Ему и воровать не надо было, чтобы забалдеть.– И вы еще смеете обвинять меня – ив чем? Мой сын не умеет концентрироваться, так я ему помогала. Он не способен засыпать самостоятельно – я помогаю ему засыпать. Я не понимаю, какие у вас могут быть претензии.– Забудьте, – сказал Ной, – это не мое дело.Доктор Тейер схватила его за запястье. Пальцы были холодные, словно щипцы.– Хотела бы я знать, что у вас на уме. Я все время чувствовала идущее от вас пренебрежение, с самого момента, как вы у нас появились. Казалось, вы своим глазам не верите. Скажите мне. Что же вы видите? Что бы вы сделали по-другому?Слова и эмоции переполняли Ноя, раздражение и гнев душили его. Но он так долго подавлял свои чувства, так привык мириться со всем, чтобы только не потерять работу, что сейчас он просто не мог высказать ей все в лицо. Наконец он выдавил из себя:– Вы… его погубили.– Я его погубила!? И как же это я его погубила? – Возбуждение ее нарастало. Она еще более энергично потерла ладонью ребра.– У него не осталось никаких желаний. Он так привык, что ему помогают репетиторы, транквилизаторы, что разучился делать что-либо самостоятельно. Вы не позволяли ему пробовать свои силы, учиться на своих ошибках. Ведь люди только тогда и бывают счастливы, когда им удается чего-то достигнуть, разве не так? А ему не к чему стремиться. Вы предупреждали все его желания, и сейчас он ни на что не способен, ведь его репетиторы любую работу сделают лучше его. А это тупик. Он ничего не способен сделать самостоятельно. – «Он, – подумал Ной, – никчемный и гадкий принц».– Так что же мне делать? Как положить этому конец?– Нет, – сказал Ной, – слишком поздно. Доктор Тейер все еще держала его за руку, и теперь ее рука медленно поползла от запястья к плечу.– Зачем же вы тогда мне все это говорите? Просто от досады?Ной почувствовал, что у него нет сил ей сопротивляться. Хотелось оттолкнугь ее, повалить на кровать.– Я и сам не знаю, – ответил он. Он и сам не знал. И потом, что в этом такого уж плохого ? У этого семейства достаточно денег, чтобы обеспечить Дилана помощниками на всю жизнь. Он может хоть всю жизнь оставаться ребенком. Его всегда будут окружать более способные, чем он, люди, – он будет королем, а они – его министрами.– Я так и думаю, что у вас всегда это было на уме, – проговорила доктор Тейер, – работали, зная, что ситуация безнадежна, получали за это деньги, успокаивали меня, говорили, что все хорошо, – все для того, чтобы выкачать из нас побольше денег. Вы использовали нас ради собственной выгоды, Ной. И теперь, когда уже нечего больше взять, вы раскрыли свою истинную гадкую сущность. – Она отступила на шаг и, широко раскрыв глаза, уставилась на Ноя, ожидая увидеть, какой эффект произвели ее слова. Она хотела увидеть хоть что-нибудь – гнев или страсть, – ей, в ее омертвелом состоянии, было бы приятно любое проявление чувств. Ной мог дать ей с размаху пощечину, и она, улыбаясь, подняла бы окровавленное лицо.– Вы платили мне за работу, – сказал Ной, – и я сделал все, что было в моих силах. Ни один хозяин не станет винить за это своего работника.Ну так закончите работу, – выдохнула доктор Тейер. – Ведь вам же платили за то, чтобы мой сын стал успешнее заниматься. Он не стал успешнее заниматься, а значит, вы не выполнили свое обязательство. Но вы еще можете это сделать. Вы один можете помочь этому мальчику попасть в колледж. Как вы можете так запросто от этого отказываться? Вы получите деньги, Дилан получит образование, уедет из этого ада, как вы, вероятно, это себе представляете. И все, что от вас требуется, это сделать то, что вы уже делали прежде. Какая разница: помочь ученику выполнить тест за неделю до экзамена или во время самого экзамена?– Это дело совести… – начал Ной.– Вот именно, – нервно засмеялась доктор Тейер, – вы живете в Америке, Ной. Деньги – это единственное, чем измеряется совесть.Для затуманенного алкоголем рассудка в словах доктора Тейер было определенное очарование: разве многим отличается идея сдать тест за Дилана от всего того, что он уже для него сделал? Так или иначе, он уже три года занимается тем, что помогает привилегированному сословию застолбить себе места в элитных колледжах, пусть и не прибегая к открытому мошенничеству, но с тем же эффектом. Это из-за Ноя Гарвард и Йель по-прежнему собирают под своей крышей сынков толстосумов, подобные же династические клубы существуют и в Кембридже, и в Нью-Хейвене, и в Бостоне, и в Нью-Йорке. И это из-за Ноя десятки таких, как он, абитуриентов не поступят в этом году в Принстон.Доктор Тейер шагнула внутрь спальни и поманила за собой Ноя. Он не двинулся с места. Она наклонилась к своему ночному столику и, схватив с него банковский чек, протянула его Ною.– Что это? – спросил Ной.Она стояла посреди комнаты, еле удерживая чек кончиками пальцев. Ной протянул руку, взял чек и, едва глянув, прижал к своей рубашке. Его кредитные карточки были просрочены. Ему не на что было даже купить еду.– Вы шутите, – сказал он.– Восемьдесят тысяч, – сказала доктор Тейер. Ной протянул ей чек:– Возьмите, возьмите обратно, а то я его порву.Доктор Тейер пожала плечами, улыбнулась, ее рука поглаживала затянутое в шелк бедро.– Ну так порвите.Ной сжал плотную бумагу, потом снова развернул чек и пригляделся к нему. Он был голубоватый, на нем стоял номер: 19563 – и название компании мистера Тейера. Можно считать, что мистер Тейер все-таки заплатил ему за консультацию. Он сможет купить маме настоящий дом или внести первый взнос за квартиру на Юнион-сквер. Или – при этой мысли он слегка погладил чек большим пальцем – он может расплатиться с долгами, а остаток потратить на обучение. Или учить ребят из Театра танца и купить себе яхту. И, в самом крайнем случае, он может обзавестись сбережениями. Никто из его семьи никогда не имел сбережений.– Вы призадумались, – сказала доктор Тейер. Голос ее прозвучал совсем рядом. Он поднял глаза: она стояла прямо перед ним. От нее пахло, как от всей квартиры, – лавандой и старой тканью.– Призадумаешься тут, – чуть не плача проговорил Ной, – это больше, чем получает моя семья за три года.– Ваша матушка будет счастлива, – выдохнула доктор Тейер. – Этой девушке, Олене, эти деньги тоже могут принести пользу… – Она не договорила. Внезапно она схватила Ноя за ворот – он чуть не содрогнулся от отвращения, – верхняя пуговица отскочила, и она положила голову на его оголившуюся грудь. Он с ужасом смотрел на ее голову: кожа была местами серая, местами проступал полученный в Хэмптоне загар. – Возьмите его, Ной, – шептала она, – я хочу, чтобы вы его взяли, я не хочу его назад.Она повисла на его плечах; не вполне соображая от выпитого вина, что происходит, он не протестовал. Она тянула его вниз. Они были уже возле кровати; почти теряя равновесие, Ной отрешенно уставился в пол, на роскошный темный ковер. Доктор Тейер повисла у него на шее, глаза у нее были как два черных колодца. Он посмотрел на ее пальцы, выбор был небольшой: сбросить ее на пол либо рухнуть вместе с ней и на нее. Губы ее раздвинулись, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Она закрыла глаза и словно бы не могла их открыть. Она висела у него на шее, а он почти не ощущал ее веса, словно держал уснувшего ребенка. Она была почти что в обмороке, и Ной, шатаясь, подошел к кровати, попытался разжать ее пальцы, но ему это никак не удавалось. От отчаяния он впился в них ногтями, но они казались такими же невосприимчивыми к боли, как цепи. С губ доктора Тейер сорвался блаженный стон – любое прикосновение Ноя, пусть даже продиктованное отчаянной попыткой от нее освободиться, приводило ее в восторг.– Какого черта? – Ему показалось, что это сказала маленькая девочка, но голос перешел в крик, и Ной узнал, кому он принадлежит, – Таскани. Он услышал шуршание ткани и ощутил толчки в позвоночник: это Таскани колотила свою мать по пальцам. Она вскрикивала, словно птичка, бьющаяся о прутья клетки. Потом пальцы разжались, и доктор Тейер осталась навзничь лежать на кровати. Ее бездонные глаза уставились на дочь. В полумраке Ной видел, как они то исчезают, то появляются – в такт миганию. Рядом стояла Таскани, волосы у нее были растрепаны.– Какого черта, мама? – всхлипнула она. – Ну какого черта? Оставь ты его в покое.– Это ты оставь нас в покое, – ответила доктор Тейер. – Тебе здесь не место. – Но слова ее звучали тускло и бессильно. Она свернулась калачиком, словно младенец в утробе матери.– Ты свихнутая стерва! Ну почему ты такая? Ведь он же мой репетитор.Таскани тряслась от ярости. Она снова едва не зарыдала.Гнев дочери парализовал доктора Тейер.– Прошу прощения, – сонно проговорила она, – я хочу спать, вот и все.– Ты свихнутая стерва, – уже более спокойно повторила Таскани. В голосе ее появились новые, взрослые нотки, в нем слышалась глухая враждебность. – Ты думаешь только о себе.Ной не хотел слушать, как Таскани его защищает, равно как не хотел смотреть, как корчится и стонет доктор Тейер. Вся эта ситуация была до крайности дикой и нелепой; он был на грани нервного срыва, голова кружилась. Кое-как поднявшись на ноги, он посмотрел в коридор.– Где Олена? – спросил он Таскани. Она посмотрела на него затуманенными глазами, взглянула на дверь Дилана и пожала плечами.Ной рывком открыл дверь спальни. Дилан лежал на полу, лицо у него было пепельно-серое, Олена держала на коленях его голову. Она тревожно глянула на Ноя.– Ему плохо, – сказала она.Ной опустился на колени. Дилан дышал, но едва заметно. Глаза у него были закрыты, с губ текла слюна. По штанине побежала струйка мочи.– Его надо в больницу! – закричал Ной.Он ожидал, что Федерико будет протестовать, но когда поднял глаза, увидел только Олену. Она сурово кивнула.– Где Федерико? – спросил Ной.– Испарился, – вздохнула Олена. Она подвинула колени, чтобы приподнять Дилана, и он, почувствовав это, поднял голову.– Что? – сонно спросил он. В уголке его губ пузырилась слюна.– Куда мы его отвезем? – спросила Олена.– В Леннокс-Хилл. Это в паре кварталов отсюда.Дилан приподнялся и тут же опять повалился на пол.– Пойдем, приятель, – уговаривал Ной, поднимая его за плечи, – давай, пошли со мной.Олена с Ноем вывели Дилана из спальни на балкон.– А что его родители? – проворчала Олена, с трудом удерживая тяжелую руку.– Его мать в отключке, – сказал Ной. – А отец… Даже не знаю, попробуем его найти.Они потащили Дилана к выходу. Ной оглядел комнату – мистера Тейера нигде не было видно, но тут из спальни доктора Тейер вышла Таскани.– Везете его в больницу? – встревоженно закричала она. – Я тоже поеду.– Найди своего отца, – отозвался Ной.– Зачем? Вы лучше его позаботитесь о Дилане.– Сейчас же найди его, – строго сказал Ной.Таскани исчезла. Ной с Оленой молча стояли возле двери, придерживая почти потерявшего сознание Дилана. В комнате было столько народу, что на них никто не обращал внимания.И тут из-за угла показался мистер Тейер со стаканом в руке. Рукава рубашки у него были закатаны, на лице сияла широкая улыбка, но в глазах таилась холодная ярость.– Что вы сделали с моим сыном? – Пальцы, сжимавшие стакан, побелели.– Ваш сын накачался транквилизаторами вашей жены, – ответил Ной.Мистер Тейер взглянул в побелевшее лицо Дилана, потом перевел взгляд на Ноя и Олену.– Вы его куда-то хотите везти?– Вам надо сейчас же отвезти его в больницу, – сказал Ной, чувствуя промокшую штанину Дилана.– Мне надо? – засмеялся мистер Тейер.Ной наклонился вперед и высвободил руки. Мокрый от мочи, Дилан повалился на руки своего отца. Мистер Тейер держал сына одной рукой так же равнодушно, как клюшку для гольфа. В другой у него по-прежнему был стакан.Ной открыл рот и тут же закрыл. Он был не в силах выразить переполнявший его гнев и в то же самое время не сомневался, что мистер Тейер доставит Дилана в больницу. Олена взяла Ноя за руку.– Спокойной ночи, мистер Тейер, – сказала она.Олена открыла входную дверь и повела Ноя из квартиры. Он в последний раз обвел блуждающим взглядом апартаменты и поймал взгляд стоявшей на балконе Таскани. Она кивнула: она позаботится о том, чтобы Дилана отвезли в больницу.Ной и Олена прошли несколько кварталов по залитой лунным светом Парк-авеню, прежде чем взяли такси. Ной сидел откинувшись на спинку сиденья, гладил Оленины волосы и смотрел в окно. В кармане рубашки лежал жесткий прямоугольник – чек. Уголки его царапали грудь. Этот кусочек картона был теперь единственным его оружием против них. В своей ненависти он хотел, чтобы они заплатили за все – за равнодушие к собственным детям, за свое богатство, за то, что они считали себя выше его. Он депонировал чек в ближайшем банкомате, прежде чем вернуться домой. После он решит, как поступить с этими деньгами. 12 – Я не могу это сделать, старик, ну не могу я. – Дилан прижался к дверце машины.Сжимавшие руль пальцы Ноя побелели. Он сочувственно посмотрел на Дилана, в то же самое время зорко, напряженно поглядывая на зеленые лужайки школы Горацио Манна. Несмотря на уверенность, что поступает правильно, он не мог избавиться от ощущения, что совершает ошибку.– Конечно, можешь. Тебе нужно набрать всего на двадцать баллов больше. Это плюс два-три верных ответа, не больше.Дилан уставился на крышку бардачка, потом глянул на зеленевшие в лучах утреннего солнца газоны школы Горацио Манна.– Вот дерьмо-то. Ты по уши в дерьме, помяни мое слово.Когда прошлой ночью Ной посадил его к себе в машину, Дилана обуяла ярость. Но снотворное сделало свое дело, и утром он проснулся в квартире Ноя бодрым и отдохнувшим.– Это твой последний шанс сдать экзамен, Дилан. Я его сдавать за тебя не собираюсь, и твоя мать уже не успеет никого нанять. А я и так уже по уши в дерьме, так что меня пугать не надо. Иди и сдай свой чертов экзамен.– Зачем ты это со мной делаешь? – спросил Дилан.– Ты должен сдать его сам. Если ты не сделаешь это сам, то вся твоя будущая учеба – это лажа. Ты должен начать ее правильно.– Отвези меня домой. Ты меня уже достал. Я уже просек твой идиотский план. И я не хочу ни в какой колледж, потому что ты этого хочешь. Так что отвези меня домой, черт бы тебя побрал. – Дилан щелкал замочком бардачка.– Послушай, тебе нужно только сосредоточиться. Ты сегодня хорошо выспался, мы все это повторяли…– Что? Да я ни хрена не петрю! У меня ж ни одного шанса!– Да от тебя же не много требуется! Каких-то 1580 баллов! И вот как ты их заработаешь: каждая математическая секция содержит двадцать задач. Забей на пять самых трудных и правильно реши пятнадцать легких. Из предложений тебе достаточно правильно дополнить всего лишь половину. На чтении сосредоточься, используй сэкономленное время. Попытайся. У тебя получится. Правда.Дилан рванул ремень безопасности:– Ты придурок.– У тебя получится. Да у тебя и нет выбора. Мы уже приехали, и ты есть в списке. Отступать некуда. И на этот раз у тебя все получится.Дилан ударил кулаком по дверце.– Ты придурок! – прорыдал он.– Брось. Просто иди и сдай экзамен. Тоже мне великое дело. Два миллиона ребят, кроме тебя, как-то же с этим справляются.– Это типа шантаж, или как там это называется…– Значит, я шантажирую тебя, чтобы ты сдал свой собственный СЭТ? Ладно, пусть это будет шантаж.Дилан открыл дверцу, поставил ноги на тротуар. Ной включил зажигание. Дилан повернулся к нему. Дверца ударила по его забинтованной лодыжке.– Подожди. Нет, правда, может, ты все-таки сдашь? Мы даже уже сделали тебе липовое удостоверение.– Нет. Иди на экзамен.Дилан ударил себя по здоровой ноге и посмотрел на школу. Тут его узнала проходившая мимо девушка. Дилан вяло махнул в ответ. Он сноба повернулся к Ною:– По крайней мере подождешь меня? Чтобы я знал, что ты где-то здесь?Ной выключил зажигание и медленно вынул ключ.– Да, – спокойно ответил он, – я подожду тебя, если ты хочешь.– Ладно.Теперь, когда он понял, что уломать Ноя не получится, Дилан, казалось, ощутил прилив энергии. Он сделал глубокий вдох и выбрался из машины. Поскольку на больной ноге у него все еще была шина, ему было не так-то легко выбраться на тротуар со всеми своими калькуляторами и карандашами. Ной достал ему с заднего сиденья костыли. Дилан неуверенно улыбнулся. Ной хотел помахать в ответ, но Дилан уже отвернулся. Прижимая к ручке костыля регистрационный билет, Дилан заковылял к зданию школы. Та девушка, что ему помахала, дожидалась у входа; она помогла Дилану войти. Они вместе скрылись за дверью.Ной отстегнул ремень и откинулся на спинку сиденья. Вот уже несколько лет, как он бросил курить, но сейчас он бы не отказался от сигареты.Молодой человек в потрепанном «датсуне» на школьной парковке (сигарета была бы последним штрихом) – разве не чудесная иллюстрация преемственности поколений?Он смотрел, как прибывают манновские вундеркинды. Они доставали пропуска, двое спорили о более точном определении слова «дремота». На всех были самые обычные легкие тренировочные брюки и футболки, но уж очень они выглядели подтянутыми, уж больно нарочито были растрепаны у них волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35