов хотела бы тебе задать, – произнесла торопливо Энни. Слова у нее путались, она сбивалась. – О многом нужно поговорить, чтобы связать воедино все концы. Все, что ты мне там, среди развалин, рассказывал. И еще есть кое-что для тебя важное. Я думаю об этом вместо того, чтобы засыпать трусость, конечно, но я боюсь ночных кошмаров.– Спрашивай, – тихо сказал Стив.Энни улыбнулась.– Я хотела спросить, испытывал ли ты гнев на тех, кто сотворил все это с нами. Кто бы они ни были.Он внимательно смотрел ей в глаза, их синева только усиливалась от окружавших теней.– Гнев? – Стив поколебался несколько мгновений. – Нет… Жалость к другим, но только не гнев, из-за того, что это случилось именно со мню. У меня нет права слишком дорого ценить себя.Ее ладонь снова дрогнула в его руке.– Это случилось, и мы оказались там… Вот и все. Тяжело направлять свой гнев на ничто. Думаю, что сейчас мое главное чувство – это счастье. Я счастлив от того, что жив, от того, что ты рядом. А ты чувствуешь гнев, Энни?– Нет, только не за себя. Как и тебе, мне жалко других. И все же я, не могу простить того, что со мной сделали. Из-за моей семьи. Бенджи так нуждается во мне, и Том. И Мартин… Ему было едва ли не хуже, чем мне. – Энни взглянула на Стива. – Не представляю, что бы я чувствовала на его месте, как бы я такое пережила. Ждать, чтобы узнать, не погиб ли муж, а потом снова ждать, смогут ли ему спасти жизнь.Взгляд ее синих глаз теперь стал ровным, спокойным.– Думаю, что ты бы перенесла это с большим мужеством, окажись ты на месте Мартина, – спустя долгое время произнес Стив. – Я знаю – ты храбрая.– Это ты мне помогал оставаться храброй.Они посидели еще некоторое время, все также глядя друг другу в глаза.– Ты думал о том, что мы можем умереть? – спросила Энни.– Уже в самом конце я боялся, что спасатели опоздают.– До самых последних минут я не помню. Помню только твой голос. Как ты говорил мне о своей бабушке и о том, как жил, когда был маленькими. Вы все смешались у меня: и ты, и Томас, и Бенджи. Я видела, как вы втроем убегаете от меня, и как я боялась, что больше не встречу вас вновь.– Ну, вот же встретила, – мягко промолвил Стив.– Да… встретила, – эхом отозвалась Энни.Она протянула ему другую руку, и он сжал ее ладони своими. В душе у Энни нарастало чувство, что необходимо сделать какой-то очень важный выбор, но в то же время, что-то ей говорило, что возможности изменить что-либо у нее уже не осталось. Часы, проведенные со Стивом, там, среди руин супермаркета, перевернули ее жизнь, перепутали все нити, связывавшие Энни с прошлым и нарушили то, что ждало ее в будущем. Ее жизнь теперь никогда не станет прежней.– Если бы не страх смерти, – заговорила вдруг Энни, – мы бы, наверное, не рассказали всего, что теперь знаем друг о друге.– Ты жалеешь о том, что мне рассказала?Она посмотрела на него. На мгновение лицо Стива показалось ей совершенно незнакомым, совсем, как тогда, когда она впервые увидела его в том универмаге. Если бы потом ничего не произошло, она бы спустилась по лестнице и тут же забыла, бы о случайной встрече. Но была обжигающая воздушная волна, звук громовых раскатов и боль, сжавшая ее в своих тисках. Стив и она спаслись. Облегчение наполнило Энни, и вновь она почувствовала светлый поток радости. Энни улыбнулась и увидела, как в глазах Стива зажглась ответная улыбка.Конечно, он знает ее мысли. Он так же близок ей, как и вся ее семья. Ну, какой же он незнакомец!– Нет, – ответила она. – Я ни о чем не жалею.Ладони Стива погладили ее руки, согревая их. Внезапно Энни остро захотелось, чтобы он придвинулся к ней ближе и нежно обнял. Там, во мраке, он держал уже ее в своих объятиях и сейчас Энни желала вновь почувствовать прикосновение его рук. Она опустила глаза, стала пристально смотреть на голубые складки своего шерстяного халата. Казалось, Энни ясно ощущала каждую клетку своего тела, медленную пульсацию крови в венах. Она чувствовала, как ее кожа затягивает края ран. Все это рождало в ней чувство пьянящего головокружительного удовольствия, ее горящие искры через ее пальцы передались Стиву.– Энни… – прошептал он.Они смотрели друг на друга в тишине, не двигаясь, оглушенные неожиданной потребностью сблизиться еще больше.– Мы снова в закрытом от всех мире, – испуганно подумала Энни. Больница отгородила их от других людей так же, как угловатые обломки разрушенных стен и перекрытий несколько недель назад.– Значит, все будет хорошо?Кожу стало покалывать… Лицо Стива… оно так близко! Она заглянула в его глаза и увидела как в их темно-серой глубине загорелись золотые огоньки.Внезапно Энни показалось, что с нее спадают одежды; ее израненное тело стало опять гибким, влекущим, желанным… Кровь бросилась ей в лицо и тогда она склонила голову как можно ниже, чтобы скрыть охвативший жар. Стив вплотную придвинулся к ней, тоже опустил голову, и на считанное мгновение их головы соприкоснулись…В это время на противоположном конце комнаты один из стариков поднялся со своего места. Из того угла доносился приглушенный истерический крик телекомментатора. Но вот щелкнула кнопка, смолкли голоса, и наступила тишина.Стив резко поднял голову. Объединявшая их аура взаимного влечения нарушилась.– Нет! Не надо! Подожди! – чуть не воскликнула Энни, но в то же мгновение волна облегчения окатила ее с головы до ног, остудив кожу.– Ну что, Фрэнк, твоя лошадь выиграла? – окликнул одного из стариков Стив. Он сжал ладони Энни своими и сразу отпустил их, и она положила свои, такие одинокие теперь, руки на колени.– Черта с два! – выругался Фрэнк. – Эта кляча бегала, словно одноногий страус.Он пошаркал через весь холл в угол, где сидели Стив и Энни, и посмотрел на часы, висевшие на стене.– Во… через пять минут начнутся приемные часы. Сейчас пойдет поток этих бездельников со всеми их разговорами, вопросами. Нигде нет покоя! От одних скачек голова кругом идет, мне кроме них и не надо ничего. – Старик повернулся к Энни: – Впрочем, еще никак не могу пропустить того, как Стив принимает своих визитеров. Эт-то зрелище, доложу я вам! Да вы сами посмотрите!Фрэнк взмахнул рукой, как бы подводя итог своей речи, прежде чем удалиться в палату.Энни и Стив рассмеялись. Смех тоже незаметно и прочно связывал их в одно целое. Она посмотрела на Стива.– Кто сегодня к тебе придет?– Викки…– Гм-гм.У них возникло своеобразное чувство взаимопонимания. Для того, чтобы понять друг друга им теперь хватало едва заметного жеста. Одной фразы или ироничной улыбки было достаточно, чтобы они рассмеялись. Мы стали похожи на заговорщиков, – усмехнулась про себя Энни. Со Стивом было легко смеяться, а от его теплой улыбки становилось уютнее.– А кто сегодня тебя собирается навестить?– Должна прийти мать Мартина с Томом и Бенджи.Стив неуклюже потянулся за своими костылями. Энни могла двигаться значительно свободнее его, поэтому она стремительно нагнулась, подняла их и придержала, пока он пристраивал свои ладони на ручках и утверждался на своих новых металлических ногах.– Спасибо, – он искоса посмотрел на нее. – Тебе это не кажется нелепым? Костыли, бандажи и все такое. Пара двух покалеченных тел…– Это пройдет, – перебила Энни.– Надеюсь, что скоро…Энни сделала вид, что не заметила раздражения, прозвучавшего в его голосе. Ее слабость сейчас стала ей щитом, и со своей старой привычкой осторожностью Энни укрылась за нее, чтобы избежать возможной размолвки.Они молча, неторопливо направились к противоположным дверям. Энни показалось, будто враждебный мир, лежащий за больничными стенами, протянул к ним свои длинные щупальца, чтобы оторвать их друг от друга. Этот образ поразил ее, и она, остановившись в дверях, спросила:– Завтра увидимся?– Конечно, – мрачно кивнул Стив, но в ту же секунду его лицо озарилось улыбкой. И от этой улыбки снова огнем заполыхала ее кожа, как будто они не улыбались друг другу, а держали друг друга в объятиях. Энни плотнее запахнула халат вокруг талии и толкнула дверь в свою палату.
Мать Мартина и два маленьких мальчика шли ей навстречу.– Мамочка!«Быть чьей-нибудь матерью…» – вспомнила Энни слова Стива в тот момент, когда он рассказывал, что его жена хотела ребенка. Просто «чьей-нибудь матерью». Вспомнив эту фразу, Энни рассердилась и тут же пожалела о своем раздражении. Что в этом проку? Он самонадеян и наделен всеми чисто мужскими недостатками и привычками. Уж она-то их изучила давным-давно, еще с тех пор, как вышла замуж за Мартина.Энни наклонилась, чтобы обнять малышей и прижала их к себе.Когда она выпрямилась, свекровь поцеловала ее, а потом отступила на шаг назад, посмотрела на нее и воскликнула:– Энни, дорогая! Ты выглядишь просто чудесно – у тебя снова румяные щеки!– Да, мне действительно стало лучше, Барбара, – согласилась Энни. – Правда мне приходится очень напряженно работать ради этого. Так хочется как можно скорее вернуться домой.– Я тоже хочу, чтобы ты скорее возвращалась, – вдруг пожаловался Том. – А-то папа ничего нам не позволяет делать. Жизнь стала такой тяжелой!– Ах вы, бедняжки, – Энни снова обняла его, – ну, папу тоже надо пожалеть. А когда у вас в школе кончаются каникулы?Томас изумленно уставился на нее.– В понедельник, ты же знаешь.– Ах, да! Конечно… Я забыла.И снова память вернула ее в два мира, каждый из которых был миром, где она жила. Один – прежний, семейный, другой – нынешний, замыкающий ее в больничных стенах, напоминающий о том, что произошло с ней.Школа. Дом. Вереница дней, нанизанных один на другой, как бусы. Дети, которых нужно отводить и приводить в сад и школу. Ее собственные привычные походы по магазинам, хлопоты на кухне и необходимость ухаживать за всеми. А потом тихие вечера, когда она сидела напротив Мартина, рассказывали друг другу о том, что произошло за день новостей. Это там, в прежнем мире. А здесь высокие белые кровати за ширмами, страшные липкие сновидения и боль, то сильная, то почти неощутимая… и Стив. Энни прикоснулась к ране в уголке губ. Там уже практически все зажило. Выздоравливающее тело обновляло само себя. Сейчас Энни чувствовала, как жизнь переполняет ее каждую частицу.– Мам, ты слушаешь?Они все сидели теперь вокруг ее кровати. Бенджи принес ей свои рисунки и теперь хотел, чтобы мама угадала, что означает каждая фигурка. Томас, в свою очередь, желал, чтобы она с ним почитала новую книгу. И Энни пришлось внимательно слушать детскую болтовню и распределять между ними свое внимание со скрупулезной точностью.Барбара тоже хотела поболтать со снохой. Она вообще была неутомимой болтушкой, добродушной, но недалекой, обыкновенной простой домохозяйкой, которой Энни никогда не была особенно близка. Между прочим, свекровь имела просто потрясающее сходство с ее матерью.Энни постаралась как следует сосредоточиться, чтобы с должным уважением отнестись к рассказу Барбары о том, как допоздна работает Мартин, что сказали и подумали соседи на улице, как слушаются ее мальчики, и обо всех остальных наиважнейших домашних делах.Втайне Энни хотелось, чтобы ее мать оказалась здоровой и была бы здесь вместо Барбары.Энни вспомнила, как там, в темноте, она снова ощущала себя маленькой девочкой. Ее держал Стив, и ей казалось, что ее голова лежит на материнских коленях в прохладной гостиной родительского дома. С тех пор как Энни выписали из реанимации, мать уже дважды навещала ее. Она приходила ненадолго, не более, чем минут на десять, и все время, пока продолжались эти посещения, держалась побелевшими пальцами за руку мужа, отца Энни. Ради дочери она старалась казаться оживленной и даже веселой.Слушая льющуюся потоком речь Барбары, Энни почувствовала, как ее кольнуло беспокойство за мать. Но к этому, уже привычному чувству, внезапно примешалось острое нежелание подчиняться требованиям ее прежнего, внешнего мира.– Я просто обязана вас всех любить, – жестоко подумала Энни. – Это долг. Но все это нужно родителям, мужу, детям. А надо ли это мне самой?Такие мысли поразили и удивили ее. Стараясь скрыть раздражение, Энни сдержанно поблагодарила свекровь за все, что та делала, потом склонилась над детскими книгами и рисунками, старалась как можно щедрее вознаградить сыновей за всю вынужденную разлуку с ними за свои эгоистические мысли. Свидание продолжалось не больше часа, но Энни была рада, когда оно, наконец, закончилось.Ужасно болела голова; длинная ссадина, оставшаяся от раны на животе, горела. Она знала, что ее «до свидания» прозвучало холодно и отчужденно, и, когда мальчики ушли, она совсем расхворалась от чувства вины и тоски по ним.
Когда принесли ужин, Энни не дотронулась до него и пролежала уткнувшись в подушку пока через несколько часов не пришел ее навестить возвращающийся с работы Мартин. Он уселся в легкое белое кресло, вытянув и скрестив свои длинные ноги.– Энни, милая, ты что-то устало выглядишь, – заботливо сказал он.– Да, есть немножко… Зато днем я чувствовала себя прекрасно…– Это хорошо. Ну и как твой день прошел?Его искреннее желание помочь ей, сочувствие к ее болезни прозвучали для нее упреком. Энни выпрямилась на подушках, глядя прямо в глаза Мартина. Он мой муж, – думала она. – Он часть меня самой. Она скажет ему, что разговаривала со Стивом. Честно расскажет ему сейчас, пока еще нечего рассказать.Слова не выговаривались…Она произносила их мысленно, но вслух сказать не хватало сил. Вместо этого, словно со стороны, до Энни доносился ее собственный бодрый голос.– Сегодня сняли гипс с руки, смотри!И она вытянула руку вперед. Мартин взял ее ладонь, легонько сжал ее пальцы своими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Мать Мартина и два маленьких мальчика шли ей навстречу.– Мамочка!«Быть чьей-нибудь матерью…» – вспомнила Энни слова Стива в тот момент, когда он рассказывал, что его жена хотела ребенка. Просто «чьей-нибудь матерью». Вспомнив эту фразу, Энни рассердилась и тут же пожалела о своем раздражении. Что в этом проку? Он самонадеян и наделен всеми чисто мужскими недостатками и привычками. Уж она-то их изучила давным-давно, еще с тех пор, как вышла замуж за Мартина.Энни наклонилась, чтобы обнять малышей и прижала их к себе.Когда она выпрямилась, свекровь поцеловала ее, а потом отступила на шаг назад, посмотрела на нее и воскликнула:– Энни, дорогая! Ты выглядишь просто чудесно – у тебя снова румяные щеки!– Да, мне действительно стало лучше, Барбара, – согласилась Энни. – Правда мне приходится очень напряженно работать ради этого. Так хочется как можно скорее вернуться домой.– Я тоже хочу, чтобы ты скорее возвращалась, – вдруг пожаловался Том. – А-то папа ничего нам не позволяет делать. Жизнь стала такой тяжелой!– Ах вы, бедняжки, – Энни снова обняла его, – ну, папу тоже надо пожалеть. А когда у вас в школе кончаются каникулы?Томас изумленно уставился на нее.– В понедельник, ты же знаешь.– Ах, да! Конечно… Я забыла.И снова память вернула ее в два мира, каждый из которых был миром, где она жила. Один – прежний, семейный, другой – нынешний, замыкающий ее в больничных стенах, напоминающий о том, что произошло с ней.Школа. Дом. Вереница дней, нанизанных один на другой, как бусы. Дети, которых нужно отводить и приводить в сад и школу. Ее собственные привычные походы по магазинам, хлопоты на кухне и необходимость ухаживать за всеми. А потом тихие вечера, когда она сидела напротив Мартина, рассказывали друг другу о том, что произошло за день новостей. Это там, в прежнем мире. А здесь высокие белые кровати за ширмами, страшные липкие сновидения и боль, то сильная, то почти неощутимая… и Стив. Энни прикоснулась к ране в уголке губ. Там уже практически все зажило. Выздоравливающее тело обновляло само себя. Сейчас Энни чувствовала, как жизнь переполняет ее каждую частицу.– Мам, ты слушаешь?Они все сидели теперь вокруг ее кровати. Бенджи принес ей свои рисунки и теперь хотел, чтобы мама угадала, что означает каждая фигурка. Томас, в свою очередь, желал, чтобы она с ним почитала новую книгу. И Энни пришлось внимательно слушать детскую болтовню и распределять между ними свое внимание со скрупулезной точностью.Барбара тоже хотела поболтать со снохой. Она вообще была неутомимой болтушкой, добродушной, но недалекой, обыкновенной простой домохозяйкой, которой Энни никогда не была особенно близка. Между прочим, свекровь имела просто потрясающее сходство с ее матерью.Энни постаралась как следует сосредоточиться, чтобы с должным уважением отнестись к рассказу Барбары о том, как допоздна работает Мартин, что сказали и подумали соседи на улице, как слушаются ее мальчики, и обо всех остальных наиважнейших домашних делах.Втайне Энни хотелось, чтобы ее мать оказалась здоровой и была бы здесь вместо Барбары.Энни вспомнила, как там, в темноте, она снова ощущала себя маленькой девочкой. Ее держал Стив, и ей казалось, что ее голова лежит на материнских коленях в прохладной гостиной родительского дома. С тех пор как Энни выписали из реанимации, мать уже дважды навещала ее. Она приходила ненадолго, не более, чем минут на десять, и все время, пока продолжались эти посещения, держалась побелевшими пальцами за руку мужа, отца Энни. Ради дочери она старалась казаться оживленной и даже веселой.Слушая льющуюся потоком речь Барбары, Энни почувствовала, как ее кольнуло беспокойство за мать. Но к этому, уже привычному чувству, внезапно примешалось острое нежелание подчиняться требованиям ее прежнего, внешнего мира.– Я просто обязана вас всех любить, – жестоко подумала Энни. – Это долг. Но все это нужно родителям, мужу, детям. А надо ли это мне самой?Такие мысли поразили и удивили ее. Стараясь скрыть раздражение, Энни сдержанно поблагодарила свекровь за все, что та делала, потом склонилась над детскими книгами и рисунками, старалась как можно щедрее вознаградить сыновей за всю вынужденную разлуку с ними за свои эгоистические мысли. Свидание продолжалось не больше часа, но Энни была рада, когда оно, наконец, закончилось.Ужасно болела голова; длинная ссадина, оставшаяся от раны на животе, горела. Она знала, что ее «до свидания» прозвучало холодно и отчужденно, и, когда мальчики ушли, она совсем расхворалась от чувства вины и тоски по ним.
Когда принесли ужин, Энни не дотронулась до него и пролежала уткнувшись в подушку пока через несколько часов не пришел ее навестить возвращающийся с работы Мартин. Он уселся в легкое белое кресло, вытянув и скрестив свои длинные ноги.– Энни, милая, ты что-то устало выглядишь, – заботливо сказал он.– Да, есть немножко… Зато днем я чувствовала себя прекрасно…– Это хорошо. Ну и как твой день прошел?Его искреннее желание помочь ей, сочувствие к ее болезни прозвучали для нее упреком. Энни выпрямилась на подушках, глядя прямо в глаза Мартина. Он мой муж, – думала она. – Он часть меня самой. Она скажет ему, что разговаривала со Стивом. Честно расскажет ему сейчас, пока еще нечего рассказать.Слова не выговаривались…Она произносила их мысленно, но вслух сказать не хватало сил. Вместо этого, словно со стороны, до Энни доносился ее собственный бодрый голос.– Сегодня сняли гипс с руки, смотри!И она вытянула руку вперед. Мартин взял ее ладонь, легонько сжал ее пальцы своими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41