– Ты чудовище, – я улыбаюсь.
– Да, знаю, – он корчит рожу. – Юристы такие свиньи, да?
– Не все юристы. Но ты свинья.
Марк особенно оглушительно рыгает и улыбается во весь рот.
– Ты могла бы выбрать любого мужчину на роль отца своего ребенка, но выбрала меня.
– Поверь, – отвечаю я. – Если бы мне пришлось снова делать выбор, это была бы уже совсем другая история.
Но, разумеется, я лукавлю, потому что пусть я в него ни капельки не влюблена, он превратился в моего самого любимого человека в мире, – за исключением Вив, конечно. И я не могу представить лучшего отца для своего ребенка. Я в восторге от мысли, что ребенок будет наполовину моим и наполовину Марка. Честно говоря, мне кажется, это идеальное сочетание. Лучше может быть только я и Стив Маккуин. Но ребенок от Стива Маккуина мне явно не светит.
– Знаешь, кто ты такой? – говорю я позднее тем вечером.
Марк сидит на полу и возится с лампами викторианской эпохи, которые мы купили утром на гаражной распродаже.
(Начало в шесть утра. Врагу не посоветую).
– Ты – брат, которого у меня никогда не было.
Марк корчит гримасу.
– Ну ты больная. Это отвратительно. Обвиняешь меня в инцесте.
– Не говори чушь. Я имею в виду тебя и меня. Наши отношения. Мне никогда не было так уютно ни с кем, кроме моей семьи. Вот что я имею в виду. Ты же знаешь, что ты – мой лучший друг.
Не знаю, что на меня нашло, вообще-то, спонтанные проявления привязанности не в моем стиле. Но думаю, раньше я не понимала, как важно иметь друга.
И я вовсе не имею в виду «вторую половину». Я говорю о друге, с которым можно поделиться. Который станет тебе как брат. О таком, как Марк.
Марк прекращает чинить лампы и улыбается мне.
– Это самое приятное, что я от тебя слышал.
– Дерьмо, – бормочу я, открываю «Мари Клер» и немедленно делаю вид, что поглощена рецензиями на фильмы.
Меня смущает такая откровенность.
– Я не хотела.
– Нет, хотела. И спасибо тебе. Мне приятно это слышать, и, если хочешь знать, я чувствую к тебе то же самое.
– Я – брат, которого у тебя никогда не было?
– Нет. Ты – противная маленькая сестренка, которую я никогда не хотел. Ой, – я луплю его по голове свернутым в трубочку «Мари Клер».
Потом он откидывается назад и задумчиво смотрит на меня.
– Серьезно, Мэйв. Ты сильно изменилась с тех пор, как забеременела.
Я фыркаю.
– Конечно, ведь раньше мы были так хорошо знакомы.
– В этом не было необходимости. Достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, насколько ты жесткая. Теперь ты стала мягче. Более уязвимой. И возможно, под пыткой я бы признался, что ты стала гораздо более приятным человеком.
– Ой-ой-ой, – я корчу рожу, утыкаюсь обратно в журнал и перелистываю страницы. – Не уверена, что это так уж хорошо. На работе меня больше никто не боится.
И, хотя меня беспокоит, что на работе я утрачиваю прежнюю власть, в глубине души мне нравится то, что Марк только что сказал обо мне. Мне нравится то, что он заставляет меня чувствовать.
В глубине души я очень, очень довольна.
18
Птичка вылетела.
Очевидно, на шестом месяце уже дьявольски трудно скрывать беременность. И теперь все говорят, что уже давно подозревали, но боялись сказать. Вдруг оказалось бы, что я просто набрала вес?
Хотя все, у кого есть дети, говорят, что поняли сразу.
– Знаю, знаю, – устало произнес Майк Джонс, когда я поднялась в его кабинет, чтобы сообщить ему новость.
На этот раз серьезно.
– Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
– Как ты узнал? – он был первым, кому я сказала, но я все еще была в шоке.
– Ты срываешься на подчиненных и заливаешься слезами без очевидной причины. Ходишь, будто во сне, ешь, как свинья, но растет только живот и… – он ухмыляется и пожимает плечами. – Нужно быть долбаным идиотом, чтобы не догадаться, к тому же ты мне уже сказала.
– Значит, ты не поддался на мой розыгрыш?
– Меня не проведешь. Теперь у меня есть два главных вопроса. Первый – что ты собираешься делать?
– То есть, уйду ли я с работы?
Он кивает.
– Майк, я люблю эту работу. Мне нравится работать на Лондонском Дневном Телевидении, и я до сих пор помню, что ты сказал на собеседовании про то, что выше – только звезды. Я никогда не хотела иметь детей. Никогда не хотела быть матерью, но теперь, когда это случилось, думаю, я справлюсь. Правда, мать из меня никакая, и меньше всего на свете мне хочется бросать работу.
Майк одобряюще кивает. Я продолжаю:
– Но у меня есть потрясающие помощники, так что мне нужен декретный отпуск на три месяца, но не больше. Даю слово, я вернусь, и все будет в точности, как прежде.
– По-прежнему будешь закатывать истерики и плакать?
– М-м-м, нет. Это гормональное бешенство. После рождения ребенка к тебе вернется прежняя Мэйв, и я уж прослежу, чтобы «Влюбленные поневоле» собрали шестимиллионный рейтинг.
– Шесть миллионов? Впечатляет. Ты уверена?
– Да. Уверена.
– Но есть еще одна проблема: что я буду делать те три месяца, пока тебя не будет.
– Никакой проблемы нет. Стелла Лорд. Вот ответ на твой вопрос.
Он с интересом смотрит на меня.
– Стелла работает старательнее других, ока умнее всех и самая амбициозная из всех. Пора дать ей шанс проявить себя.
– А ты не боишься? Что, если она так себя проявит, что мы не захотим, чтобы ты возвращалась?
– К счастью, я не сомневаюсь в своих силах.
Если бы это было правдой.
Но пока меня не будет, только Стелла может занять мое место. Только Стелле я доверяю. И она – единственная, кто обеспечит нам столь высокие рейтинги. Если Стелла возьмет проект в свои руки, мы получим шесть миллионов зрителей. Я верю, что она будет принимать те же решения, что и я.
– Думаю, ты права. Пусть Стелла поднимется ко мне после обеда. Посмотрим, что она скажет.
– Она будет на седьмом небе.
– Не сомневаюсь. Теперь пришло время задать второй вопрос. – О-о. Я знаю, что сейчас будет. – Маленькая птичка напела, что у вас с Марком Симпсоном шуры-муры. Кто отец ребенка?
– Можно я пошлю тебя в задницу и скажу, что это не твое дело?
– Нет. Тогда я тебя уволю.
– О'кей. Марк Симпсон – отец.
У него падает челюсть.
– Будь я проклят. Ты серьезно? – О, – он откровенно шокирован.
– Что? Ты же сам сказал, что ходят слухи. Не надо так удивляться.
– Я пошутил. Я пошутил насчет слухов. Просто пару раз видел вас в баре вместе. Дерьмо, – он ошеломленно качает головой. – Вот уж не думал, что он в твоем вкусе.
Я не стала объяснять ему, что Марк не в моем вкусе. Что мы заключили сделку. Слишком все сложно, и, наверное, пусть все на работе пока считают, что мы вместе. Потом всегда можно сказать, что мы разошлись.
– Почему же? – возражаю я, изображая любопытство.
– Он не похож на Мистера Зажигалу, не так ли?
– Ты говоришь так лишь потому, что вы с ним совершенно разные люди. Но это не означает, что он – плохой человек.
– Нет, нет, не пойми меня неправильно. Я не считаю его плохим человеком. Мне кажется, что он хороший парень, но, по-моему, он для тебя скучноват.
– Ты хочешь сказать, что Марк – зануда?
Майк притворяется виноватым, и это делает ему честь.
– Не зануда, но и не крутой парень. Мне казалось, тебе нравятся сложные натуры. Мужчины, которые бросают тебе вызов. Провоцируют.
Вроде тебя, подумала я.
– Вообще-то, – возражаю я, – именно это мне в нем и нравится. Он – самый спокойный человек из всех, кого я встречала. С ним я чувствую себя в безопасности, и точно знаю, чего ждать. Он надежен. Звонит ровно в ту минуту, когда пообещал позвонить, и делает в точности то, что собирался сделать. С ним не нужно играть в игры, и я в жизни не была счастливее.
Похоже, Майк в шоке. Да и я тоже.
Господи Иисусе.
Откуда я набралась таких мыслей?
– Я не удержалась. Понимаю, я тебя не послушалась, мне не следовало этого делать, но я просто не удержалась.
У Вив виноватый вид, но при этом к лицу приклеилась улыбка. Она тащит в гостиную огромный пластиковый пакет, не в силах сдержать волнение оттого, что станет бабушкой.
– Вив! – я пытаюсь укорить ее, но все мое существо против.
Мне и самой до смерти хотелось накупить детских вещичек, но Марк не разрешает. Он вдруг стал суеверным и твердо решил, что до восьмого месяца ничего для малыша или для детской покупать нельзя.
Приходится бороться с собой, когда проходишь мимо магазина и видишь эти очаровательные крошечные пижамки. Сдерживать себя всеми силами, чтобы целый час не любоваться на колыбельки и одеяльца.
Поэтому, когда Вив с виноватым видом вынимает из пакета крошечные зеленые ползунки и такую же курточку, я ахаю от изумления, а увидев пижамку в бело-желтую полоску, чуть не падаю в обморок от восторга.
– Скажи, они чудненькие? – с умилением восклицает она. – Разве ты видела в жизни что-нибудь более прекрасное?
– Как на лилипутика, – шепчу я, поглаживая живот.
Ребенок тут же недовольно толкает меня ногой под ребра.
– Она толкается?
Вив замирает, увидев, что я подпрыгнула и продолжаю гладить живот, пытаясь утихомирить ребенка. Это не больно, только от внезапности у меня всегда перехватывает дыхание.
– Может, это и не «она», – говорю я, хотя я уверена, что у меня девочка.
Я на сто процентов убеждена, что родится девочка.
– Да, она толкается.
– Можно потрогать? – с благоговением произносит Вив, подвигается и садится рядом со мной, положив руку на мой живот. – Ой! – ахает она, почувствовав, как ребенок ударяет ногой.
Мы обе улыбаемся до ушей.
– Не реветь, – предупреждаю я, увидев, что у Вив глаза на мокром месте.
– Не могу, – она смеется, а слезы катятся по щекам. – Это так поразительно. Дар жизни.
– Поразительно, что ты вообще что-нибудь почувствовала. Каждый раз, когда Марк рядом, и малышка начинает толкаться, стоит ему положить руку на живот, как она замирает.
– Как дела у Марка? – оживилась мама.
Она всегда справляется о любимом зяте, хотя в глаза его не видела. Понимаю, это странно, но я не вижу смысла их знакомить, по крайней мере пока. Он мне не бой-френд, и я не нуждаюсь в ее одобрении, к тому же я сама так редко вижу Вив, что не хочется ни с кем де лить эти встречи.
– В порядке.
– Ты часто с ним видишься?
– Да. Наверное, часто.
– Вы с ним… у вас… Я хочу спросить… у вас что-нибудь было?
– Вив! Я же тебе говорила. У нас все по-другому.
– Но, судя по твоим рассказам, он просто чудо. И когда ты о нем говоришь, у тебя глаза загораются.
– Знаешь, Вив, если бы я хотела завести семью, Марк был бы всем, о чем только можно мечтать. Если бы мне нужен был партнер, муж, я бы выбрала Марка. Но Вив, ты же меня знаешь. У меня аллергия на серьезные отношения. Мне не нужен муж. Я хочу сделать карьеру.
– По-моему, это уже похоже на заезженную пластинку.
– Что? – рявкаю я.
Если бы она не была моей матерью, я бы послала ее в задницу.
– Извини, милая. Но ты уже давно повторяешь одно и то же, хотя твоя жизнь сильно изменилась. Я бы могла тебя понять, если бы ты по-прежнему была одинокой девушкой без обязательств, но, Мэйв, у тебя будет ребенок. Теперь ты уже не сможешь жить как раньше и должна поменять приоритеты.
– Вив, с рождением ребенка жизнь не обязательно меняется. Я вернусь на работу через три месяца, и мы с Марком будем воспитывать ребенка вместе. Пока мы на работе, с ребенком будет няня, потом он начнет ходить в ясли. Теперь все по-другому. Теперь все так делают. Молодые мамы уже не сидят дома, а работают. Моя жизнь не изменится, по крайней мере не так сильно, как ты предполагаешь.
Какое-то время Вив ничего не говорит, только разглаживает крошечные костюмчики, а на лице у нее застыло выражение: вот подожди, и поймешь, что все будет именно так, как я говорила.
– О'кей, – наконец произносит она, имея в виду «поживем – увидим».
– О'кей, – отвечаю я. – Так что хватит спрашивать меня, как дела у Марка, в надежде, что мы сойдемся, поженимся и будем жить долго и счастливо, потому что я очень счастлива в одиночестве и не хочу замуж. Понятно?
– Понятно.
– О'кей.
Но мне не удается убедить даже саму себя.
В качестве трубки мира я завариваю Вив чашку чая, потому что не хочу с ней ссориться. Мы и так редко видимся, а я очень ее люблю.
– Покажи, что еще купила, – возбужденно чирикаю я, подтаскивая пакет поближе.
Лицо Вив потихоньку светлеет.
– Ой! Таких маленьких носочков я в жизни не видела!
– А ты, мам? Как ты поживаешь? – мир наконец восстановлен. – Кажется, в последнее время мы только и говорим, что обо мне и ребенке. Про тебя я уже давно ничего не слышала. Чем занималась? Ходила на свидания с горячими парнями?
– Я-то думала, бабушкам вроде меня уже не положено ходить на свидания, – она улыбается, и я понимаю, что прощена.
– Не будь идиоткой. Черт возьми, если в твоем возрасте я буду выглядеть хотя бы наполовину так хорошо, как ты, мне еще повезет. Кстати, – я прищуриваюсь и наклоняюсь поближе, – ты выглядишь ошеломляюще. Ты что-то сделала с лицом?
– Что ты имеешь в виду? – вот теперь у нее хитрый вид.
– Вив, ты что, сделала пластическую операцию или что-то в этом роде?
– Мэйв! Не говори чушь! Где мне взять деньги на такую роскошь? Хотя не мешало бы сделать инъекцию коллагена в гусиные лапки.
– Гусиные лапки? У тебя же вообще морщин нет. К тому же они тебя только красят. Что касается денег, откуда мне знать, может, ты нашла себе богатенького папика, – я толкаю ее в бок, и она смеется.
И заливается краской.
– Вив? – я в шоке: она явно от меня что-то скрывает, а это так не похоже на Вив.
И еще я шокирована тем, насколько помешалась на собственной персоне с тех пор, как забеременела. Я вообще про Вив забыла. Напрочь. Но теперь можно все исправить.
– Вив? Выкладывай, почему ты покраснела.
Она вздыхает. И улыбается.
– Дело в том, что я встречаюсь с одним мужчиной.
– Это же здорово! – я обнимаю ее. – Неудивительно, что ты так потрясающе выглядишь. Все дело в сексе. Так кто же он?
– В том-то и проблема, – произносит она, смотрит на меня, и ее лицо вдруг становится серьезным.
– Я даже не знаю, как тебе сказать, так что лучше скажу все как есть, – она делает глубокий вдох. – Это твой отец.
Я не произношу ни слога. Я и не могу ничего сказать. Просто сижу с открытым ртом и чувствую себя так, будто меня обвели вокруг пальца. Это уже ни в какие ворота не лезет. Извините, конечно, но ощущение такое, будто мне врезали по голове отбойным мо лотком.
– Мэйв? Скажи что-нибудь. Пожалуйста, – мама умоляюще на меня смотрит.
Я только качаю головой.
– Как можно? Как? Почему…? – я понятия не имею, что еще сказать, только знаю, что мой мир перевернулся с головы на ногу.
Не потому, что мой отец – плохой человек. Не потому, что они с матерью абсолютно несовместимы. Не потому, что я не понимаю, с какой стати они сошлись после стольких лет разлуки.
А потому, что я понятия не имею, кто он.
Ну, я знаю, как он выглядит, и, наверное узнала бы его, пройди он мимо меня по улице, потому что в детстве я изучала его фотографии часами, пытаясь выгравировать изображение его лица на своем сердце.
Я знаю его почерк по открыткам на день рождения и чекам, которые он присылал по праздникам. Возможно, я бы даже узнала его голос, потому что иногда – очень редко, но все же – мы даже разговаривали по телефону.
Но это было сто лет назад. Я ничего о нем не слышала уже почти десять лет. Мне просто надоело прилагать усилия. Я все пыталась сохранить подобие отношений, но, похоже, ему это было не нужно. И в конце концов я сдалась.
И он тоже.
Когда меня спрашивают о моих родителях, я делаю вид, что у меня одна только мама, и, к счастью, никто не осмеливается спросить об отце. Они слишком боятся проникнуть на запретную территорию, вдруг окажется, что он умер.
Вив вздыхает и проводит рукой по волосам.
– Мэйв, ты многого не знаешь, я о многом тебе никогда не рассказывала. Даже не знаю, с чего начать.
– Не могу поверить, что ты это от меня скрывала, – взрываюсь я.
– Не знаю, как тебе сказать, – печально произносит она.
– И как давно это продолжается?
– Почти шесть месяцев. Говори что хочешь.
– Как ты могла так долго молчать?
Она опять вздыхает.
– Я была напугана. Не знала, как ты отреагируешь. И не знала, насколько это серьезно.
– А это серьезно?
Она кивает.
– Вив, как ты могла? Он нас бросил! Он оставил тебя с маленьким ребенком на руках, и с тех пор даже не вспоминал обо мне, о нас! Как ты могла простить его?
– Мэйв, прошло очень много времени. Твой отец был любовью всей моей жизни, но он был не готов взять на себя обязательства. Когда я забеременела, то поставила ему ультиматум, и он согласился, потому что любил меня и не хотел потерять, но он не был готов к семейной жизни, к тому, что у него появятся жена и ребенок. Он не был плохим человеком, – продолжает она. – И хотя я была уничтожена, в глубине души я понимала. Это было в семидесятые. Все мы, живущие в пригороде Лондона, испытали запоздалую реакцию на сексуальную революцию шестидесятых. Свободная любовь дошла до нас только в 1972 году, – засмеялась она. Знаешь, больше всего он жалеет о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38