Если Бонни еще не в курсе, то уж они-то для Анжелы почти друзья.– Посмотрим, Питер. Ничего не могу обещать определенно, у нее очень плотный график. В следующий раз увижусь – спрошу, идет?– Так вы, значит, часто видитесь? – Анита кисло улыбнулась, склонив голову к плечу.Бонни со свистом втянула воздух, кончиком туфли выстукивая дробь на асфальте.– Вообще-то редко. Работает много. – Он замолчал, давая понять, что тема исчерпана.Не тут-то было.– Что-то я забыл, где, говоришь, она работает? Питер посмотрел на Бонни. Вдохи с присвистом и дробь приобрели почти маниакальный ритм.– В соцслужбе или что-то вроде. – Роберт хлопнул себя по бедрам. – Ну что ж, пойдем, пожалуй, пока не стемнело. Бонни!– Как насчет следующего воскресенья, Роберт? Приведешь ее на обед? – Анита опять дернула его за рукав.– Я… нет, спасибо. Никак не могу, Анита. Занят, извини.Роберт зашагал вперед, не дожидаясь расспросов о том, чем и с кем он будет занят в воскресенье. Оглянувшись, обнаружил, что Бонни спешит за ним со злобным выражением на лице и не менее злобным бормотанием, обращенным неведомо к кому. Предположительно к любимому сыну. Роберт быстро собрал силы для отпора. Нечасто, но ему удавалось отразить атаку матери. Но сейчас он чувствовал приближение шквального огня. Шаг. Еще шаг. Лицо перекошено. Роберт ждал с ангельской улыбкой на губах, но взгляд его – он чувствовал – уже затуманился и повлажнел. Как у собаки перед неминуемым хозяйским пинком. В робкой надежде отвести грозу он принялся насвистывать что-то сумбурное себе под нос.– Эта… как ее там… Анжела. Ты с ней занят в воскресенье?– Может быть. Еще ничего не решено. – Он прибавил громкости своей песенке.– И на рисунках тоже она?– Э-э? Ну да.– Питти и Нитти, значит, достойны встречи с ней? А родная мать, значит, нет? Рылом не вышла, так, что ли?– Господи, да что с вами со всеми?– С вами со всеми? – крикнула Бонни – Я тебе не все! Я тебе мать.– Хватит. Надоело. – Роберт ускорил шаг. Только не злись, иначе она тебя достанет. От злости броня трескается. Ты ничего не видишь, ничего не слышишь, ничего не знаешь.– Твоя проблема, Роб… – мать, задыхаясь, нагоняла его, – твоя проблема в том, что…Он уже не мурлыкал, а горланил вовсю. Охрипнет, ну и черт с ними, со связками. Бонни повисла у него на локте. Роберт повернулся, давая волю ярости. Что от него и требовалось. Руки у Бонни развязаны, смертельного удара не миновать.– Я не хочу. Что бы ты там ни припасла для меня – я не хочу слышать! Потом опять начнешь извиняться, а мне твои извинения осточертели. Осточертело служить козлом отпущения. Все, кому не лень, суют нос в мою личную жизнь, меня тошнит от всех вас. С кем встречаться и с кем расставаться – это мое дело, мне и решать. Ясно? – Он вырвался и зашагал в сторону дома. К чертям прогулку.– Еще бы не ясно. Яснее ясного! – заорала она ему вслед. – Пижон хренов! И с Анжелой этой разбежишься – мы и глазом не успеем моргнуть. Как и с остальными. Давай, давай.– Ты ничего о ней не знаешь. И не узнаешь! – крикнул он через плечо, не замедляя шага.– Неужели?Топот сзади усилился. Роберт кожей ощущал приближение последней, убийственной атаки. Попытался вновь завести свою бессмысленную песню, но звуки умирали, не достигая цели.– Отпихиваешь каждую, верно, Роб? Ну да. Анжела эта – очередной ангел, да? Бедная девочка, крылышки-то ей быстро подрежут. Стоит ей только превратиться в человека из плоти и крови, чик – и нет крылышек.Роберт уже почти бежал, но глумливый голос Бонни летел впереди него:– Несчастный наш мальчик. Ангелочков ему подавай. С живыми-то страшно связываться. Хлопот не оберешься. Возись с ними, приспосабливайся, а потом – бац! – и нет никого. Не забыл мистера Филдинга? Дерьмо собачье.Крепость пала, неприятель ликует. Бинго! Дядя Сэм празднует победу. Нагасаки и Хиросима разгромлены. А Роберт уничтожен, погребен под развалинами, стерт с лица земли. Поверженной, он сунул ладони под мышки и побрел в свою нору зализывать раны. * * * Бедность, целомудрие, послушание – три обета, которые она должна дать, ступая на путь монашества. С первым все достаточно просто, учитывая те гроши, что выдаются из приютских фондов. Чековую книжку или кредитку она в глаза не видела, да и наличных кот наплакал. Впрочем, если бы ей потребовались лишние деньги – для работы, к примеру, или даже на личные цели, – то можно включить эту сумму в квартальную смету, составление которой входило в обязанности всех монашек низшего звена. Старшие монахини просто брали то, что им было положено, и тратили по своему усмотрению – в основном на нищих. Финансами приюта занималась Мэри Маргарет. Бюджет складывался из церковных средств, государственной помощи – мизерной – и денег, зарабатываемых разного рода вне-приютской деятельностью. Здание приюта принадлежало монахиням, но без пожертвований они бы не прожили.Помимо ежедневных – и утомительных – обязанностей в приюте, младший персонал вроде Анжелы вел уроки грамоты, занятия в молодежных клубах и группах поддержки для понесших тяжелую утрату. Кроме того, их посылали в районные школы, союзы матерей-одиночек, любые группы, в названии которых имелось слово «анонимные». В общем, недельная нагрузка под завязку. Что здорово помогало со вторым обетом. Какой уж тут секс при такой нагрузке – выспаться бы по-человечески хоть раз в неделю.Во всяком случае, так Анжеле казалось. До того, как ночные фантазии о Роберте стали терзать ее еженощно. Впрочем, о Роберте или нет – это еще вопрос, но фантазии были определенно спровоцированы его появлением. После второй встречи с ним Анжела во снах превращалась в какое-то животное. Ощущение – чуднее не бывает. Просыпалась вся в поту, лицо уткнуто в подушку, а зад, напротив, выставлен вверх. В среду она едва не задохнулась, как мумия обмотавшись простынями. С целомудрием, пожалуй, возникнут сложности.Придется с этим как-то бороться, пока кровь ее не поостынет, а на груди не зазвенит иконостас из святых медалек, как у сестры Оливер. Сейчас же мечты заводят ее… бог знает куда заводят. Вечером в четверг, во время мессы, она очнулась со стиснутыми до судороги бедрами, вся в мыслях о… Боже, нет! Она не смеет об этом думать!И наконец, третий обет. Послушание. Тот самый, который она собралась нарушить. Опять.Сестра Кармел получала нагоняй. Да еще в присутствии десятка постояльцев. Старческие ноги подкашивались, сморщенные губы конвульсивно дрожали – душераздирающее зрелище. Мэри Маргарет между тем только-только взяла разгон:– Проклятье, это вы сменили белье, сестра? Через две недели? Что у вас на плечах – голова или мешок с дерьмом?За спиной Кармел высилась куча грязного белья – причина ее сегодняшних несчастий. Бедняжка все силы положила только на то, чтобы его собрать. Приютскими правилами было заведено менять постельное белье раз в месяц. Прошло лишь две недели, а она стащила грязные простыни и наволочки, оставив на каждой кровати в каждой комнатушке по чистой, выглаженной стопке. Анжела знала, что сестре Кармел случалось терять счет неделям. Годам – тем более. Подумаешь, великое преступление в таком возрасте. Но Мэри Маргарет считала по-другому и продолжала беситься, раздувая ноздри. Приютский люд знал свое место и молчал, выступая в защиту своего обожаемого ангела-хранителя лишь возмущенными взглядами да пыхтением. Джордж-доктор рыл копытами землю, будто застоявшийся жеребец.– Вам здесь что, отель пять звездочек, сестра? – бушевала Мэри Маргарет. – Во имя Господа нашего, Пресвятой Девы и всех чертей – какого хрена вы себе думали, а? Не справляетесь с работой – так и скажите, я вам список урежу.Глаза сестры Кармел заволокло слезами; оттопыривший щеку леденец был забыт. Что за радость в конфетах, если ее лишают последней работы… Она сильно сдала в последнее время, и многие обязанности были ей не по плечу. Лишившись еще одной, старая монахиня осталась бы не у дел.– Это моя вина, матушка. – Голос Анжелы опередил ее мысли. Она понятия не имела, что собралась защищать Кармел.Колючий взгляд матери-настоятельницы впился в нее.– Я спутала расписание, верно, сестра Кармел?– Нет, котик, это я… – начала было Кармел, шумно втягивая в себя конфетный сироп.Анжела не стала ждать продолжения и быстро заговорила:– Ну как же, сестра. Помните наш вчерашний разговор о том, что нужно сделать? Я и напомнила про белье – спутала, должно быть.Кармел в смятении сдвинула брови. Вчера все могло быть. Прошедшие сутки с трудом укладывались в памяти старушки.– Выходит, это вас я должна благодарить за лишний счет из прачечной. – Грудь Мэри Маргарет ходуном ходила от праведного гнева. Распекать молоденькую куда как приятнее. Отменное удовольствие. Мать-настоятельница захлебывалась в море эмоций и нагромождении непристойностей, готовых сорваться с языка. Но Анжела успела сделать выпад прежде, чем разразилась ругань:– Сами видите, матушка, что я не справляюсь с обязанностями. Наверное, придется вам урезать мой список.Глаза Мэри Маргарет сузились. Обдурить решила, дорогуша? Список обязанностей Анжелы простирался дальше мыслимых пределов. Урезать его, то есть снять с нее хоть одну повинность, значило навесить эту работу на свою собственную шею, поскольку более подходящей шеи в приюте не нашлось бы.Зрители из постояльцев понятия не имели, что происходит, но тень сомнений в глазах матушки уловили. Чаша весов явно качнулась в сторону Анжелы, а значит, и в пользу их любимицы. Мэри Маргарет в задумчивости постучала ногтем по зубам, еще раз оглядела груду грязного белья, после чего одарила Анжелу взглядом, обещавшим наказание в самом ближайшем будущем. На данный момент, однако, она признала поражение:– Ладно, прощаю. Но постели не менять лишние две недели, ясно?Анжела смиренно кивнула. К ее вящему удовольствию, сестра Кармел опять вспомнила о своем леденце и занялась им, блаженно прикрыв глаза.Однако с Мэри Маргарет они цапаются все чаще и чаще; ни дня без стычки. И понятно, что это лишь первые грозовые сполохи, а настоящий шторм впереди. Теперь уж совсем скоро, в этом Анжела не сомневалась. В живых останется одна из них. В приюте нет места монашкам-бунтовщицам, а ведь она даже не монашка. С каждой минутой миссионерская деятельность уплывала от нее все дальше.Анжела поглубже засунула ладони в карманы джинсов и направилась ко входу в женский приют, вся в мыслях о своем туманном будущем. На лестнице ей встретилась группа девушек, явно вырядившихся на работу. Одна из них, хихикнув, пустила струйку дыма прямо в лицо Анжеле – и вовсе не табачного, но Анжеле сейчас было не до наркотиков. Она искала Николя. Секции в женском приюте были разделены тонкими картонными стенами, и двери здесь были настоящие, в отличие от матерчатых перегородок у мужчин. Стены, правда, не доходили до потолка, отчего помещение смахивало на общественный туалет, да и сами комнатушки размерами не слишком отличались от туалетных кабинок. Анжела стукнула в дверь комнатки Николя. Сначала осторожно, потом все громче и громче. Ответа не было, но она чувствовала чье-то присутствие. Дверь вдруг рывком распахнулась, и Анжела увидела перекошенное от злобы лицо Николя. Очевидно, она предполагала увидеть кого-то из подруг. На смену злости пришло удивление. Без черной обводки а-ля Клеопатра изумрудные глаза оказались совсем юными. Да ей и двадцати нет, подумала Анжела, разглядывая по-детски беззащитное лицо девушки. Странное чувство. Будто впервые в жизни увидел ощипанного цыпленка.– Тебе чего? – прошипела девушка, вытягивая шею – не прячется ли за спиной у Анжелы Стив.– Можно войти, Николя? Не бойся, я одна.– Насрать мне, мать твою, одна ты или нет, – фыркнула Николя, но посторонилась.– Ты ведь боялась, что я привела Стива, верно? – беззлобно отметила Анжела, пытаясь подобрать ключик к беседе. Если, конечно, можно назвать беседой общение с ощетинившейся и явно не расположенной к болтовне юной особой.Николя тем временем изучала ее с головы до ног. Вытащив ком жвачки изо рта, прилепила его к железной ножке кровати, закурила и нахохлилась выжидающе – давай, мол, выкладывай и вали отсюда. Анжела с улыбкой кивнула на стул – можно? Угрюмый кивок в ответ. Анжела села и протянула руку к тумбочке – пепельницу передать? Еще один угрюмый кивок. Молчание.На стенах ровным счетом ничего – ни постеров, ни фотографий, с которых можно было бы начать разговор. Журналов тоже нет, а книг тем более. За что же зацепиться? Абсолютно безликая комната, будто и не живет никто. Пока Анжела в отчаянии озиралась, Николя безмолвно дымила, не сводя с нее неприязненного взгляда.– Я тоже покуриваю. Две-три сигареты на ночь. – Попытка неуклюжая и определенно безуспешная.– Охренеть. Еще какие грешки за тобой водятся?Николя не скрывала презрения. Демонстрируя превосходство, скрестила на груди руки и вскинула голову. Анжела удрученно поерзала на стуле, отвела глаза от лица девушки и наткнулась взглядом на батарею парфюмерии. Бутылочки, флакончики, коробочки и тюбики всех мастей, в том числе и самых дорогих марок, явно добытые ловкостью рук. Вот тебе и ключик к Николя. Девочка любит косметику. Не слишком обнадеживающе, но на безрыбье… Придется рискнуть. Хотела ведь побольше разузнать о Стиве, а для этого нужно попытаться побольше разузнать о самой Николя.– Отличная у тебя коллекция. – Анжела легко пробежала пальцем по крышкам флакончиков. – Мне бы хотелось краситься.Зеленый взгляд вспыхнул чем-то близким к любопытству. Похоже, Николя привыкала к мысли, что женщина может обходиться без косметики. Она затянулась глубоко и выдохнула; у Анжелы защипало глаза.– Монашкам нельзя?– Да нет… Можно, наверное, если хочется…– А смысл? Ради кого? – Николя запустила пальцы в волосы, захватила рыжую прядь, покрутила и отбросила за спину. На Анжелу она теперь смотрела, как на невиданное и жалкое насекомое.– Не знаю. Для себя ведь тоже приятно краситься, разве нет?От негодующего фырканья Николя длинные разноцветные ярлычки на бутыльках с косметикой затрепетали.– Хочешь, накрашу? – Губы изогнулись в неловкой полуулыбке. – Зашибись. Никогда монашку не красила.– Николя, не ругайся, пока я здесь.– А я тебя звала? – взорвалась Николя. Зеленые глаза смотрели с вызовом.Анжела вздохнула. Орешек из тех, что никому не по зубам. Совсем еще девочка, а уже непрошибаема. К тридцати, если выживет, заматереет окончательно. Сейчас еще хороша по-своему, ершиста, но хороша. Даже выбитый верхний резец придает ей хулиганского шарма. Или пиратского. Точно, пиратского. Флибустьерша с корабля под реющим «Веселым Роджером».– Я бы не прочь. Накрасишь когда-нибудь?– Ну-ка дай… – Николя цепко ухватила ладонь Анжелы, пристроила на тумбочке, выдернула из батареи флакон и занялась ногтями, ловко намазывая один за другим и высунув от усердия кончик языка. Она молчала, пока не закончила работу.– Нравится?– Прелесть, Николя! – искренне восхитилась Анжела. – Ни один не смазала.Опустив голову, Николя трудилась над второй рукой.– Зашибись! – Еще одна почти улыбка. – Когда-нибудь открою свою косметичку… типа салон. Я здесь почти всем хари мажу. Ты когда постучала, я думала, это из них кто-нибудь пришел проситься. Мать… э-э-э… будь я проклята, если стану на них бесплатно пахать, – с горечью сказала она.– Считай, тренируешься, – подбодрила Анжела.– Во. Для тренировки самое то. – Николя с недовольным видом присматривалась к ногтям Анжелы. – Подпилить бы не мешало. Когда буду тебя красить, ногтями тоже займусь. Только сначала надо попарить, чтоб размякли.Ты-то сама, дорогая, еще не размякла для беседы о брате? Анжела раздумывала, с какой бы стороны подъехать к Николя, как та вдруг перехватила инициативу:– Не дело это – себя запускать. Даже для монашки. Как это вышло?– Я не обращала внимания на ногти… Что – вышло?– Ну, это… В монашки-то как тебя угораздило загреметь? Изнасиловали?– Ничего подобного, – возмутилась Анжела. Николя пожала плечами. Отлично, прекрасно, как скажешь. Разговор поддержать хотелось, но на нет и суда нет.Анжеле вдруг пришло в голову, что ее поведение не слишком красиво. Сама навязалась к этой девушке, сама наделила себя правом вести допрос и отвергает все, что бы ей ни предлагала Николя, если тема не касается Стива. Хороша праведница, нечего сказать. Вместо того чтобы проповедовать высокие моральные принципы, лучше бы с девушкой по-человечески поговорила.Что ж, начнем сначала. Анжела подобрала под себя ноги, обняла колени и завела рассказ о тетушках, дяде Майки и своей мечте попасть в миссию. Николя время от времени кивала, не отвлекаясь, однако, от процесса превращения в Клеопатру. Сначала на лицо лег слой тонального крема, затем в ход пошли пудра, румяна, черный карандаш для глаз и блеск для губ, самых сияющих из когда-либо виденных Анжелой.Внимание Анжелы привлек черный инкрустированный ларец с замочком, пристроенный под столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33