А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Так он бросил военную школу в Коннектикуте. Сначала, пока хватало денег, он добирался на автобусе, затем на попутках. За день до этого был убит Мартин Лютер Кинг, и на южных дорогах страны было неспокойно. Двое черных парней с крепкими бицепсами, остановив грузовик, выкинули его на дорогу. До сих пор в висках стучало, а под глазом болело так, будто они все еще молотили кулаками.
Но в конце концов он добрался сюда, к Маккензи. Когда миссис Маккензи сошла с крыльца и увидела его на тракторе вместе с мистером Маккензи и Лили, она вскрикнула от неожиданности, засмеялась и кинулась к нему навстречу. Артемас спрыгнул и обнял ее как в детстве, но теперь он не плакал, да и выглядел старше своих лет. Ферма казалась заброшенной, краска на доме облупилась, изгородь напоминала ряд зубочисток. Только ивы вдоль ручья оставались такими же прекрасными, как прежде. Они и любовь, которая его здесь окружала.
— Бабушка знает, где я, — успокоил он Маккензи. — Я послал ей письмо. А родители где-то в Европе.
«На попечении друзей», — презрительно подумал он.
— Боже мой, — покачала головой миссис Маккензи, опускаясь на стул и одергивая свой передник. — Арти, о чем ты думаешь?
Он смутился:
— Я ненавижу школу.
«Я ненавижу все», — добавил он про себя.
— И я тоже, — прощебетала Лили. — Я сейчас хожу в детский сад, и я уже довольно большая, даже больше некоторых мальчиков.
Он изумленно покосился на девочку. Сидя у его ног на основании кресла-качалки, она наблюдала за ним широко раскрытыми голубыми глазами. Пухленькое веснушчатое личико, без передних зубов, казалось еще привлекательнее благодаря рыжим торчащим косам. Липкий яблочный сок оставил пятна на белой футболке под комбинезоном.
Сколько еще времени пройдет, пока она повзрослеет и, может быть, согласится выйти замуж. Она всего лишь на три года старше его младшей сестры Джулии. Сам он вовсе не собирался жениться: не хочется походить на своих родителей.
Он заботливо погладил ее по голове:
— Прости, что я напугал тебя под моим деревом.
— Это мое дерево. Я за ним ухаживаю.
— Ты, должно быть, станешь Терпеливой принцессой, раз ухаживаешь за моим деревом.
Она просияла и посмотрела на него так же, как смотрела под ивой, когда он склонился над ней. Миссис Маккензи с улыбкой покачала головой:
— Лили не хочет быть принцессой, она хочет быть фермером.
Лили покраснела до корней волос.
— И принцессой, — прошептала она, вскочила на ноги и убежала в дом.
* * *
Мистер Маккензи повез Артемаса в город к тетушке Мод, потому что на ферме не было телефона. Мальчику припомнилось, что в детстве отсутствие телефона на ферме показалось ему невероятным фактом. Значит, Маккензи до сих пор не могли позволить себе телефон.
По дороге в город он украдкой поглядывал на Маккензи, который все еще был сильным, но уже не таким улыбчивым великаном, как прежде. Он выглядел усталым и печальным, сквозь его каштановые волосы проглядывала веснушчатая загорелая макушка Он еще не был старым, но уже ссутулился. Потеряв свою левую руку в результате несчастного случая, он приобрел взамен металлический крюк, который в детстве очень нравился Артемасу. Теперь паренек увидел облезлую, помятую, безобразную загнутую штуковину, вызывающую одну лишь жалость.
Артемас позвонил в Нью-Йорк бабушке. Она прочла ему лекцию об ответственности, пообещала заказать билет на самолет и восстановить его в школе.
Бабушка мечтала, чтобы внук сделал военную карьеру; Коулбрук мог поддержать семейное имя дисциплиной и безупречной службой. Она использовала все свои связи, чтобы перевести его в Уэст-Пойнт после окончания подготовительной школы.
Ему следует исполнить долг чести, а она, в свою очередь, не позволит, чтобы его исключили. В конце концов он был первым студентом, лидером и Коулбруком. Все остальное не имело никакого значения. И желания бабушки тяжким бременем легли на плечи Артемаса.
* * *
Тихий и подавленный, вечером Артемас с трудом ел гороховый суп с хлебом. Дед Маккензи умер год назад. У бабки Маккензи болело сердце, и она весь день лежала в постели, крепясь и читая Библию. Ей помогли добраться до стола. Она жевала хлеб с маслом и внимательно смотрела на него ясными маленькими глазками.
— Ты вернулся, мой мальчик, — сказала она. — Но ты уже взрослый, чтобы бежать от ответственности.
Ответственность. Артемас опустил голову. Как же старики любят это слово! Если бы они знали, сколько ответственности на нем лежит… Его родители заложили Порт-Харт и всей семьей двинулись к бедному, но все еще состоятельному дяде Чарли, а тот презрительно отказался разделить с ними особняк. Вместо этого он пожертвовал им старый десятикомнатный коттедж, который еще до рождения Артемаса считался домом менеджера по недвижимости. Испугавшись позора, родители Артемаса поспешили к друзьям, по дороге останавливаясь то у одних, то у других на неделю, а иногда и на месяц. Брата и сестер Артемаса они оставили у гувернеров.
Бабушка, которая проживала в особняке, постоянно боролась с дядей Чарли. Жена Чарли не жаловала клан Ко-улбруков и хвасталась своими дочерьми, учащимися в университетах, собиралась выдать их замуж за людей более богатых и известных.
Бабушка часто повторяла, что ни дядя Чарли, ни отец Артемаса не были настоящими мужчинами; она бы сделала из них настоящих людей, если бы смогла удержать братьев в Голубой Иве, но дядя Чарли по крайней мере хотя бы достаточно умен, чтобы сохранить «Коулбрук чайна». Поэтому она с ним.
Артемас хотел оправдать ожидания бабушки и в основном игнорировал язвительные замечания и пустяковые насмешки дяди.
Но был уже по горло сыт упреками.
Миссис Маккензи, заметив его состояние, приблизилась к мальчику.
— Я положу тебе добавки на второе. — Она погладила его горячей мозолистой рукой. — А это оставь, слышишь? Ты должен вернуться в Нью-Йорк, но не надо думать об этом до завтра.
Надо же, ее прикосновение почему-то взволновало парня. Захотелось прижаться к упругим холмикам под фланелевой безрукавкой. Он никогда не думал об этом шесть лет назад. Виновный и смущенный, он отвел взгляд. Все вокруг изменилось.
Но миссис Маккензи взъерошила ему волосы, словно он все еще был ребенком:
— Думаю, пришло время Лили послушать сказку про медведя. Наверное, ты даже не помнишь о том, что я рассказывала тебе, когда ты был маленьким, да, Арти?
— Нет, помню, — он поднял на нее благодарный взгляд, потеплевший от воспоминания, и, искоса посмотрев на сидевшую за столом Лили, добавил: — Но это слишком страшная история для маленькой девочки.
— Вовсе нет, — прощебетала она. — Я видела медведя, который ест детей, на пастбище за домом в прошлом году, но не убежала.
— Да-а. — Он многозначительно поднял брови. — Видимо, ты сказала: «Получай от проказницы моченые яблоки».
— Я не проказница!
Миссис Маккензи вскинула руки:
— Перестаньте сейчас же. Так хотите послушать историю или нет?
— Хотим! — разом ответили они.
После еды старушке Маккензи помогли добраться до кровати. Мистер Маккензи пошел запереть домашний скот на ночь, а миссис Маккензи увела Артемаса и Лили в скромную небольшую гостиную, включила маленькую керамическую лампу на туалетном столике и усадила их на диван. Лили свернулась калачиком рядом с Артемасом, слегка толкая его локтем в бок. Он показал ей нос, отчего ее рот открылся в изумлении.
— Мама, он…
— Ябеда, — воскликнул мальчик.
Она спохватилась и искоса посмотрела на него, не вымолвив больше ни слова.
Неожиданно миссис Маккензи наклонилась и грозно зарычала, требуя внимания. Лампа отбрасывала причудливые тени на стену, и скрюченные руки женщины превратились в жестокие медвежьи когти.
— Это история о том, как встретились Маккензи и Коулбруки. Она о старшем Артемасе, — миссис Маккензи кивнула Артемасу, — который был твоим прапрапрадедуш-кой, и Элспет Маккензи, — она улыбнулась Лили, — которая была твоей прапрапрабабушкой. Старший Артемас сошел с корабля, прибывшего из Англии, и бродил по этим лесам, присматривая место для жилья. Элспет из Шотландии появилась здесь несколько раньше и поселилась в хижине, сегодня здесь стоит этот дом. Когда муж умер, она осталась с двумя маленькими детьми.
Мать зарычала и зацарапала воздух.
— Старший Артемас был молодой и сильный, но он не знал этих лесов. И вот пришел медведь!
Лили вздрогнула и прижалась к Артемасу. Ее мать наклонилась над ними, цепляя их воображаемыми когтями, свирепо глядя на мальчика. Тот, впрочем, улыбался, предвкушая интересные события.
— Медведь этот поднялся над твоим прапрапрадедуш-кой, с клыков его стекала слюна — медведя, а не прадедушки, — и потом, потом занес большую черную лапу и острыми когтями продрал руку прадедушки до кости!
От возбуждения Лили затаила дыхание.
— А потом?
— Старший Артемас вытащил охотничий нож и, изловчившись, пронзил сердце медведя. — Она схватила небольшую щепку, валявшуюся у очага, и нанесла удар воображаемому медведю.
— И он съел его!
— Ах! Умница!
— Потом, шатаясь, он бродил по лесам, истекая кровью — старший Артемас, а не медведь. — Она свесила правую руку и театрально покачивалась. — В конце концов он стал передвигаться ползком. Все полз и полз, поскольку этот сильный мужчина не хотел умирать, тем более что был в Америке всего несколько месяцев.
— И Элспет Маккензи нашла его. — Артемас подался вперед от нетерпения.
— Верно. Вдова Маккензи с двумя сыновьями подобрала этого одичавшего незнакомца, всего исцарапанного и в крови, и притащила домой. Она ухаживала за ним, пока он не поправился. А он полюбил ее потому, что Элспет была умной, сильной и красивой.
— Как и ты! — сказала Лили.
— Двое еще маленьких сыновей Элспет стали родными старшему Артемасу. Они даже простили ему, что он был англичанином, горожанином и плохим фермером в отличие от Маккензи, которые были шотландцами и любили эту землю.
Она выдержала паузу, сложив руки у себя на груди:
— Элспет посоветовала Артемасу делать то, что ему предначертано Богом, как и его предшественникам из Англии. Она помогла ему найти белую глину индейцев прямо здесь в расщелине неподалеку от Голубой Ивы.
— Где теперь большое озеро, — пояснил Артемас.
— Да, сэр, прямо там. На дне нынешнего Глиняного озера старый Артемас добыл глину и начал фарфоровое дело.
— А мастерская все еще там? — поинтересовалась Лили. — Если я, зажав нос, опущусь на дно, я увижу его?
— Нет, нет, Маккензи сожгли все, что находилось в том месте, еще до войны. Но это уже другая история. Итак, на чем я остановилась?
— На глине старшего Артемаса, — напомнил мальчик.
— Ах да. Так вот, он знал, что эта глина была особенной — такой же прекрасной, как и глина китайцев, из которой обычно изготовляли самый красивый в мире фарфор. Артемас соорудил себе гончарный круг, печь и приступил к работе. А через год он отправил белый фарфор в Мартасвилл и оттуда дальше уже на корабле. Он и Элспет были очень счастливы, когда продали первую партию.
Лили согласно кивнула:
— А потом он разбогател, потому что он был Коулбрук.
— Но произошло это не так быстро, богатство пришло значительно позже. Все было прекрасно до следующей весны, пока не пришел старый Хафмен.
Лили прижалась к Артемасу, лукаво взглянула на него:
— Я знаю, что он был нестрашный.
Артемас обнял ее, девочка раскраснелась от восторга.
Мама поднялась и взмахнула своей щепкой.
— Он был наполовину индейцем-чероки, наполовину цветным, и все боялись его не столько из-за его внешности, сколько из-за того, что он был предсказателем и мог общаться с духами.
Лили затаила дыхание.
— Кто такой предсказатель?
— Это кто-то вроде колдуна. Хафмен обычно по слюне людей и крови предсказывал их судьбы. Итак, Хафмен был болен, и Элспет позволила ему остаться, кормила и ухаживала за ним. Когда же он собрался уходить, она попросила предсказать ее будущее. Разрезала острым ножом указательный палец. — Мама, притворившись, полоснула по пальцам щепкой. — Кап, кап, кап. Ее алая кровь сбегала на ладонь получеловека. Потом она плюнула.
— В его ладонь? Брр!
— Хафмен посмотрел на свою ладонь и покачал головой. Из своего большого старого мешка он достал пару небольших ивовых побегов с землей. Листья на них были голубые, не похожие на все ивы в мире. Он окропил их слюной и кровью Элспет. «Ты голубая ива». — Он в упор посмотрел на Элспет. Она в ужасе отвела глаза, потому что этим он приговорил ее к смерти.
— А как она узнала это? Как?
— Потому что ивы — это женщины. И как говорили предки, голубая ива — печальная женщина. Самым страшным и печальным для Элспет было оставить свой дом, своих сыновей… и Артемаса, своего нового мужа.
— Вот это да!
— Потом Хафмен сказал: «Эти магические деревья, не похожие ни на какие другие, будут черпать силу из твоей любви. Они и все, что произрастет от их семян, станут оберегать любимых тобою людей и их потомков».
— Здорово!
— Элспет высадила эти маленькие черенки внизу за ручьем, — мама показала в окно, заставляя Лили в изумлении вытянуть голову, словно там действительно росли деревья, — и они выросли высокие и красивые.
Лили обхватила руками колени:
— И Элспет ушла на небеса?
— Да, ушла на небеса, рожая Артемасу ребенка, и малыш ушел вместе с ней.
Лили печально посмотрела на Артемаса:
— Я думаю, Бог послал тебя, чтобы сочинить все это. Оказывается, ты сделаешь то, что я тебе велю.
— Гм, — он обхватил ее за шею и толкнул, будто она была маленьким борцом. — А мне кажется, я оказался здесь, чтобы схватить тебя. Не очень-то воображай.
На лице ее заиграла озорная улыбка. Повернувшись к матери, она увидела ее огромные глаза. Женщина с нежной улыбкой наблюдала за ними.
— Во всяком случае, когда Элспет хоронили, появился Хафмен. Непонятно, как он узнал, что она умерла. Он пришел как некий всевидящий дух гор отдать свое почтение Элспет и ее голубым ивам. Люди говорили, что он больше не появлялся.
— Но он все еще живет в горах!
— Может быть.
— А что случилось со старшим Артемасом?
— О, это ужасно. Сыновья Элспет отвернулись от него, считая, что он убил их мать. Старший Артемас оставил их ферму и жил в своей гончарной мастерской.
— Под озером!
Она кивнула:
— Да, там, где сейчас озеро. Он очень сильно тосковал по Элспет и поэтому задумал создать свою коллекцию фарфора, под стать древнекитайской, с кобальтовой подглазур-ной росписью. А для получения более насыщенного синего цвета использовал железную руду, что добывалась неподалеку от Бирмингема. Изделия получились столь уникальными, что фарфоровое семейство «Голубая Ива» Коулбрука принесло ему известность. В то время Мартасвилл переименовали в Атланту, а Артемас разбогател, построил самый большой дом во всей округе, мельницу и, конечно же, фарфоровую фабрику. Но он так и не смог купить любовь сыновей Элспет. Дела здорово осложнились, когда Артемас женился на женщине-янки из Нью-Йорка. Во всяком случае, сыновья Элспет выросли настоящими мужчинами, женились, обзавелись детьми, стали известными фермерами, открыли свое дело в городе.
— Маккензи? Как и теперь?
— Гм. Их корни здесь были куда глубже, чем у старшего Артемаса. Впрочем, Гражданская война Севера и Юга сделала Маккензи и Коулбруков врагами. Ужасное время, много крови. Сыновья Элспет однажды темной ночью перешли туманную тропу в ущелье и предали огню дом старшего Артемаса, его фарфоровую фабрику и все его владения, за исключением мельницы.
— Так вот откуда у Лили такой темперамент, — прозрачно намекнул Артемас.
Девочка снова толкнула его локтем.
— Да, в этом не было ничего хорошего, — продолжала мама. — Старший Артемас в следующее воскресенье появился на их ферме. Его люди разорили их поля, а Артемас тем временем уничтожил все деревья Элспет. Сжег их… сжег до самых корней, тем самым давая понять сыновьям, что родственные узы между ними разрушены.
— И что потом?
— Ничего. Теперь уже никак нельзя было исправить эту ужасную ссору. Старший Артемас поклялся раздавить всех Маккензи в округе. Вместе со своей женой и деньгами он уехал в Нью-Йорк, прихватив с собой запасы глины для того, чтобы купить шахту с железной рудой для получения синего кобальта. Сыновья Артемаса довольно скоро научились делать деньги. Помимо прочего, Коулбрук успешно торговал лучшим фарфором в стране. За тридцать лет они стали такими богатыми, как царь Мидас , и такими важными, как бентамские петухи .
Глаза миссис Маккензи театрально расширились.
— Но ты не знаешь главного! Ивы выросли снова. Их нельзя было уничтожить, потому что Элспет слишком сильно любила!
Лили завизжала и захлопала в ладоши от восторга:
— Они волшебные!
Артемас отстранился от Лили и, обхватив колени руками, подавленно опустил глаза. Лили беспокойно пнула его ножкой.
— Во всяком случае, ты мне нравишься, петух.
— Покорно благодарю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47