По узким каменным лестницам спустились туда, где раньше простирались цветущие сады, а теперь находились заросли сосен, поросших глицинией. Вдали показалось неясное очертание особняка, открылось крыло дома, где находилась пальмовая комната. Парящие стеклянные окна высились над поясом истлевшей фанеры. Основание особняка, как она и говорила, действительно образовывало небольшой выступ.
— Вот здесь.
Они остановились у фанерного листа, определив по цвету, что он прибит позже.
— Думаю, мы сможем отодрать эту фанеру, — сказал Артемас.
Она сверкнула глазами.
Прежде чем он помог ей — словно она нуждалась или хотела этого, — Лили ступила в глубокую расщелину между камнями и поднялась на широкий уступ на уровне их голов, нетерпеливо потянула за край листа. Артемас взялся с другой стороны.
Они дружно рванули, и фанера, треснув, сломалась там, где были вбиты гвозди.
— Не огорчайся, старина. — Лили вполголоса обращалась к особняку как к живому человеку. — Мы поставим заплату на место на обратном пути.
Из темноты пахнуло сыростью. Сердце Артемаса неожиданно заныло, когда луч солнца упал на фонтан посредине. Сквозь разбитое окно они проникли внутрь, не наклоняясь.
— Здесь все так и осталось. — Лили с удовлетворением кивнула на остатки пальмовых кадок на полу, на фонтан с херувимом, с грязными потеками от дождей, на огромные треснувшие керамические горшки. Лили присела на корточки и смела грязь с белой плитки, декорированной голубыми ивами.
Тупая боль вздымалась в груди Артемаса.
— Помню, здесь было много растений и мебели для сада, пальмы достигали потолка, а фонтан еще работал. Бабушка разводила в нем золотых рыбок. Были также длиннохвостые дрессированные попугаи, они светились в моих руках.
— Здорово! Но мне все равно здесь нравится, даже сейчас.
Артемас встал на колени, провел пальцем по плиткам. Одна из них закачалась; он извлек ее:
— Хочешь оставить на память?
Она посмотрела нежными потемневшими глазами, такими голубыми, как цвет на плитке. Невидимая стена между ними совсем исчезла; они сблизились так, как еще ни разу не сближались.
— Нет, ее место здесь, — мягко возразила она, взяла плитку и аккуратно вставила ее обратно. — Ты помнишь историю, которую моя мать рассказывала об ивах? О том, как все происходило?
— Конечно.
— Я прочла все о «Голубой Иве» Коулбрука. Штудировала марки фарфора по книгам из библиотеки. Пишут, что семейство «Голубая Ива» хорошо известно. Знаменитые английские гончары научились этому и другим восточным мотивам в дизайне фарфора за несколько лет. Старший Артемас, должно быть, знал, что американцам это никак не удавалось.
Артемас пожал плечами:
— Во всяком случае, он был честолюбив и умен.
— И в самом деле, — ехидно заметила Лили. — Пронюхав, что американцы хотят «импортировать» «Голубую Иву», поскольку она изысканнее, он договорился с капитаном английского корабля о доставке своего фарфора со штампом «Англия» под торговой маркой на север, где его продавали по ценам более низким по сравнению с подлинниками. И так он обманывал людей многие годы.
Артемасу не понравился ее обвинительный тон.
— Народ считал, что покупает прекрасный английский фарфор по умеренной цене. Старший Артемас был англичанином. Так что все это не такой уж страшный обман.
— Я всегда верила, что старший Артемас, создавая «Голубую Иву», черпал свое вдохновение у моей прапрапрабабушки и ее ив, но, может, он просто проявил деловую изобретательность. Может, это вовсе и не было сентиментальностью.
— Нет, — возразил Артемас. — Они были женаты. Она умерла, когда появились их дети. Все это исторические факты. Он любил ее, и у него, по всей видимости, возникло желание увековечить ее память. Бабушка всегда говорила, что фарфор Коулбрука обязан своему рождению Элспет Маккензи.
— Но это просто легенда. Хочется верить, что ивы были даром таинственного духа гор в образе старика. Деревья — ботанические мутанты, и Элспет, вероятно, выменяла их у какого-нибудь пришлого коробейника.
— Я предпочитаю версию твоей матери.
— Почему? С таким характером, как у тебя, это довольно банально.
Он совсем разозлился:
— У меня свои капризы.
Артемас прошелся по широкому бордюру фонтана, потом медленно огляделся по сторонам и наткнулся на ее меланхолический взгляд.
— Здесь нужен управляющий, — произнес он тягуче. — Тот, кто удержит духов. Там, за старыми конюшнями и оранжереями, стояло несколько гостевых коттеджей. Что-нибудь от них осталось?
— Крыши провалились, окна выбиты, хотя стены еще стоят.
— Хорошо бы восстановить один из них. Лили, я подарил бы его тебе. Он стал бы твоим навсегда — я закрепил бы его за тобой. И немного земли…
— Нет, Она подбежала к фонтану, запрокинув голову, раскрасневшись от злости и чуть не плача:
— Тогда я чувствовала бы себя здесь служанкой. Мои родители были слугами у Коулбруков, но я не хочу.
— Клянусь, я не это имел в виду.
— Знаю.
Она гордо вскинула голову и села на бордюр. Артемас опустился рядом.
— Я только хотел сделать тебе подарок, — объяснил он. — В знак того, что объединяло наши семьи, в связи с тем, что ты потеряла, потому, что дорожу твоей дружбой наконец.
Она молча почистила ботинки друг о друга, стирая годовалую грязь.
— Может, ты уже сделал это, всего лишь вернувшись. Артемас кашлянул.
— Я хочу, чтобы ты здесь… Я хочу, чтобы ты жила здесь.
— Несмотря на то что я вынуждена уехать, в один прекрасный день я обязательно вернусь. И ты также.
Всегда раздельно, с кем-то другим… Она может полюбить кого-то, выйти замуж. И он ничего не сможет ни сделать, ни помешать. Слова, готовые вот-вот сорваться с языка, так и не были произнесены. Он массировал виски, представляя, что заключает ее в объятия.
«Останься здесь ради меня. Я буду приезжать, как только у меня появится хоть какой-то шанс. Никто не будет знать об этом».
За исключением Лили. Он рассказал бы ей, почему он не свободен, и она могла бы его понять, но, вероятно, презирала бы за это.
— Ты в порядке? — Она осторожно дотронулась до него. — Выглядишь так, будто отвратно себя чувствуешь. Он поднялся, сжал кулаки.
— Я верну тебе твое проклятое место. Я сделаю это даже ценой целой жизни. Ты никогда не простишь меня, если я не сделаю этого.
Лили изо всех сил ударила по кладке фонтана, гулкое эхо вторило ее свирепому рыку.
— Я тебя не виню. Раньше — да, но не теперь. Разве ты в ответе за то, что со мной случилось?
Он вытянул руки.
— Я держал тебя на руках раньше твоей матери, дал тебе имя.
— Кроме того, назвал теленка Фредом. Фред вырос, и на обед кому-то достался лакомый кусочек.
Она умела выставить все в самом нелепом свете. Артемас слабо вздохнул и покачал головой. Лили опустила глаза под ноги, затем наклонилась, подняла что-то с пола. В руках она держала крохотную зеленую ящерицу.
— Ты наверняка и ей захочешь дать имя, — саркастически заметила она. — Так что можешь обладать ею.
Никто, кроме Лили, не смог бы спровоцировать его таким образом. Артемас перевернул ящерицу хвостом вверх.
— Боб, — брякнул он.
Потом неожиданно посадил ее Лили на плечо. Ящерица юркнула в вырез тенниски.
Лили раскрыла рот, не завизжала — что уж тут, обыкновенная ящерица, которых она десятками ловила для забавы. Но эта шмыгнула между ее грудями. Девушка взяла футболку спереди и потрясла ее, ящерица, пощекотав ее правую грудь, застыла около соска. Лили дрожала в негодовании.
— Большое спасибо. Она у меня в лифчике.
Взгляд Артемаса трудно было понять — смеяться он хотел или ругаться? Лили шикнула на него и отвернулась, краска залила ее лицо. Смущение, ощущение колющего взгляда… Она немного приподняла футболку, ящерица вышла на гребень ее вискозной чашечки. Нижнее белье Лили было самым простым, в общем, ничего привлекательного для Артемаса, если он увидит его, подумала она.
Ящерица по-прежнему сидела на ее соске, будто зацепилась за сучок на дереве. Тихо выругавшись, она резко подняла чашечку и пробовала поймать хладнокровное. Та ринулась вниз по обнаженному животу, прямо к джинсам.
Ситуация уже выходила за рамки приличия.
— Держи ее, — приказала она, повернувшись к Арте-масу, обнажив свой живот. — Не снимать же мне джинсы!
Артемас накрыл ящерицу рукой у пупка. Все. Широкая, шершавая рука Артемаса плавала на неустойчивой поверхности, которая ритмично вздымалась в такт ее отрывистому дыханию.
Артемас наклонился, зарделся, даже напрягся. Не было никакой робости, поскольку он воспринял это за шутку с ее стороны:
— У меня не было времени убедиться. Ты поймана или нет?
Ей хотелось задушить юношу. Но ей нравилось ощущать его руки, жар на коже, ей так хотелось, чтобы ничего не кончалось.
— Поймал. Только не навреди ей. Мне нравятся ящерицы.
Он осторожно сжал руку.
— Держу, — прошептал Артемас.
Лили краем глаза увидела, как он выпустил ящерку.
— Прощай, Боб, — сухо сказал он. — Теперь ты можешь рассказывать эту чертовски интересную историю своим внукам.
Он выпрямился. Атмосфера накалилась до предела. У нее перехватило дыхание: желание ощущать его не проходило. Она резко рванула футболку и лифчик вверх. Обнаженную грудь обдало холодным воздухом.
— Смотри, — с хрипом вырвалось у нее из груди.
Он сверкнул глазами.
— Ты не можешь отрицать, что я взрослая женщина или не знаю, чего хочу.
Он медленно скользил по ней взглядом.
— Ты очень красива, и мне совсем не обязательно видеть тебя обнаженной, я и так всегда знал это.
Он быстро зашагал к входу, расправив плечи, выпрямив спину.
Лили закусила губу и опустила глаза. Одернув футболку, она последовала за ним.
* * *
Послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени, когда они выехали из леса на дорогу, ведущую к Маккензи. Они проехали около двух миль мимо огромных дубов, каких-то красных деревьев и кленов, которые всегда связывали поместье и ее фамильные земли. Раньше здесь проходила охотничья дорога индейцев-чероки, дед показывал ей коллекцию наконечников, найденных у ручья.
— О чем ты думаешь? — Артемас не сводил с нее глаз.
— Об этой чертовски интересной истории, — ответила она с грустью.
В висках стучало, и говорить не хотелось. Лили остановилась посреди гравиевой дороги, стараясь ничего не упустить, сохранить в памяти мельчайшие детали: крохотные голубые фиалки в канавах, изгородь из проволоки и пастбище по другую сторону, извилистую тропу из красной глины, ивы и фруктовые сады у дома.
«Я не смогу без этого. Я умру без Артемаса», — думала она.
Подобное малодушие было не по ней. Их род всегда славился трудолюбивыми, смелыми и верными людьми. Ар-темас скоро уедет, она соберет вещи и через несколько дней покинет ферму. Надо выжить, выучиться и преуспеть во что бы то ни стало. Она верит в будущее, где он уже не станет выбирать жизнь без нее.
* * *
Они почти всю ночь разговаривали о всяких невинных вещах, которые немного примирили их, — о музыке, книгах, фильмах, пище. О том, как лучше всего наблюдать закат. О запахе воздуха после дождя. Он играл на старом добром расстроенном пианино в гостиной. Лили и знать не знала, что бабушка занималась с ним музыкой. От нее, как от зигфельдо-вой девочки , ему досталась энциклопедия музыки. Веселые старые песни, в основном хорошо известные, — «Чай для двоих», «Мое голубое небо», «Река старика», «Романтика».
Потом они сидели на крыльце в полной темноте, слушая крики сов, улавливая мелькание оленя, наблюдая за енотом на краю цветочной клумбы. Она поведала ему, как отличить хорошую садовую землю от плохой, как обмануть наседку, как отыскать в лесу женьшень. Он слушал ее с огромным интересом.
— Я знаю много, но все это становится бесполезным за холмами, — задумчиво проговорила она. — Об этих знаниях заботятся только старожилы да энергичные типы из Атланты, прибывающие сюда с подшивкой журнала «Матушка земля» и электрическими котелками.
— Как ты нетерпима, — прошептал Артемас, втайне забавляясь.
— Большинство из них думают, что поднимут здесь культуру. Думают, что просто надо найти компанию Дейси Маеса и Лиля Эбнерса или что-нибудь среднее между «Деливеренс» и искусством Нормана Роквелла .
— А ты бы что хотела?
Скорее надо было бы спросить: «Как бы ты хотела, чтобы я смотрел на тебя?» — потому что Артемас усмотрел в ее размышлениях попытку сравнить его жизнь и свою собственную. В Нью-Йорке она на собственной шкуре ощутила эту разницу, пропасть такую широкую, как расстояние от Земли до Луны.
— Помнишь эту святую Сандру Ди с ее слащавыми речами в сериале «Тэмми» ? А вся эта чепуха о южных красавицах из телевизионных шоу? Это все не по мне. Я уже пила пиво, как-то на вечеринке курила марихуану и так поглупела, что вряд ли захочу этого вновь. Здесь я никогда не найду парня, без которого я бы не могла обойтись и без которого я… уже обошлась. До сих пор летом и по праздникам я торговала в магазине рассадой и работала в оранжереях Фридмана. У меня появилась сноровка в декоративном садоводстве, я знаю об удобрениях гораздо больше, чем кто-либо другой. Это моя жизнь. — Она слегка кивнула ему. — Думаю, это хорошая жизнь. — И тут же про себя добавила: «Но не слишком, чтобы удержать тебя здесь». — Лучше поговорим о чем-нибудь другом. — Она оперлась спиной о крыльцо и взирала на его могучую фигуру с безнадежным трепетом одиночества.
«Эта твоя женщина, давай поговорим о ней».
Чтобы все разрушить? Ну уж нет!
— Твои родители? — тихо спросил он. — Хочешь поговорить о них?
— Нет, — она скрестила руки на груди. Холод пробрал ее до костей. — Они со мной все время. Заводя об этом разговор, я чувствую, что теряю их. Конечно, все это…
— Я понимаю.
Как хорошо, что она не видела его лица.
«Я понимаю, потому что все это чувствую сам, когда пытаюсь поговорить об отношениях между нами».
Видимо, именно это многозначительное молчание и сближало их.
Он вошел в дом и сел за пианино. Она последовала за ним и легла на диване. Незадолго перед восходом Лили уснула под знакомые до боли, милые сердцу старые мелодии. Она еще ощутила, как он накрыл ее одеялом и нежно погладил по голове.
Может быть, предсказание Маленькой Сис сбудется? Это лишь дело времени.
Глава 14
Артемас проснулся от запаха свежемолотого кофе. Он открыл глаза и увидел Лили, сидящую на ступенях рядом с ним с кружкой ароматного напитка. Просто вчера, взяв подушку и одеяла, он устроился снаружи, чтобы сквозь сетку видеть гостиную и ее, уснувшую там на диване.
— Долго же ты спишь. — Она чуть-чуть покосилась на него, откинула назад яркие рыжие волосы.
В симпатичном приталенном платье в узкую голубую полоску на белом фоне, в белых туфлях на низком каблуке она выглядела весьма необычно. Лили смущенно опустила глаза.
— Я тебя шокирую? Может, так я произведу впечатление на мистера Эстеса. Тетя Мод по телефону сказала, что он вернулся в магазин, Артемас кивнул и принял протянутую кружку. В животе урчало; правда, совсем не было аппетита, но он все выпил, чтобы не обижать девушку.
Переговоры с покупателем фермы вроде бы сводились к заключению приятной оригинальной сделки. Никто бы не устоял перед соблазном существенного дохода без всяких хлопот. Деньги обычно без труда разрешали такие проблемы.
Он помог Лили привести дом в порядок, переговорил с ней о ее обучении в колледже. Он выделит ей некую сумму денег — конечно, в качестве займа, иначе она никогда не согласится принять ее. После этого возвратится в Нью-Йорк и решит каким-нибудь приемлемым образом проблему ее безопасности. Возможно, наймет управляющего в старое поместье, что было бы самым мудрым — тот под разными предлогами станет навещать ее и сообщать Артемасу, как обстоят дела.
А уж тогда как-нибудь он добьется своих целей. Ар-темас пил кофе, обжигаясь, но не обращая внимания на это в преддверии будущего, которое в общем-то невозможно предугадать.
* * *
Лили отрывисто вздохнула, пытаясь сосредоточиться. Слава Богу, что они приехали к мистеру Эстесу во время перерыва. Автостоянка перед магазином была пуста, деревянная дверь открыта. Сердце ее бешено колотилось.
— У мистера Эстеса много денег, — предупредила она. — Вряд ли он согласится на доплату. У него большой дом, земля за городом, по слухам, он сколотил состояние за несколько лет, создав аукцион по продаже фермерской техники. Он, вероятно, самый богатый человек в округе Маккензи.
— Тогда ему нечего держаться за твою ферму. — Ар-темас открыл дверцу старого джипа и загасил сигарету. — Пусть получит деньги и подыщет сыну другую.
Лили наблюдала за ним, очарованная его обаянием. Говорил и держался Артемас уверенно. Курение придавало ему солидности, опять же — суровое не по годам лицо. Джинсы и спортивный жакет не превращали его в студента колледжа, потому что он всегда ставил перед собой цель, как учили его в военной школе.
— Я добьюсь. Вот увидишь.
— Но переговоры буду вести я, — заявила Лили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Вот здесь.
Они остановились у фанерного листа, определив по цвету, что он прибит позже.
— Думаю, мы сможем отодрать эту фанеру, — сказал Артемас.
Она сверкнула глазами.
Прежде чем он помог ей — словно она нуждалась или хотела этого, — Лили ступила в глубокую расщелину между камнями и поднялась на широкий уступ на уровне их голов, нетерпеливо потянула за край листа. Артемас взялся с другой стороны.
Они дружно рванули, и фанера, треснув, сломалась там, где были вбиты гвозди.
— Не огорчайся, старина. — Лили вполголоса обращалась к особняку как к живому человеку. — Мы поставим заплату на место на обратном пути.
Из темноты пахнуло сыростью. Сердце Артемаса неожиданно заныло, когда луч солнца упал на фонтан посредине. Сквозь разбитое окно они проникли внутрь, не наклоняясь.
— Здесь все так и осталось. — Лили с удовлетворением кивнула на остатки пальмовых кадок на полу, на фонтан с херувимом, с грязными потеками от дождей, на огромные треснувшие керамические горшки. Лили присела на корточки и смела грязь с белой плитки, декорированной голубыми ивами.
Тупая боль вздымалась в груди Артемаса.
— Помню, здесь было много растений и мебели для сада, пальмы достигали потолка, а фонтан еще работал. Бабушка разводила в нем золотых рыбок. Были также длиннохвостые дрессированные попугаи, они светились в моих руках.
— Здорово! Но мне все равно здесь нравится, даже сейчас.
Артемас встал на колени, провел пальцем по плиткам. Одна из них закачалась; он извлек ее:
— Хочешь оставить на память?
Она посмотрела нежными потемневшими глазами, такими голубыми, как цвет на плитке. Невидимая стена между ними совсем исчезла; они сблизились так, как еще ни разу не сближались.
— Нет, ее место здесь, — мягко возразила она, взяла плитку и аккуратно вставила ее обратно. — Ты помнишь историю, которую моя мать рассказывала об ивах? О том, как все происходило?
— Конечно.
— Я прочла все о «Голубой Иве» Коулбрука. Штудировала марки фарфора по книгам из библиотеки. Пишут, что семейство «Голубая Ива» хорошо известно. Знаменитые английские гончары научились этому и другим восточным мотивам в дизайне фарфора за несколько лет. Старший Артемас, должно быть, знал, что американцам это никак не удавалось.
Артемас пожал плечами:
— Во всяком случае, он был честолюбив и умен.
— И в самом деле, — ехидно заметила Лили. — Пронюхав, что американцы хотят «импортировать» «Голубую Иву», поскольку она изысканнее, он договорился с капитаном английского корабля о доставке своего фарфора со штампом «Англия» под торговой маркой на север, где его продавали по ценам более низким по сравнению с подлинниками. И так он обманывал людей многие годы.
Артемасу не понравился ее обвинительный тон.
— Народ считал, что покупает прекрасный английский фарфор по умеренной цене. Старший Артемас был англичанином. Так что все это не такой уж страшный обман.
— Я всегда верила, что старший Артемас, создавая «Голубую Иву», черпал свое вдохновение у моей прапрапрабабушки и ее ив, но, может, он просто проявил деловую изобретательность. Может, это вовсе и не было сентиментальностью.
— Нет, — возразил Артемас. — Они были женаты. Она умерла, когда появились их дети. Все это исторические факты. Он любил ее, и у него, по всей видимости, возникло желание увековечить ее память. Бабушка всегда говорила, что фарфор Коулбрука обязан своему рождению Элспет Маккензи.
— Но это просто легенда. Хочется верить, что ивы были даром таинственного духа гор в образе старика. Деревья — ботанические мутанты, и Элспет, вероятно, выменяла их у какого-нибудь пришлого коробейника.
— Я предпочитаю версию твоей матери.
— Почему? С таким характером, как у тебя, это довольно банально.
Он совсем разозлился:
— У меня свои капризы.
Артемас прошелся по широкому бордюру фонтана, потом медленно огляделся по сторонам и наткнулся на ее меланхолический взгляд.
— Здесь нужен управляющий, — произнес он тягуче. — Тот, кто удержит духов. Там, за старыми конюшнями и оранжереями, стояло несколько гостевых коттеджей. Что-нибудь от них осталось?
— Крыши провалились, окна выбиты, хотя стены еще стоят.
— Хорошо бы восстановить один из них. Лили, я подарил бы его тебе. Он стал бы твоим навсегда — я закрепил бы его за тобой. И немного земли…
— Нет, Она подбежала к фонтану, запрокинув голову, раскрасневшись от злости и чуть не плача:
— Тогда я чувствовала бы себя здесь служанкой. Мои родители были слугами у Коулбруков, но я не хочу.
— Клянусь, я не это имел в виду.
— Знаю.
Она гордо вскинула голову и села на бордюр. Артемас опустился рядом.
— Я только хотел сделать тебе подарок, — объяснил он. — В знак того, что объединяло наши семьи, в связи с тем, что ты потеряла, потому, что дорожу твоей дружбой наконец.
Она молча почистила ботинки друг о друга, стирая годовалую грязь.
— Может, ты уже сделал это, всего лишь вернувшись. Артемас кашлянул.
— Я хочу, чтобы ты здесь… Я хочу, чтобы ты жила здесь.
— Несмотря на то что я вынуждена уехать, в один прекрасный день я обязательно вернусь. И ты также.
Всегда раздельно, с кем-то другим… Она может полюбить кого-то, выйти замуж. И он ничего не сможет ни сделать, ни помешать. Слова, готовые вот-вот сорваться с языка, так и не были произнесены. Он массировал виски, представляя, что заключает ее в объятия.
«Останься здесь ради меня. Я буду приезжать, как только у меня появится хоть какой-то шанс. Никто не будет знать об этом».
За исключением Лили. Он рассказал бы ей, почему он не свободен, и она могла бы его понять, но, вероятно, презирала бы за это.
— Ты в порядке? — Она осторожно дотронулась до него. — Выглядишь так, будто отвратно себя чувствуешь. Он поднялся, сжал кулаки.
— Я верну тебе твое проклятое место. Я сделаю это даже ценой целой жизни. Ты никогда не простишь меня, если я не сделаю этого.
Лили изо всех сил ударила по кладке фонтана, гулкое эхо вторило ее свирепому рыку.
— Я тебя не виню. Раньше — да, но не теперь. Разве ты в ответе за то, что со мной случилось?
Он вытянул руки.
— Я держал тебя на руках раньше твоей матери, дал тебе имя.
— Кроме того, назвал теленка Фредом. Фред вырос, и на обед кому-то достался лакомый кусочек.
Она умела выставить все в самом нелепом свете. Артемас слабо вздохнул и покачал головой. Лили опустила глаза под ноги, затем наклонилась, подняла что-то с пола. В руках она держала крохотную зеленую ящерицу.
— Ты наверняка и ей захочешь дать имя, — саркастически заметила она. — Так что можешь обладать ею.
Никто, кроме Лили, не смог бы спровоцировать его таким образом. Артемас перевернул ящерицу хвостом вверх.
— Боб, — брякнул он.
Потом неожиданно посадил ее Лили на плечо. Ящерица юркнула в вырез тенниски.
Лили раскрыла рот, не завизжала — что уж тут, обыкновенная ящерица, которых она десятками ловила для забавы. Но эта шмыгнула между ее грудями. Девушка взяла футболку спереди и потрясла ее, ящерица, пощекотав ее правую грудь, застыла около соска. Лили дрожала в негодовании.
— Большое спасибо. Она у меня в лифчике.
Взгляд Артемаса трудно было понять — смеяться он хотел или ругаться? Лили шикнула на него и отвернулась, краска залила ее лицо. Смущение, ощущение колющего взгляда… Она немного приподняла футболку, ящерица вышла на гребень ее вискозной чашечки. Нижнее белье Лили было самым простым, в общем, ничего привлекательного для Артемаса, если он увидит его, подумала она.
Ящерица по-прежнему сидела на ее соске, будто зацепилась за сучок на дереве. Тихо выругавшись, она резко подняла чашечку и пробовала поймать хладнокровное. Та ринулась вниз по обнаженному животу, прямо к джинсам.
Ситуация уже выходила за рамки приличия.
— Держи ее, — приказала она, повернувшись к Арте-масу, обнажив свой живот. — Не снимать же мне джинсы!
Артемас накрыл ящерицу рукой у пупка. Все. Широкая, шершавая рука Артемаса плавала на неустойчивой поверхности, которая ритмично вздымалась в такт ее отрывистому дыханию.
Артемас наклонился, зарделся, даже напрягся. Не было никакой робости, поскольку он воспринял это за шутку с ее стороны:
— У меня не было времени убедиться. Ты поймана или нет?
Ей хотелось задушить юношу. Но ей нравилось ощущать его руки, жар на коже, ей так хотелось, чтобы ничего не кончалось.
— Поймал. Только не навреди ей. Мне нравятся ящерицы.
Он осторожно сжал руку.
— Держу, — прошептал Артемас.
Лили краем глаза увидела, как он выпустил ящерку.
— Прощай, Боб, — сухо сказал он. — Теперь ты можешь рассказывать эту чертовски интересную историю своим внукам.
Он выпрямился. Атмосфера накалилась до предела. У нее перехватило дыхание: желание ощущать его не проходило. Она резко рванула футболку и лифчик вверх. Обнаженную грудь обдало холодным воздухом.
— Смотри, — с хрипом вырвалось у нее из груди.
Он сверкнул глазами.
— Ты не можешь отрицать, что я взрослая женщина или не знаю, чего хочу.
Он медленно скользил по ней взглядом.
— Ты очень красива, и мне совсем не обязательно видеть тебя обнаженной, я и так всегда знал это.
Он быстро зашагал к входу, расправив плечи, выпрямив спину.
Лили закусила губу и опустила глаза. Одернув футболку, она последовала за ним.
* * *
Послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени, когда они выехали из леса на дорогу, ведущую к Маккензи. Они проехали около двух миль мимо огромных дубов, каких-то красных деревьев и кленов, которые всегда связывали поместье и ее фамильные земли. Раньше здесь проходила охотничья дорога индейцев-чероки, дед показывал ей коллекцию наконечников, найденных у ручья.
— О чем ты думаешь? — Артемас не сводил с нее глаз.
— Об этой чертовски интересной истории, — ответила она с грустью.
В висках стучало, и говорить не хотелось. Лили остановилась посреди гравиевой дороги, стараясь ничего не упустить, сохранить в памяти мельчайшие детали: крохотные голубые фиалки в канавах, изгородь из проволоки и пастбище по другую сторону, извилистую тропу из красной глины, ивы и фруктовые сады у дома.
«Я не смогу без этого. Я умру без Артемаса», — думала она.
Подобное малодушие было не по ней. Их род всегда славился трудолюбивыми, смелыми и верными людьми. Ар-темас скоро уедет, она соберет вещи и через несколько дней покинет ферму. Надо выжить, выучиться и преуспеть во что бы то ни стало. Она верит в будущее, где он уже не станет выбирать жизнь без нее.
* * *
Они почти всю ночь разговаривали о всяких невинных вещах, которые немного примирили их, — о музыке, книгах, фильмах, пище. О том, как лучше всего наблюдать закат. О запахе воздуха после дождя. Он играл на старом добром расстроенном пианино в гостиной. Лили и знать не знала, что бабушка занималась с ним музыкой. От нее, как от зигфельдо-вой девочки , ему досталась энциклопедия музыки. Веселые старые песни, в основном хорошо известные, — «Чай для двоих», «Мое голубое небо», «Река старика», «Романтика».
Потом они сидели на крыльце в полной темноте, слушая крики сов, улавливая мелькание оленя, наблюдая за енотом на краю цветочной клумбы. Она поведала ему, как отличить хорошую садовую землю от плохой, как обмануть наседку, как отыскать в лесу женьшень. Он слушал ее с огромным интересом.
— Я знаю много, но все это становится бесполезным за холмами, — задумчиво проговорила она. — Об этих знаниях заботятся только старожилы да энергичные типы из Атланты, прибывающие сюда с подшивкой журнала «Матушка земля» и электрическими котелками.
— Как ты нетерпима, — прошептал Артемас, втайне забавляясь.
— Большинство из них думают, что поднимут здесь культуру. Думают, что просто надо найти компанию Дейси Маеса и Лиля Эбнерса или что-нибудь среднее между «Деливеренс» и искусством Нормана Роквелла .
— А ты бы что хотела?
Скорее надо было бы спросить: «Как бы ты хотела, чтобы я смотрел на тебя?» — потому что Артемас усмотрел в ее размышлениях попытку сравнить его жизнь и свою собственную. В Нью-Йорке она на собственной шкуре ощутила эту разницу, пропасть такую широкую, как расстояние от Земли до Луны.
— Помнишь эту святую Сандру Ди с ее слащавыми речами в сериале «Тэмми» ? А вся эта чепуха о южных красавицах из телевизионных шоу? Это все не по мне. Я уже пила пиво, как-то на вечеринке курила марихуану и так поглупела, что вряд ли захочу этого вновь. Здесь я никогда не найду парня, без которого я бы не могла обойтись и без которого я… уже обошлась. До сих пор летом и по праздникам я торговала в магазине рассадой и работала в оранжереях Фридмана. У меня появилась сноровка в декоративном садоводстве, я знаю об удобрениях гораздо больше, чем кто-либо другой. Это моя жизнь. — Она слегка кивнула ему. — Думаю, это хорошая жизнь. — И тут же про себя добавила: «Но не слишком, чтобы удержать тебя здесь». — Лучше поговорим о чем-нибудь другом. — Она оперлась спиной о крыльцо и взирала на его могучую фигуру с безнадежным трепетом одиночества.
«Эта твоя женщина, давай поговорим о ней».
Чтобы все разрушить? Ну уж нет!
— Твои родители? — тихо спросил он. — Хочешь поговорить о них?
— Нет, — она скрестила руки на груди. Холод пробрал ее до костей. — Они со мной все время. Заводя об этом разговор, я чувствую, что теряю их. Конечно, все это…
— Я понимаю.
Как хорошо, что она не видела его лица.
«Я понимаю, потому что все это чувствую сам, когда пытаюсь поговорить об отношениях между нами».
Видимо, именно это многозначительное молчание и сближало их.
Он вошел в дом и сел за пианино. Она последовала за ним и легла на диване. Незадолго перед восходом Лили уснула под знакомые до боли, милые сердцу старые мелодии. Она еще ощутила, как он накрыл ее одеялом и нежно погладил по голове.
Может быть, предсказание Маленькой Сис сбудется? Это лишь дело времени.
Глава 14
Артемас проснулся от запаха свежемолотого кофе. Он открыл глаза и увидел Лили, сидящую на ступенях рядом с ним с кружкой ароматного напитка. Просто вчера, взяв подушку и одеяла, он устроился снаружи, чтобы сквозь сетку видеть гостиную и ее, уснувшую там на диване.
— Долго же ты спишь. — Она чуть-чуть покосилась на него, откинула назад яркие рыжие волосы.
В симпатичном приталенном платье в узкую голубую полоску на белом фоне, в белых туфлях на низком каблуке она выглядела весьма необычно. Лили смущенно опустила глаза.
— Я тебя шокирую? Может, так я произведу впечатление на мистера Эстеса. Тетя Мод по телефону сказала, что он вернулся в магазин, Артемас кивнул и принял протянутую кружку. В животе урчало; правда, совсем не было аппетита, но он все выпил, чтобы не обижать девушку.
Переговоры с покупателем фермы вроде бы сводились к заключению приятной оригинальной сделки. Никто бы не устоял перед соблазном существенного дохода без всяких хлопот. Деньги обычно без труда разрешали такие проблемы.
Он помог Лили привести дом в порядок, переговорил с ней о ее обучении в колледже. Он выделит ей некую сумму денег — конечно, в качестве займа, иначе она никогда не согласится принять ее. После этого возвратится в Нью-Йорк и решит каким-нибудь приемлемым образом проблему ее безопасности. Возможно, наймет управляющего в старое поместье, что было бы самым мудрым — тот под разными предлогами станет навещать ее и сообщать Артемасу, как обстоят дела.
А уж тогда как-нибудь он добьется своих целей. Ар-темас пил кофе, обжигаясь, но не обращая внимания на это в преддверии будущего, которое в общем-то невозможно предугадать.
* * *
Лили отрывисто вздохнула, пытаясь сосредоточиться. Слава Богу, что они приехали к мистеру Эстесу во время перерыва. Автостоянка перед магазином была пуста, деревянная дверь открыта. Сердце ее бешено колотилось.
— У мистера Эстеса много денег, — предупредила она. — Вряд ли он согласится на доплату. У него большой дом, земля за городом, по слухам, он сколотил состояние за несколько лет, создав аукцион по продаже фермерской техники. Он, вероятно, самый богатый человек в округе Маккензи.
— Тогда ему нечего держаться за твою ферму. — Ар-темас открыл дверцу старого джипа и загасил сигарету. — Пусть получит деньги и подыщет сыну другую.
Лили наблюдала за ним, очарованная его обаянием. Говорил и держался Артемас уверенно. Курение придавало ему солидности, опять же — суровое не по годам лицо. Джинсы и спортивный жакет не превращали его в студента колледжа, потому что он всегда ставил перед собой цель, как учили его в военной школе.
— Я добьюсь. Вот увидишь.
— Но переговоры буду вести я, — заявила Лили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47