– со злобой произнесла она.– Точно! – Дилан наставил на мать указательный палец, словно дуло пистолета. Дверь закрылась.Ной улыбнулся, но улыбка его не многим отличалась от гримасы. Он понимал, что должен больше заботиться об успехах Дилана, о работе, но не мог себя перебороть. Дилан никогда не будет получать удовольствия от учебы, а Ною – положа руку на сердце – было безразлично, поступит он в колледж или нет. Проведет ли Дилан следующие четыре года просто в бесконечных гулянках или в бесконечных гулянках в то время, как ему будет положено находиться на занятиях, представлялось ему не слишком важным.– И что было потом? – спросил Ной.– Я рассказывал про то, как залез тому мужику в карман, так?– Да…– Короче, ключа нигде не было! И тут Зигги давай верещать: «Мы попались! мы попались!» – а Федерико так на него посмотрел, будто сейчас врежет. Но бить он его не стал, а пошел к окошку, и я тоже с ним, а Зигги у телевизоров болтался. На улице холодина, хоть и апрель, а наверху – ветер гуляет – до костей продрало. А снаружи за окном пожарная лестница. Федерико, чтоб проверить, наступил, что-то там хряснуло, но она его выдержала, так что я знал, что уж меня-то она выдержит точно. А потом Фед просто полез вниз. Я ору: «Не дури!» До земли же несколько сотен футов было, весь «Челси-Пирз» Спортивно-развлекательный комплекс в Челси – полубо-темном жилом районе, известном своими архитектурными контрастами и экстравагантными обитателями.
под ногами, а ступеньки такие сопливые. Но он не слушает, лезет, и все тут. Смотрю – Зигги на меня пялится. Я ему: «Пошли!» – он кивать кивает, а сам ни с места. Я подумал, что он типа обкурился или, может, тоже нажрался тех зеленых таблеток. Короче, я тоже полез. Вылез из окна, а уж потом это нетрудно было. Все смотрел, нет ли копов или людей на балконах, но вроде никого не было. В Челси народ слабачки, дрыхли небось уже все. Ну вот, а потом оказалось, что лестница-то до земли недостает, и я, значит, повис. Болтаюсь над улицей, а Федерико внизу меня ловит. Ну я и отцепился. Только как дурак зачем-то прыгнул в сторону, то есть вильнул, и Фед меня не поймал. Нога вдребезги. Короче, мы залезли в такси, я разбудил маму, и мы вместе с ней поехали в больницу – это здесь, рядом, в нескольких кварталах.Довольный собой, Дилан откинулся на подушки.– И ты сказал маме, что разбил лодыжку, когда в четыре часа утра играл в баскетбол?– Да! Она бывает тупая, как не знаю что.По мере того как Ной слушал рассказ Дилана, в груди у него закипало раздражение. С чего бы это? Из-за упоминания о кокаине? Он, конечно, должен был заниматься с Диланом, а не слушать его россказни… но и не из-за этого тоже. Может, он завидует, что его там не было? Может ли быть так, чтобы он завидовал? Он не мог сказать точно. Но тут до него вдруг дошло, чего недоставало в этой истории, и раздражение переросло в гнев.– А как же Зигги?– Зигги? Зигги – тряпка. Я с ним с того времени и не разговаривал. Это две ночи назад было.– Нет, но он спустился по пожарной лестнице?Дилан передернул плечами:– Откуда я знаю. У меня лодыжка вся посинела, мы с Федерико залезли в такси – и домой.– И Федерико его не подождал? И ты не позвонил узнать, как у него дела?– Нет. А Федерико он по-любому не нравится. Я же говорю – Зигги – балбес, каких поискать.– Так вы просто смотались и бросили его в той квартире? Господи Боже, Дилан!– Зигги уже большой мальчик. А тот мужик был в полном отрубе. Да наверняка Зигги просто слез по той лестнице, и все.Но почему ты ему не позвонил? – настаивал Ной. Его охватил ужас: Дилан без малейшего сожаления бросил в беде своего друга. Ной так долго привыкал к Дилану, внушал себе, что тот всего лишь забавная игра природы, карикатура. Но сейчас, глядя, как тот улыбается, Ной никак не мог выбросить из головы внезапно явившуюся мысль: Дилан – чудовище. И таким же чудовищем, судя по всему, был Федерико.– Послушай, ты, тебе бы только в полиции нравов работать. Это Зигги, Зигги облажался, и я ему звонить не собираюсь.– Но…– Эй, мужик, брось. Что ты заладил?– С ума сойти. – Ной все не мог успокоиться. – Но это же ужасно. Ты же не знаешь, что это был за тип. С Зигги могло случиться все, что угодно.– Нет, Ной. Это было весело. Зигги скулил как девчонка. Если бы ты был там, ты бы понял. Это прямо до чертиков весело.У Ноя затряслись руки. Будь он кем угодно, кроме наемного работника, он поднялся бы и ушел. Но подняться и уйти значило потерять работу. Ему платят за то, чтобы он здесь находился. Он должен смириться. Как проститутка, которой не по душе больная фантазия клиента. Он достал лист с простейшими математическими заданиями и уставился на него. Он сотни раз решал эти задачки, но сейчас ему не Удавалось прочесть хотя бы одну. Цифры прыгали по странице, сливались в неразборчивое пятно. Он сделал глубокий вдох.– Ладно, – сказал он, – номер первый…– Да брось, – сказал Дилан, – какие еще номера? Не заводи волынку, как тот мужик, которого нанимала мамаша.Ему захотелось дожать Дилана, заставить его признать собственную неправоту. Но по опыту занятий с младшим братом он знал, что дожимать надо как можно реже и аккуратнее. Придется ему оставить все как есть. Голос Ноя дрогнул. Он был слишком расстроен, чтобы следить, правильно ли он выговаривает.– Номер первый. Если Джуна нарисует прямоугольник, а затем уменьшит его ширину на десять процентов и увеличит длину на пять процентов, на сколько процентов изменится общая площадь прямоугольника?Он поднял глаза на Дилана. Тот сидел, откинувшись на изголовье кровати и немного наклонив голову. Он почесал под повязкой и окинул Ноя холодным взглядом.– Ну что, с чего начнешь? – спросил Ной.– Какого хрена ты это делаешь? – спросил Дилан. Он испугался за Зигги. В глазах его появился страх: он боялся, что поступил неправильно. – Расслабься.– Попробуй нарисовать прямоугольник. Представь, что ты Джуна.– Не собираюсь я представлять, что я какой-то идиотский Джуна. Брось. – И Ной услышал, как он прибавил – почти что выдохнул: – Вот придурок.– Что ты сказал? – спросил Ной, отчетливо выговаривая каждое слово, хоть слова и были бессильны в мире, где жил Дилан. Крутые детки на пафос плевать хотели. Ной не сводил глаз со своего кулака.– Ничего, – пробормотал Дилан. – Знаешь, что-то я сегодня не в настроении.– А мне плевать, – сказал Ной, – сейчас ты подумаешь и решишь эту задачу.– Ни хрена я не буду делать, – сказал Дилан. Голос его звучал холодно и вяло, в нем не было злости.– Ты хочешь поступить в Нью-Йоркский университет?– Не знаю. Мне плевать.– Да оставь себе хоть один хренов шанс! – закричал Ной. – Тебе придется работать как следует, если ты хочешь произвести хорошее впечатление на комиссию. У нас есть три недели. Ты можешь упростить себе задачу, а можешь ее усложнить.– «Хренов». Тоже мне словцо. Ты звучишь, как долбаный лагерный вожатый.– Я и есть долбаный лагерный вожатый, – сказал Ной. Гневные слова сорвались с языка и нелепо повисли в воздухе. Он посмотрел в холодные глаза Дилана, и тут вдруг Дилан расхохотался. За ним засмеялся и Ной.– Эй, парень, – сказал Дилан, – почему ты на меня не забьешь? Шел бы ты домой, а?– Давай рисуй этот хренов прямоугольник. У нас две недели. – Ной сунул Дилану лист бумаги.И медленно, неохотно, небрежно Дилан принялся за чертеж. 10 В тот день они с Диланом продвинулись ненамного. Они разбирали проблему, Дилан, казалось, начинал что-то понимать, но когда Ной просил его описать, что они только что сделали, он отказывался и снова брался за мячик. Виной всему было его глубоко укоренившееся неверие в собственные силы. Он помнил, что когда в последний раз пробовал что-то сделать сам (вероятно, это было несколько лет назад), то потерпел неудачу; он просто не станет пытаться. Заставлять его думать было все равно что тащить в воду упирающееся животное: затащить можно, но ничто не заставит его сделать это по своей воле.К тому времени как их с Диланом занятие закончилось, Ной уже раздраженно зевал. Он был рад, что сейчас уйдет из квартиры Тейеров, роскошного и сумрачного, словно грот, дворца, и отправится на Первый пирс в Вест-Сайде, в более уютные апартаменты Кэмерон Лейнцлер. В лифте он постарался взбодриться. Далеко не все его ученики такие, как Дилан, напомнил он себе. Они уважают его и рады заниматься с ним.Но визит к Кэмерон не улучшил его настроение: она казалась такой же раздраженной, как и Ной, и встретила его жалобами на то, как много им задают. А когда спустя какое-то время он поправил ее в определении глагола «претворяться», она пробормотала то, что боится услышать каждый репетитор: «А вы точно знаете? » Сама идея репетиторства основывается на «точно». СЭТ – это странное, непонятное чудище, которого как огня боятся старшеклассники. Если они не будут на сто процентов доверять своему наставнику, игру можно считать проигранной.– Ну конечно, точно, – засмеялся Ной.– А мне кажется, это значит «прикидываться», – сказала Кэмерон, толкнув словарный лист карандашом.– Напрасно, – желчно сказал Ной. Кэмерон посмотрела на него удивленно. Свет в столовой был приглушен, и глаза Кэмерон казались черными. – Это значит «становиться сущим».Кэмерон опустила глаза и несколько мгновений разглядывала листочек со словами.– Вы употребили архаизм. А я разговаривала со своим парнем – я сегодня разговаривала с Рафферти.– Да? – живо поинтересовался Ной. – И как у него дела?– Он страшно боится. Все время твердит: «Никаких результатов, никаких результатов».– Результат будет. Не стоит ему так волноваться.Глаза Кэмерон сузились.– Но вы ведь не знаете этого точно, так? Значит, вы не можете быть в этом уверены.– Репетиторство – загадочная штука, – сказал Ной, – но действенная. Можешь на меня положиться.– Но и я тоже не так уж много прибавила.– 270 баллов. Это замечательный результат.– Да, но это все равно каких-то две тысячи. Не 2200, например.– У тебя было 1730. Помни об этом. 2200 – громадный скачок.– А, – проговорила Кэмерон, открывая тетрадь, – вы уже не такой уверенный, как были. Похоже, все может пойти не так, как надо.– Что ты хочешь этим сказать? – сдавленно, проглотив нарастающее негодование, спросил Ной.– Ну, Элиза молчит, но у Гаррета тоже проблемы. Мы ведь ходили в очень престижную школу, Ной. Мы должны попасть в хороший колледж. А у него хромает чтение.«Это потому, что он ничего не читает», – хотел сказать Ной. Он сделал над собой усилие, чтобы только не начать спорить. Он не должен оправдываться – так будет только хуже. Настоящий репетитор должен быть предан своим ученикам, но не должен зависеть от их мнения. Преданный, но независимый.– Да брось, Кам. Тебя кто-нибудь когда-нибудь называл Кам? Как «спам», только «Кам»? – нервно засмеялся Ной.Кэмерон презрительно глянула на него:– Давайте лучше займемся делом. – Она наугад открыла учебник и уткнулась в него. *** Ной спустился в подземку и, вместе с другими трудягами, в угрюмом молчании проделал весь путь до Гарлема. К тому времени как он ступил на тротуар замусоренной и подсвеченной неоновыми вывесками улицы, было уже одиннадцать. Он надеялся, что Олена дома и он сможет пересказать ей свой день, поделиться своими бедами. Он нуждался в ее едком юморе, в ее умении представить его огорчения серенькими и малозначительными. Но она ушла готовиться к СЭТу в кофейню возле Сити-колледжа. Гера обычно сопровождала ее – читала газету и оберегала свою дочь от каких бы то ни было посягательств со стороны представителей мужского пола. Кого Ной встретил по возвращении домой – так это Федерико.Он только что вышел из душа; одной рукой он приглаживал волосы, а в другой держал холодную сосиску.– Ной! – закричал он, когда тот, понурый, показался на пороге. – Что случилось? Que pasa?Ной посмотрел на него без всякого выражения. Он устал и отупел от навалившихся забот с Таскани, Диланом, Кэмерон, Гарретом и Рафферти. Или, скорее, от стараний сохранить работу, от денежных проблем его матери и брата, от своих студенческих долгов. Он не мог вспомнить, как относится к Федерико. Может, он зол на него. Или немного завидует.– Да ничего, – сказал он, садясь за стол.– Нуда, – сказал Федерико, щедро поливая грудь одеколоном, – ты выглядишь так, будто тебя кирпичом по башке ударили. Что не так, приятель?В чем Ной был уверен, так это в том, что ему не хочется обсуждать свои неприятности с Федерико.– Да ничего. Просто работы много.– Я же слышу, старик. Слышу, – рассеянно проговорил Федерико. Он стоял на пороге ванной и, прищурившись, убирал бритвой несколько волос-Ков возле соска.– Куда сегодня? – спросил Ной.– Вечеринка, как обычно.– А кто устраивает?– Парень такой, Зигги. Знаешь его? – Федерико подул на бритву, и волоски слетели на пол.– Да. Мы познакомились в «Пангее». – Ной помолчал. – Значит, он, как я понимаю, жив?Федерико разглядывал грудь в поиске еще каких-нибудь волосков.– Жив ? А, да ты, наверное, слышал про то, как мы завалились к тому типу. Там такое было – охренеть.– Почему ты не проверил, все ли с ним в порядке ?– Думаешь, мне до того было? Назавтра я пересрался, а тогда только и думал, что про Диланову ногу. Он так орал и вообще. А этот Зигги выкрутился нормально. Ключ был в каком-то кувшине рядом с дверью.– А как тот мужчина? – еле сдерживаясь, спросил Ной.– Тот мужик? Зигги сказал, когда он уходил, у того кровь засохла и что он дышал и все такое. Гомик поганый. Да кому до него дело?– Федерико, – медленно начал Ной. Услышав жесткие нотки в его голосе, Федерико натянул старую футболку и подошел к столу, где он сидел. – Дилан Тейер – мой ученик.– Знаю, старик, и знал еще до того, как мы с ним познакомились, так, командир?– Ты не имеешь права приводить его к какому-то незнакомому человеку, который дал тебе кокаин и другие наркотики – ты даже не знаешь какие, – а потом избивать этого человека и удирать по пожарной лестнице.– Ной, старик, полегче. Ты ведь сам пил с Диланом, тогда, в клубе.– Это совершенно разные вещи. В этом случае ваши жизни оказались в опасности.– Нет, – равнодушно проговорил Федерико, скрестив на груди руки, – не были.– У него могла быть передозировка. Он мог упасть с той лестницы.– Ты всего лишь репетитор. Нечего за него переживать. А мне он нравится. Я собирался ему показать, что такое кайф.– Так это был кайф?– Нам было весело. Ты, может, этого не понимаешь, но мы с Диланом – мы вроде как друзья. И мы классно проводим время. Он уже большой мальчик. Нечего за него волноваться! Вот дерьмо!– Он вовсе не «большой». Ему только семнадцать.– Ты не знаешь его, старик. Какие там семнадцать. Его удивить ничем нельзя.Ной не нашелся что сказать. Слов было слишком много, и в них запутался язык.– Ты ведь был крутым парнем, Ной, – продолжал Федерико, – особо не заморочивался, плевал на все, а сейчас маешься, словно сам себя в клетку посадил.Ной скривился:– Катись на свою вечеринку, старик. Без тебя им будет скучно, а с тобой – весело. Так что дуй туда и не подкачай.Федерико кивнул и, сжав губы, направился к Двери.Это было одно из тех редких озарений, когда вдруг Представление Ноя о человеке выкристаллизовывалось, когда все факты, внешне друг другу противоречащие, вдруг выстраивались в стройную последовательность, как если бы на мгновение перед глазами Мелькнула вся картинка. Подчеркнутая, почти наигранная мужественность Федерико, то, как быстро он сошелся с Ноем, а потом и с Диланом, – скорее запал, чем подружился – дружба требует времени…– Фед, – мягко проговорил Ной, – тот парень ведь не случайно к тебе тогда подвалил?Федерико стоял в дверях, отвернувшись от Ноя.– Вы с ним уже были знакомы?Федерико пожал плечами. Ной помолчал. Он не хотел давить на Федерико, но видел, как страстно тому хочется с кем-нибудь поговорить. Иначе он не стал бы дрожать, стоя в дверном проеме и тараща глаза. И с кем еще он мог бы об этом поговорить? Не с Диланом и не с Зигги.– Тебе нравятся мужчины ?Федерико не сводил глаз со своих икр. Потом очень тихо сказал-.– Ни хрена подобного.Ной видел его только в профиль.– Все нормально, понимаешь? Все совершенно нормально. Тебе нечего стесняться, тем более здесь. Никто не собирается тебя осуждать.Боясь, как бы Федерико не подумал, что он теперь его презирает, Ной встал и подошел к нему.– Мы тогда с Гэвином поссорились, – заговорил Федерико, – это тот парень из квартиры. Он меня случайно увидел, когда я был с Диланом и Зигги, и мы притворились, будто бы друг друга не знаем. Короче, он посадил Дилана и Зигги перед теликами, а мы, в общем, пошли в другую комнату, понимаешь?Ной кивнул.– В общем, мы болтали, а потом уже не болтали, короче, ты понял. А потом он сказал, чтоб я перестал, ну я и перестал, а он поворачивается, и я вижу – улыбается, доволен до чертиков, что Дилан в другой комнате сидит. В общем, я разозлился, он хотел, чтоб мы все подключились и устроили типа групповуху. Короче, мы разругались, я хотел уйти, но вышло так, что я его завалил.– Значит, ты не запал на Дилана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
под ногами, а ступеньки такие сопливые. Но он не слушает, лезет, и все тут. Смотрю – Зигги на меня пялится. Я ему: «Пошли!» – он кивать кивает, а сам ни с места. Я подумал, что он типа обкурился или, может, тоже нажрался тех зеленых таблеток. Короче, я тоже полез. Вылез из окна, а уж потом это нетрудно было. Все смотрел, нет ли копов или людей на балконах, но вроде никого не было. В Челси народ слабачки, дрыхли небось уже все. Ну вот, а потом оказалось, что лестница-то до земли недостает, и я, значит, повис. Болтаюсь над улицей, а Федерико внизу меня ловит. Ну я и отцепился. Только как дурак зачем-то прыгнул в сторону, то есть вильнул, и Фед меня не поймал. Нога вдребезги. Короче, мы залезли в такси, я разбудил маму, и мы вместе с ней поехали в больницу – это здесь, рядом, в нескольких кварталах.Довольный собой, Дилан откинулся на подушки.– И ты сказал маме, что разбил лодыжку, когда в четыре часа утра играл в баскетбол?– Да! Она бывает тупая, как не знаю что.По мере того как Ной слушал рассказ Дилана, в груди у него закипало раздражение. С чего бы это? Из-за упоминания о кокаине? Он, конечно, должен был заниматься с Диланом, а не слушать его россказни… но и не из-за этого тоже. Может, он завидует, что его там не было? Может ли быть так, чтобы он завидовал? Он не мог сказать точно. Но тут до него вдруг дошло, чего недоставало в этой истории, и раздражение переросло в гнев.– А как же Зигги?– Зигги? Зигги – тряпка. Я с ним с того времени и не разговаривал. Это две ночи назад было.– Нет, но он спустился по пожарной лестнице?Дилан передернул плечами:– Откуда я знаю. У меня лодыжка вся посинела, мы с Федерико залезли в такси – и домой.– И Федерико его не подождал? И ты не позвонил узнать, как у него дела?– Нет. А Федерико он по-любому не нравится. Я же говорю – Зигги – балбес, каких поискать.– Так вы просто смотались и бросили его в той квартире? Господи Боже, Дилан!– Зигги уже большой мальчик. А тот мужик был в полном отрубе. Да наверняка Зигги просто слез по той лестнице, и все.Но почему ты ему не позвонил? – настаивал Ной. Его охватил ужас: Дилан без малейшего сожаления бросил в беде своего друга. Ной так долго привыкал к Дилану, внушал себе, что тот всего лишь забавная игра природы, карикатура. Но сейчас, глядя, как тот улыбается, Ной никак не мог выбросить из головы внезапно явившуюся мысль: Дилан – чудовище. И таким же чудовищем, судя по всему, был Федерико.– Послушай, ты, тебе бы только в полиции нравов работать. Это Зигги, Зигги облажался, и я ему звонить не собираюсь.– Но…– Эй, мужик, брось. Что ты заладил?– С ума сойти. – Ной все не мог успокоиться. – Но это же ужасно. Ты же не знаешь, что это был за тип. С Зигги могло случиться все, что угодно.– Нет, Ной. Это было весело. Зигги скулил как девчонка. Если бы ты был там, ты бы понял. Это прямо до чертиков весело.У Ноя затряслись руки. Будь он кем угодно, кроме наемного работника, он поднялся бы и ушел. Но подняться и уйти значило потерять работу. Ему платят за то, чтобы он здесь находился. Он должен смириться. Как проститутка, которой не по душе больная фантазия клиента. Он достал лист с простейшими математическими заданиями и уставился на него. Он сотни раз решал эти задачки, но сейчас ему не Удавалось прочесть хотя бы одну. Цифры прыгали по странице, сливались в неразборчивое пятно. Он сделал глубокий вдох.– Ладно, – сказал он, – номер первый…– Да брось, – сказал Дилан, – какие еще номера? Не заводи волынку, как тот мужик, которого нанимала мамаша.Ему захотелось дожать Дилана, заставить его признать собственную неправоту. Но по опыту занятий с младшим братом он знал, что дожимать надо как можно реже и аккуратнее. Придется ему оставить все как есть. Голос Ноя дрогнул. Он был слишком расстроен, чтобы следить, правильно ли он выговаривает.– Номер первый. Если Джуна нарисует прямоугольник, а затем уменьшит его ширину на десять процентов и увеличит длину на пять процентов, на сколько процентов изменится общая площадь прямоугольника?Он поднял глаза на Дилана. Тот сидел, откинувшись на изголовье кровати и немного наклонив голову. Он почесал под повязкой и окинул Ноя холодным взглядом.– Ну что, с чего начнешь? – спросил Ной.– Какого хрена ты это делаешь? – спросил Дилан. Он испугался за Зигги. В глазах его появился страх: он боялся, что поступил неправильно. – Расслабься.– Попробуй нарисовать прямоугольник. Представь, что ты Джуна.– Не собираюсь я представлять, что я какой-то идиотский Джуна. Брось. – И Ной услышал, как он прибавил – почти что выдохнул: – Вот придурок.– Что ты сказал? – спросил Ной, отчетливо выговаривая каждое слово, хоть слова и были бессильны в мире, где жил Дилан. Крутые детки на пафос плевать хотели. Ной не сводил глаз со своего кулака.– Ничего, – пробормотал Дилан. – Знаешь, что-то я сегодня не в настроении.– А мне плевать, – сказал Ной, – сейчас ты подумаешь и решишь эту задачу.– Ни хрена я не буду делать, – сказал Дилан. Голос его звучал холодно и вяло, в нем не было злости.– Ты хочешь поступить в Нью-Йоркский университет?– Не знаю. Мне плевать.– Да оставь себе хоть один хренов шанс! – закричал Ной. – Тебе придется работать как следует, если ты хочешь произвести хорошее впечатление на комиссию. У нас есть три недели. Ты можешь упростить себе задачу, а можешь ее усложнить.– «Хренов». Тоже мне словцо. Ты звучишь, как долбаный лагерный вожатый.– Я и есть долбаный лагерный вожатый, – сказал Ной. Гневные слова сорвались с языка и нелепо повисли в воздухе. Он посмотрел в холодные глаза Дилана, и тут вдруг Дилан расхохотался. За ним засмеялся и Ной.– Эй, парень, – сказал Дилан, – почему ты на меня не забьешь? Шел бы ты домой, а?– Давай рисуй этот хренов прямоугольник. У нас две недели. – Ной сунул Дилану лист бумаги.И медленно, неохотно, небрежно Дилан принялся за чертеж. 10 В тот день они с Диланом продвинулись ненамного. Они разбирали проблему, Дилан, казалось, начинал что-то понимать, но когда Ной просил его описать, что они только что сделали, он отказывался и снова брался за мячик. Виной всему было его глубоко укоренившееся неверие в собственные силы. Он помнил, что когда в последний раз пробовал что-то сделать сам (вероятно, это было несколько лет назад), то потерпел неудачу; он просто не станет пытаться. Заставлять его думать было все равно что тащить в воду упирающееся животное: затащить можно, но ничто не заставит его сделать это по своей воле.К тому времени как их с Диланом занятие закончилось, Ной уже раздраженно зевал. Он был рад, что сейчас уйдет из квартиры Тейеров, роскошного и сумрачного, словно грот, дворца, и отправится на Первый пирс в Вест-Сайде, в более уютные апартаменты Кэмерон Лейнцлер. В лифте он постарался взбодриться. Далеко не все его ученики такие, как Дилан, напомнил он себе. Они уважают его и рады заниматься с ним.Но визит к Кэмерон не улучшил его настроение: она казалась такой же раздраженной, как и Ной, и встретила его жалобами на то, как много им задают. А когда спустя какое-то время он поправил ее в определении глагола «претворяться», она пробормотала то, что боится услышать каждый репетитор: «А вы точно знаете? » Сама идея репетиторства основывается на «точно». СЭТ – это странное, непонятное чудище, которого как огня боятся старшеклассники. Если они не будут на сто процентов доверять своему наставнику, игру можно считать проигранной.– Ну конечно, точно, – засмеялся Ной.– А мне кажется, это значит «прикидываться», – сказала Кэмерон, толкнув словарный лист карандашом.– Напрасно, – желчно сказал Ной. Кэмерон посмотрела на него удивленно. Свет в столовой был приглушен, и глаза Кэмерон казались черными. – Это значит «становиться сущим».Кэмерон опустила глаза и несколько мгновений разглядывала листочек со словами.– Вы употребили архаизм. А я разговаривала со своим парнем – я сегодня разговаривала с Рафферти.– Да? – живо поинтересовался Ной. – И как у него дела?– Он страшно боится. Все время твердит: «Никаких результатов, никаких результатов».– Результат будет. Не стоит ему так волноваться.Глаза Кэмерон сузились.– Но вы ведь не знаете этого точно, так? Значит, вы не можете быть в этом уверены.– Репетиторство – загадочная штука, – сказал Ной, – но действенная. Можешь на меня положиться.– Но и я тоже не так уж много прибавила.– 270 баллов. Это замечательный результат.– Да, но это все равно каких-то две тысячи. Не 2200, например.– У тебя было 1730. Помни об этом. 2200 – громадный скачок.– А, – проговорила Кэмерон, открывая тетрадь, – вы уже не такой уверенный, как были. Похоже, все может пойти не так, как надо.– Что ты хочешь этим сказать? – сдавленно, проглотив нарастающее негодование, спросил Ной.– Ну, Элиза молчит, но у Гаррета тоже проблемы. Мы ведь ходили в очень престижную школу, Ной. Мы должны попасть в хороший колледж. А у него хромает чтение.«Это потому, что он ничего не читает», – хотел сказать Ной. Он сделал над собой усилие, чтобы только не начать спорить. Он не должен оправдываться – так будет только хуже. Настоящий репетитор должен быть предан своим ученикам, но не должен зависеть от их мнения. Преданный, но независимый.– Да брось, Кам. Тебя кто-нибудь когда-нибудь называл Кам? Как «спам», только «Кам»? – нервно засмеялся Ной.Кэмерон презрительно глянула на него:– Давайте лучше займемся делом. – Она наугад открыла учебник и уткнулась в него. *** Ной спустился в подземку и, вместе с другими трудягами, в угрюмом молчании проделал весь путь до Гарлема. К тому времени как он ступил на тротуар замусоренной и подсвеченной неоновыми вывесками улицы, было уже одиннадцать. Он надеялся, что Олена дома и он сможет пересказать ей свой день, поделиться своими бедами. Он нуждался в ее едком юморе, в ее умении представить его огорчения серенькими и малозначительными. Но она ушла готовиться к СЭТу в кофейню возле Сити-колледжа. Гера обычно сопровождала ее – читала газету и оберегала свою дочь от каких бы то ни было посягательств со стороны представителей мужского пола. Кого Ной встретил по возвращении домой – так это Федерико.Он только что вышел из душа; одной рукой он приглаживал волосы, а в другой держал холодную сосиску.– Ной! – закричал он, когда тот, понурый, показался на пороге. – Что случилось? Que pasa?Ной посмотрел на него без всякого выражения. Он устал и отупел от навалившихся забот с Таскани, Диланом, Кэмерон, Гарретом и Рафферти. Или, скорее, от стараний сохранить работу, от денежных проблем его матери и брата, от своих студенческих долгов. Он не мог вспомнить, как относится к Федерико. Может, он зол на него. Или немного завидует.– Да ничего, – сказал он, садясь за стол.– Нуда, – сказал Федерико, щедро поливая грудь одеколоном, – ты выглядишь так, будто тебя кирпичом по башке ударили. Что не так, приятель?В чем Ной был уверен, так это в том, что ему не хочется обсуждать свои неприятности с Федерико.– Да ничего. Просто работы много.– Я же слышу, старик. Слышу, – рассеянно проговорил Федерико. Он стоял на пороге ванной и, прищурившись, убирал бритвой несколько волос-Ков возле соска.– Куда сегодня? – спросил Ной.– Вечеринка, как обычно.– А кто устраивает?– Парень такой, Зигги. Знаешь его? – Федерико подул на бритву, и волоски слетели на пол.– Да. Мы познакомились в «Пангее». – Ной помолчал. – Значит, он, как я понимаю, жив?Федерико разглядывал грудь в поиске еще каких-нибудь волосков.– Жив ? А, да ты, наверное, слышал про то, как мы завалились к тому типу. Там такое было – охренеть.– Почему ты не проверил, все ли с ним в порядке ?– Думаешь, мне до того было? Назавтра я пересрался, а тогда только и думал, что про Диланову ногу. Он так орал и вообще. А этот Зигги выкрутился нормально. Ключ был в каком-то кувшине рядом с дверью.– А как тот мужчина? – еле сдерживаясь, спросил Ной.– Тот мужик? Зигги сказал, когда он уходил, у того кровь засохла и что он дышал и все такое. Гомик поганый. Да кому до него дело?– Федерико, – медленно начал Ной. Услышав жесткие нотки в его голосе, Федерико натянул старую футболку и подошел к столу, где он сидел. – Дилан Тейер – мой ученик.– Знаю, старик, и знал еще до того, как мы с ним познакомились, так, командир?– Ты не имеешь права приводить его к какому-то незнакомому человеку, который дал тебе кокаин и другие наркотики – ты даже не знаешь какие, – а потом избивать этого человека и удирать по пожарной лестнице.– Ной, старик, полегче. Ты ведь сам пил с Диланом, тогда, в клубе.– Это совершенно разные вещи. В этом случае ваши жизни оказались в опасности.– Нет, – равнодушно проговорил Федерико, скрестив на груди руки, – не были.– У него могла быть передозировка. Он мог упасть с той лестницы.– Ты всего лишь репетитор. Нечего за него переживать. А мне он нравится. Я собирался ему показать, что такое кайф.– Так это был кайф?– Нам было весело. Ты, может, этого не понимаешь, но мы с Диланом – мы вроде как друзья. И мы классно проводим время. Он уже большой мальчик. Нечего за него волноваться! Вот дерьмо!– Он вовсе не «большой». Ему только семнадцать.– Ты не знаешь его, старик. Какие там семнадцать. Его удивить ничем нельзя.Ной не нашелся что сказать. Слов было слишком много, и в них запутался язык.– Ты ведь был крутым парнем, Ной, – продолжал Федерико, – особо не заморочивался, плевал на все, а сейчас маешься, словно сам себя в клетку посадил.Ной скривился:– Катись на свою вечеринку, старик. Без тебя им будет скучно, а с тобой – весело. Так что дуй туда и не подкачай.Федерико кивнул и, сжав губы, направился к Двери.Это было одно из тех редких озарений, когда вдруг Представление Ноя о человеке выкристаллизовывалось, когда все факты, внешне друг другу противоречащие, вдруг выстраивались в стройную последовательность, как если бы на мгновение перед глазами Мелькнула вся картинка. Подчеркнутая, почти наигранная мужественность Федерико, то, как быстро он сошелся с Ноем, а потом и с Диланом, – скорее запал, чем подружился – дружба требует времени…– Фед, – мягко проговорил Ной, – тот парень ведь не случайно к тебе тогда подвалил?Федерико стоял в дверях, отвернувшись от Ноя.– Вы с ним уже были знакомы?Федерико пожал плечами. Ной помолчал. Он не хотел давить на Федерико, но видел, как страстно тому хочется с кем-нибудь поговорить. Иначе он не стал бы дрожать, стоя в дверном проеме и тараща глаза. И с кем еще он мог бы об этом поговорить? Не с Диланом и не с Зигги.– Тебе нравятся мужчины ?Федерико не сводил глаз со своих икр. Потом очень тихо сказал-.– Ни хрена подобного.Ной видел его только в профиль.– Все нормально, понимаешь? Все совершенно нормально. Тебе нечего стесняться, тем более здесь. Никто не собирается тебя осуждать.Боясь, как бы Федерико не подумал, что он теперь его презирает, Ной встал и подошел к нему.– Мы тогда с Гэвином поссорились, – заговорил Федерико, – это тот парень из квартиры. Он меня случайно увидел, когда я был с Диланом и Зигги, и мы притворились, будто бы друг друга не знаем. Короче, он посадил Дилана и Зигги перед теликами, а мы, в общем, пошли в другую комнату, понимаешь?Ной кивнул.– В общем, мы болтали, а потом уже не болтали, короче, ты понял. А потом он сказал, чтоб я перестал, ну я и перестал, а он поворачивается, и я вижу – улыбается, доволен до чертиков, что Дилан в другой комнате сидит. В общем, я разозлился, он хотел, чтоб мы все подключились и устроили типа групповуху. Короче, мы разругались, я хотел уйти, но вышло так, что я его завалил.– Значит, ты не запал на Дилана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35