Ладони накрыли грудь, потеребили розовые соски. Закрыв глаза, она на миг представила, что Роберт стоит у нее за спиной и это его руки касаются сосков. Интересно, что она почувствовала бы? Проснуться бы рядом с ним в постели. Увидеть ленивую утреннюю улыбку и снова ощутить его прикосновение. Внизу живота стало горячо, влажно и так же сладко, как во время сеансов, когда Роберт разглядывал ее, обнаженную, укрытую от его глаз лишь куском шелка.Что, если это томление никогда не исчезнет? Что, если останется с ней, захватит полностью и не отпустит даже после бутылки джина?Страшная мысль.Всю жизнь наедине с самой собой. Ничьи руки, кроме ее собственных, не коснутся этого тела. Никто не увидит ее такой, какой она сейчас видит себя. Никто не посмотрит на нее так, как Роберт, словно одежды на ней нет и в помине. О да, она наслаждалась рядом с ним головокружительной властью женщины, знающей, что мужчина видит лишь ее, и только одну ее. В полной уверенности, что их отношениям не суждено зайти дальше взглядов, она наслаждалась этой изысканной пыткой. Может, стоит взглянуть правде в глаза и признаться, что ей даже чуточку нравилось его мучить?Невыносимая мысль.Один глаз Анжелы неохотно приоткрылся. Раз уж начала, придется продолжить с признаниями. Положа руку на сердце – ты ведь не против увидеть его так же, как сейчас себя. Рассмотреть хорошенько. Второй глаз последовал примеру первого. Анжела уставилась в расширенные зрачки. Ее собственные, ясное дело. Почему же ей незнакомы эти глаза? И грудь, все еще прикрытую ладонями, тоже как будто видит впервые.Будущее известно ей не больше, чем эта женщина в зеркале. Ничего она о себе не знает. Возможно, и людям решила помогать только для того, чтобы узнать себя. Возможно, выбрала монашество взамен другого женского пути: замужество, дети, домашние хлопоты, заботы и, наконец, заслуженный покой, когда можно оглянуться на карту прожитых лет и понять, чего ты стоишь. Не этого ли она ждала от своего призвания? Не возможности ли оглянуться и понять, чего стоит?Все может быть. Но сомнение не отпускало, маяча над головой черным облаком. Что, если этот путь она выбрала только потому, что чувства других людей понять легче, чем свои собственные? Что, если на стезю монашества ее толкнул трусливый самообман, обещающий бездетный, безрадостный и одинокий закат? Одинокий. Хуже того – один на один с призванием, на поверку оказавшимся не более чем ширмой, за которой она пряталась от себя самой. Слова рвались с языка, и предательское сознание настаивало на них: пока она видит себя бескорыстной помощницей сирых, болящих и неимущих, пока заботится о них и несет успокоение в их души, до тех пор ее ноги будут ступать по божественной почве. Отними этот образ, и она немедленно рухнет с горних высей на землю простых смертных… и эта перспектива наводит ужас.Анжела содрогнулась от страха и гнета бесконечного одиночества. «Не смей себя жалеть!» – приказала она отражению, но слезы уже текли по щекам, и остановить их не было никаких сил. Кто она такая? Вопрос задан и остался без ответа. Кто она такая, без теток, без мамы, без Майки? Анжела вдруг увидела ребенка, маленькую девочку, от которой бежала всю жизнь. Растерянное, не знавшее отца дитя, сначала предавшее мать в угоду теткам, а потом и самое себя. Какое убожество, какая подлость. Ничего общего с величием, благородством и самопожертвованием, которыми она тешилась в мечтах. Руки ослабли, оторвались от груди, вяло упали. Водоворот сомнений вспенивал сознание. Если ей не быть монахиней, то кем тогда? Обычной жизни среди обычных людей она не знает и не готова к ней. Тем более не готова к низменным, жалким страстям этой жизни и недостойным поступкам, способным вмиг развратить то капризное существо внутри нее, которое она презирала и за которое тем не менее упорно цеплялась.Так сомневается она в своем призвании? Если да, то ей придется воспитать в себе новое существо, подстроить его под переменчивые ветра и течения мирской жизни. Научить справляться с каждодневными проблемами, с собственной никчемностью и грандиозностью, отчаянием и восторгом, упадком духа, счастьем и отвращением к самой себе, – словом, с нормальными чувствами нормальных людей. А любовь? Страшно подумать, на что может толкнуть любовь. С Робертом они знакомы всего ничего, а он уже пробудил в ней целый ворох чувств – обиду, злость, пьянящую, хоть и безнадежную, радость. И это при том, что она даже не любит его. Нет? Нет, определенно не любит. Не может зваться любовью то, что она сейчас испытывает. От чего ей так плохо. Или может? На грани отчаяния, Анжела обвела взглядом комнату. Панический страх душил ее и туманил мысли.– Кто же ты? – шепнула она отражению.Нет ответа. Еще пару минут наедине с этой незнакомкой, и ее рассудку крышка. Слава Господу, рядом есть часовня, ее последнее прибежище. Анжела быстро натянула длинное платье из шотландки и бросилась вон из спальни – прочь от инквизиторского взгляда собственного отражения.В дверях часовни она столкнулась с Кармел. Старая монашка подняла на Анжелу горестно-виноватый взгляд:– Ты слышала, сестра, что я… выпивала?– Сестра Кармел, и что с того? Вы ведь не по собственной воле. Сами знаете, какие у нас ребята. Надумали подшутить, только и всего. Выбросьте из головы, дорогая. Забудьте, будто ничего и не было.– Да, конечно. Ты права. – Кармел печально катала во рту леденец. – Я все понимаю, котик, но мне хотелось уйти в могилу, не нарушив обета.– Господу не за что вас прощать, сестра. При чем тут вы? Вас застали врасплох, точно так же как…Анжела прикусила язык. Одному Богу ведомо, что она сейчас чуть было не ляпнула. В чем чуть было не призналась.– Что-то ты бледная, милая. Нездоровится?– Ничего страшно, голова побаливает. Можно спросить, сестра Кармел? Только обещайте ответить честно, ладно?– Я слушаю, котик.– Как вы думаете… одним словом… мне хотелось бы знать… выйдет из меня хорошая монахиня? В смысле… это во мне есть?– Конечно, есть, – не задумываясь, сказала Кармел и потрепала Анжелу по плечу. – Уверена, ты будешь прекрасной монахиней и так же хорошо справишься с любым другим делом.– Правда?– Правда, милая. Если захочешь, станешь замечательной женой и матерью. Господь наш справедлив; Он будет счастлив, что ты нашла свою судьбу на другом поприще.– Вы хотите сказать… – Анжела уцепилась за сухую шершавую ладонь, но Кармел, хитро улыбнувшись, прижала палец к губам.– Ш-ш-ш. – Она подмигнула, окончательно ошарашив Анжелу, потом отступила от двери и засеменила по щербатым плитам.Недоуменно покачав головой, Анжела крикнула:– Кармел. Сестра Кармел! – Та обернулась, помахала на прощанье. – Я люблю вас. Очень люблю.– Ай, котик. – Кармел улыбнулась светло и исчезла в полумраке коридора. Глава тринадцатая Визит к Роберту был ненадолго отложен ради встречи с Николя. Стукнув в дверь крохотной комнаты, Анжела нашла девушку в ужасном состоянии. Николя рыдала, заламывала руки и все повторяла, что Стив преследует ее днями и ночами. Ни шагу ступить не дает. Она показала свежую царапину на запястье. Стив как с цепи сорвался, сказала Николя. Совсем крыша съехала. Анжела присела на кровать, чинно сложила ладони на коленях. Покивала сочувственно. Поразмыслила – чем может помочь Николя в ее ужасном положении. Девушка опустилась рядом с флаконом в руках и принялась поливать голову Анжелы гелем.– Ты должна с ним поговорить. – Соорудив из короткой стрижки Анжелы жесткий «ежик», она переключилась на лицо. Пару минут спустя алебастровая кожа приобрела оттенок абрикоса.– Что ты делаешь? – Анжела посмотрела на свое непривычно загорелое отражение.– Успокаивает, – коротко объяснила Николя, выбирая из внушительной коллекции очередное орудие. Она нарисовала Анжеле «глаза Клеопатры», кисточкой зажгла на скулах ржавый румянец и огненным карандашом обвела губы, расцветив внутреннюю часть густо-розовым блеском. Анжела не дышала, окунувшись в непривычные ощущения. Какое удовольствие, когда чьи-то руки теребят твои волосы, что-то таинственное делают с лицом, пусть даже результат выходит далеким от желаемого. Зачарованная, она позволила накрасить ногти огненным, под цвет губ, лаком. Стук в дверь, негромкий, но настойчивый, вырвал ее из прострации.Николя щелкнула замком и выглянула в узкую щелку, не позволяющую Анжеле увидеть посетителя. Бросила что-то коротко, отрывисто. Потом чуть громче: «Позже, я сказала! Сейчас не могу. Ах, подыхаешь? Все мы тут подыхаем. Не наседай, ясно?» И хлопнула дверью. Ответом на вопросительный взгляд Анжелы стал небрежный жест:– Не бери в голову. У нее время есть, еще придет. Ну? На чем мы остановились?Анжела заерзала. У нее-то времени не так много. Пора бежать. Она потянулась за салфеткой и лосьоном.– Да ты что! – возмутилась Николя. – Только посмотри на себя. Не узнать, на хрен!– Я не могу выйти в таком виде, Николя, – осторожно, чтобы не обидеть, ответила Анжела.Обидела. Лицо Николя залила гневная краска:– Вот, значит, как? Только девкам годится, да? Ангелам вроде тебя нельзя, да? Ладно.– Да нет же! – запротестовала Анжела. – Просто… дело в том… понимаешь, я никогда не крашусь, вот и все. К тому же это… немножко чересчур. Я вовсе не хотела тебя обидеть, Николя.– Не чересчур. Я лично крашусь в десять раз сильнее. – Николя, похоже, слегка отошла. – Проблема в другом. Тряпки не те. И обувь. Ну-ка… -Она достала пару изящных босоножек на небольших каблуках. – Примерь. – И она сунула ступню Анжелы в туфлю. – Класс!Пока Анжела качалась на непривычных каблуках, пытаясь обрести равновесие, Николя ловко задрала подол ее длинной синей юбки, еще раз сложила и затянула поясом, соорудив экстравагантный наряд чуть выше коленей. Потом расстегнула две верхние пуговицы на монашеской строгой белой блузке и вытащила наружу массивный крест, а напоследок взъерошила темные волосы панковским гребнем и сбрызнула лаком.– Ну? – Она подтолкнула Анжелу к зеркалу. – Что скажешь?Господи. Такое и в страшном сне не привидится. Что это за чучело в зеркале? Она повернулась спиной. Хотя ноги смотрятся неплохо. Очень даже неплохо.– Классные ножки, – оценила Николя. – Нужно показывать.– Даже не знаю, что и сказать, – с сомнением пробормотала Анжела.Еще раз оглядела себя со всех сторон. Вид… шокирующий. С другой стороны, так празднично – иного слова не нашлось – она в жизни не выглядела. Может быть, стоит показаться Роберту в новом обличье? Тем более что у него сейчас Анита, которая не жалеет на себя ни косметики, ни украшений. А от ее туалетов можно с ума сойти. Если бы не прелестная шаль Бонни, Анжела чувствовала бы себя нищенкой рядом с этой разодетой дамой. В конце концов, почему бы и не покрасоваться самую малость? Не показать им, что светская жизнь и ей отнюдь не чужда?– Хм-м-м.– Это мой подарок, – расцвела Николя. – Не думай, что я буду просить тебя заниматься моим братцем задарма.Подарок от чистого сердца. И что делать? Сунуть голову под кран и швырнуть босоножки в счастливое лицо этой девочки было бы непростительной грубостью. Совсем не трудно заскочить сюда на обратном пути, умыться и вернуть обувь.– Спасибо, Николя, – смущенно пробормотала Анжела. – Только со Стивом… ничего не могу обещать наверняка.– Справишься. Знаю, что справишься. Пусть держится в стороне, только и всего. Через два, самое большее через три дня у меня все будет на мази.– На мази?– Выражение такое. Жизнь, короче, закрутится и так далее.Она подпихнула Анжелу к выходу, распахнула дверь и окончательно поразила, уронив ладони ей на плечи. В зеленых глазах заплясали по-детски счастливые искры, мгновенно вызвав в памяти Анжелы виденный у Стива снимок. Во взрослых, ожесточенных и искалеченных жизнью, даже в глубоких стариках, бывает, проглядывает дитя. Анжела была тронута.– Не вздумай отнимать у нас хлеб, – отпустила Николя комплимент. – А то еще выйдешь на угол, а нас всех тогда в отставку.– Спасибо. – Анжела улыбнулась.Позже, гораздо позже, когда события повернулись так, как повернулись, Анжела могла радоваться лишь тому, что в последний раз видела это тонкое лицо сияющим от искреннего удовольствия. * * * Портрет девочек завершен, обе модели наскакались от счастья, разглядывая собственные лица на холсте. Как голодные звереныши, набросились на блюдо со сдобным печеньем, которое Роберт выставил в качестве приза за послушание. Из напитков он мог предложить лишь молоко.– А почему не кола? – заныла Несси.– Потому что я так велела, – отрезала Анита. Она сидела в кресле у окна, ставшего рабочим местом натурщиков. Роберт прилежно черкал углем по бумаге, но душа его была далеко от набросков.– Почему такой грустный, дядя Роберт? – спросила Тэмми.Анита шикнула на дочь:– Не болтай ерунды. Он не грустный, а сосредоточенный.– Анжела, да? – не унималась Тэмми. – Разбила твое сердце и все такое? – Глядя, как крестница вгрызается в печенье, Роберт невольно ухмыльнулся. Знала бы ты, дорогая…– Тэмми, прекрати. Дядя Роберт писал портрет Анжелы, только и всего. Верно, Роберт?– Угм-м-м. – Да? – изумилась и Несси. – А мне кажется, у него точно сердце разбито и все такое.Анита возмущенно топнула, дернула головой, после чего Роберту пришлось усаживать ее в нужной позе по новой.– Хочешь, теперь я буду приходить по воскресеньям? – предложила она.– Посмотрим. – Роберт улыбнулся. – Ты не могла бы… конечно, если тебя не затруднит… надевать чуть меньше украшений? Все это очень красиво, но…– Чересчур, – закончила за него Тэмми. – Идет и звякает, будто рождественская елка.Девчонки залились хохотом, запрыгали вокруг матери, следившей за малолетними острячками с кислым выражением.– И еще… если можно, конечно… чуть меньше помады и этого… – Роберт запнулся, – которое на глазах.– Все понятно. – Анита помрачнела. – Она завтра придет?Роберт пожал плечами. Сердце опять, как сотни раз за неделю, ухнуло куда-то вниз. Скорее всего, в ботинки.– Понятия не имею.– Ну так спроси, – чирикнула Несси.– Спросил бы, если б адрес знал. Или хотя бы телефон.– Да нет же, глупый! – Несси приклеилась к окну. – Сейчас спроси. Вон она идет! Смешная такая. Но точно она.Роберт выронил уголь. Вывернул шею под немыслимым углом. Анжела, вне всяких сомнений. Эту походку он узнал бы и через тысячу лет, даже в таком неустойчивом варианте. Что это у нее на ногах? Анжела подковыляла поближе, и у него глаза полезли на лоб. И что это у нее с лицом? И что у нее на голове? И Анжела ли это? Определенно она. И вместе с тем – нет. До чего же у нее нелепый вид. Похожа на… Черт знает на что похожа, иначе не скажешь. Несколько раз едва не пропахала тропинку носом, упав. Опережая девчонок, Роберт распахнул дверь.– Анжела?Он очень старался сохранить лицо. Не выказать разочарования ее более чем странным обликом. Не выказать ликующего восторга от ее неожиданного появления. Старания пропали втуне. Более того, ему пришлось приложить усилия, чтобы сохранить достоинство и не показать отчаяния от того, что она остановилась метрах в пяти от лодки и уставилась на него отнюдь не ангельским взглядом.– Что-то не так? – спросила она.– Анжела, какая ты вся разрисованная! – крикнула Несси.– И что с того? – Вопрос был адресован Роберту. – Может, я такая и есть?– Очень… очень живописно, – только и удалось выдавить Роберту. При всем желании он не смог бы восхититься ее новым имиджем. – Что произошло в воскресенье?– Я пришла объяснить. Улетала домой. Тетя Реджина умерла, а у тети Брайди случился удар.– Значит, с дядей Майки все в порядке? – пропела Тэмми.– Да, слава богу. Хотя кто знает, кого мы потеряем в следующий раз…– Зайдете? – Роберт отступил в сторону и сделал приглашающий жест рукой.Открыв при этом Аниту в кресле, сдиравшую украшения с шеи и помаду с губ.– Нет, спасибо. Пожалуй, не стоит, – сказала Анжела. Роберт чуть не рассмеялся, глядя на размалеванное и одновременно суровое лицо. – Вы заняты. А я всего лишь хотела объяснить, почему не пришла в прошлое воскресенье. Иных причин не было, – с нажимом добавила она. – Разве что я хочу незамедлительно принести свои глубочайшие извинения.– Не-за-медлительно?– Именно. Незамедлительно. Не смею вас больше задерживать. – Попытка изящного разворота едва не закончилась купанием в реке.Роберт ухватил ее за руку:– Анжела, вы ведь придете завтра? Обещайте, что придете. Пожалуйста.Она молчала, выразительно глядя на его пальцы. Роберт отдернул руку.– Мне придется пересмотреть свои обстоятельства, – заявила она натянуто.– Обстоятельства?– Прикинуть, удастся ли втиснуть в свой график это посещение.– Анжела. Посещение?– Именно. – И она отправилась в обратный путь.Тэмми потянула Роберта за рукав:– Не беги, дядя Роберт. Она вернется.– Откуда тебе знать?– Очевидно же.– Говори. Быстро. Она уходит.– Она не видела портрет, – сказала мудрая Тэмми. – Даже не взглянула, правда? Значит, соби-рается вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33