Она призывала женщин носить так называемые «блумеры» – мешковатого вида штанишки, надеваемые под юбки длиной до колена. Такие юбки в наши дни никто не назвал бы нескромными. Викторианцы, однако, очень возражали против того, чтобы женщины носили штанишки, и их постигла та же участь, что и клубные пиджаки.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
16
Влюбленный, не совершающий опрометчивых поступков, – и не влюбленный вовсе. Осмотрительность и страсть – противоположные по сути понятия.
Томас Харди (1840–1928), английский прозаик и поэт
– Жан-Люк?
Погоди-ка. Кто это сказал?
– Жан-Люк?
Я распахиваю глаза. Люк уже вскочил и метнулся к двери чердака.
– Я здесь, – кричит он вниз, перегнувшись через перила узкой лестницы, ведущей на третий этаж.
Что случилось? Еще минуту назад он готов был поцеловать меня…
– Тебе лучше спуститься. – Голос Доминик звучит чопорно. – Только что приехала твоя мать.
– Черт, – шипит Люк, но так, чтобы Доминик не слышала. Ей он кричит:
– Хорошо, сейчас спускаюсь.
Он оборачивается ко мне. Я так и сижу на крышке сундука, и шелк вечернего платья Живанши стекает у меня с колен. Такое чувство, что у меня что-то отобрали. Может, сердце?
Но это смешно. Я же и не хотела, чтобы он меня целовал. Не хотела. Даже если он и собирался. А он не собирался.
– Надо идти, – говорит Люк, – если, конечно, ты не хочешь остаться тут еще немного. Можешь брать тут все, что понравится…
Кроме того единственного, что, как я начинаю понимать, мне нужно больше всего.
Я встала. Удивительно, ноги все еще держат меня.
– Нет, я не могу.
Но вечернее платье я так и не выпускаю из рук. Люк это подмечает и понимающе улыбается.
– Разве что вот это, – говорю я и виновато смотрю на платье. – Может, получится восстановить его…
– Конечно, – отвечает Люк, старательно пряча улыбку. Он смеется надо мной. Но мне наплевать. Зато у нас есть еще один общий секрет. Скоро у меня с Люком де Вильером будет больше секретов, чем с кем бы то ни было.
И вообще, из-за «Лиззи бродкаст систем» у меня ни с кем нет общих секретов. Над этим определенно надо поработать.
Вслед за Люком я спускаюсь по лестнице. Внизу нас поджидает Доминик. Она уже переоделась в кремовое, очень современное льняное платье с открытыми плечами. В нем ее талия кажется совсем тоненькой. На ногах у нее, как я успеваю заметить, шлепанцы с пошло острыми носами.
– Хм, – говорит она, заметив меня, – ты, как вижу, удостоилась полной экскурсии, Лиззи?
– Люк и его отец подошли к этому со всей тщательностью, – говорю я, стараясь скрыть чувство вины. Хотя с какой стати мне чувствовать себя виноватой? Ничего не произошло. Ничего и не должно было произойти.
Наверное.
– Да уж, не сомневаюсь, – скучающим тоном отзывается Доминик. Потом она критично осматривает Люка. – Только посмотри на себя! Ты же весь в пыли. Ты не можешь встречать свою мать в таком виде. Иди переоденься.
Если Люку и не нравится, когда им так командуют, то он этого не показывает. Он просто спускается дальше, крикнув через плечо:
– Скажи маме, что я буду через минуту.
Я же отправляюсь в свою комнату, намереваясь припрятать вечернее платье, пока не найду лимон или лучше винный камень. В прошлом мне удавалось выводить пятна ржавчины и тем и другим.
Но не успеваю я и шагу ступить, как Доминик останавливает меня.
– Что это у тебя там такое? – спрашивает она.
– Это? Всего лишь старое платье. – Я разворачиваю и показываю ей. – Я нашла его на чердаке. Жаль, что оно все в ржавчине. Может, удастся отстирать его.
Доминик критически осматривает платье. Вряд ли она распознала в нем бесценный образчик моды, во всяком случае, по ней не видно.
– По-моему, оно очень старое, – говорит она.
– Не такое уж старое. Годов шестидесятых. Может, начала семидесятых.
Доминик морщит носик.
– От него воняет.
– Оно же лежало на чердаке, а там все заплесневело. Попробую замочить его, может, пятна отойдут. Запах тоже должен исчезнуть.
Доминик тянется пощупать шелк. И тут ей попадается на глаза ярлык.
О-хо-хо… Она его увидела.
Но вопреки моим ожиданиям, она не вскрикивает от удивления. Наверное потому, что прекрасно владеет собой.
– Ты хорошо шьешь? – задумчиво спрашивает она. – Кажется, твоя подруга что-то говорила на этот счет…
– Да не то чтобы хорошо, так, немного, – скромничаю я.
– Если бы ты отрезала вот здесь, – говорит Доминик, показывая на платье, где именно. Если отрезать там – оно будет чуть выше колен, то получилось бы неплохое платье для коктейлей. Придется, конечно, перекрасить его в черное. А то, на мой взгляд, больно на вечернее платье похоже.
– Это и есть вечернее платье. И я уверена, оно кому-то принадлежит. Я просто собираюсь восстановить платье. Владелице, думаю, будет приятно получить его назад.
– Если бы хозяйка платья дорожила им, то не оставила бы его на чердаке. Если дело в цене, я с радостью заплачу тебе, – говорит Доминик.
Я выхватываю у нее платье. Просто не смогла удержаться. Доминик словно вдруг превратилась в Круэллу де Виль, а платье – в щенка-долматинца. Просто не верится, что у кого-то рука может подняться обрезать – я уж не говорю о том, чтобы покрасить – оригинальное платье Живанши.
– Давай сначала посмотрим, удастся ли вывести пятна, – говорю я, стараясь казаться спокойной, что довольно сложно, поскольку я чуть ли не задыхаюсь от гнева.
Доминик только пожимает плечами в своей франко-канадской манере. Во всяком случае, я предполагаю, что это франко-канадская манера, потому что раньше с канадскими французами знакома не была.
– Отлично, – говорит она. – Думаю, надо спросить Жан-Люка, что с ним делать. Ведь это же его дом…
Она не добавила:…а я его девушка, поэтому все отбросы от кутюр на полном основании переходят ко мне. Но ей и не надо этого говорить.
– Уберу его, – говорю я, – и пойду поздороваться с миссис де Вильер.
Услышав это имя, Доминик вроде как вспомнила, что ее присутствие требуется совершенно в другом месте.
– Да, конечно, – отвечает она и торопливо спускается по лестнице.
С неимоверным облегчением я заскакиваю в свою комнату, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней с другой стороны, пытаясь отдышаться. Обрезать Живанши! Покрасить Живанши! Да что за больное, извращенное…
Но думать об этом сейчас недосуг – хочется пойти посмотреть на мать Люка. Я аккуратно вешаю платье на гвоздик, в моей комнате нет платяного шкафа. Сдираю с себя сарафан и лечу в ванную быстренько сполоснуться, заново накраситься и причесаться. Возвращаюсь к себе в комнату и надеваю платье от Сюзи Перетт (мне все же удалось отстирать краску от макаронового ожерелья).
Потом, ориентируясь на звуки разговора, доносящиеся снизу, я спешу познакомиться с Биби де Вильер.
Она оказалась абсолютно не такой, как я себе представляла. Пообщавшись с месье де Вильером, я составила для себя образ женщины, на которой он мог бы жениться, – миниатюрная, темненькая, с тихим мягким голосом, в тон его мечтательной рассеянности.
Но ни одна из женщин, которых я вижу с площадки третьего этажа, не соответствует этому описанию. А их там три – не считая Шери, Доминик и Агнесс – и ни одну из них не назовешь миниатюрной или темненькой.
И голоса у них ТОЧНО не тихие и мягкие.
– А где тогда разместятся Лорена и Николь? – спрашивает светловолосая девушка примерно моих лет с сильным южным акцентом.
– Викки, дорогая, я же сказала тебе, – говорит другая блондинка – очевидно, ее мать, поскольку сходство между ними разительное, а разница – килограммов десять. – Им придется остановиться в Сарлате. Тетя Биби говорила тебе, сколько людей можно разместить в Мираке.
– Почему тогда друзья Блейна разместятся здесь, – верещит Викки, – а мои должны ехать в гостиницу? А как насчет Крейга? Где будут жить его друзья?
Мрачного вида молодой человек, маячащий в углу, за мраморными колоннами, замечает: – Не знал, что у Крейга вообще есть друзья.
– Заткнись, тормоз, – рычит на него Викки.
– Так, – заявляет другая блондинка средних лет, – я бы выпила чего-нибудь. Кто составит мне компанию?
– Вот, Биби, – месье де Вильер поспешно подает ей поднос с фужерами шампанского.
– О, слава богу, – говорит мать Люка и хватает фужер. Это эффектная женщина, почти на голову выше своего мужа (хотя, возможно, это просто из-за высокой прически), в ярком платье-сари от Дианы фон Фюрстенберг, выгодно подчеркивающем ее все еще отменную фигуру.
– Держи, Джинни, – говорит она, беря еще один фужер и передавая его сестре. – Уверена, тебе это нужно даже больше, чем мне.
Мать Викки даже не ждет, пока остальным тоже предложат фужеры – хватает и осушает его до дня. У нее вид человека, находящегося на грани… чего-то нехорошего.
Доминик, как я успеваю заметить, уже спустилась вниз и теперь стоит возле миссис де Вильер и следит за раздачей шампанского. Когда месье де Вильер доходит до Агнесс, Доминик говорит что-то весьма резкое по-французски, и отец Люка испуганно вздрагивает.
– Только попробовать, – говорит он. – Это мое новое demi-sec…
Доминик смотрит на него осуждающе.
Но этого совсем не замечает Люк – он подходит к отцу, берет с подноса фужер шампанского и подает Агнесс, у которой совершенно обалделый и восторженный вид.
– Это особый случай, – объявляет Люк, по всей видимости, для всех. Но мне почему-то кажется, что его слова предназначены исключительно для Доминик. – Моя кузина приехала сюда сыграть свадьбу, так что в празднике должны участвовать все.
Я замечаю, как Шери – она уже переоделась в милую белую блузку и капри оливкового цвета – переглядывается с Чазом, который тоже успел переодеться в чистые брюки и рубашку-поло. В ее взгляде ясно угадывается: Видишь? Я же тебе говорила.
Интересно, что это она такое говорила? Что вообще происходит?
– Что ж, давайте выпьем, – предлагает миссис де Вильер, – за невесту и жениха. Которого здесь пока нет. Счастливчик. – Она запрокидывает голову и заливается смехом. – Шучу. – Она замечает меня и говорит: – О-па, Гильом, еще одна. Еще одна идет.
Месье де Вильер оборачивается, замечает на лестнице меня и расплывается в улыбке.
– А, вот и она, – говорит он и протягивает мне последний фужер шампанского. – Лучше поздно, чем никогда. Она определенно стоит того, чтобы ее ждали.
Я вспыхиваю и, обращаясь ко всем присутствующим, говорю:
– Здравствуйте. Я Лиззи Николс. Огромное спасибо за то, что мне представилась возможность побывать здесь, – как будто я из числа приглашенных, а вовсе не незваный гость.
И дальше стою, мечтая о том, чтобы что-нибудь тяжелое рухнуло мне на голову и я потеряла сознание.
– Лиззи, как поживаешь? – Миссис де Вильер шагает мне навстречу и пожимает руку. – Ты, должно быть, та самая подруга Чаза, о которой только и слышу. Рада познакомиться. Друзья Чаза – наши друзья. Они с нашим Люком так дружили в школе. Чаз всегда помогал ему встревать во всяческие неприятности.
Я смотрю на Чаза, а тот только улыбается.
– Не сомневаюсь, – говорю я, – зная Чаза.
– Неправда, – возражает Чаз, – неправда. Люк прекрасно попадал в неприятности и без моей помощи.
– Это моя сестра, Джинни Тибодо, а это ее дочь Викки, – представляет мне всех по очереди миссис де Вильер, проводя по комнате. Рукопожатие миссис Тибодо, по сравнению с сердечным рукопожатием ее сестры, больше похоже на влажную губку, как и у ее дочери.
– А это Блейн, старший брат Викки. – Его рукопожатие чуть приятнее, чем у его сестры, зато на лице застыла маска перманентного недовольства, а на каждом пальце вытатуированы какие-то буквы. Правда, что они означают, если выстроить их вряд, я так и не поняла.
– Ну вот, – говорит Биби, закончив процедуру представления, – а теперь за прекрасную пару.
И залпом выпивает шампанское. К счастью, ее муж стоит тут же со свежей бутылкой наготове, чтобы долить всем шампанского.
– Хорошее, правда? – спрашивает он, не обращаясь ни к кому в особенности, но надеясь, что хоть кто-нибудь ответит. – Demi-sec. Сейчас его почти не делают. Все требуют брют. Но я подумал, почему бы и нет?
– Вот так и надо действовать, Гильом. Нужно выходить за рамки привычного, – дружелюбно отзывается Чаз. Я бочком проскальзываю поближе к нему и Шери и спрашиваю:
– Вы не знаете, что такое demi-sec?
– Понятия не имею, – отвечает Чаз и выпивает свой фужер до дна. Хм, пожалуй, возьму еще, – добавляет он и спешит за отцом Люка.
Шери смотрит на меня снизу вверх – она так и не выросла выше метра шестидесяти двух, зато мне удалось отрастить зад в два раза толще, чем у нее, – и говорит:
– Куда это ты исчезла на полдня? И с чего это ты так вырядилась?
– Люк и его отец провели меня по виноградникам и винодельне. И вовсе я не вырядилась. Это платье перешло в разряд повседневных, после того как Мэгги выкрасила его макароновыми бусами, помнишь?
– На нем сейчас нет никакой краски, – замечает она после придирчивого осмотра.
– Это была акварель. Никто не дает четырехлетнему ребенку масляные краски. Даже моя сестра.
– Ладно, – сдается Шери. Она никогда не понимала моих сложных правил гардероба, хотя я сто раз пыталась ей объяснить. – Мы сегодня приглашены на ужин. Там будет только семья невесты, поэтому нам так повезло. Семья жениха и остальные гости приедут завтра. Готова помогать на кухне?
– Конечно, – говорю я, тут же представив, как я в милом фартучке готовлю фирменные спагетти.
– Отлично. Готовить будет мать Агнесс. Говорят, она фантастический повар. А мы будем подавать. Так что давай принарядимся, чтобы дело шло веселее.
– Хороший план, – говорю я и следом за ней иду туда, где стоит Люк. Он уже взял на себя обязанности по наполнению бокалов.
– А, – восклицает Люк. – Вот и она. Милое платье.
– Спасибо. Ты и сам неплохо выглядишь. Ты не знаешь, у вас на кухне есть винный камень?
Шери чуть не давится шампанским, которое только что отхлебнула. Люк же как ни в чем не бывало отвечает:
– Понятия не имею. Скажи мне, как это будет по-французски, и я спрошу.
– Я не знаю. Ты же у нас француз.
– Наполовину, – говорит он и смотрит на свою мать. Та опять запрокинула голову и хохочет над тем, что сказал Чаз.
– Я спрошу, – говорит Люк и идет подлить шампанского своей тете.
– А о чем это вы? – спрашивает Шери, как только Люк отходит подальше.
– Так, ни о чем, – невинно отвечаю я. Это даже забавно, что у меня теперь есть секреты от Шери. Впрочем, за последнее время я сделала немало вещей, которых раньше никогда не делала.
– Лиззи, – Шери прищуривает глаза. – У вас с Люком что-то происходит?
– Нет! Господи, нет.
Но я невольно краснею, вспомнив тот почти поцелуй на чердаке. А как насчет прошлой ночи на станции? Тогда Люк тоже собирался поцеловать меня? Почему-то мне кажется, он мог… если бы не объявилась Доминик. И в тот, и в этот раз.
– У него есть девушка, – говорю я Шери в надежде на то, что, произнеся это вслух, я и себе это внушу. – Можно подумать, я могу закрутить с парнем, у которого есть девушка. Да за кого ты меня держишь? За Бриану Дунлеви?
– Да ладно, ладно, псих, – Шери смотрит на меня удивленно. – Я собираюсь за добавкой, пойдешь со мной?
Я смотрю в ту сторону, куда она кивнула. Там Люк открывает уже третью бутылку папиного шампанского. Как раз в этот момент он поднимает голову и видит, что мы смотрим на него. Он улыбается.
– Хм, ладно, – соглашаюсь я. – Разве что еще стаканчик.
В середине 1870-х годов, благодаря изобретению швейной машинки и синтетических красителей, произошло что-то вроде революции в моде. Внедрение массового производства означало, что дешевая модная одежда стала доступной для многих, но, с другой стороны, впервые за всю историю человечества можно было выйти на улицу и встретить человека, одетого точно так же, как ты. Юбки с каркасом уступили место «тюрнюру». Эта мода на крупный зад возродилась нескоро – лишь с появлением на свет Дженифер Лопес.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
17
Беседа – чистейшее искусство. Оно ограничивается единственно терпением слушателей, которые, если устанут, всегда могут расплатиться за свой кофе и уйти.
Джон Дос Пасос (1896–1970), американский новеллист, поэт, драматург и художник
Обед получился не столько трапезой, сколько военным советом.
Это потому, что Викки и ее мать желали убедиться, что все будет готово к тому времени, когда гости – и будущий муж Викки со всей родней – прибудут завтра.
Могу понять их озабоченность. Ведь свадьба бывает только раз (если повезет), и хочется, чтобы все прошло гладко.
И все же было бы приятнее, если бы мы могли уделить больше внимания блюдам, приготовленным матерью Агнесс, а не жалобам мадам Тибодо по поводу плохой дороги.
А ведь это самый великолепный обед, какой мне только доводилось пробовать. Для начала подали рыбный cassoulet, то есть рагу со сметаной; потом была утка в каком-то потрясающе вкусном сладком соусе; салат из молодого латука с чесночной заправкой, а еще огромная тарелка сырного ассорти – и все это с великолепным свежим хлебом – с золотистой хрустящей корочкой снаружи и теплым ароматным мякишем внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
16
Влюбленный, не совершающий опрометчивых поступков, – и не влюбленный вовсе. Осмотрительность и страсть – противоположные по сути понятия.
Томас Харди (1840–1928), английский прозаик и поэт
– Жан-Люк?
Погоди-ка. Кто это сказал?
– Жан-Люк?
Я распахиваю глаза. Люк уже вскочил и метнулся к двери чердака.
– Я здесь, – кричит он вниз, перегнувшись через перила узкой лестницы, ведущей на третий этаж.
Что случилось? Еще минуту назад он готов был поцеловать меня…
– Тебе лучше спуститься. – Голос Доминик звучит чопорно. – Только что приехала твоя мать.
– Черт, – шипит Люк, но так, чтобы Доминик не слышала. Ей он кричит:
– Хорошо, сейчас спускаюсь.
Он оборачивается ко мне. Я так и сижу на крышке сундука, и шелк вечернего платья Живанши стекает у меня с колен. Такое чувство, что у меня что-то отобрали. Может, сердце?
Но это смешно. Я же и не хотела, чтобы он меня целовал. Не хотела. Даже если он и собирался. А он не собирался.
– Надо идти, – говорит Люк, – если, конечно, ты не хочешь остаться тут еще немного. Можешь брать тут все, что понравится…
Кроме того единственного, что, как я начинаю понимать, мне нужно больше всего.
Я встала. Удивительно, ноги все еще держат меня.
– Нет, я не могу.
Но вечернее платье я так и не выпускаю из рук. Люк это подмечает и понимающе улыбается.
– Разве что вот это, – говорю я и виновато смотрю на платье. – Может, получится восстановить его…
– Конечно, – отвечает Люк, старательно пряча улыбку. Он смеется надо мной. Но мне наплевать. Зато у нас есть еще один общий секрет. Скоро у меня с Люком де Вильером будет больше секретов, чем с кем бы то ни было.
И вообще, из-за «Лиззи бродкаст систем» у меня ни с кем нет общих секретов. Над этим определенно надо поработать.
Вслед за Люком я спускаюсь по лестнице. Внизу нас поджидает Доминик. Она уже переоделась в кремовое, очень современное льняное платье с открытыми плечами. В нем ее талия кажется совсем тоненькой. На ногах у нее, как я успеваю заметить, шлепанцы с пошло острыми носами.
– Хм, – говорит она, заметив меня, – ты, как вижу, удостоилась полной экскурсии, Лиззи?
– Люк и его отец подошли к этому со всей тщательностью, – говорю я, стараясь скрыть чувство вины. Хотя с какой стати мне чувствовать себя виноватой? Ничего не произошло. Ничего и не должно было произойти.
Наверное.
– Да уж, не сомневаюсь, – скучающим тоном отзывается Доминик. Потом она критично осматривает Люка. – Только посмотри на себя! Ты же весь в пыли. Ты не можешь встречать свою мать в таком виде. Иди переоденься.
Если Люку и не нравится, когда им так командуют, то он этого не показывает. Он просто спускается дальше, крикнув через плечо:
– Скажи маме, что я буду через минуту.
Я же отправляюсь в свою комнату, намереваясь припрятать вечернее платье, пока не найду лимон или лучше винный камень. В прошлом мне удавалось выводить пятна ржавчины и тем и другим.
Но не успеваю я и шагу ступить, как Доминик останавливает меня.
– Что это у тебя там такое? – спрашивает она.
– Это? Всего лишь старое платье. – Я разворачиваю и показываю ей. – Я нашла его на чердаке. Жаль, что оно все в ржавчине. Может, удастся отстирать его.
Доминик критически осматривает платье. Вряд ли она распознала в нем бесценный образчик моды, во всяком случае, по ней не видно.
– По-моему, оно очень старое, – говорит она.
– Не такое уж старое. Годов шестидесятых. Может, начала семидесятых.
Доминик морщит носик.
– От него воняет.
– Оно же лежало на чердаке, а там все заплесневело. Попробую замочить его, может, пятна отойдут. Запах тоже должен исчезнуть.
Доминик тянется пощупать шелк. И тут ей попадается на глаза ярлык.
О-хо-хо… Она его увидела.
Но вопреки моим ожиданиям, она не вскрикивает от удивления. Наверное потому, что прекрасно владеет собой.
– Ты хорошо шьешь? – задумчиво спрашивает она. – Кажется, твоя подруга что-то говорила на этот счет…
– Да не то чтобы хорошо, так, немного, – скромничаю я.
– Если бы ты отрезала вот здесь, – говорит Доминик, показывая на платье, где именно. Если отрезать там – оно будет чуть выше колен, то получилось бы неплохое платье для коктейлей. Придется, конечно, перекрасить его в черное. А то, на мой взгляд, больно на вечернее платье похоже.
– Это и есть вечернее платье. И я уверена, оно кому-то принадлежит. Я просто собираюсь восстановить платье. Владелице, думаю, будет приятно получить его назад.
– Если бы хозяйка платья дорожила им, то не оставила бы его на чердаке. Если дело в цене, я с радостью заплачу тебе, – говорит Доминик.
Я выхватываю у нее платье. Просто не смогла удержаться. Доминик словно вдруг превратилась в Круэллу де Виль, а платье – в щенка-долматинца. Просто не верится, что у кого-то рука может подняться обрезать – я уж не говорю о том, чтобы покрасить – оригинальное платье Живанши.
– Давай сначала посмотрим, удастся ли вывести пятна, – говорю я, стараясь казаться спокойной, что довольно сложно, поскольку я чуть ли не задыхаюсь от гнева.
Доминик только пожимает плечами в своей франко-канадской манере. Во всяком случае, я предполагаю, что это франко-канадская манера, потому что раньше с канадскими французами знакома не была.
– Отлично, – говорит она. – Думаю, надо спросить Жан-Люка, что с ним делать. Ведь это же его дом…
Она не добавила:…а я его девушка, поэтому все отбросы от кутюр на полном основании переходят ко мне. Но ей и не надо этого говорить.
– Уберу его, – говорю я, – и пойду поздороваться с миссис де Вильер.
Услышав это имя, Доминик вроде как вспомнила, что ее присутствие требуется совершенно в другом месте.
– Да, конечно, – отвечает она и торопливо спускается по лестнице.
С неимоверным облегчением я заскакиваю в свою комнату, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней с другой стороны, пытаясь отдышаться. Обрезать Живанши! Покрасить Живанши! Да что за больное, извращенное…
Но думать об этом сейчас недосуг – хочется пойти посмотреть на мать Люка. Я аккуратно вешаю платье на гвоздик, в моей комнате нет платяного шкафа. Сдираю с себя сарафан и лечу в ванную быстренько сполоснуться, заново накраситься и причесаться. Возвращаюсь к себе в комнату и надеваю платье от Сюзи Перетт (мне все же удалось отстирать краску от макаронового ожерелья).
Потом, ориентируясь на звуки разговора, доносящиеся снизу, я спешу познакомиться с Биби де Вильер.
Она оказалась абсолютно не такой, как я себе представляла. Пообщавшись с месье де Вильером, я составила для себя образ женщины, на которой он мог бы жениться, – миниатюрная, темненькая, с тихим мягким голосом, в тон его мечтательной рассеянности.
Но ни одна из женщин, которых я вижу с площадки третьего этажа, не соответствует этому описанию. А их там три – не считая Шери, Доминик и Агнесс – и ни одну из них не назовешь миниатюрной или темненькой.
И голоса у них ТОЧНО не тихие и мягкие.
– А где тогда разместятся Лорена и Николь? – спрашивает светловолосая девушка примерно моих лет с сильным южным акцентом.
– Викки, дорогая, я же сказала тебе, – говорит другая блондинка – очевидно, ее мать, поскольку сходство между ними разительное, а разница – килограммов десять. – Им придется остановиться в Сарлате. Тетя Биби говорила тебе, сколько людей можно разместить в Мираке.
– Почему тогда друзья Блейна разместятся здесь, – верещит Викки, – а мои должны ехать в гостиницу? А как насчет Крейга? Где будут жить его друзья?
Мрачного вида молодой человек, маячащий в углу, за мраморными колоннами, замечает: – Не знал, что у Крейга вообще есть друзья.
– Заткнись, тормоз, – рычит на него Викки.
– Так, – заявляет другая блондинка средних лет, – я бы выпила чего-нибудь. Кто составит мне компанию?
– Вот, Биби, – месье де Вильер поспешно подает ей поднос с фужерами шампанского.
– О, слава богу, – говорит мать Люка и хватает фужер. Это эффектная женщина, почти на голову выше своего мужа (хотя, возможно, это просто из-за высокой прически), в ярком платье-сари от Дианы фон Фюрстенберг, выгодно подчеркивающем ее все еще отменную фигуру.
– Держи, Джинни, – говорит она, беря еще один фужер и передавая его сестре. – Уверена, тебе это нужно даже больше, чем мне.
Мать Викки даже не ждет, пока остальным тоже предложат фужеры – хватает и осушает его до дня. У нее вид человека, находящегося на грани… чего-то нехорошего.
Доминик, как я успеваю заметить, уже спустилась вниз и теперь стоит возле миссис де Вильер и следит за раздачей шампанского. Когда месье де Вильер доходит до Агнесс, Доминик говорит что-то весьма резкое по-французски, и отец Люка испуганно вздрагивает.
– Только попробовать, – говорит он. – Это мое новое demi-sec…
Доминик смотрит на него осуждающе.
Но этого совсем не замечает Люк – он подходит к отцу, берет с подноса фужер шампанского и подает Агнесс, у которой совершенно обалделый и восторженный вид.
– Это особый случай, – объявляет Люк, по всей видимости, для всех. Но мне почему-то кажется, что его слова предназначены исключительно для Доминик. – Моя кузина приехала сюда сыграть свадьбу, так что в празднике должны участвовать все.
Я замечаю, как Шери – она уже переоделась в милую белую блузку и капри оливкового цвета – переглядывается с Чазом, который тоже успел переодеться в чистые брюки и рубашку-поло. В ее взгляде ясно угадывается: Видишь? Я же тебе говорила.
Интересно, что это она такое говорила? Что вообще происходит?
– Что ж, давайте выпьем, – предлагает миссис де Вильер, – за невесту и жениха. Которого здесь пока нет. Счастливчик. – Она запрокидывает голову и заливается смехом. – Шучу. – Она замечает меня и говорит: – О-па, Гильом, еще одна. Еще одна идет.
Месье де Вильер оборачивается, замечает на лестнице меня и расплывается в улыбке.
– А, вот и она, – говорит он и протягивает мне последний фужер шампанского. – Лучше поздно, чем никогда. Она определенно стоит того, чтобы ее ждали.
Я вспыхиваю и, обращаясь ко всем присутствующим, говорю:
– Здравствуйте. Я Лиззи Николс. Огромное спасибо за то, что мне представилась возможность побывать здесь, – как будто я из числа приглашенных, а вовсе не незваный гость.
И дальше стою, мечтая о том, чтобы что-нибудь тяжелое рухнуло мне на голову и я потеряла сознание.
– Лиззи, как поживаешь? – Миссис де Вильер шагает мне навстречу и пожимает руку. – Ты, должно быть, та самая подруга Чаза, о которой только и слышу. Рада познакомиться. Друзья Чаза – наши друзья. Они с нашим Люком так дружили в школе. Чаз всегда помогал ему встревать во всяческие неприятности.
Я смотрю на Чаза, а тот только улыбается.
– Не сомневаюсь, – говорю я, – зная Чаза.
– Неправда, – возражает Чаз, – неправда. Люк прекрасно попадал в неприятности и без моей помощи.
– Это моя сестра, Джинни Тибодо, а это ее дочь Викки, – представляет мне всех по очереди миссис де Вильер, проводя по комнате. Рукопожатие миссис Тибодо, по сравнению с сердечным рукопожатием ее сестры, больше похоже на влажную губку, как и у ее дочери.
– А это Блейн, старший брат Викки. – Его рукопожатие чуть приятнее, чем у его сестры, зато на лице застыла маска перманентного недовольства, а на каждом пальце вытатуированы какие-то буквы. Правда, что они означают, если выстроить их вряд, я так и не поняла.
– Ну вот, – говорит Биби, закончив процедуру представления, – а теперь за прекрасную пару.
И залпом выпивает шампанское. К счастью, ее муж стоит тут же со свежей бутылкой наготове, чтобы долить всем шампанского.
– Хорошее, правда? – спрашивает он, не обращаясь ни к кому в особенности, но надеясь, что хоть кто-нибудь ответит. – Demi-sec. Сейчас его почти не делают. Все требуют брют. Но я подумал, почему бы и нет?
– Вот так и надо действовать, Гильом. Нужно выходить за рамки привычного, – дружелюбно отзывается Чаз. Я бочком проскальзываю поближе к нему и Шери и спрашиваю:
– Вы не знаете, что такое demi-sec?
– Понятия не имею, – отвечает Чаз и выпивает свой фужер до дна. Хм, пожалуй, возьму еще, – добавляет он и спешит за отцом Люка.
Шери смотрит на меня снизу вверх – она так и не выросла выше метра шестидесяти двух, зато мне удалось отрастить зад в два раза толще, чем у нее, – и говорит:
– Куда это ты исчезла на полдня? И с чего это ты так вырядилась?
– Люк и его отец провели меня по виноградникам и винодельне. И вовсе я не вырядилась. Это платье перешло в разряд повседневных, после того как Мэгги выкрасила его макароновыми бусами, помнишь?
– На нем сейчас нет никакой краски, – замечает она после придирчивого осмотра.
– Это была акварель. Никто не дает четырехлетнему ребенку масляные краски. Даже моя сестра.
– Ладно, – сдается Шери. Она никогда не понимала моих сложных правил гардероба, хотя я сто раз пыталась ей объяснить. – Мы сегодня приглашены на ужин. Там будет только семья невесты, поэтому нам так повезло. Семья жениха и остальные гости приедут завтра. Готова помогать на кухне?
– Конечно, – говорю я, тут же представив, как я в милом фартучке готовлю фирменные спагетти.
– Отлично. Готовить будет мать Агнесс. Говорят, она фантастический повар. А мы будем подавать. Так что давай принарядимся, чтобы дело шло веселее.
– Хороший план, – говорю я и следом за ней иду туда, где стоит Люк. Он уже взял на себя обязанности по наполнению бокалов.
– А, – восклицает Люк. – Вот и она. Милое платье.
– Спасибо. Ты и сам неплохо выглядишь. Ты не знаешь, у вас на кухне есть винный камень?
Шери чуть не давится шампанским, которое только что отхлебнула. Люк же как ни в чем не бывало отвечает:
– Понятия не имею. Скажи мне, как это будет по-французски, и я спрошу.
– Я не знаю. Ты же у нас француз.
– Наполовину, – говорит он и смотрит на свою мать. Та опять запрокинула голову и хохочет над тем, что сказал Чаз.
– Я спрошу, – говорит Люк и идет подлить шампанского своей тете.
– А о чем это вы? – спрашивает Шери, как только Люк отходит подальше.
– Так, ни о чем, – невинно отвечаю я. Это даже забавно, что у меня теперь есть секреты от Шери. Впрочем, за последнее время я сделала немало вещей, которых раньше никогда не делала.
– Лиззи, – Шери прищуривает глаза. – У вас с Люком что-то происходит?
– Нет! Господи, нет.
Но я невольно краснею, вспомнив тот почти поцелуй на чердаке. А как насчет прошлой ночи на станции? Тогда Люк тоже собирался поцеловать меня? Почему-то мне кажется, он мог… если бы не объявилась Доминик. И в тот, и в этот раз.
– У него есть девушка, – говорю я Шери в надежде на то, что, произнеся это вслух, я и себе это внушу. – Можно подумать, я могу закрутить с парнем, у которого есть девушка. Да за кого ты меня держишь? За Бриану Дунлеви?
– Да ладно, ладно, псих, – Шери смотрит на меня удивленно. – Я собираюсь за добавкой, пойдешь со мной?
Я смотрю в ту сторону, куда она кивнула. Там Люк открывает уже третью бутылку папиного шампанского. Как раз в этот момент он поднимает голову и видит, что мы смотрим на него. Он улыбается.
– Хм, ладно, – соглашаюсь я. – Разве что еще стаканчик.
В середине 1870-х годов, благодаря изобретению швейной машинки и синтетических красителей, произошло что-то вроде революции в моде. Внедрение массового производства означало, что дешевая модная одежда стала доступной для многих, но, с другой стороны, впервые за всю историю человечества можно было выйти на улицу и встретить человека, одетого точно так же, как ты. Юбки с каркасом уступили место «тюрнюру». Эта мода на крупный зад возродилась нескоро – лишь с появлением на свет Дженифер Лопес.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
17
Беседа – чистейшее искусство. Оно ограничивается единственно терпением слушателей, которые, если устанут, всегда могут расплатиться за свой кофе и уйти.
Джон Дос Пасос (1896–1970), американский новеллист, поэт, драматург и художник
Обед получился не столько трапезой, сколько военным советом.
Это потому, что Викки и ее мать желали убедиться, что все будет готово к тому времени, когда гости – и будущий муж Викки со всей родней – прибудут завтра.
Могу понять их озабоченность. Ведь свадьба бывает только раз (если повезет), и хочется, чтобы все прошло гладко.
И все же было бы приятнее, если бы мы могли уделить больше внимания блюдам, приготовленным матерью Агнесс, а не жалобам мадам Тибодо по поводу плохой дороги.
А ведь это самый великолепный обед, какой мне только доводилось пробовать. Для начала подали рыбный cassoulet, то есть рагу со сметаной; потом была утка в каком-то потрясающе вкусном сладком соусе; салат из молодого латука с чесночной заправкой, а еще огромная тарелка сырного ассорти – и все это с великолепным свежим хлебом – с золотистой хрустящей корочкой снаружи и теплым ароматным мякишем внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26