Наклонившись к молодой женщине, Анжела что-то шептала ей на ухо. Ее хрупкое тело буквально излучало энергию. Роберт смотрел во все глаза. Треугольное личико сияет внутренним светом; тонкие пальцы летают, не прикасаясь к женщине, но все равно успокаивая. Роберту стало стыдно за свой недавний смех. Подобные сцены, где обнажаются чувства, всегда вызывали в нем либо хохот, либо мучительное желание сбежать. Анжела сотворила невообразимое – непрошено нырнула в чужую жизнь, для большинства людей акт непростительный, но достойный восхищения.Всхлипнув еще пару раз, молодая женщина бледно улыбнулась и кивнула Анжеле. Ее спутник попросил счет.– Смелый поступок, – сказал Роберт, когда Анжела вернулась.– Смелый? – Она выглядела удивленной. Взяла переполненную чашку, чай выплеснулся на блюдце.Прикидывается, решил Роберт. Не может она не понимать. Скандальная пара рука об руку двинулась к выходу, по дороге застенчиво махнув Анжеле. Она кивнула в ответ и наклонилась через стол к Роберту, как заговорщик, готовый выдать государственную тайну:– Представляете, у них родился малыш. Очень долго не было, и вот. Она думала, что будет на седьмом небе от счастья, но не получается. Бедная. Нет, она, конечно, любит ребенка, но жизнь, говорит, стала черной. Вернее, серой. Бесцветной. И муж страдает. Ему кажется, что она его ненавидит. Грустная история, правда? Нет повести печальнее на свете, да? – Она снова взялась за чашку, и снова чай выплеснулся на блюдце.Есть. Масса историй куда печальнее этой. У женщины родился желанный ребенок, а она оплакивает в ресторане потухшие краски жизни. Вот горе. Гормоны разыгрались – да, но это явление временное. Есть о чем рыдать? Нет. Есть на что тратить драгоценные минуты свидания с Анжелой? Нет. С другой стороны, чем оно драгоценно, это свидание? Сердце у девушки доброе, сомнений нет. И человек она достойный. Но уж слишком жалостлива. Возможно, ирландская кровь виновата; возможно, женская слабость. Главное, что мужчине из плоти и крови все это ни к чему. Разве что он твердо решил в нее влюбиться. Но ведь это не так. Портрет написать – может быть, да и то вряд ли. Именно. Перехотел, как говорится. Рисовать разучился. Какого черта он сидит в этой забегаловке, вместо того чтобы бездельничать в собственной гостиной перед телевизором? Бездельничать. Не рисовать. И не сострадать сомнительным горестям незнакомых людей. И не следить за пульсацией громадных зрачков Анжелы.– Вы говорили об одолжении, – напомнила она.– Об одолжении… – Роберт тянул время. Сверился с часами, опустошил чашку. – Видите ли, я, кажется, передумал. Идея не из самых…– Так нечестно. Теперь я умру от любопытства.– Простите. Мне не стоило и упоминать об этом.– Ну что ж.Она так отчаянно пыталась скрыть разочарование, что Роберт был готов разодрать себе ногтями грудь, вытащить сердце и шлепнуть на стол. Анжела увидела бы, что это за ничтожная штуковина, и ушла бы себе. И ей не пришлось бы так терзаться. Легкость и уверенность, которыми она лучилась за соседним столиком, исчезли, вновь сменившись дергаными, судорожными жестами. Роберт еще раз посмотрел на часы:– Музей еще открыт. Хотите, буду вашим гидом?– О-о-о, с удовольствием. – Зрачки еще больше расширились.– А что бы вы хотели увидеть?– Не знаю. Что покажете.– Ну хоть подскажите.– Нет. Покажите все, что нравится вам. – Ладно.Роберт улыбнулся. Начало положено, а там посмотрим. Он вытащил бумажник. Анжела, отчаянно покраснев, выуживала из карманов монеты.– Позвольте мне, – пробормотал он. – В конце концов, это всего лишь чай.– Как по-вашему, сколько это может стоить? – Дрожащие пальцы Анжелы выложили на салфетку столбик десятипенсовиков и три монетки по одному фунту.Вообще-то эти три фунта – на фигурные мыльца, которые в музейном киоске продаются, но если десятипенсовиков не хватит, то и не беда, в другой раз можно купить.Из ее жалобного лепета Роберту стало ясно: во-первых, расплачиваться она привыкла сама и иного варианта не представляет; во-вторых, столбики монет составляют всю ее наличность на данный момент; в-третьих, она понятия не имеет, сколько стоит чашка чая в лондонском кафе. Из какой галактики явилась эта девушка? Торопливо выдергивая банкноту, он не заметил, как из бумажника что-то выскользнуло и спланировало на пол. Анжела нагнулась за картонным квадратиком, скользнула по нему взглядом и протянула Роберту снимок Тэмми и Несси.– Хорошенькие.– Да. Милые девочки.Дети близких приятелей. Старшая – моя крестница. Я их обожаю. Он бы произнес все это вслух, если бы не подоспевший официант. Анжела, пытаясь заплатить первой, задела свои монетные сооружения, и мелочь разлетелась во все стороны. Роберт сунул деньги официанту и бросился ей на помощь. В четыре руки они собрали, сколько сумели найти. Пунцовая от смущения, Анжела прятала глаза и безостановочно извинялась, а сердце Роберта ныло от жалости.Выскочив за дверь, оба полной грудью набрали сырой майский воздух. Анжела первой двинулась по улице, Роберт зашагал рядом, приноравливаясь к ее особенной походке. В подземке она сыпала десятипенсовиками, не пропустив ни одного нищего. Привычно раздавала, но как-то потерянно. Расстроилась, наверное, что монеты пришлось совать в карманы россыпью, а не аккуратно стянутым столбиком. Инопланетянка, вновь подумал Роберт. Или рисуется? Нет, вряд ли. Во-первых, ни его, ни чья-либо еще реакция ее нисколько не интересует, а во-вторых, она ведь вела себя так же и в тот раз, когда не догадывалась о его присутствии. Остается одно – поверить, что столкнулся с редким случаем истинного милосердия.Пропустив ее в зал Средневековья, Роберт не выдержал:– Простите за любопытство, Анжела. Вы всегда так делаете? Подаете всем нищим подряд?Она сосредоточенно поджала губы.– Наверное.– Не понимаю. – Роберт стер с века несуществующую соринку. – Зачем?– Что «зачем»? – Анжела остановилась, будто на стену налетела; оглянулась на Роберта – куда дальше?– Зачем все это… Деньги… нищие?..Серый взгляд метался от мозаичного пола к потолку и обратно. Анжела пожала плечами.– Как это? – Еще один недоуменный жест плечами. – А вы разве не?..– Боюсь, что нет. Под Рождество – и только. Роберт напряг все чувства в попытке уловить холодок презрения или фальшивого благочестия. Ни намека. С тем же успехом они могли обсуждать, скажем, кто каким фруктам отдает предпочтение. Роберт подождал немного в полной уверенности, что комментария не миновать. Ну должна она, должна намекнуть на свое моральное превосходство. Но Анжела просто терпеливо ждала обещанной экскурсии.– Сюда, – наконец сказал Роберт и зашагал, с удовольствием прислушиваясь к быстрому перестуку ее ботинок.Первым делом он показал ей Плательный зал – женщине, решил, должно быть любопытно взглянуть на одежду прежних времен, и оказался прав. Анжела до того увлеклась изучением шедевров портняжного искусства начала восемнадцатого века, что он с трудом оттянул ее от витрин. Изменение тенденций моды на протяжении веков она пропустила мимо ушей, зато от вышивки на одной из королевских мантий пришла в экстаз. «Когда я была маленькой, мы с мамой расшивали свадебные платья», – объяснила Анжела. Пока они поднимались на второй этаж, где выставлено Большое Уэрское ложе, Роберт попытался поднять тему ее тетушек и дяди Майки с чердака.– Господи, – ахнула Анжела, – какая громадная! – Затаив дыхание, она выслушала рассказ Роберта о том, как кровать сделали по заказу для постоялого двора в Уэре, что в графстве Харфордшир, чтобы привлечь клиентов, направлявшихся в Лондон или из него.– Эта гигантская кровать упомянута в «Двенадцатой ночи» Шекспира, – добавил он. – Так вы говорите, дядя Майки…– Никогда не видела такой резьбы, – ответила она. – Сколько труда, сколько часов напряженной работы. А я-то думала, что труднее вышивки свадебных платьев ничего не бывает.По пути к залу XII века он все же решил предпринять еще одну попытку. На лестнице, ведущей к залу Стекла, в его голосе уже звенели нотки отчаяния. Анжела упорно увиливала – необъяснимая скрытность для человека, который первому встречному выложил семейную тайну. Роберт чувствовал, что надоел ей, и с каждой минутой все больше злился. Привычно тыча пальцем – обратите внимание на то, взгляните на это, – бубнил заученные слова все глуше и монотоннее.Зал стекла они оглядели наспех, и он решил, что «Счастье Иденхолла» показывать не станет.– А вам самому здесь что-нибудь нравится? – неожиданно спросила она.Анжела смотрела во все глаза, крутила головой во все стороны, стараясь впитать в себя и запомнить как можно больше. И тут Роберт понял. Музейные редкости ее до того поглотили, что она даже не слышала его вопросов о семье. И уж конечно не заметила, как он дурил ее всю так называемую «экскурсию», ведя обычным туристским маршрутом, демонстрируя лишь те экспонаты, что значились в стандартных буклетах. Не дойдя до выхода из Зала стекла, он взял Анжелу под локоть и подвел к витрине с изящной, тонкой работы чашей.– Вот. «Счастье Иденхолла».– Что-то особенное?– Очень. Видите ли, стеклянные предметы редко доходят в первозданном виде – очень хрупкий материал. А эта чаша в семействе куберлендских Масгрейвов передавалась из поколения в поколение. Легенда гласит, что лесные феи собрались на праздник неподалеку от Иденхолла, а когда захотели напиться воды из колодца и достали эту чашу, кто-то их спугнул. Феи убежали, но одна из них успела крикнуть: «Разобьется чаша наша – с ней уйдет и счастье ваше!» С тех пор чаша и зовется «Счастьем Иденхолла». Легенда легендой, но для нас эта вещь ценна как образец искусства сирийских стеклодувов и резчиков по стеклу тринадцатого века. В Англию, должно быть, попала вместе с остальной добычей какого-нибудь крестоносца, и ей посчастливилось уцелеть.Анжела согласно кивнула.– А мне посчастливилось увидеть эту красоту. Тысячу раз спасибо вам. – Глаза ее влажно сияли, улыбка искренней благодарности осветила лицо, обнаружив едва заметную ямочку на левой щеке.Подчиняясь внезапному порыву, Роберт ухватил Анжелу за плечи и подтолкнул к выходу:– Если повезет, успею кое-что показать. – Чтобы ускорить движение вниз по лестнице и по длинному коридору, ведущему к крылу Генри Коула, Henry Cole Wing – бизнесмен и друг принца Альберта, организатор выставки искусств в 1851 г., на основе которой возник музей Виктории и Альберта.
он еще на площадке поймал ладонь Анжелы, а в лифте с удивлением обнаружил, что приклеился к ее руке. Опустив голову, Анжела тоже сверлила взглядом их сцепленные пальцы. Роберт отдернул руку. Подъем на верхний этаж казался бесконечным, оба откровенно тяготились этой вынужденной, до нелепости интимной близостью. Едва двери разъехались, Роберт выскочил из кабины и подвел Анжелу к портрету.– Честно говоря, сам толком не знаю, почему захотел показать вам именно это, – извиняющимся тоном объяснил он. И впрямь – почему? В музее полно экспонатов, более интересных со всех точек зрения. Более важных. Более древних. Если уж на то пошло, то лучше было показать ей Констебля или Рафаэля, а не эту, ничем не примечательную картину.– О… – Анжела оцепенела перед портретом неизвестной дамы.Роберт понял, что не ошибся. Более того, он понял почему. И как это раньше не замечал? В глаза бросается.Треугольное женское лицо. Матово-белая кожа, мечтательный дымчатый взор, легкий изгиб тонкой шей и густые ресницы под стрелами бровей. Сколько раз, сколько раз на этом самом месте он любовался красотой модели и восхищался совершенством кисти? И еще завидовал мастерству художника, которому удалось проникнуть в сущность женщины, чье безупречное тело жило в этом мире, а блуждающая на губах улыбка предназначалась другому, таинственному.Взгляд Роберта метался от Анжелы к незнакомке. Незнакомке? Может, он все-таки был с ней знаком?– Это же… – Анжела запнулась.– Совершенство? – подсказал Роберт. Анжела кивнула:– Да. Вы только посмотрите, какие ресницы. Как ему удалось их нарисовать?– Не знаю. Тем более в этой технике. Мелкие детали для пастели – сущая головная боль.– Так вот что это такое. Пастель.Роберт молил бога, чтобы интерес Анжелы к искусству не иссяк еще минимум лет сто. Возможно, ему тогда хватило бы времени налюбоваться ее лицом.– Наверное, она похожа на вашу жену? – Анжела вновь повернулась к картине.– Жену? Я не женат.– Значит, разведены?– Да нет, я и не был женат.– Понятно.– Что? Что вам понятно?– Так, ничего. – Она вздохнула и улыбнулась ему. – Еще раз спасибо.У Роберта поплыло перед глазами. Он был сражен, ошарашен, сбит с ног этой улыбкой. Мглистая пелена его жизни рассеялась. Прочь сомнения и колебания, да здравствует ясное будущее. Будущее, что стоит перед ним. Ангел. Настоящий, живой ангел. Что нужно сделать, чтобы ее заслужить? Первый шаг – нет, гигантский скачок – в нужном направлении уже сделан: он разрешил себе поверить, что добьется ее. Роберт впитывал в себя ее улыбку, чувствуя, что ничтожное сердце, которое он готов был вырвать ради нее из груди, вот-вот лопнет от эмоций. Рука сама собой потянулась к заманчивой ямочке.– Анжела… Я так мечтаю вас нарисовать. Соглашайтесь.– Нарисовать? Меня? – Она отшатнулась. Предложи он ей перепихнуться по-быстрому прямо здесь, на музейном полу, шок, пожалуй, был бы меньшим. Идиот. Без предупреждения, без подготовки – хочу нарисовать, и все тут. До чего же бестактно прозвучала для нее эта просьба. Показал картину – и прошу стать моей моделью. Полный идиот. А если у нее кто-то есть? Свой, так сказать, ангел-хранитель, который в эту самую минуту ждет ее возвращения? Правда, до сих пор она ни о чем таком не заводила речь… и что с того?– Простите, – сказал Роберт. – Я поторопился, верно? Не знаю, что на меня нашло. Я уже давно забросил рисование. Да у вас и времени наверняка не нашлось бы, даже если вы и свободны… Я имею в виду… у вас кто-нибудь есть?Улыбка исчезла. Солнце скрылось за грозовой тучей, и не в его силах было вернуть живительный свет, но и прикусить язык тоже было не в его силах.– Не думаю, что вы свободны. Наверное, с кем-то связаны. Наверняка…– Связана?..– Обещанием. Встречаетесь. Помолвлены?– А. Д-да. В каком-то смысле. Можно и так сказать.Конец истории. Шагай, Роберт, по проторенной дорожке, в тумане, как и прежде. Она не для тебя. Ангел, но чужой. И никогда не будет твоим. Лучшее, что ты можешь сделать, – прямо сейчас попрощаться и уползти в свою убогую берлогу. Кредит исчерпан, премьеры не будет. Вот и славно. Считай, тебе здорово повезло. Все возможности остались при тебе, а страданий она уже не доставит. Гип-гип-ура! Прощай, Анжела.Он открыл рот, чтобы произнести последнюю фразу вслух.– Анжела, позвольте мне все же нарисовать вас. * * * Ни в трапезной, ни в комнате отдыха Стива не было. В одном углу комнаты отдыха несколько человек сражались в лудо, остальные прилипли к телевизору. Анжелу всякий раз удивляла детская вера ее подопечных в реальность происходящего на экране. Они цапались и вместе страдали над перипетиями мыльных опер, защищая каждый своего любимого героя так, будто тот был по меньшей мере кузеном. Да что там сериалы – их и от рекламных роликов за уши не оттянешь. Вот и сейчас на ее вопрос о Стиве ни один не отреагировал; ни один и не подумал оторвать взгляд от рекламного красавчика, предлагающего «умопомрачительный диван абсолютно бесплатно, в рассрочку на четыре года», и длинноногой блондинки, приплясывающей на заднем плане.– Кто-нибудь видел Стива? – спросила Анжела. Гигант-шотландец, неожиданно трезвый, выделывал кренделя ногами. Восторг и изумление:– Ну твою мать. Задарма всучают. У них, видать, денег хоть жопой ешь.– Я спрашиваю, видел кто-нибудь Стива? – повторила Анжела.– Токо куда ж его сунешь. – Шотландец не отрывал глаз от экрана.Анжела вздохнула и вышла из комнаты. В душе ее зрела догадка о том, где искать Стива, но признаваться в том не хотелось даже самой себе.В глубине коридора Мэри Маргарет схлестнулась с экс-доктором Джорджем.– Давай чайник. Немедленно – отдай – мне – эту – штуку. – Она попыталась выдернуть чайник у Джорджа, вцепившегося в любимую вещь мертвой хваткой. Тот был на грани истерики.– Нечестивая женщина! – прогудел Джордж, но руки разжал.Никто в приюте не мог устоять против матери-настоятельницы. Миг спустя за ней захлопнулась дверь кабинета, и Анжела, набравшись храбрости, осторожно стукнула по деревянной панели.– Что? – громыхнуло изнутри.С премерзким ощущением мелкой рыбешки, оказавшейся вблизи акулы, Анжела ступила через порог. Подождала, пока Мэри Маргарет что-то доцарапает на листке и поднимет глаза. Не дотрагиваясь до сигареты, торчащей из угла рта, та затянулась и глянула на Анжелу сквозь клубы белесого дыма:– Ну?– Вчера вечером я снова была в Музее Виктории и Альберта…– Я погляжу, ты все никак по музеям не находишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
он еще на площадке поймал ладонь Анжелы, а в лифте с удивлением обнаружил, что приклеился к ее руке. Опустив голову, Анжела тоже сверлила взглядом их сцепленные пальцы. Роберт отдернул руку. Подъем на верхний этаж казался бесконечным, оба откровенно тяготились этой вынужденной, до нелепости интимной близостью. Едва двери разъехались, Роберт выскочил из кабины и подвел Анжелу к портрету.– Честно говоря, сам толком не знаю, почему захотел показать вам именно это, – извиняющимся тоном объяснил он. И впрямь – почему? В музее полно экспонатов, более интересных со всех точек зрения. Более важных. Более древних. Если уж на то пошло, то лучше было показать ей Констебля или Рафаэля, а не эту, ничем не примечательную картину.– О… – Анжела оцепенела перед портретом неизвестной дамы.Роберт понял, что не ошибся. Более того, он понял почему. И как это раньше не замечал? В глаза бросается.Треугольное женское лицо. Матово-белая кожа, мечтательный дымчатый взор, легкий изгиб тонкой шей и густые ресницы под стрелами бровей. Сколько раз, сколько раз на этом самом месте он любовался красотой модели и восхищался совершенством кисти? И еще завидовал мастерству художника, которому удалось проникнуть в сущность женщины, чье безупречное тело жило в этом мире, а блуждающая на губах улыбка предназначалась другому, таинственному.Взгляд Роберта метался от Анжелы к незнакомке. Незнакомке? Может, он все-таки был с ней знаком?– Это же… – Анжела запнулась.– Совершенство? – подсказал Роберт. Анжела кивнула:– Да. Вы только посмотрите, какие ресницы. Как ему удалось их нарисовать?– Не знаю. Тем более в этой технике. Мелкие детали для пастели – сущая головная боль.– Так вот что это такое. Пастель.Роберт молил бога, чтобы интерес Анжелы к искусству не иссяк еще минимум лет сто. Возможно, ему тогда хватило бы времени налюбоваться ее лицом.– Наверное, она похожа на вашу жену? – Анжела вновь повернулась к картине.– Жену? Я не женат.– Значит, разведены?– Да нет, я и не был женат.– Понятно.– Что? Что вам понятно?– Так, ничего. – Она вздохнула и улыбнулась ему. – Еще раз спасибо.У Роберта поплыло перед глазами. Он был сражен, ошарашен, сбит с ног этой улыбкой. Мглистая пелена его жизни рассеялась. Прочь сомнения и колебания, да здравствует ясное будущее. Будущее, что стоит перед ним. Ангел. Настоящий, живой ангел. Что нужно сделать, чтобы ее заслужить? Первый шаг – нет, гигантский скачок – в нужном направлении уже сделан: он разрешил себе поверить, что добьется ее. Роберт впитывал в себя ее улыбку, чувствуя, что ничтожное сердце, которое он готов был вырвать ради нее из груди, вот-вот лопнет от эмоций. Рука сама собой потянулась к заманчивой ямочке.– Анжела… Я так мечтаю вас нарисовать. Соглашайтесь.– Нарисовать? Меня? – Она отшатнулась. Предложи он ей перепихнуться по-быстрому прямо здесь, на музейном полу, шок, пожалуй, был бы меньшим. Идиот. Без предупреждения, без подготовки – хочу нарисовать, и все тут. До чего же бестактно прозвучала для нее эта просьба. Показал картину – и прошу стать моей моделью. Полный идиот. А если у нее кто-то есть? Свой, так сказать, ангел-хранитель, который в эту самую минуту ждет ее возвращения? Правда, до сих пор она ни о чем таком не заводила речь… и что с того?– Простите, – сказал Роберт. – Я поторопился, верно? Не знаю, что на меня нашло. Я уже давно забросил рисование. Да у вас и времени наверняка не нашлось бы, даже если вы и свободны… Я имею в виду… у вас кто-нибудь есть?Улыбка исчезла. Солнце скрылось за грозовой тучей, и не в его силах было вернуть живительный свет, но и прикусить язык тоже было не в его силах.– Не думаю, что вы свободны. Наверное, с кем-то связаны. Наверняка…– Связана?..– Обещанием. Встречаетесь. Помолвлены?– А. Д-да. В каком-то смысле. Можно и так сказать.Конец истории. Шагай, Роберт, по проторенной дорожке, в тумане, как и прежде. Она не для тебя. Ангел, но чужой. И никогда не будет твоим. Лучшее, что ты можешь сделать, – прямо сейчас попрощаться и уползти в свою убогую берлогу. Кредит исчерпан, премьеры не будет. Вот и славно. Считай, тебе здорово повезло. Все возможности остались при тебе, а страданий она уже не доставит. Гип-гип-ура! Прощай, Анжела.Он открыл рот, чтобы произнести последнюю фразу вслух.– Анжела, позвольте мне все же нарисовать вас. * * * Ни в трапезной, ни в комнате отдыха Стива не было. В одном углу комнаты отдыха несколько человек сражались в лудо, остальные прилипли к телевизору. Анжелу всякий раз удивляла детская вера ее подопечных в реальность происходящего на экране. Они цапались и вместе страдали над перипетиями мыльных опер, защищая каждый своего любимого героя так, будто тот был по меньшей мере кузеном. Да что там сериалы – их и от рекламных роликов за уши не оттянешь. Вот и сейчас на ее вопрос о Стиве ни один не отреагировал; ни один и не подумал оторвать взгляд от рекламного красавчика, предлагающего «умопомрачительный диван абсолютно бесплатно, в рассрочку на четыре года», и длинноногой блондинки, приплясывающей на заднем плане.– Кто-нибудь видел Стива? – спросила Анжела. Гигант-шотландец, неожиданно трезвый, выделывал кренделя ногами. Восторг и изумление:– Ну твою мать. Задарма всучают. У них, видать, денег хоть жопой ешь.– Я спрашиваю, видел кто-нибудь Стива? – повторила Анжела.– Токо куда ж его сунешь. – Шотландец не отрывал глаз от экрана.Анжела вздохнула и вышла из комнаты. В душе ее зрела догадка о том, где искать Стива, но признаваться в том не хотелось даже самой себе.В глубине коридора Мэри Маргарет схлестнулась с экс-доктором Джорджем.– Давай чайник. Немедленно – отдай – мне – эту – штуку. – Она попыталась выдернуть чайник у Джорджа, вцепившегося в любимую вещь мертвой хваткой. Тот был на грани истерики.– Нечестивая женщина! – прогудел Джордж, но руки разжал.Никто в приюте не мог устоять против матери-настоятельницы. Миг спустя за ней захлопнулась дверь кабинета, и Анжела, набравшись храбрости, осторожно стукнула по деревянной панели.– Что? – громыхнуло изнутри.С премерзким ощущением мелкой рыбешки, оказавшейся вблизи акулы, Анжела ступила через порог. Подождала, пока Мэри Маргарет что-то доцарапает на листке и поднимет глаза. Не дотрагиваясь до сигареты, торчащей из угла рта, та затянулась и глянула на Анжелу сквозь клубы белесого дыма:– Ну?– Вчера вечером я снова была в Музее Виктории и Альберта…– Я погляжу, ты все никак по музеям не находишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33