Джулия раздумывает, не предложить ли ей помочь, но удерживается, зная, как Сэм всегда обижается.
– Я беременна, – скажет она, – я же не инвалид какой-нибудь.
Боже упаси, если кто-нибудь не уступит ей место в метро в час пик.
– Эй! – кричит она, как можно дальше выпячивая живот и глядя прямо в глаза какому-нибудь бизнесмену, который сидит себе спокойно. – Вы что, не видите, что я на восьмом месяце? – и ей всегда уступают.
Кстати, она не на восьмом месяце. На пятом. Но выглядит так, как будто на восьмом. Особенно когда выпятит живот.
– Не могу говорить о работе, – она возвращается, пыхтя и ворча после трехминутной прогулки. – Не могу дождаться, когда, наконец, уволюсь из этой проклятой конторы. Крис думает, что я вернусь на работу спустя четыре месяца декретного отпуска, но я ни как не решаюсь сказать ему, что у меня другие планы. А у тебя как дела? Есть новости на фронте беременности?
– Еще слишком рано загадывать. Через две недели будет видно.
– Вы, наверное, занимаетесь этим, как кролики, ведь сейчас самый пик брачного сезона.
– Вообще-то, нет. Мы стараемся заниматься сексом через день, потому что, очевидно, если делать это каждый день, сперматозоиды слабеют, и нужно дать им отдохнуть. Я где-то слышала, что самый важный день – тринадцатый, то есть позавчера, а позавчера мы этим занимались, поэтому теперь остается только ждать.
– Боже. Секс. Я все еще помню, что это такое.
– Сэм! Ты всего лишь на пятом месяце! Что значит, я еще помню, что это такое? Тебе все еще можно заниматься сексом, ради всего святого!
– Джулия, мне не просто не хочется заниматься сексом. Я теперь даже его запах не переношу.
– Что?
Сэм вздыхает.
– Я не вру. Он поворачивается набок тридцать раз за ночь, и каждый раз, когда он это делает, я просыпаюсь, чувствую запах его дыхания, и мне хочется блевануть.
– И что ты делаешь?
– Шиплю на него, чтобы он перевернулся, и обычно он автоматически слушается и даже не просыпается при этом.
– А если просыпается?
– Тогда начинает орать на меня, а я начинаю плакать. Что до меня, заняться сексом сейчас было бы равносильно смерти. Думаю, все дело в гормонах. Крис был в жутком восторге, ведь большинство наших беременных знакомых стали как мартовские кошки, но, по закону подлости, именно меня должно тошнить от секса.
– По крайней мере, он все еще хочет этим с тобой заниматься. Марк жалуется, что чувствует себя роботом. Не может вынести, что секс стал таким механическим, всего лишь средством для достижения цели.
– И он прав? Это действительно так?
Джулия вспоминает позавчерашний день. Она была так возбуждена, потому что, наконец, настал День 13, и была уверена, что сегодня и есть тот самый день. Они поужинали перед телевизором, – в последнее время они частенько так ужинают, изредка перебрасываясь словечком, но на самом деле почти не разговаривая.
В одиннадцать Джулия поднялась в спальню. Марк сказал, что придет после кино, но при этом Джулия мягко напомнила ему, что сегодня – один из тех самых дней. Не мог бы он прийти пораньше? Он попыхтел и поворчал, но не возразил. Только скрестил руки и продолжил пялиться в телек.
Что ж, не самое лучшее начало. И продолжение тоже было не из лучших…
Когда-то Джулия носила сексуальное белье. Раньше у нее все ящики были забиты шелково-кружевны ми чудесами с тонюсенькими бретельками, соскальзывавшими с плечей. Теперь летом она надевала растянутые футболки, а зимой – пижаму. Раньше она отдавала эти футболки одной из коллег-журналистов, потому что нужны были майки размера XL для рекламной кампании, на них удобно изобразить огромный логотип. Эти футболки выцвели от бесчисленных стирок, и она скорее бы умерла, чем надела их где-нибудь вне дома.
А пижама… Это вовсе не та сексуальная пижама, в которой щеголяет Мег Райан и в которой могла бы щеголять Джулия. И даже не мужская пижама, которая так мило и уютно смотрится на моделях, запечатленных у пылающего камина на страницах глянцевых журналов. Мужская пижама Джулии махрится по краям. Задница свисает до колен, и, поскольку резинка давным-давно растянулась, она не падает лишь по тому, что на талии заколота безопасной булавкой, которая не очень-то безопасна, но, как ни странно, ни разу ее не уколола. Пижама Джулии мешковатая, бесцветная и бесформенная, но ей на это наплевать, потому что в ней удобно и тепло.
В ту ночь на ней была пижама. Джулия заставила себя причесаться и встряхнула волосами, чтобы они падали на плечи так, как всегда нравилось Марку. Она села в кровати и начала читать, время от времени поглядывая на часы. Хоть она и пообещала себе не кричать на него, через полчаса раздражение достигло предела: она рванула на лестничный пролет и заорала, чтобы он поднимался.
Через пять минут Марк загремел по лестнице и появился в дверях с взбешенным видом.
– Ты оторвала меня от фильма, который должен был кончиться через пятнадцать минут! Могла бы и потерпеть! Я сыт по горло, что вся наша жизнь вращается вокруг тебя. Все должны делать, что ты хочешь, и когда ты этого захочешь… – Джулия открыла было рот, чтобы вмешаться, но он не умолкал. – А теперь у меня нет настроения. Я знаю, что сегодня День 13, но, честно говоря, не представляю, как мы будем заниматься сексом, ведь это последнее, чего мне сейчас хочется.
Он выплюнул слово «секс» так, будто это было самое отвратительное занятие на свете.
Джулия проглотила раздражение, совершив почти невозможное, но, в конце концов, сегодня же День 13, и необходимо следовать расписанию, побороть эгоизм, не говоря уж о всем остальном.
– Извини, – кротко проворковала она, глядя на него из-под опущенных ресниц, потом вылезла из-под одеяла и подошла к нему. – Я вела себя, как эгоистка. Я не подумала. Извини.
Она поднялась на цыпочки и поцеловала его холодную каменную щеку, понимая, что это единственный способ добиться своего. Ее рука скользнула к молнии его брюк, и она опустилась на колени.
– Ты прощаешь меня? – пробормотала она с полным ртом.
Но потом поняла: это уже неважно.
Через десять минут она уже лежала на кровати, задрав ноги, и читала книгу о беременности, а Марк с отвращением пошел за туалетной бумагой.
Вернувшись в спальню, он ничего не сказал. Лишь печально покачал головой, взглянув на Джулию, и забрался под одеяло. Через несколько минут он заговорил приглушенным, измученным голосом.
– Неужели и раньше все было так ужасно? Скажи мне, что раньше было лучше. Ведь раньше мы занимались любовью. Мы могли заниматься этим часами.
– И это было замечательно. До этой истории с ребенком, – он посмотрел на Джулию, будто ожидая ответа, но она предпочла промолчать, лишь со вздохом перевернулась.
Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.
Как она могла что-то ему ответить? Ей было нечего сказать.
Джулия смотрит на Сэм и пожимает плечами.
– Тебе не кажется, что в какой-то момент секс становится уже не тем, что прежде? – безразлично произносит она. – Конечно, в начале все было чудесно, но со временем страсть всегда утихает, разве нет? Марк считает, что, когда мы решили завести ребенка, секс стал скучным и роботообразным, но я уверена, что огонь и так бы погас, ведь так всегда бывает. Мы вместе уже четыре года. Нельзя же ожидать, что и спустя четыре года сексуальная жизнь будет неземной сказкой.
– Но вы даже не женаты, – говорит Сэм, внезапно принимая серьезный вид. – Ты уверена, что хочешь этого ребенка? Ты уверена, что хочешь… Марка? – она осторожно, тщательно подбирает слова, ведь это мысли, о которых Джулия не хочет даже и задумываться, не то, что слышать. – Джулия, я просто хочу сказать, что несправедливо производить на свет живое существо, если ты даже не уверена, что нашла своего мужчину…
– Ладно, ладно, – Джулия прерывает ее на полу слове. – Извини, Сэм, но давай не будем об этом. Ты знаешь, как я хочу этого малыша. Как ты можешь мне такое говорить?
Но Джулия прекрасно знает, почему Сэм может такое говорить. Сэм всего лишь озвучивает то, о чем Джулия думает, когда просыпается посреди ночи с бешено бьющимся сердцем, почти задыхаясь от паники, от желания вырваться, и она терпит лишь потому, что знает: с наступлением утра вернется к нормальной жизни. Разве можно доверять этим ночным страхам? Если бы они были реальностью, тогда она мучилась бы постоянно, не так ли? Или нет?
– Извини, – Сэм раскаивается.
Ей нелегко произносить эти слова. Даже разговаривая с лучшей подругой.
– Ты же знаешь, я за тебя переживаю.
– Знаю, – вздыхает Джулия. – Я тоже за себя переживаю.
3
Как обычно, Марк просыпается первым. Поворачивается к Джулии. Она все еще крепко спит, открыв рот, сжав руки в кулаки, натянув одеяло на уши. Он наклоняется и нежно целует ее в щеку. Когда она спит, она такая нежная, такая невинная, и Марк точно знает, за что он ее любит и почему до сих пор остается с ней.
Он опускает ноги, потягивается и зевает, а потом тихонько выходит из комнаты и медленно закрывает за собой дверь, чтобы не разбудить ее.
В последнее время у Марка работы по горло. Он задерживается в офисе допоздна, пытается все успеть, пропускает занятия в тренажерном зале, потому что дел невпроворот. Он перестал обедать в столовой, вместо этого хватает сэндвич и ест за рабочим столом, прочитывая за ланчем горы юридических документов.
Он чувствует себя усталым. Всегда усталым, ведь нужно о многом позаботиться, и расслабляться некогда. Ему очень хочется сделать передышку, но мозг его постоянно в действии. Засыпает он легко. Очень спокойно. Но часто просыпается перед рассветом. Лежит и слушает дыхание Джулии, понимая, что она тоже не спит, но не в силах повернуться к ней, и думает о своей работе, о своей жизни.
Он так привык вставать на работу в 6.45, что даже по выходным просыпается автоматически, точно в это время: нелепо, ведь с понедельника по пятницу без будильника он встать не может. С понедельника по пятницу он, пошатываясь, ковыляет в ванную, мечтая поспать еще немного, но в субботу и воскресенье чуть ли не выскакивает из кровати.
Марк спускается вниз и ставит чайник, бросает номер «Таймс» на кухонный стол, достает два куска хлеба из пластиковой упаковки и поджаривает их в тостере.
Шлеп. Он вздрагивает от шороха газеты, упавшей на придверный коврик через прорезь для писем. Со стоном наклоняется и поднимает пачку писем и по пути на кухню просматривает их в поисках чего-нибудь интересного. Потом наливает в маленькую чашечку свежего кофе.
Никаких будоражащих новостей. Реклама, реклама, еще реклама и счета. В это время года всегда приходят счета. Он разворачивает отчет по кредитной карточке и быстро пробегает его глазами, но потом останавливается и возвращается к первой строчке, чтобы прочитать заново, потому что не верит своим глазам.
Марк в курсе, что Джулия любит косметику, парфюмерию, женские штучки. Он уже смирился, что она не может спокойно пройти мимо аптеки или парфюмерного магазина, и будет бродить там часами и тратить целое состояние на бутылочки пастельного цвета, содержимое которых остается для него загадкой. Однажды она вышла из бутика с целой кипой бархатных заколочек разных цветов: не смогла удержаться. Несмотря на то, что у нее тогда была короткая стрижка.
Но он также понимает – в том, что касается общего счета, существуют строгие правила. Как и у всех не зависимых молодых людей, у них разные счета. Джулия тратит то, что к Марку отношения не имеет, Марк поступает так же. Но существуют и общие деньги, которые идут на оплату счетов за дом, рестораны, мебель, еду, подарки общим знакомым и путешествия. То есть все, что можно считать совместными тратами. Но «Бутс» в эту категорию отнести нельзя. И, более того, как она умудрилась оставить там почти две сотни фунтов? Ради всего святого, что же она покупала?
Джулия покупала тесты на беременность. Она пытается совладать с искушением, но все равно каждый месяц в дни, когда должны прийти месячные, словно наркоманка, начинает испытывать тягу к «Клеар Блю». К сожалению, один тест – доза недостаточная.
Раньше ей удавалось ограничиться одним тестом. Все с этого начинают. Девять месяцев назад, в самом начале, когда они впервые стали пытаться завести ребенка, она купила один тест за пять дней до начала месячных. И притащила его к Сэм, не прекращая хихикать.
– Мне кажется, еще слишком рано, – сказала Сэм.
– Но если я беременна, мой организм уже вырабатывает гормон беременности, а если это так, значит, тест все покажет.
– Но на упаковке сказано, что нужно подождать до первого дня ожидаемых месячных, и у тебя нет никаких симптомов.
– Есть, черт возьми, – с негодованием возразила Джулия. – Только посмотри, как у меня грудь раздулась. Как шары.
– Но месячные должны начаться только через пять дней, а перед месячными грудь у тебя всегда раздувается, – с усмешкой произнесла Сэм.
– Но… – Джулия сделала мелодраматическую паузу, – …я всю ночь бегаю в туалет. Клянусь, мой мочевой пузырь сошел с ума.
– Твой мочевой пузырь всегда был слабенький, но хорошо, хорошо. Твоя мысль ясна. Давай сделаем это.
Лицо Джулии озарилось.
– Класс! Можно стаканчик?
– Зачем?
Джулия вслух зачитала Сэм инструкцию:
– Поместите полоску под струю мочи или опустите в емкость с мочой.
Она не заметила, что на лице у Сэм появилось выражение ужаса, когда объясняла, что не доверяет методу «поместить под струю», так как может промахнуться.
– Нет уж, я тебе свой стакан для этих целей не дам! В конце концов, решили использовать крышку от дезодоранта Криса.
– Только умоляю, не говори ему. Клянусь, если он разнюхает, то подаст на развод.
– Подумаешь, промоешь отбеливателем, когда я закончу, – бросила Джулия и пошла в ванную.
– Знаю, знаю, – крикнула Сэм вслед закрывающейся двери. – Как думаешь, в чем я проводила свой тест?
Результат был отрицательный. Чуть позже в тот же день она купила еще один тест, и он тоже оказался отрицательным. До начала месячных она купила еще шесть, и все безрезультатно. Сначала это был ее маленький секрет, но 8.95 – деньги немаленькие, особенно если этих тестов нужно двенадцать штук в месяц, и в последнем месяце Джулия решила, что, раз уж это «общий» ребенок, то расходы на тесты тоже должны быть «общие».
Естественно, Марку было неизвестно о коробочках «Клеар Блю», спрятанных под стопками полотенец. В принципе он ничего против них не имел – это не то что если бы ваши родители нашли в прикроватной тумбочке противозачаточные таблетки, а вам всего шестнадцать, и вы знаете – они полезут на стенку. Но он явно не одобрил бы, что она покупает их в таком количестве – ведь Марк очень прагматичен. Он бы пришел в ужас, если бы узнал, что Джулия делает тест до первого дня ожидаемых месячных, не следует инструкции на упаковке, потакает своей одержимости с нетерпением и расточительностью, которая попросту выше его понимания.
Он не поймет этого, потому что он не понимает Джулию. Качества, которые раньше его притягивали, теперь кажутся отталкивающими.
Когда они только познакомились, ему нравилась ее энергичность. Ее смех, амбициозность и оригинальность. Он заметил ее в офисе, навел кое-какие справки, прежде чем осмелился подойти к ней в столовой, и уже решил, что должен каким-то способом узнать ее, прикоснуться к ней, быть с ней.
Иногда в коридоре он проходил мимо и пристально смотрел на нее, умоляя, чтобы она подняла глаза и заметила его. Но этого ни разу не случилось, потому что Джулия была постоянно погружена в оживленный разговор с подругами. Каждый день в дверь его кабинета стучались влюбленные девицы из аналитического отдела, но они его не интересовали – он думал только о Джулии.
Марк понятия не имел, как к ней подступиться, и понимал щекотливость ситуации, потому что они работали вместе. Хотя служебные романы были не редкостью, руководство смотрело на них с неодобрением. Отец всегда предупреждал его, что нельзя гадить у себя на пороге. Раньше Марк всегда следовал мудрому совету, но, увидев Джулию, забыл обо всем.
Хотя Джулия, похоже, совершенно его не замечала.
Марк никогда не придавал значения своей внешности. Его друзья, менее симпатичные, но намного более уверенные в себе, всегда пользовались большим успехом у женщин. Чем больше сердец они разбивали, чем больше эмоций втаптывали в грязь, тем больше женщин сходили по ним с ума. Марк же – милый парень, а что может быть хуже? В школе он был лучшим другом всех девчонок. Все хотели встречаться с таким красавчиком, но, когда понимали, насколько он кроет, – в него никто не влюблялся. Он был таким милым, что его далее считали занудой.
Ситуация изменилась лишь в университете, и даже тогда ему потребовалось несколько лет. Больше года он встречался с Амандой, но порвал с ней, потому что чувствовал: они не подходят друг другу. К тому же у него оставался всего один год, чтобы нагуляться как следует.
И он нагулялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38