– Всю ночь не спала, – шепнула Мэйзи. – От страха. Говорит, ей прямая дорога в чистилище, если ты ее оттуда не вызволишь.– Чушь.– Но она так говорила. – Мэйзи, округлив глаза, и сама задрожала от страха. – Вроде бы даже чувствует, как ее пятки лижет огонь. Когда ты принесешь обет, Анжела? Когда?Глаза Брайди неожиданно распахнулись. Лицо ее – точнее, то, что от него осталось, – и впрямь превратилось в маску ужаса.– Когда? – тонким эхом прошелестел ее вопрос.– Скоро, – ответила Анжела, сдержав гнев. Всю жизнь она только и делала, что исполняла их требования. Смерть на пороге, а тетка все цепляется за былую власть.– Сожгут меня, – простонала Брайди. – И уголька не останется.– Ты слышишь, Анжела? – встряла Мэйзи. – Возвращайся побыстрей и исполни обещание.– О господи, когда вы уже угомонитесь?! – крикнула Анжела. – Я ведь дала обещание. Исполню, когда сочту нужным. Настанет время давать клятвы – дам. И хватит молоть чушь про чистилище, пекло, пятки и прочее. Опять сказки сочиняешь, чтобы заставить меня сделать то, что тебе хочется? О райской долине забыла? Ну так я отлично помню. – Прислонившись плечом к оконной раме, Анжела устремила взгляд в даль за окном – Рай там, как же, – фыркнула она.– Ничего я не сочиняю. – Брайди попыталась оторвать голову от подушки, но та не пожелала повиноваться. Тетушка тряслась, обливалась потом и была близка к истерике. – Ты не понимаешь. Ты же не знаешь ничего.– Не знаю – чего?– Что я натворила!Все трое надолго умолкли.– И что же ты натворила?Мэйзи навострила уши, но Брайди наглухо запечатала рот. Анжела пересекла комнату и села в изножьи кровати.– О чем речь? Что ты такого сделала? Расскажи.– Не могу, – глухо донеслось из-под одеяла, которое Брайди натянула до самой макушки. – Не могу.Анжела с Мэйзи изумленно переглянулись. Что бы там ни натворила Брайди, она явно вознамерилась унести свою тайну в могилу. Точнее, по ее собственному утверждению, в чистилище. Если, конечно, Анжела, отдав себя Господу, не отведет от нее карающую десницу.– Я бы яичко скушала, – простонало одеяло.– А я бы снесла, – вздохнула Анжела, – лишь бы тебя раскусить, тетя Брайди, загадочное ты существо.– Строит из себя, – презрительно фыркнула Бина, возникнув на пороге с готовым подносом. Горячее яйцо исходило паром на подставке. – А ты потакаешь, как обычно. – Она подошла к кровати и отшвырнула одеяло с лица сестры. – Подумаешь, ребус. Мало пинков под зад получала, вот и вся загадка. – Бина аккуратно разбила верхушку яйца, набрала полную ложку и сунула в потрясенно распахнувшийся рот.Долгое время единственным звуком в комнате было чавканье. Анжела на миг поймала взгляд матери и с удивлением уловила в нем искру веселья. Она отважилась на улыбку и была вознаграждена. Губы Бины дрогнули, уголки рта приподнялись, и только, но это все-таки была улыбка.Чуть позже Анжела, не чуя под собой ног от счастья, неслась к дядюшке с завтраком. Сердце ее пело. Ощущение было сродни тому, что она испытала после поцелуя Роберта. До сих пор Анжеле удавалось держать в узде воспоминания о последнем воскресенье. Стоило им высунуть голову, как она спешно запихивала их обратно. Но сейчас воспоминания полезли наружу, как тараканы, туманили голову, пока она карабкалась по лестнице и протискивалась в лаз к Майки. Тот сидел на полу в своей излюбленной позе и, склонив голову, разглядывал племянницу.– Дядя Майки, – начала она необычно звонко. Умолкла на миг, когда лицо Роберта вновь всплыло перед глазами, и сказала просто: – Я лгунья.Майки отщипнул кусочек пустого тоста. Глубокие темные глаза пристально смотрели на Анжелу.– Да, я лгунья. Но если я лгунья, то я тогда не знаю – в чем правда?! С самого детства я думала, что стану монахиней. Что в этом такого плохого? Что плохого, если человек в чем-то уверен? Очень многие вообще ни в чем не уверены. Но если забыть о монашестве, тогда… – она пожала плечами, – тогда я понятия не имею, кто я такая есть. Первый же мужчина, который меня поманил… Вернее, поцеловал… Боже, какое унижение. Один поцелуй – и меня потянуло на сторону. Но он мне очень нравится, дядя Майки. Очень. И что теперь? Я оказываюсь вовсе не той, за кого себя принимала. А кто это за меня решит? Будь я проклята, если знаю.Анжела сделала передышку, краем глаза косясь на Майки. Бред. Бред, каким-то образом связанный – это она нутром чуяла – с недавним бунтом матери против теток. Прежде Бине случалось огрызаться или бурчать что-то нелицеприятное себе под нос, но ни разу на памяти Анжелы мать не пошла наперекор желаниям старшей сестры. Туман в голове маленькой и взрослеющей Анжелы рассеялся лишь однажды, но солнечный луч тут же потух, и вот опять в мозгах у нее сплошной мрак. Как такое может быть, чтобы человек совершенно не понимал самого себя? Спросить у дядюшки? Но он-то что может об этом знать? Сон, еда да чердак – вот и все, что ему нужно от жизни. Взваливать на плечи деревенского чудака непосильную ношу нечестно. Но руки Майки с неожиданной силой стиснули ладони Анжелы. Он всем телом подался вперед. Продолжай, расшифровала Анжела. Расскажи еще. Она и рассказала. О Брайди, с ее страхом чистилища. О том, что выдала сегодня Бина. Застыв на секунду, Майки в один присест проглотил остатки тоста с медом, вновь попытался изобразить кувырок и, несмотря на вторую неудачу, остался в высшей степени доволен собой. Чай он прихлебывал с видом полнейшего удовлетворения, то и дело посмеиваясь и морща лицо в веселой гримасе. Давно Анжела не видела такого счастья на лице Майки. А почему, собственно, нет?.. Она откинулась спиной на стену и заговорила о Роберте. О том, как они познакомились, о своих воскресных визитах, об экскурсии, которую он устроил лично для нее. Майки весь обратился в слух, поднимая глаза, когда она запиналась, а ему хотелось продолжения. Анжела описала «Счастье Иден-холла», мозаичный пол в сокровищнице музея, портрет неизвестной дамы. Майки взмахнул рукой, требуя подробностей.Неожиданная мысль осветила мозг, будто молния – грозовое небо.– Это я и есть, верно, дядя Майки? Я и есть та незнакомка. С тем же успехом я могла бы смотреть на свой собственный портрет! Куда же меня занесло, теперь и не выберешься из путаницы. К цели нужно двигаться. Вперед смотреть, а не сюда заглядывать, согласен? – Она ударила костяшками в висок и сморщилась от боли.Улыбка дядюшки потускнела, и Анжелу вдруг разобрало зло. Чего это он разулыбался? Еще один пророк нашелся, уверенный, что она не станет монашкой?– Послушай, – Анжела отшатнулась от умолчяюще вытянутых рук Майки, – может, он и симпатичный, и умный, но не забывай, что этот тип бросил двух чудесных детей. Поступают так добрые, сердечные, порядочные люди? А, плевать. Все равно мы больше не увидимся. Никогда. – Анжела развернулась спиной к Майки, пряча слезы негодования и жалости к самой себе.Дядюшка каркнул что-то сочувственное – и слова вновь полились из Анжелы потоком. Как могла, она описала работу Роберта. Напрягала память, чтобы вспомнить мельчайшие детали, словно от этого зависело ее будущее. Словно пыталась поставить точку на их отношениях.Тусклое солнце отчаянно силилось пробиться сквозь черное стекло. Стоп. Почему бы не воспользоваться моментом и не выжать как можно больше из удачной ситуации? Она говорила без умолку, махала руками, описывая кропотливый процесс реставрации; макала воображаемую кисточку в воображаемую бутылку с той или иной таинственной жидкостью. Остановившись у окна, принялась демонстрировать этап очищения поверхности полотна от многолетней грязи. Лизнула палец и стерла крохотный кусочек другой многолетней грязи. И еще кусочек. И еще. Пальцы ее были черны как ночь, зато на стекле остались лишь серые разводы. Майки моргал, следя за мечущимися на свету пылинками. Пожалуй, для начала довольно. Завтра вымоет окна, и дядюшка сможет хотя бы выглядывать из своей камеры. Если не удастся вытащить его отсюда, пусть хоть любуется на отреставрированную специально для него картину мира.Еще перед уходом Анжеле пришло в голову, что внести свет в жизнь Майки в конце концов удалось не ей, а Роберту. Казалось бы, мысль должна была шокировать, а на деле почему-то привела в восторг. Анжела вертела ее так и эдак, отпустила на волю, и та обрела полноценное звучание: вот каким, оказывается, образом можно оправдать и бесконечную ложь в приюте, и тайные встречи с Робертом, и даже поцелуй. Нужно лишь четко уяснить себе, что Роберт ей послан как часть плана высвобождения дядюшки.Мир казался милее и ярче даже на темной шаткой лестнице, а к тому времени, когда ноги нащупали наконец твердую почву, Анжела вновь вывернула на нужный курс. Ее предназначение, ее цель, грядущие обеты – все было понятно, все встало на свои места. Пусть в Лондоне она и запуталась, но теперь, когда тетушкин хор в голове умолк, ее судьба полностью в ее руках. Судьба всегда виделась ей в монашестве; с какой же стати что-то менять? Менять? Это еще что? Откуда взялось?По дороге к дому Анжела вспомнила, что сегодня воскресенье, а она пропустила утреннюю мессу и теперь попадет только на полуденную, но зато вместе с Биной. Воскресенье. Она застыла как вкопанная, зажав рот ладонью. Воспоминаниям о Роберте нет конца, а сообщить ему хотя бы запиской об отъезде она так и не удосужилась. Номера его телефона у нее нет. Теперь он решит, что она не пришла из-за поцелуя. Впрочем, она ведь могла действительно не прийти из-за поцелуя, разве нет? Ведь есть же шанс, что за неделю работы в приюте она образумилась и… Ну да, образумится она – в чистилище. Глава двенадцатая Безмозглые клуши с вышитыми на рукавах сердцами отравляли Николя жизнь. Вместе с тупоголовым братом. Однако к концу недели беспрерывной слежки и отсутствия той из безмозглых клуш, которая держала братца в узде, Николя откровенно затосковала по Анжеле. Стоило сделать шаг из приюта – этот уже тут как тут, торчит за каким-нибудь столбом, долбя свою дурацкую башку. Уж он-то отлично знает, на что нацелилась Николя, и наверняка постарается ей все испортить. Дело времени. Нужно что-то предпринимать, да побыстрее.Ближе к вечеру у нее назначена встреча у Кинг-кросс с поставщиком. Обещал подбросить партию побольше. Если все получится, добрый месяц безбедной жизни ей обеспечен. К тому же товар высшего сорта, а что может быть важнее качества на первых порах работы с клиентурой? Несколько окрестных кварталов уже полностью в ее руках, репутация растет день ото дня. Не хватало все начинать по новой только из-за того, что этот придурок шляется за ней по пятам и мешает работать.Попробуй продержись в таком бизнесе, если у тебя кишка тонка. Да еще с ее молодостью и ремеслом, когда любой встречный козел так и норовит облить помоями. Слава богу, мозги у нее работают будь здоров, не то что у здешних мочалок. В башке клацает без остановки, будто кто-то по кнопкам калькулятора лупит. Клац-клац-клац. Даже слышно. Работа идет. Толковая машинка складывает, умножает. Подсчитывает. Клац-клац. Она даже каблуки купила, чтобы клацать в такт. Ох и смеху бывало, когда какой-нибудь козел обливался слюнями, глядя на ее ноги на каблуках. Не догадывался, урод, что клацает-то у нее повыше задницы.В детстве она тоже всех обставляла. Приемных родителей сменила целое стадо. Никого не брали чаще. Разве что Стива. А в приют возвращалась, когда хотелось, – осточертеет слушать сюсюканья очередной безмозглой дуры, и возвращается. Ах, какая красивая девочка, ах, какая куколка, ах, какое тебя ждет прекрасное будущее… если только шалить перестанешь. Обуздаешь, как одна дура заявила, свою шальную энергию. Словно Николя сама не знает, чего ей от жизни надо.Взять, к примеру, ту стерву звезданутую из Клапама. Домик из красного кирпича и вправду был. Солнечный, врать не станет. И семейка взяла Николя к себе – тоже правда. Только в придачу к Стиву ее взяли. Люди были душевные, что и говорить. Дебилы долбанутые. Только у них сынок умер, а не дочка. И они по Стиву подыхали. Слюнявили без конца, будто леденец на палочке. Стив смазливым был. Беленький, весь такой прилизанный. Пухлый вроде булки. Глаза голубые, огромные и вечно удивленные. Послушный. Херувимчик из тех, на кого дебилы долбанутые и западают. Николя была куда умнее и круче. Жестче даже, и нравом, и харей. «Блудливые глаза», – подслушала она как-то фразочку одной дуры. Тупая корова.Пусть глаза у нее блудливые, пусть и морда лисья, но малыша Стиви от нее никто оторвать не мог. Так и брали с нагрузкой. Два по цене одного. Хотите херувимчика? Будьте любезны получить и черта в юбке. Стоило ей только слово сказать – и они возвращались. Вдвоем. Даже из Клапама, где Стив впервые заупрямился. Хочу, говорит, остаться. Еще чего. У Николя были грандиозные планы. Перочинными ножиками и прочей мелочевкой она приторговывала с детства, так что большой бизнес был не за горами.Рискованное, конечно, дело. Николя понимала это не хуже Стива. Но разница-то между ними колоссальная. Стив втянулся сам. Николя даже не пробовала никогда. Стив завязал. С торговлей тоже. Николя и не подумала. Мало, что ли, других подопытных кроликов вокруг, на которых можно испытать качество товара? Да вот хотя бы здешние мочалки. В хвост выстраиваются за тем, что у нее в черном ларчике хранится; ну а рожи она им красит даром. Николя щедрая, Николя не мелочится – такая о ней здесь слава идет. А ей что, трудно? Если кому приспичит, за дозу двойную цену выложит без звука. Легкие деньги. И угол безопасный – можно заползти после рабочего дня. Сравнить разве с каким-нибудь притоном на два десятка коек, где в любой момент можно нарваться на нож конкурента? Ничего не поделаешь, минусы в любом бизнесе есть.Прибыль вот только падает. Рынок насыщен. Но Николя всегда нос по ветру держит, чует, откуда монетой тянет. На кислоту теперь перешла, раскопала источник ЛСД, взяла помощника на фасовку. Работа каторжная. Попробуй-ка смешать все точно, выверить до миллиграмма, чтобы в бумажный квадратик попало ровно на нормальный кайф. Времени только не хватает. Целый день уходит, да еще в башке мутится от этой хрени, и руки дрожат. А промахнуться нельзя. Клиентура у нее новая, быстро ославит, и тогда репутации хана.Раздумья были прерваны стуком в дверь. Николя взяла деньги, вручила пакетик, в два счета намалевала мочалке глаза, щеки и навела глянец на губы. Еще один клиент доволен жизнью и благодарен Николя. Теперь уж недолго осталось. Подкопит деньжат, бросит к чертям собачью работу, парочку шлюх наймет, может быть даже здешних, и засядет в уютном гнездышке где-нибудь на западе, среди важных шишек. Все дела – исключительно по мобильнику. Права получит, красную машину купит – низкую такую, спортивную. Квартиру тоже сразу выкупит и устроит все по-своему. Белые стены, диваны замшевые, никакой лишней чепуховины, простор и уют, точь-в-точь как в журнале, на который она каждый месяц разорялась.Все у нее будет. От Стива бы только отвертеться. Николя насупилась на свое отражение в большом, в полный рост, зеркале, машинально добавила еще несколько слоев глянца на и без того сияющие губы. Отличная у них была команда, пока Стив не слетел с катушек. Хотя крыша у него поехала еще до последней передозы. Уже несколько лет придурка из себя корчил. Поначалу он кулаками классно работал; при желании и башкой стену мог прошибить. Зато Николя свою голову использовала по назначению. Мозговым центром была, что называется. Клац-клац. А Стив прикрытие обеспечивал, причем по высшему разряду. При желании Николя могла бы обоих пристроить куда угодно. И пристраивала, по возможности. Да она бы уже в бабках купалась, если бы конкуренты однажды дорогу не переехали. Считай, повезло, что жива осталась и при руках-ногах. Стиву повезло меньше. Переломы обеих рук, раздробленное бедро и сломанная ключица, голова с одного боку пробита, едва мозги не вытекли. На хрена он такой годится после этого, спрашивается? Пришлось дать отставку, а этот урод не понял. Прилип как репей, клещами не отдерешь.Николя заперла ларец на замок, спрятала в чемоданчик под кроватью. Глянула напоследок в зеркало и заклацала вниз по лестнице. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться: придурок опять тут, торчит истуканом на автобусной остановке. Дерьмо. Убежала бы, но далеко ли удерешь на каблуках? Какого хрена думает себе та безмозглая клуша из приюта? Придется ею заняться. Навешать лапши на уши, красоту навести, если потребуется. Со здешними шлюхами этот номер проходит; тают от благодарности, коровы, размякают на глазах. Языки распускают и за кошельками тянутся.Однако вечером у нее встреча, так что из себя выпрыгни, Николя, а от братца избавься. Она прибавила шагу в надежде потерять его через пару кварталов. Хрен тебе. Он и через пять шел следом как приклеенный.Собаку-ищейку завел бы, что ли, олух недобитый. * * * Держась за ноющую челюсть, Роберт долго топтался у выхода со станции «Ричмонд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33