В комнате нет стен, везде одна только белизна.… Я засовываю руку под подушку и вытаскиваю оттуда пистолет Марии, глажу его, как это делала она… Пистолет холодит мой лоб и руки…… Ключ в замке поворачивается, входит папа. На нем темный костюм, в руке футляр со скрипкой.Я прижимаю к груди пистолет Марии.Папа останавливается, замирает. «Пожалуйста, отдай пистолет, Куколка Бетти, — упрашивает он. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Я люблю тебя, моя маленькая роза. А теперь, моя милая, отдай мне пистолет. Бетти, отдай мне пистолет».Он стоит совершенно неподвижно.Лицо Бетти обретает резкость. Это уже не лицо маленькой девочки. Это мое теперешнее лицо. Я поднимаю пистолет и целюсь в отца.Папа осторожно приближается ко мне. «Элизабет, —молит он, — дай мне пистолет».Он уже почти рядом. «Ты знаешь, как я любил тебя. Для нас существовали только музыка и балет. Ты знаешь, как сильно ты любила меня».Я нажимаю спусковой крючок, и комната взрывается.
В тот вечер я нашла подходящую квартиру. Как только хозяйка удалилась с авансом, я заперла дверь и снова обошла свое новое жилье.Сначала осмотрела гостиную. С окнами во двор, аскетичная, с простыми диваном и столом. Ничто не радовало взгляд — ни цветов, ни бокалов, ни подушек.В спальне с маленьким окном стояли простая кровать и старый деревянный шкаф. Единственное небольшое зеркало в ванной. Какая польза от зеркал? Все равно не увидишь, что там отражается на самом деле. Четыре стены, безрадостная камера, где я могла набраться смелости и заглянуть в себя. До этого все будет не так.Я прошла по узкому коридору в гостиную. Квартира казалась почти точной копией той, в которой я жила, когда танцевала в балете и называла себя Бетти. Все эти годы я обманывала себя, притворяясь, что я — Элизабет. Как я могла так далеко уйти от себя самой?Сначала я убедила всех окружающих, потом убедила себя. Сколько раз я сталкивалась с этим в сценариях, романах? Персонаж защищает себя до тех пор, пока исходный страх не исчезнет. Однако со мной это произошло. Целые куски моей жизни были тщательно стерты из моей памяти. Мария? Он никогда не разрешал мне называть ее мамой. Как она умерла на самом деле? Только ребенок, от которого тщательно скрывали правду, мог поверить, что его мать так быстро умерла от воспаления легких.Но позже я никогда не пыталась установить истину. Или я и потом отворачивалась от нее? Покинула Америку, а вернулась спустя целую эпоху.В голове вдруг пригычно запульсировало. Уже много лет я не знала болей, которые испытывала Бетти, но теперь внезапно все вернулось… достань скорее лекарство, или будет поздно… я всегда носила егс с собой… Оно должно быть где-то здесь… в чемодане…— Нет, не принимай ничего, — крикнула я в пустой квартире. — Что случилось с Марией? Ты должна вспомнить. Тебе известно о пистолете. Она — твоя мать. Как ты могла выбросить ее из памяти? Если примешь лекарство, ты, как обычно, уснешь; когда проснешься, воспоминания исчезнут. Остались заключения коронера, люди, которые, должно быть, знают, друзья из оркестра. Их легко найти. Если ты спросишь о Марии…Худое лицо Марии и ее голос с русским акцентом вернулись ко мне так живо, словно она находилась в комнате рядом со мной. Мама надломленно умоляла: «Оставь ее, Роланд. Как ты можешь? Она же не понимает». На меня смотрели те же самые опустошенные глаза, которые были у нее, когда мы лежали в постели втроем — она, папа и я. Он между нами.Давление поднималось. Я встала налить воды и, шагнув к дивану, задела подлокотник кресла. В глазах появились какие-то расплывчатые ломаные линии.Восемь часов. Совсем недавно было шесть. Почему я так долго просидела в деревянном кресле с прямой спинкой? Казалось, мой рот набит ватой, а язык распух. Я встала и, держась за стену, направилась к дивану.Уже девять? Только что было восемь. Очевидно, я снова задремала. Я добралась до ванной.Двенадцать часов дня? Я никогда не спала так долго. Всегда вставала без будильника в семь. Меня ждали на съемочной площадке в восемь, надо позвонить Жозе… Длинные гудки мучительно отдавались в голове, пришлось положить трубку.В зеркале отразились налитые кровью глаза на белом лице… надо поесть… принять душ… подышать воздухом… потом я пойду работать. Я стала раскладывать вещи, немного, самый минимум. Но для заполнения двух маленьких шкафчиков требовалась энергия, которой не было. Я откинулась на спинку кресла… этот шкаф — для брюк, тот — для платьев… или наоборот. Мои записи, документы, планы… они в чемодане, нет, в портфеле… А, вот таблетки… надо взять воду… убрать чулки в шкаф…Я добралась до кухни, поднесла чашку к губам, но руки не слушались, вода пролилась на грудь. Проглотив таблетки, я прижалась головой к стене и почувствовала, что падаю. Надо прилечь… простая кровать без украшений… не отговаривай себя… дальше по коридору. Я добрела до спальни и упала на кровать… какое приятное падение… но если упасть слишком далеко…Внезапно зазвонил телефон.— Элизабет, это я. — Голос графа прорывался сквозь помехи.— Я тебя не слышу, — неуверенно вырвалось из пересохшего рта.— Я сейчас в машине, — сказал граф. — Перезвоню через пять минут, когда треск исчезнет.Я с трудом положила трубку. Какие неудобные аппараты! Наверно, дело в том, что мне плохо. К тому же вокруг темно.Телефон зазвонил снова.— Элизабет, это я. — Голос графа звучал отрывисто, ясно. — Теперь слышишь?— Да, — с трудом ответила я.— Что-то случилось? С последней пятницы никто не получал от тебя вестей. Прошло шесть дней.Шесть дней? Он, верно, ошибся.— Я переехала на квартиру, — придумать другой ответ мне было не под силу.— Да, да, я знаю, — нетерпеливо выпалил он. — В конце концов в отеле мне дали этот номер. Похоже, ты просила не сообщать его. Несколько песет решили проблему. Что с тобой?— Ничего особенного. — Меня почему-то здорово задел его тон. — Я уезжала на уик-энд, а затем перебралась сюда.— Мой уважаемый партнер, — он, видимо, затянулся любимой сигаретой «Голуаз», — вы так легко поддались обаянию этого известного американского журналиста?— Конечно, нет! — Мне удалось справиться с собой. — Нью-йоркские дела. Я оставила тебе в понедельник сообщение с просьбой передать остальным. Что? Ты не получил? Бывает. Извини… извини… я-то была уверена…Ложь, необходимая ложь.— Ничего страшного, — перебил он, давая понять, что не верит. — Надо поговорить о существенном. Снова проблемы, связанные с деньгами. Французскому банку нужна точная информация о положении дел на сегодня; только после такого отчета они смогут выдать вторую половину кредита. Это их право, надо предоставить им материал.Звон в ушах прекратился. Он, несомненно, лжет. Я разговаривала с банком в пятницу. Никто ничего об отчете не говорил. Цифры потребовались ему. Мое поведение показалось ему странным, и граф занервничал. Но он прав, я бы сделала то же самое. Когда речь идет о фильме, можно запросто потерять миллионы.— Ты можешь его подготовить?— Могу… почему нет? — ответила я. — Они вправе интересоваться. Да, завтра утром.Но в голове крутились мысли… записи, документы, счета… в портфеле, который лежит в гостиной, нет, в шкафу, таблетки в ванной…— Элизабет? — Голос графа прервал мои размышления. — Или снова помехи? Ты меня слышишь?— Конечно, слышу. Отчет для банка… Все материалы находятся здесь, в квартире… составление отчета займет несколько часов.— Хорошо. Хорошо. Встретимся в «Ла Луна» завтра в семь. — Это звучало скорее как приказ, нежели как просьба. — Выпьем аперитив и поговорим. Может, назовешь твоему партнеру некоторые цифры, а?— Да, в семь часов… «Ла Луна»… приеду… выпьем аперитив.— Элизабет, что с тобой? Ты с любовником?— Нет, конечно. Ты звонишь посреди ночи. Я спала.— Моя дорогая, сейчас только шесть, — с укором произнес он.— Я спала. У меня легкая простуда. Спасибо, что разбудил. В комнате темно.— Здесь что-то не так. Может, ты действительно разболелась?— Говорю тебе, ничего серьезного. «Ла Луна», в семь. Спасибо, что беспокоишься обо мне.Положив трубку и включив свет, я изумилась, увидев два подноса. На одном остался недоеденный омлет, на втором — суп и салат. Рядом лежали отдельные счета из кафе. С различными датами. А подле — таблетки Бетти. Я каким-то образом потеряла два дня.Я снова проснулась в семь утра, как обычно, До того, как зазвонил будильник, и приготовила крепкий кофе. В голове еще пульсировало, но я уже чувствовала себя лучше. Может, я действительно подцепила какую-то инфекцию. Мне пришлось осторожно пройтись по гостиной чтобы проверить… легкое головокружение… нет, все в порядке… просто слабость. Крепкий кофе взбодрит меня… вот портфель, на стуле, загляни туда… да, документы, счета, планы, цифры, все на месте, в полном порядке.Я села за стол, раскрыла свой «лаптоп» — миниатюрный компьютер — и начала работать. В скудно обставленной квартире царила тишина. Здесь все было чужим, ничего не напоминало о прошлом, не представляло интереса. Не было даже намека на будущую радость или горе, с улицы не проникало ни звука, ни лучика солнечного света. Именно это мне и нужно.Я работала гораздо дольше, чем рассчитывала, но все же закончила отчет. И отправилась искать, где бы его распечатать. Над летними улицами поднимался пар, выхлопные газы множества машин душили меня. Наконец подвернулось одно бюро, затем заглянула в стеклянный кафетерий на Пасео де Грасиа, затем прошла на забитую людьми и голубями площадь Плаза де Каталуна, оказалась возле Рамблас де Каталуна, спустилась к порту через заполненный цветами центральный променад. Около Рамблас группа молодых светловолосых немцев в сандалиях и с рюкзаками на спинах смотрели шоу мимов напротив ряда лотков с сувенирами. Налево начинались извилистые узкие улочки Старого Квартала, они и привели меня к отелю «Колон».— Мадам, — портье вручил мне перетянутую резинкой пачку корреспонденции. — Еще одно заказное письмо.— Как любезно с вашей стороны.Это действительно было любезностью. Обычно вам передают уведомление, и вы идете на многолюдную почту.Портье удивленно посмотрел на меня.— Конечно, сеньора, вы же оставили письменное указание принимать вашу корреспонденцию. Пожалуйста, подождите минуту.— Спасибо.Я принялась просматривать новые сценарии и нью-йоркские счета.— Вот, мадам, — портье вернулся с конвертом «Федерал экспресс».Там лежало письмо от Стивена. Я поднесла конверт к свету… дата стерлась. Бережно убрав конверт в сумку, покинула отель. На противоположной стороне площади возвышался собор, округ которого в этот солнечный день гуляли ногочисленные туристы. Рядом ждали огромно автобусы, металлические крыши отражали жаркие лучи. Мне захотелось посидеть на ступенях собора и прочитать письмо, но голова снова закружилась, мир показался слишком большим, а путешествие через площадь — чересчур длинным.Я расположилась в ближайшем кафе, бросила пачку сценариев на край стола, а письмо Стивена — на середину, прямо перед собой. Рассмотрела надпись на конверте. Рукописный текст таит в себе нечто личное, создает эффект присутствия человека. Я развернула письмо. Дорогая Элизабет! Сейчас подо мной исчезает Барселона, и мне трудно выразить охватившее меня ощущение пустоты. В Коста-Брава я вовсе не собирался подвергать себя эмоциональному риску, делясь с тобой самым сокровенным. Но сейчас, глядя вниз на этот прекрасный город, я вижу твою улыбку, и внутренний голос велит написать это письмо. Я чувствую нашу связь и знаю, что ты испытываешь то же самое, но по какой-то причине стараешься подавить. Возвращаясь из Коста-Брава, я хотел только одного — удержать тебя. Заставлял себя не смотреть в твою сторону. Впервые встретившись с тобой в июне в самолете, я полушутя решил, что ты могли бы составить счастье всей моей жизни. После уик-энда я понял, что это правда. Не знаю, почему мне было очень трудно выразить свои чувства, но сейчас я боюсь потерять тебя навсегда. Пока мы держались как друзья, я мечтал показать тебе величайшие горнолыжные трассы мира, видел нас среди снегов в Инсбруке, на Монблане, в Аспене перед камином. Я мысленно говорил о том, как сильно люблю тебя. И мог бы раствориться в тебе. Что такое любовь, если не высшая форма существования? Влюбленный излучает невероятную энергию, мир кажется ему тем великолепным местом, которым он должен быть. Проблема только в том, что мы оба привыкли искать и не находить любовь. Элизабет, такое приходит раз в жизни. Потерять его — непозволительная роскошь. В любом случае ты — женщина, которую я люблю. Стивен Перечитав письмо Стивена, я остановилась на словах: «В любом случае ты — женщина, которую я люблю». Потом взяла свою почту, оплатила счет и покинула кафе; вышла через Баррио Готико на Авенида Портал де л'Ангел, Линовала Плаза де Каталуна, попала на Пасео де Грасиа. И все время крепко сжимала в руке письмо Стивена.Хорошо, я расскажу тебе, Стивен, все, что случилось с Бетти. И после этого ты счастливо заживешь со мной, глубоко травмированным продюсером, связываться с которым все боятся. Репортеры «Пипл» опишут, что руководители телекомпании пришли в ярость, поскольку в каждой бульварной газетенке будет освещено истинное прошлое новой жены Стивена, в юности жившей со своим знаменитым отцом. Он не испугался профессионального краха. И проявил такую чуткость к несчастной жене. Как похвально!Я шагала, нервно размахивая письмом, пока не добралась до квартиры. Одежда по-прежнему валялась на полу… Прошло несколько мгновений, я наслаждалась тишиной, ощущая себя почти невидимой. Все остальное находилось снаружи.В семь часов пятнадцать минут граф сидел в «Ла Луна» в окружении молодых женщин — высокой, стройной скандинавской блондинки и гибкой темнокожей африканской красотки. Стены зала, обшитые по новейшей итальянской моде изразцами, усиливали каждый звук. Взрослые люди в костюмах от модных кутюрье смешались с молодежью в черных куртках. Кондиционеры работали на полную мощность.— Элизабет, я здесь, — граф энергично помахал стеком.— Привет, — я старалась говорить твердо и уверенно.Спутницы тактично покинули его, предоставляя возможность поговорить о делах. Мне оставалось только одобрительно посмотреть на графа.— Похоже, совсем неплохо, что я немного задержалась.— Отчет готов?Он сразу перешел к делу, закурил «Голуаз».Внимательно просмотрел все цифры и последние расчеты, относящиеся к будущей работе. Изучил каждую колонку, пока не убедился, что все в полном порядке. Наконец доверие и хорошее расположение духа партнера восстановились. Впрочем, было еще кое-что.— Ив сейчас здесь, — заявил граф.— В Барселоне? Очень интересно.Ив Боланье не любитель бесцельных увеселительных поездок.— Какой бы ни была цель этой поездки, я видел его длинный белый «бугатти», ползущий по Рамблас, точно блестящее доисторическое насекомое.— Его автомобиль? Вероятно, он намерен здесь задержаться.— Совсем необязательно. Он всегда берет свой автомобиль, на какой бы срок ни выезжал. Хромированный бампер его машины напоминает морду муравьеда, а на пластинке для номеров — только представь себе — его фамилия!— Ну, не стоит обвинять его в этом. Есть кое-что посерьезнее.— Правда?Граф навострился в предвкушении новой международной сплетни, которой он сможет пополнить свой богатый арсенал.— Лучше промолчу, — уклончиво улыбнулась я.— А теперь догадайся, кто сидел рядом с ним, очаровательно улыбаясь под солнечным светом?— Вряд ли.— Исполнительница фламенко, владелица клуба «Лас Куэвас».— Мерседес?На этот раз я заинтересовалась.— Да, ее зовут именно так. Я вроде бы слышал, что вы близкие подруги.— Не притворяйся. Ты же знаешь, что я с ней знакома.— Да, вы обе произвели легкий фурор на торжествах в Памплоне… в гостях у одного матадора… несколько недель тому назад, да? А потом рано утром уехали из отеля и сели на поезд.— Откуда тебе известны такие подробности?— Mi bellissima, я знаю почти все о богачах, аристократах и знаменитостях. Это — неотъемлемая часть моего бизнеса.— Твоего бизнеса? Почему?— И сам точно не знаю, но эти секреты всегда в конце концов помогают сделать или потерять деньги.— А как насчет Джорджа? Ты в курсе, что произошло?— Absolutamente!Мой собеседник погасил «Голуаз» и откинулся на спинку кресла, чтобы рассказать всю историю, но, очевидно, несчастный Джордж уже вызывал у него скуку, превратившись в пустое место.— Бельгийская полиция обошлась с Джорджем весьма сурово, найдя тот тайник с оружием. Его долго держали под арестом.Граф замолчал.— А потом? Потом? — не унималась я.— О да, хм, да.Теперь его интересовал только Ив, но граф, как джентльмен, готов был ради меня закончить интригующую историю Джорджа.— Похоже, он замешан в деятельности международного синдиката. Но стоит ли тревожиться о Джордже после того, как он с тобой обошелся.— Тюрьма погубит его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
В тот вечер я нашла подходящую квартиру. Как только хозяйка удалилась с авансом, я заперла дверь и снова обошла свое новое жилье.Сначала осмотрела гостиную. С окнами во двор, аскетичная, с простыми диваном и столом. Ничто не радовало взгляд — ни цветов, ни бокалов, ни подушек.В спальне с маленьким окном стояли простая кровать и старый деревянный шкаф. Единственное небольшое зеркало в ванной. Какая польза от зеркал? Все равно не увидишь, что там отражается на самом деле. Четыре стены, безрадостная камера, где я могла набраться смелости и заглянуть в себя. До этого все будет не так.Я прошла по узкому коридору в гостиную. Квартира казалась почти точной копией той, в которой я жила, когда танцевала в балете и называла себя Бетти. Все эти годы я обманывала себя, притворяясь, что я — Элизабет. Как я могла так далеко уйти от себя самой?Сначала я убедила всех окружающих, потом убедила себя. Сколько раз я сталкивалась с этим в сценариях, романах? Персонаж защищает себя до тех пор, пока исходный страх не исчезнет. Однако со мной это произошло. Целые куски моей жизни были тщательно стерты из моей памяти. Мария? Он никогда не разрешал мне называть ее мамой. Как она умерла на самом деле? Только ребенок, от которого тщательно скрывали правду, мог поверить, что его мать так быстро умерла от воспаления легких.Но позже я никогда не пыталась установить истину. Или я и потом отворачивалась от нее? Покинула Америку, а вернулась спустя целую эпоху.В голове вдруг пригычно запульсировало. Уже много лет я не знала болей, которые испытывала Бетти, но теперь внезапно все вернулось… достань скорее лекарство, или будет поздно… я всегда носила егс с собой… Оно должно быть где-то здесь… в чемодане…— Нет, не принимай ничего, — крикнула я в пустой квартире. — Что случилось с Марией? Ты должна вспомнить. Тебе известно о пистолете. Она — твоя мать. Как ты могла выбросить ее из памяти? Если примешь лекарство, ты, как обычно, уснешь; когда проснешься, воспоминания исчезнут. Остались заключения коронера, люди, которые, должно быть, знают, друзья из оркестра. Их легко найти. Если ты спросишь о Марии…Худое лицо Марии и ее голос с русским акцентом вернулись ко мне так живо, словно она находилась в комнате рядом со мной. Мама надломленно умоляла: «Оставь ее, Роланд. Как ты можешь? Она же не понимает». На меня смотрели те же самые опустошенные глаза, которые были у нее, когда мы лежали в постели втроем — она, папа и я. Он между нами.Давление поднималось. Я встала налить воды и, шагнув к дивану, задела подлокотник кресла. В глазах появились какие-то расплывчатые ломаные линии.Восемь часов. Совсем недавно было шесть. Почему я так долго просидела в деревянном кресле с прямой спинкой? Казалось, мой рот набит ватой, а язык распух. Я встала и, держась за стену, направилась к дивану.Уже девять? Только что было восемь. Очевидно, я снова задремала. Я добралась до ванной.Двенадцать часов дня? Я никогда не спала так долго. Всегда вставала без будильника в семь. Меня ждали на съемочной площадке в восемь, надо позвонить Жозе… Длинные гудки мучительно отдавались в голове, пришлось положить трубку.В зеркале отразились налитые кровью глаза на белом лице… надо поесть… принять душ… подышать воздухом… потом я пойду работать. Я стала раскладывать вещи, немного, самый минимум. Но для заполнения двух маленьких шкафчиков требовалась энергия, которой не было. Я откинулась на спинку кресла… этот шкаф — для брюк, тот — для платьев… или наоборот. Мои записи, документы, планы… они в чемодане, нет, в портфеле… А, вот таблетки… надо взять воду… убрать чулки в шкаф…Я добралась до кухни, поднесла чашку к губам, но руки не слушались, вода пролилась на грудь. Проглотив таблетки, я прижалась головой к стене и почувствовала, что падаю. Надо прилечь… простая кровать без украшений… не отговаривай себя… дальше по коридору. Я добрела до спальни и упала на кровать… какое приятное падение… но если упасть слишком далеко…Внезапно зазвонил телефон.— Элизабет, это я. — Голос графа прорывался сквозь помехи.— Я тебя не слышу, — неуверенно вырвалось из пересохшего рта.— Я сейчас в машине, — сказал граф. — Перезвоню через пять минут, когда треск исчезнет.Я с трудом положила трубку. Какие неудобные аппараты! Наверно, дело в том, что мне плохо. К тому же вокруг темно.Телефон зазвонил снова.— Элизабет, это я. — Голос графа звучал отрывисто, ясно. — Теперь слышишь?— Да, — с трудом ответила я.— Что-то случилось? С последней пятницы никто не получал от тебя вестей. Прошло шесть дней.Шесть дней? Он, верно, ошибся.— Я переехала на квартиру, — придумать другой ответ мне было не под силу.— Да, да, я знаю, — нетерпеливо выпалил он. — В конце концов в отеле мне дали этот номер. Похоже, ты просила не сообщать его. Несколько песет решили проблему. Что с тобой?— Ничего особенного. — Меня почему-то здорово задел его тон. — Я уезжала на уик-энд, а затем перебралась сюда.— Мой уважаемый партнер, — он, видимо, затянулся любимой сигаретой «Голуаз», — вы так легко поддались обаянию этого известного американского журналиста?— Конечно, нет! — Мне удалось справиться с собой. — Нью-йоркские дела. Я оставила тебе в понедельник сообщение с просьбой передать остальным. Что? Ты не получил? Бывает. Извини… извини… я-то была уверена…Ложь, необходимая ложь.— Ничего страшного, — перебил он, давая понять, что не верит. — Надо поговорить о существенном. Снова проблемы, связанные с деньгами. Французскому банку нужна точная информация о положении дел на сегодня; только после такого отчета они смогут выдать вторую половину кредита. Это их право, надо предоставить им материал.Звон в ушах прекратился. Он, несомненно, лжет. Я разговаривала с банком в пятницу. Никто ничего об отчете не говорил. Цифры потребовались ему. Мое поведение показалось ему странным, и граф занервничал. Но он прав, я бы сделала то же самое. Когда речь идет о фильме, можно запросто потерять миллионы.— Ты можешь его подготовить?— Могу… почему нет? — ответила я. — Они вправе интересоваться. Да, завтра утром.Но в голове крутились мысли… записи, документы, счета… в портфеле, который лежит в гостиной, нет, в шкафу, таблетки в ванной…— Элизабет? — Голос графа прервал мои размышления. — Или снова помехи? Ты меня слышишь?— Конечно, слышу. Отчет для банка… Все материалы находятся здесь, в квартире… составление отчета займет несколько часов.— Хорошо. Хорошо. Встретимся в «Ла Луна» завтра в семь. — Это звучало скорее как приказ, нежели как просьба. — Выпьем аперитив и поговорим. Может, назовешь твоему партнеру некоторые цифры, а?— Да, в семь часов… «Ла Луна»… приеду… выпьем аперитив.— Элизабет, что с тобой? Ты с любовником?— Нет, конечно. Ты звонишь посреди ночи. Я спала.— Моя дорогая, сейчас только шесть, — с укором произнес он.— Я спала. У меня легкая простуда. Спасибо, что разбудил. В комнате темно.— Здесь что-то не так. Может, ты действительно разболелась?— Говорю тебе, ничего серьезного. «Ла Луна», в семь. Спасибо, что беспокоишься обо мне.Положив трубку и включив свет, я изумилась, увидев два подноса. На одном остался недоеденный омлет, на втором — суп и салат. Рядом лежали отдельные счета из кафе. С различными датами. А подле — таблетки Бетти. Я каким-то образом потеряла два дня.Я снова проснулась в семь утра, как обычно, До того, как зазвонил будильник, и приготовила крепкий кофе. В голове еще пульсировало, но я уже чувствовала себя лучше. Может, я действительно подцепила какую-то инфекцию. Мне пришлось осторожно пройтись по гостиной чтобы проверить… легкое головокружение… нет, все в порядке… просто слабость. Крепкий кофе взбодрит меня… вот портфель, на стуле, загляни туда… да, документы, счета, планы, цифры, все на месте, в полном порядке.Я села за стол, раскрыла свой «лаптоп» — миниатюрный компьютер — и начала работать. В скудно обставленной квартире царила тишина. Здесь все было чужим, ничего не напоминало о прошлом, не представляло интереса. Не было даже намека на будущую радость или горе, с улицы не проникало ни звука, ни лучика солнечного света. Именно это мне и нужно.Я работала гораздо дольше, чем рассчитывала, но все же закончила отчет. И отправилась искать, где бы его распечатать. Над летними улицами поднимался пар, выхлопные газы множества машин душили меня. Наконец подвернулось одно бюро, затем заглянула в стеклянный кафетерий на Пасео де Грасиа, затем прошла на забитую людьми и голубями площадь Плаза де Каталуна, оказалась возле Рамблас де Каталуна, спустилась к порту через заполненный цветами центральный променад. Около Рамблас группа молодых светловолосых немцев в сандалиях и с рюкзаками на спинах смотрели шоу мимов напротив ряда лотков с сувенирами. Налево начинались извилистые узкие улочки Старого Квартала, они и привели меня к отелю «Колон».— Мадам, — портье вручил мне перетянутую резинкой пачку корреспонденции. — Еще одно заказное письмо.— Как любезно с вашей стороны.Это действительно было любезностью. Обычно вам передают уведомление, и вы идете на многолюдную почту.Портье удивленно посмотрел на меня.— Конечно, сеньора, вы же оставили письменное указание принимать вашу корреспонденцию. Пожалуйста, подождите минуту.— Спасибо.Я принялась просматривать новые сценарии и нью-йоркские счета.— Вот, мадам, — портье вернулся с конвертом «Федерал экспресс».Там лежало письмо от Стивена. Я поднесла конверт к свету… дата стерлась. Бережно убрав конверт в сумку, покинула отель. На противоположной стороне площади возвышался собор, округ которого в этот солнечный день гуляли ногочисленные туристы. Рядом ждали огромно автобусы, металлические крыши отражали жаркие лучи. Мне захотелось посидеть на ступенях собора и прочитать письмо, но голова снова закружилась, мир показался слишком большим, а путешествие через площадь — чересчур длинным.Я расположилась в ближайшем кафе, бросила пачку сценариев на край стола, а письмо Стивена — на середину, прямо перед собой. Рассмотрела надпись на конверте. Рукописный текст таит в себе нечто личное, создает эффект присутствия человека. Я развернула письмо. Дорогая Элизабет! Сейчас подо мной исчезает Барселона, и мне трудно выразить охватившее меня ощущение пустоты. В Коста-Брава я вовсе не собирался подвергать себя эмоциональному риску, делясь с тобой самым сокровенным. Но сейчас, глядя вниз на этот прекрасный город, я вижу твою улыбку, и внутренний голос велит написать это письмо. Я чувствую нашу связь и знаю, что ты испытываешь то же самое, но по какой-то причине стараешься подавить. Возвращаясь из Коста-Брава, я хотел только одного — удержать тебя. Заставлял себя не смотреть в твою сторону. Впервые встретившись с тобой в июне в самолете, я полушутя решил, что ты могли бы составить счастье всей моей жизни. После уик-энда я понял, что это правда. Не знаю, почему мне было очень трудно выразить свои чувства, но сейчас я боюсь потерять тебя навсегда. Пока мы держались как друзья, я мечтал показать тебе величайшие горнолыжные трассы мира, видел нас среди снегов в Инсбруке, на Монблане, в Аспене перед камином. Я мысленно говорил о том, как сильно люблю тебя. И мог бы раствориться в тебе. Что такое любовь, если не высшая форма существования? Влюбленный излучает невероятную энергию, мир кажется ему тем великолепным местом, которым он должен быть. Проблема только в том, что мы оба привыкли искать и не находить любовь. Элизабет, такое приходит раз в жизни. Потерять его — непозволительная роскошь. В любом случае ты — женщина, которую я люблю. Стивен Перечитав письмо Стивена, я остановилась на словах: «В любом случае ты — женщина, которую я люблю». Потом взяла свою почту, оплатила счет и покинула кафе; вышла через Баррио Готико на Авенида Портал де л'Ангел, Линовала Плаза де Каталуна, попала на Пасео де Грасиа. И все время крепко сжимала в руке письмо Стивена.Хорошо, я расскажу тебе, Стивен, все, что случилось с Бетти. И после этого ты счастливо заживешь со мной, глубоко травмированным продюсером, связываться с которым все боятся. Репортеры «Пипл» опишут, что руководители телекомпании пришли в ярость, поскольку в каждой бульварной газетенке будет освещено истинное прошлое новой жены Стивена, в юности жившей со своим знаменитым отцом. Он не испугался профессионального краха. И проявил такую чуткость к несчастной жене. Как похвально!Я шагала, нервно размахивая письмом, пока не добралась до квартиры. Одежда по-прежнему валялась на полу… Прошло несколько мгновений, я наслаждалась тишиной, ощущая себя почти невидимой. Все остальное находилось снаружи.В семь часов пятнадцать минут граф сидел в «Ла Луна» в окружении молодых женщин — высокой, стройной скандинавской блондинки и гибкой темнокожей африканской красотки. Стены зала, обшитые по новейшей итальянской моде изразцами, усиливали каждый звук. Взрослые люди в костюмах от модных кутюрье смешались с молодежью в черных куртках. Кондиционеры работали на полную мощность.— Элизабет, я здесь, — граф энергично помахал стеком.— Привет, — я старалась говорить твердо и уверенно.Спутницы тактично покинули его, предоставляя возможность поговорить о делах. Мне оставалось только одобрительно посмотреть на графа.— Похоже, совсем неплохо, что я немного задержалась.— Отчет готов?Он сразу перешел к делу, закурил «Голуаз».Внимательно просмотрел все цифры и последние расчеты, относящиеся к будущей работе. Изучил каждую колонку, пока не убедился, что все в полном порядке. Наконец доверие и хорошее расположение духа партнера восстановились. Впрочем, было еще кое-что.— Ив сейчас здесь, — заявил граф.— В Барселоне? Очень интересно.Ив Боланье не любитель бесцельных увеселительных поездок.— Какой бы ни была цель этой поездки, я видел его длинный белый «бугатти», ползущий по Рамблас, точно блестящее доисторическое насекомое.— Его автомобиль? Вероятно, он намерен здесь задержаться.— Совсем необязательно. Он всегда берет свой автомобиль, на какой бы срок ни выезжал. Хромированный бампер его машины напоминает морду муравьеда, а на пластинке для номеров — только представь себе — его фамилия!— Ну, не стоит обвинять его в этом. Есть кое-что посерьезнее.— Правда?Граф навострился в предвкушении новой международной сплетни, которой он сможет пополнить свой богатый арсенал.— Лучше промолчу, — уклончиво улыбнулась я.— А теперь догадайся, кто сидел рядом с ним, очаровательно улыбаясь под солнечным светом?— Вряд ли.— Исполнительница фламенко, владелица клуба «Лас Куэвас».— Мерседес?На этот раз я заинтересовалась.— Да, ее зовут именно так. Я вроде бы слышал, что вы близкие подруги.— Не притворяйся. Ты же знаешь, что я с ней знакома.— Да, вы обе произвели легкий фурор на торжествах в Памплоне… в гостях у одного матадора… несколько недель тому назад, да? А потом рано утром уехали из отеля и сели на поезд.— Откуда тебе известны такие подробности?— Mi bellissima, я знаю почти все о богачах, аристократах и знаменитостях. Это — неотъемлемая часть моего бизнеса.— Твоего бизнеса? Почему?— И сам точно не знаю, но эти секреты всегда в конце концов помогают сделать или потерять деньги.— А как насчет Джорджа? Ты в курсе, что произошло?— Absolutamente!Мой собеседник погасил «Голуаз» и откинулся на спинку кресла, чтобы рассказать всю историю, но, очевидно, несчастный Джордж уже вызывал у него скуку, превратившись в пустое место.— Бельгийская полиция обошлась с Джорджем весьма сурово, найдя тот тайник с оружием. Его долго держали под арестом.Граф замолчал.— А потом? Потом? — не унималась я.— О да, хм, да.Теперь его интересовал только Ив, но граф, как джентльмен, готов был ради меня закончить интригующую историю Джорджа.— Похоже, он замешан в деятельности международного синдиката. Но стоит ли тревожиться о Джордже после того, как он с тобой обошелся.— Тюрьма погубит его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26