Кассандра отпрянула и вцепилась в белую сумку, висящую на ее плече. Открыв ее, она вытащила пачку денег:
— Я приехала оплатить счет за собаку Лили Портер.
— Вы, Коулбруки, всегда проявляли особый интерес к жизни Лили. Вчера здесь был твой брат Артемас, также предлагая плату.
Лицо Кассандры исказилось гримасой брезгливости.
— Наши отношения с Лили Портер тебя не касаются.
— Ходят слухи, что вы хотите выселить ее отсюда, что она будто бы хочет разбить вашу семью. Поэтому мне кажется странным, что вы с братом проявляете такую трогательную заботу о ее собаке.
— Я сшибла эту проклятую собаку, поэтому хочу искупить свою вину.
— Забудь. У нас с Лили давно сложился бартер.
— Но я настаиваю!
Он, медленно повернувшись, пожирал ее изумленным и восхищенным взглядом.
— Лили посадит вокруг моего дома новые кустарники и цветы. Боже, ты ревнива, но в пределах приличия! Здорово, если не заходит слишком далеко! Тебе совсем не стоит беспокоиться об этом.
— Думаешь, ты меня сильно интересуешь?
Он сделал шаг вперед и неожиданно оказался так близко, что от него пахнуло потом и лошадьми. Он был не выше, чем она, но казался неотразимым. Непристойное и богохульное выражение его лица вызвало в ней бурю эмоций. Сердце ее возбужденно колотилось. Он наклонился к ней, полузакрыв глаза:
— Я спрашивал о тебе у Лили. Странная вещь, она не сказала ни единого плохого слова о тебе или твоей семье. Она уважает вас гораздо больше, чем вы думаете. А из того, что она рассказала о твоих родителях, я понял, откуда эти дурацкие речи, присущие толстой маленькой девочке, которая любым способом пытается выжить. Полагаю, ты все еще ею осталась.
Она вздрогнула.
— Да пошел ты… — процедила она сквозь стиснутые зубы.
— Ну, маленькая толстушка, по-моему, ты лжешь. Я вырос на попойках матери и отца, который при всяком удобном случае выбивал из меня черта, и я прекрасно понимаю, что ты гораздо лучше, чем кажешься.
Дрожащими пальцами она швырнула ему пачку банкнот. Они упали на пол, покрытый грязной соломой.
— Не желаешь брать за свои услуги, так пожертвуй местному обществу взаимопомощи. Ей-богу, лучше так и сделай. Я проверю, и, если узнаю, что ты растранжирил деньги на каких-нибудь голливудских сучек, я прицеплю твои яйца к тягачу.
— Потрясающе! Ты непредсказуема.
— Мужчины обычно жаждут денег, когда пытаются проглотить меня.
Вытащив из заднего кармана фонарь, он наклонился и подобрал банкноты, а затем грациозным движением, картинно поджег. Кассандра раскрыла рот, когда пламя, скрючив бумажки, подобралось к его руке. Его глубокий, дразнящий взгляд выдержал ее изумление. Пламя уже лизало его кожу, он спокойно опустил горящие деньги на пол и наступил носком ботинка. Она бросила в него еще одну пачку, потолще.
— Оберни этим свой маленький член и подожги.
Он рванул сумку с ее плеча и отшвырнул в сторону.
— Не надо платить! Ты — первая дама, и все это — твое. Стало твоим с той самой минуты, как только я тебя увидел.
Она пыталась отвернуться от него, но он схватил ее за руку. Огрызнувшись, Касс толкнула его локтем в живот. Борясь, они оказались на соломе. Она рванулась за сумкой, он сзади дернул ее к себе.
Она ощутила на щеке его горячее дыхание. Они прильнули друг к другу. Неистово ругаясь, она случайно наткнулась на алчущий пенис, и необузданное желание, словно ртуть, тотчас охватило ее.
— Извини, — прохрипел он на ухо.
— Возьми меня!
Обняв ее одной рукой, другой он медленно проник ей под юбку.
— Извини, — шептал он.
— Возьми! — повторяла она.
Пальцы его скользили все выше и выше.
— Подвязки! Замечательно.
Он запустил пальцы под ее тонкие шелковые трусики и начал ласкать ее.
— Возьми меня!
Она уже задыхалась, в душе не сомневаясь, что получит от этого мужчины все, что захочет. По крайней мере она всегда так с ними поступала.
Неожиданно интимное прикосновение его рук породило в ней новую волну чувств, заставило вздрогнуть. Беспомощная и ослепленная от его умелых ласк, она, казалось, потеряла разум.
Он поднял юбку до пояса, продолжая ласкать и целовать ее, шепча и нежно мурлыча. Приятное возбуждение быстро нарастало. Она владела им, владела им по-настоящему, владела тем, чего хотела больше всего!
От его заботливых рук внутри, казалось, что-то взорвалось, и, когда он отнял руки, потрясенная и рассерженная, она в исступлении застонала. Оба стояли на коленях, он нежно покусывал ей шею. Послышался резкий звук разрываемых трусиков, вжиканье молнии на джинсах… Он вошел в нее короткими сильными толчками, и хриплый вздох восторга вызвал в ее сознании обжигающую победу. Это обладание теперь приводило ее в замешательство. Отвечая ему, она изогнулась в неистовой, грациозной признательности.
Он полностью вошел в нее, одной рукой ероша ее волосы, другой нежно подталкивая бедра так, чтобы они с Касс действовали в унисон.
О эта медленная восхитительная непристойность! Он осторожно раздвинул ее ягодицы, погружаясь все глубже и глубже. У нее захватило дух от восторга. Она подалась вперед и осталась лежать на соломе. Он отпрянул, и девушка с сожалением вздохнула.
Он поцеловал ее в макушку и слегка шлепнул по голому заду, затем заиграл пальцами в ее нежной, чувствительной расщелине. Кассандра томно перекатилась на бок. Она никогда еще так не желала ни одного мужчину!
Неожиданно он наткнулся на что-то мягкое и объемное в ее руке.
— Убери. Оставь деньги для следующего раза. — Он язвительно усмехнулся.
Она поднялась, одергивая юбку. Улыбаясь, она указательным пальцем подманила его. Врач протянул ей сумку и наклонился вперед, чтобы поцеловать. Касс ловко увернулась и вцепилась зубами в мочку уха. Он вскрикнул от боли и отшатнулся.
Они не отрывали глаз друг от друга, ухо его покраснело. Трогательная улыбка заиграла у него на губах, отозвавшись удивительной волной признательности в ее душе.
— Ты — моя женщина, — выдохнул он.
Он не был похож на Армана. Он не был похож ни на какого другого мужчину, впервые в своей жизни ей не хотелось задеть его чем-нибудь циничным, не хотелось держать его под контролем. Взяв ее сандалии, он с абсурдной галантностью поцеловал их, чем привел ее в жуткое замешательство. Кажется, теперь она попала в переделку!
* * *
Горячий воздух жужжащих вентиляторов, установленных на стропилах аттика, проникал под низкий, открытый навес, принося запах лета, лосьона для загара и сладковатый дымок жареного мяса. Лили откинулась на спинку складного стула, изучая сквозь стекла темных очков переполненный людьми островок.
Все воскресенья она терпеливо проводила на грязном рынке, за арендуемой за пятнадцать долларов стойкой, продавая почти все: овощи, клумбовые цветы, побеги ивы. Возвращаясь домой с парой сотен долларов в кармане, она поровну делила их с мистером Эстесом.
Эти деньги были для нее пока единственным доходом. Она прониклась спокойствием продавцов, восхищаясь их детьми, беседуя с остальными торговцами, среди которых встречались молодые артисты, продающие драгоценности и деревянные флейты, гончары с испачканными грязью руками и неизменным скрипящим гончарным кругом.
Она пыталась окунуться в окружающую ее жизнь, улыбаясь какому-то рыжеволосому мальчугану, когда ей хотелось плакать, и притворяясь, что при виде целующихся парочек ее минует горечь одиночества.
Она надвинула на глаза шляпу с широкими полями и поднялась, чтобы ответить покупателю на вопрос о побегах ивы. Люпа вытянулась у нее под ногами на грязном полу рынка, покрытом толстым слоем сосновых опилок. Временами Лили почесывала собаку носком кроссовок, от удовольствия лохматый хвост Люпы вздрагивал.
Она продала черенок и протянула покупателю инструкцию по разведению и уходу за растением.
Сунув двадцатидолларовую бумажку в карман шорт, она вытащила блокнот и ручку. Делая пометки о продаже, она краем глаза заметила высокого мужчину из состоятельных. Светло-коричневые брюки, белая футболка навыпуск для игры в гольф. Окинув рассеянным взглядом его худое, красивое лицо, она узнала молодого человека.
У стола, слегка наклонив голову, задумчиво стоял Майкл Коулбрук.
— Привет, Лили.
Она отложила блокнот в сторону, пытаясь понять его намерения. И он, и Элизабет всегда казались безобидными и мягкими людьми в отличие от Джеймса, Касс и Джулии. Она вспомнила, как он при виде Лили галантно поднялся в прошлом году в офисе Маркуса де Лана и что ни он, ни Элизабет никогда не бросали никаких обвинений в ее адрес и никогда не мучили ее.
Майкл и теперь держался почтительно.
— Надеюсь, у тебя все в порядке.
— Ты? — вырвалось у нее.
Неужели кто-то из Коулбруков не питает к ней ненависти?!
— Да.
Наступила неловкая тишина. Ее бросило в жар, почему-то стали мешать очки.
— Мы все тут собрались на несколько дней. — Майкл выжидающе взглянул на нее. — Ты, должно быть, переживаешь, что опять породила подозрения и вражду Коулбруков.
— К этому всегда имелись предпосылки.
Сунув руку в карман, он вытащил лоснящийся кожаный бумажник, а оттуда — ее визитную карточку: на бледно-голубом фоне выгравирована ива, рядом надпись: «„Голубая Ива“. Оранжерея и питомник». Ниже стояло: «Лили Маккензи-Портер — специалист по декоративному садоводству».
— Я встретил одного болтливого старикашку, который пригвоздил карточку к доске объявлений.
— Это мистер Эстес. — Она чуть улыбнулась. — Он ответственный за рекламу.
— Уверен, знай твой хозяин, что я один из ненавистных ему Коулбруков, он попытался бы пригвоздить визитку к моему лбу.
— Не исключено.
— Правда, он сказал, что оранжерея пока еще закрыта.
— Да, пока еще так. — Она поколебалась. — Мы впервые публично использовали название «Голубая Ива». Если ты хочешь спросить меня об этом…
— Нет.
Он, нахмурившись, вертел в руках свой бумажник. Оттуда вдруг выпала ламинированная фотография. Люпа тут же лизнула ее. Не успел Майкл нагнуться, как Лили подняла фотографию и вздрогнула: на нее как живая смотрела приятная девушка в очках. Его жена? Тамберлайн упоминал однажды о постигшем Майкла горе.
Лили быстро поднялась.
— Прости. — Она протянула ему фотографию.
— Ничего.
Он вытер карточку о свою футболку и низко опустил голову; Лили с жалостью наблюдала.
— Сочувствую, — добавила она. — Я понимаю.
Он убрал фотографию в бумажник и печально посмотрел на нее.
— Да, ты понимаешь. Ты прошла через ад за прошедшие полтора года. Мы все знаем.
— Но все вы были бы счастливы, если бы я переехала в Тимбукту или в какое-нибудь другое место, в равной степени удаленное от общественной жизни Коулбруков.
— Может быть. Но ведь ты не собираешься уезжать отсюда?
— Нет.
— Лично я не считаю тебя врагом и желаю, чтобы вы с моим братом ладили. — Похоже, он и не собирался ее обвинять. — Лили, не воспринимай любовь к сестре как личное оскорбление.
— Ты обсуждал это с Джеймсом и Кассандрой?
Похоже, ему расхотелось говорить. Лили колебалась: сердечность и уважение с его стороны значили для нее гораздо больше, чем она хотела. Ее сжигало изнутри, она мягко продолжила:
— Я хочу вашей дружбы! Не хочу, чтобы Артемас оставался на перепутье.
Он почтительно склонил голову.
— Ваша дружба с братом… — осторожно начал он.
— Да, знаю, я сожалею, — закончила она.
— Не сомневаюсь, Артемас хочет тебе помочь. Я полностью поддерживаю его. Наша семья наверняка переживет любую сплетню, которую могла бы вызвать дружба с тобой. — Он изогнул бровь. — Поверь, репутация Коулбруков восстанавливалась в гораздо худших обстоятельствах.
— Романтик, — вполголоса прошептала она.
— Да, романтик. Я потерял ту, которую любил, ту, без которой почти не живу, и думаю, что брат потерял…
— Не продолжай! Ни к чему позволять своему воображению заводить себя слишком далеко.
У Лили перехватило дыхание. Она боялась сказать лишнее слово.
— Извини, меня ждет покупатель.
Приятный молодой человек с круглым лицом давно уже беспокойно переминался с ноги на ногу и теперь, по-видимому, пытался спрятаться за макраме у соседа Лили.
— Как дела, мистер Кантон? Я обещала оставить для вас огурцы.
— Я, я, о, мне… — выдавил мистер Кантон, почему-то красный как рак.
Майкл поднял голову и пристально посмотрел на мистера Кантона. Тот таинственно замахал руками и скрылся в толпе. Лили раскрыла рот от удивления и почувствовала на себе взгляд Майкла.
— Он приходит сюда каждую неделю?
— Видимо, он снабжает какой-то ресторан в Виктории. Он покупает по меньшей мере половину всех моих овощей. — Изумленная странным поведением мистера Кантона, она добавила: — Либо у него приступ застенчивости, либо у него темное прошлое, вроде контрабандиста по продаже оружия, и он посчитал тебя агентом ФБР.
Майкл все еще внимательно заглядывал ей в глаза. Убедившись, что она искренна, он выпалил:
— Он не снабжает никакой ресторан, он снабжает кухню в поместье.
Лили стояла белая как мел, безмолвно и взволнованно. Она была обескуражена услышанным, и только одна мысль вертелась у нее в голове. Ее выставили напоказ! Она оцепенело покачала головой:
— Ты ошибся. Он сказал мне…
— Я понял, что ты была в неведении.
Глубокомысленно нахмурившись, Майкл взял ведерко помидоров.
— Я скажу шеф-повару, — он бесстрастно посмотрел на девушку, — что он не зря гордится своим титулом. У меня нет претензий к выбору продуктов. Он всегда покупает самое свежее.
Лили безвольно опустилась на стул. Майкл улыбнулся и тотчас поспешил прочь.
* * *
Артемас, опершись одной рукой на разорванное виниловое сиденье машины с откидным верхом, другой управлял этой развалюхой. Почему он купил этот «шевроле» пятьдесят седьмого года с ржавыми задними крыльями и без глушителя? Да просто увидел его во дворе автосервиса с надписью «Продается» и подумал, что авто почти такое же старое, как и он сам, и, кроме того, выглядело таким же побитым.
Свернув к воротам поместья, он неожиданно увидел впереди на тропинке Лили.
Она напоминала рыжеголовое пугало с конским хвостом на голове и в длинных, мешковатых шортах из грубой ткани, а также в полощущейся на ветру тенниске.
Лили вела огромную свинью.
Он переключил передачу и на самой малой скорости потихоньку приближался к ней. Лили, услышав сзади урчание мотора, обернулась и остановилась. Свинья в упряжи из черной кожи с клеймами на боку последовала ее примеру.
Впрочем, стоило только Артемасу заглушить двигатель, как животное, игнорируя команду хозяйки, принялось настойчиво тыкать рылом в дверь, нюхая и хрюкая.
Артемас переставил бумажную сумку с яблочными пирогами. Пожалуй, весьма подходящий случай для решительного разговора с Лили.
— Славный поросеночек.
За стеклами солнцезащитных очков глаза Лили оставались непроницаемыми. Наконец она сказала:
— Это свинья. Поросята значительно меньше.
Слава Богу, теперь они научились притворяться, что они могут просто болтать друг с другом ни о чем.
— Она твоя? — спросил он.
Она вздохнула, словно решив поддержать непринужденную беседу.
— Как раз с сегодняшнего дня. Хозяин Гарлетт вынужден переезжать в Мичиган, чтобы вместе с кузеном основать там цветочный магазин. Я — единственный человек, который пообещал не продавать и не есть ее, — обменяла Гарлетт за пару фунтов корней женьшеня.
— Женьшеня?! Видать, в лесу его целые заросли?
— Старожилы называют его человеческим корнем, — холодно пояснила она. — В магазинах экологически чистой пищи в Атланте фунт женьшеня стоит примерно сто долларов. И если ты знаешь места, то наверняка найдешь его здесь.
— Пожалуй, рискну. А почему он называется человеческим корнем?
— Корень напоминает крючковатую человеческую руку с пальцами, расставленными в стороны. — Она сняла свои темные очки и внимательно осмотрела машину. — Славный поросеночек.
— «Шевроле» пятьдесят седьмого года, купил за пять сотен.
— Наверное, у вас, Коулбруков, врожденная способность к заключению удачных сделок.
— Я признанный знаток потенциальных возможностей.
Существовала какая-то неуловимая причастность его ко всему, и неважен был характер разговора и его содержание. Она бросила на Артемаса задумчивый, спокойный взгляд:
— Мне нравится эта развалюха. Недостающая игрушка. Что ж, восстановишь этого монстра под аккомпанемент акустической системы, громко орущей какое-нибудь попурри Элвиса, а потом будешь присматривать за детьми.
— Что касается акустики, то она уже работает. — Он кивнул на хрюкающую Гарлетт, которая ковыряла рылом задравшуюся обивку заднего сиденья. — Уверен, дети ни за что не устоят!
Лили оттащила свинью в сторону.
— Извини.
— Как Люпа?
— Нормально. Правда, еще прихрамывает, но почти незаметно. — Она замолчала, глаза подернулись поволокой. — Как семья?
— Мы по-прежнему уважаем друг друга.
Она заметно вздрогнула:
— Звучит не слишком.
— Давай не будем это обсуждать, потому что я не в силах ничего изменить, за исключением… — Он не стал продолжать, не желая ее расстраивать, а просто кивнул на сиденье пассажира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47