Он все-таки мой ученик.Федерико шлепнулся на кровать и смерил Ноя взглядом:– Ты что думаешь, я его прямо так испорчу, что ли?– Нет, я просто чувствую свою ответственность.– Да не волнуйся ты, старик. Он уже вроде как большой мальчик. И уже испорченный. Какого он дерьма наворотил, такого даже я не воротил. Это за меня надо волноваться. *** В понедельник утром Ною повезло с пересадками, и когда он вышел из автобуса, было еще совсем рано. Он сошел на Пятой авеню и медленно побрел вдоль Сентрал-парка, наслаждаясь залившим широкую улицу ярким солнечным светом. Он свернул на Мэдисон, купил себе горячую булочку и кофе и уселся на веранде из коричневого камня. Тут к нему пристала общительная собака колли, и, отбиваясь от ее дружелюбных атак, он заметил идущую по улице Агнесс. Она на ходу ярко-красной помадой рисовала себе губы и через каждые несколько шагов останавливалась, чтобы обозреть результат в карманное зеркальце.– Агнесс, – позвал Ной, когда она подошла поближе. Пес фыркнул и отбежал к своему хозяину.– А, Ной, – ледяным тоном отозвалась она.– Вы идете к Тейерам? – Ной постарался, чтобы это прозвучало как можно более доброжелательно, и тут же представил, как она будет рассказывать какой-нибудь подруге-француженке о том, как американцы любят играть в сочувствие.– Да, – ответила она.– Я тоже. Давайте пойдем вместе.Ной поднялся, и они пошли мимо туристов и больших прямоугольных пакетов, с которыми женщины сновали из бутика в бутик.– Ну что, – сощурившись, медленно проговорила Агнесс, – я так понимаю, что должна буду лазать по горам вместе с Таскани?«Черт».– Это доктор Тейер вам об этом сказала? Что вы поедете с ней?– Да. Я никогда не лазала по горам, Ной. И никогда не ночевала в лесу. И я вовсе не уверена, что хочу ночевать в лесу.– Я всего лишь предложил ей это как возможность. Я никак не думал, что она примет решение, не посоветовавшись с вами.– Я ведь получаю от нее жалованье, Ной. И разве не это делают все хозяева? Принимают решения.– Но ведь может так быть, что вам понравится поездка? Вам заплатят, у вас будет проводник, вы сможете попутешествовать…– Прошу прощения, я всего лишь хочу сказать, что привыкла ночевать в гостиницах, – отрезала Агнесс, судя по выражению ее лица, не на шутку разгневанная. Через секунду, однако, улыбка Ноя растопила лед, и она рассмеялась.– Ну да, может быть, и понравится, – согласилась она. – Но честно говоря, в пятницу я сказала, что это хорошая идея, потому что мне хотелось, чтобы кто-нибудь другой увез Таскани. Кто-нибудь другой, не я. Она груба со мной. Я никак не думаю, что мне придется спать с ней в одной палатке.– Если она резка с вами, то, может быть, в лесу, в палатке, ей самое место.Агнесс снова рассмеялась.– Хороший довод. Но вы знаете, Ной, que се pourrait devenir un disastre Это может обернуться катастрофой (фр.).
.– Я всего лишь хочу, чтоб она поняла, что на свете есть не только это. – Он обвел руками Мэдисон-авеню.– Это за десять-то дней? Ну и задачки вы нам задаете!Пока они шли, Агнесс продолжала вносить коррективы в свои губы.– Вы очень о ней заботитесь, а?– Я всего лишь считаю, что обязанности учителя подразумевают нечто большее, чем зубрить прописные истины, – сразу посуровел он.Агнесс отступила в сторону, пропустив нянечку с коляской.– И все же полагаю, что зубрить прописные истины спокойнее. Но чего сейчас говорить. Доктор Тейер сказала, что мне сегодня купят билет на самолет. Через две недели я вылетаю в Марсель. *** – Я иду в поход? – воскликнула Таскани.– Да, как ты на это смотришь?– Наверное, положительно, – неуверенно проговорила Таскани, – а что это значит?Ною пришлось припомнить свой походный опыт – в лесу возле их дома в Виргинии и вместе с членами клуба «Сьерра» Природоохранная общественная организация, ведущая активную информационно-просветительскую деятельность, а также занимающаяся вопросами спорта и туризма. Основана в 1892 г., насчитывает ок. 650 тыс. членов.
, куда входила его мать. Он познакомил Таскани с такими жизненными реалиями, как матрасики из пенки, таблетки для обеззараживания воды и москиты.– Это будет здорово, – решительно проговорила Таскани, – а что я надену?Они отправились к Таскани в спальню и обозрели ее гардероб. У Таскани не было ни одной вещи из шерсти или хотя бы хлопка. У большинства ее блузок было только одно плечико, а под брюки надо было надевать танги. Несмотря на два больших забитых тряпками шкафа, было очевидно, что Таскани придется купить еще одежду.Для Таскани это стало дополнительным доводом в пользу поездки.– Вот здорово. Скажу маме, пусть одолжит мне одну из своих кредиток.Урок французского Ной посвятил Марселю. Они разучили слова «Марсельезы», изучили историю города, разграбленного французскими королями и чужеземными армиями. Таскани нашла фотографию каланок – живописных фьордов, которые образовало Средиземное море к востоку от Марселя.– Как красиво. Я обязательно туда поеду.Путешествие начинало вырисовываться. *** Вечером, после изнурительных занятий с близнецами – братом и сестрой, у которых была какая-то садистская страсть к учебе, Ной был не прочь выпить. Он позвонил Табите, и они, забравшись на крышу ее дома, распили бутылку вина и орали в ночное небо песни, покуда жившая напротив гей-парочка не открыла окна и не стала кричать, чтоб они убрались. Ной и Табита сначала порядком струхнули, а потом стали смеяться над собственным ребячеством. Вернувшись в квартиру, они откупорили еще одну бутылку, улеглись на пол и стали смотреть телевизор.Через какое-то время Табита сказала:– Гм.– Гм? – Он повернулся и увидел, что она смотрит на него. – Что «гм»?– Не знаю, старина, – заговорила она, в глазах ее играла улыбка, – но мне кажется, ты заплутал.Ной резко сел; хорошее настроение как ветром сдуло.– Хорошо, что я самоуверенный ублюдок, а то бы я обиделся. Как прикажешь понимать это «заплутал» ?– Я думаю, ты утратил ориентиры. Вот объясни мне: знаешь ты, почему ты делаешь то, что делаешь?– Почему делаешь то, что… Что за бред, прекрати сейчас же.– Вот видишь? Это уже что-то. Я задела твое больное место.Я буду делать то, что хочу. Я учитель, вот кто я, и им я хочу быть, хочу помогать людям учиться, а репетиторство – это, конечно, не совсем для меня, но ведь это только на год или два, пока я не расплачусь с долгами, понятно?Табита шлепнула себя по ноге, передразнивая его возмущение.– Нет, серьезно, Ной, – она потрепала его ступню, – меня этим не обманешь. Мотивы у тебя куда более эгоистические, чем ты сам себе соглашаешься признаться. Преподавателем ты хочешь стать потому, что можно будет не работать летом и на вечеринках все тебя слушают. Ты сама респектабельность. Но ведь ты будешь читать лекции ребятам, которые в это время хотят быть совсем в другом месте. Готов ты к этому? Вряд ли. Сейчас тебе все легко дается, имей это в виду.– Ты права, – согласился Ной, – конечно, мне ужасно повезло. Но это не все. Дело здесь не только в моей собственной выгоде.Табита потрясла головой и глотнула вина.– У тебя голова черт знает чем забита. Да, учителя – это здорово. Конечно, я рада, что у меня были хорошие учителя. – Табита явно все больше увлекалась спором. Она выпрямилась. Глаза у нее заблестели. – Но ты не из таких, ты не из подвижников. Для тебя важен комфорт, престиж. И это совершенно нормально. Но твое желание быть учителем – я даже не знаю, ты, наверное, сам не знаешь, зачем тебе это надо.– Так ты что, хочешь сказать, что я недостаточно о себе забочусь?– О нет, ты не альтруист. Просто ты хочешь помогать другим людям, потому что не можешь разобраться со своими проблемами, со своими собственными заморочками.Ной откинулся на спину. Он ненавидел ее, и в то же время ничто не могло так его завести. Ему хотелось броситься на нее, обдать своим жаром.– А ты язва, мать, каких мало, – сказал Ной. Табита откинулась на подушку, продемонстрировав поджарый живот.– Тебе это, наверное, не понравится, но тебе нужно об этом знать. Ведь именно по этой причине у тебя никогда не было серьезных отношений с девушками.– Что ты хочешь сказать? Что я эгоцентрик?– Да. И нет. В тебе, как во всех неординарных личностях, сочетаются эгоизм и полное его отсутствие. Ты одновременно над собой и в плену у собственных мыслей. Ничто из этого, – она широким жестом обвела комнату и, возможно, весь остальной Нью-Йорк, – не может сравниться с вопросами, которые пытаешься решить ты. Конечно, девушка, подруга, возлюбленная не поможет тебе разобраться в вопросах классового устройства или философии. Зато она может доставить тебе удовольствие и радость. Она может поддерживать тебя, и тебе будет хорошо оттого, что ты поддерживаешь ее. Я бы могла делать это все для тебя, если бы ты только позволил сам себе оценить меня по достоинству. Но ты не позволил.Прежде, всякий раз как Табита загоняла его в угол, это заканчивалось сексом. Сейчас он не знал, что делать: жар, эмоции переполняли его, искали выхода. Но хотя вид ее тела возбуждал его, ему не хотелось к ней притрагиваться, и он чувствовал, что если это сделает, то каким-то образом предаст свою растущую страсть к Олене.– Ты знаешь, Таб, ты умница, но давай пока оставим все как есть. Ты фактически заставляешь меня что-то решить, а я не хочу. Серьезные отношения, девушка… понимаешь, она должна будет понять, что мир. как я его ВИЖУ– вращается вокруг меня – или вокруг нее.Табита легонько стукнула его по ноге, потянула за мягкие черные волоски у него на лодыжках.– Ладно, ладно, успокойся.Они еще немного поговорили, но под конец Табита начала клевать носом. Секс был упущен, и Ной чувствовал раздражение и тоску. Вскоре он ушел. *** Когда на следующий день он проснулся, в квартире никого не было. Он подумал об Олене. Гера прямо-таки заставила ее пойти с ней по магазинам; он представил себе, как Олена уныло ждет возле магазина распродаж, пока ее мать лазает внутри. Она, должно быть, курит и разглядывает своих новых соотечественников, прогуливающихся мимо нее. Эта картинка заставила его улыбнуться. Гера оставила на столе хлеб и варенье из инжира, чтобы Ной мог позавтракать. Он взял себе ломоть темного крестьянского хлеба и пошел бродить из комнаты в комнату. На пороге спальни Олены он остановился и посмотрел на модернистский плакатик на стене. Потом вошел внутрь. Она оставила открытым верхний ящик тумбочки. Ной заглянул внутрь, старательно собирая в ладонь хлебные крошки. Из одежды там было только самое необходимое – поношенные футболки, несколько пар джинсов. В джинсах он заметил вяленую албанскую колбаску и дешевый кожаный ремень с блестящей желтой пряжкой. Сбоку лежали старые спортивные тапочки, несколько пластмассовых бритвенных станков и связка тампонов. Нижнюю часть тумбочки занимали книги. Сверху лежали романы Толкиена и Форстера – первый на французском языке. Ной осторожно отодвинул их босой ступней – в руках у него все еще был ломоть хлеба. Показались разномастные пожелтевшие книжки в твердой обложке, возможно, еще семидесятых – восьмидесятых годов: «Тесты по логике и интеллекту», «Английская грамматика для учащихся», «Проверьте свои знания: новые вступительные тесты по английскому языку. Стратегии и навыки». Эту последнюю книжку Ной поднял и пролистал. Это был обобщенный свод стандартизированных тестов, приводящий случаи изощренных текстовых и методологических закавык, куда более сложных, чем те, что входили в СЭТ, – например, там предлагалось вычислить объем наполняемой газом сферы. Кто-то, вероятно Олена, исписал всю книгу трехцветными аннотациями, то на английском, то на албанском языках: «Проверить: с постоянной ли скоростью разгоняется поезд? » или «Прошедшее время здесь указывает на то, что повествователь осознает сюжет лишенным актуальности». Подмечено в обоих случаях хорошо, но на СЭТе такое старание ей пользы не принесет: не стоило ей так абстрагироваться и так все усложнять. На самом деле все было проще: если сказано, что поезд движется из Стэнфорда в Айронвилл со скоростью 35 миль в час, учащимся полагается думать, что он движется с такой скоростью на протяжении всего пути, и что когда он только отходил от перрона, мгновенно набрал все положенные 35 миль. Олена, сочтя тест более сложным, чем он был на самом деле, пыталась использовать исходные цифры, чтобы вычислить темп ускорения поезда. Ной слышал о таких случаях от коллег-репетиторов, но сам прежде с ними не сталкивался: существовала категория «чересчур умных» учеников, которые слишком легко находили верный ответ и оттого считали его неправильным.Под «Стратегиями и навыками» лежал настоящий СЭТ. Края брошюры были коричневые, как хлебная корка. Ной осторожно ее открыл и увидел дату: 1971 год. Каким-то образом тест добрался до Тираны, и Олена раскрывала его бесконечное множество раз. В тех местах, где должны были вписываться вычисления, бумага стала тонкой и мягкой. Каждую задачу она решала снова и снова, всякий раз аккуратно стирая ластиком предыдущее решение. Текстовые задания были усыпаны пометками, отсылками к прежде прочитанному. В разделе аналогий возле каждого слова было выписано: «Второе и третье словарные значения». Рядом с «радуга: цвет» она написала мелкими печатными буквами: «Возможно, речь идет о третьем значении слова „цвет“: „эмоциональный фон“, а не просто „оттенок“?»Ключей к брошюре не было, и Олене приходилось постоянно бороться с сомнениями. Она писала ответы, потом стирала их, потом снова писала и снова стирала. Ной пробежал глазами одну страничку из математики и одну – из текстовых заданий. Все сложные задания она решила правильно, однако при решении задач средней сложности она сочла их более трудными, чем они были на самом деле, и оттого во многих допустила ошибки. Текстовые задания давались ей хуже: зная почти все слова, она умудрялась предложить в качестве ответа самые невероятные варианты. Писала она примерно следующее:
Преподаватель попросил учеников приложить больше стараний при подготовке к предстоящему тесту, поскольку результаты последней проверочной работы были крайне неудовлетворительными. A. – прилежно Б. – умеренно B. – апатично Г. – традиционно Д. – равномерно
В качестве ответа она вписала «традиционно»: «Если результаты последней проверки были, как указано, низкими, значит, обычно результаты бывали выше и преподаватель хочет, чтоб его ученики показали то, на что они в принципе способны, – поэтому „традиционно“. Это лучше, чем заведомо неправильное „приемлемо“ – чересчур очевидно».Ной оставил тумбочку в том виде, в каком ее нашел, и уселся на стол в гостиной. Он посмотрел в окно: было ясное утро, несколько ребятишек болтали о чем-то, прислонившись к стене заброшенного здания. Он думал об Олене, сначала о ее язвительной и такой сексуальной манере поведения, потом – об изгибе спины, потом о том, что бы он ей посоветовал, будь она его ученицей. СЭТ был честным и точным тестом: очень способные учащиеся выполняли его очень хорошо, менее способные – хуже. Были, однако, и исключения: те, кто имел тот же склад ума, что у Ноя, – напористый, быстрый, интуитивный, – сдавали СЭТ без проблем; те же, кто, как Олена, привык обдумывать все основательно, до деталей, приходить к правильному решению окольными путями и делать выбор с учетом специфики всего окружающего мира, эти глубокие мыслители, как правило, не умели сориентироваться. Они яростно строчили ответы и без конца стирали написанное, время проходило, а у них зачастую была готова лишь половина заданий.Когда такие ученики были детьми людей состоятельных, а Ной только с такими и имел дело, проблема не была особенно острой. Они писали целую кучу психологических тестов, за которые их родители выкладывали кругленькую сумму, и получали справку о том, что им необходимо добавочное время. Так, примерно половина учеников Ноя это добавочное время имела. В масштабах всей страны их, должно быть, было процента два. С помощью добавочного времени и интенсивной подготовки таким учащимся удавалось выдать результат, который более-менее верно отражал их способности. Но те абстрактные мыслители, которые были лишены таких возможностей, выполняли тест за обычное время и едва успевали обдумать половину заданий. Талантливые ребята или в конечном итоге попадали в какой-нибудь непритязательный колледж – или не попадали в него вовсе. Судя по всему, Олена входила именно в эту категорию. Балл за математику у нее был довольно значительным – что-то около 610, и мог бы быть намного выше, если бы она перестала все усложнять, но балл за текстовые задания был, вероятно, не выше 450-460. О ее орфографии он мог только догадываться – она занималась со старым СЭТом, куда еще не входили ни грамматика, ни сочинение. Таким образом, у нее выходило около 1100, что было выше средненационального уровня, но не Давало ей шанса попасть в сколько-нибудь престижный вуз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
.– Я всего лишь хочу, чтоб она поняла, что на свете есть не только это. – Он обвел руками Мэдисон-авеню.– Это за десять-то дней? Ну и задачки вы нам задаете!Пока они шли, Агнесс продолжала вносить коррективы в свои губы.– Вы очень о ней заботитесь, а?– Я всего лишь считаю, что обязанности учителя подразумевают нечто большее, чем зубрить прописные истины, – сразу посуровел он.Агнесс отступила в сторону, пропустив нянечку с коляской.– И все же полагаю, что зубрить прописные истины спокойнее. Но чего сейчас говорить. Доктор Тейер сказала, что мне сегодня купят билет на самолет. Через две недели я вылетаю в Марсель. *** – Я иду в поход? – воскликнула Таскани.– Да, как ты на это смотришь?– Наверное, положительно, – неуверенно проговорила Таскани, – а что это значит?Ною пришлось припомнить свой походный опыт – в лесу возле их дома в Виргинии и вместе с членами клуба «Сьерра» Природоохранная общественная организация, ведущая активную информационно-просветительскую деятельность, а также занимающаяся вопросами спорта и туризма. Основана в 1892 г., насчитывает ок. 650 тыс. членов.
, куда входила его мать. Он познакомил Таскани с такими жизненными реалиями, как матрасики из пенки, таблетки для обеззараживания воды и москиты.– Это будет здорово, – решительно проговорила Таскани, – а что я надену?Они отправились к Таскани в спальню и обозрели ее гардероб. У Таскани не было ни одной вещи из шерсти или хотя бы хлопка. У большинства ее блузок было только одно плечико, а под брюки надо было надевать танги. Несмотря на два больших забитых тряпками шкафа, было очевидно, что Таскани придется купить еще одежду.Для Таскани это стало дополнительным доводом в пользу поездки.– Вот здорово. Скажу маме, пусть одолжит мне одну из своих кредиток.Урок французского Ной посвятил Марселю. Они разучили слова «Марсельезы», изучили историю города, разграбленного французскими королями и чужеземными армиями. Таскани нашла фотографию каланок – живописных фьордов, которые образовало Средиземное море к востоку от Марселя.– Как красиво. Я обязательно туда поеду.Путешествие начинало вырисовываться. *** Вечером, после изнурительных занятий с близнецами – братом и сестрой, у которых была какая-то садистская страсть к учебе, Ной был не прочь выпить. Он позвонил Табите, и они, забравшись на крышу ее дома, распили бутылку вина и орали в ночное небо песни, покуда жившая напротив гей-парочка не открыла окна и не стала кричать, чтоб они убрались. Ной и Табита сначала порядком струхнули, а потом стали смеяться над собственным ребячеством. Вернувшись в квартиру, они откупорили еще одну бутылку, улеглись на пол и стали смотреть телевизор.Через какое-то время Табита сказала:– Гм.– Гм? – Он повернулся и увидел, что она смотрит на него. – Что «гм»?– Не знаю, старина, – заговорила она, в глазах ее играла улыбка, – но мне кажется, ты заплутал.Ной резко сел; хорошее настроение как ветром сдуло.– Хорошо, что я самоуверенный ублюдок, а то бы я обиделся. Как прикажешь понимать это «заплутал» ?– Я думаю, ты утратил ориентиры. Вот объясни мне: знаешь ты, почему ты делаешь то, что делаешь?– Почему делаешь то, что… Что за бред, прекрати сейчас же.– Вот видишь? Это уже что-то. Я задела твое больное место.Я буду делать то, что хочу. Я учитель, вот кто я, и им я хочу быть, хочу помогать людям учиться, а репетиторство – это, конечно, не совсем для меня, но ведь это только на год или два, пока я не расплачусь с долгами, понятно?Табита шлепнула себя по ноге, передразнивая его возмущение.– Нет, серьезно, Ной, – она потрепала его ступню, – меня этим не обманешь. Мотивы у тебя куда более эгоистические, чем ты сам себе соглашаешься признаться. Преподавателем ты хочешь стать потому, что можно будет не работать летом и на вечеринках все тебя слушают. Ты сама респектабельность. Но ведь ты будешь читать лекции ребятам, которые в это время хотят быть совсем в другом месте. Готов ты к этому? Вряд ли. Сейчас тебе все легко дается, имей это в виду.– Ты права, – согласился Ной, – конечно, мне ужасно повезло. Но это не все. Дело здесь не только в моей собственной выгоде.Табита потрясла головой и глотнула вина.– У тебя голова черт знает чем забита. Да, учителя – это здорово. Конечно, я рада, что у меня были хорошие учителя. – Табита явно все больше увлекалась спором. Она выпрямилась. Глаза у нее заблестели. – Но ты не из таких, ты не из подвижников. Для тебя важен комфорт, престиж. И это совершенно нормально. Но твое желание быть учителем – я даже не знаю, ты, наверное, сам не знаешь, зачем тебе это надо.– Так ты что, хочешь сказать, что я недостаточно о себе забочусь?– О нет, ты не альтруист. Просто ты хочешь помогать другим людям, потому что не можешь разобраться со своими проблемами, со своими собственными заморочками.Ной откинулся на спину. Он ненавидел ее, и в то же время ничто не могло так его завести. Ему хотелось броситься на нее, обдать своим жаром.– А ты язва, мать, каких мало, – сказал Ной. Табита откинулась на подушку, продемонстрировав поджарый живот.– Тебе это, наверное, не понравится, но тебе нужно об этом знать. Ведь именно по этой причине у тебя никогда не было серьезных отношений с девушками.– Что ты хочешь сказать? Что я эгоцентрик?– Да. И нет. В тебе, как во всех неординарных личностях, сочетаются эгоизм и полное его отсутствие. Ты одновременно над собой и в плену у собственных мыслей. Ничто из этого, – она широким жестом обвела комнату и, возможно, весь остальной Нью-Йорк, – не может сравниться с вопросами, которые пытаешься решить ты. Конечно, девушка, подруга, возлюбленная не поможет тебе разобраться в вопросах классового устройства или философии. Зато она может доставить тебе удовольствие и радость. Она может поддерживать тебя, и тебе будет хорошо оттого, что ты поддерживаешь ее. Я бы могла делать это все для тебя, если бы ты только позволил сам себе оценить меня по достоинству. Но ты не позволил.Прежде, всякий раз как Табита загоняла его в угол, это заканчивалось сексом. Сейчас он не знал, что делать: жар, эмоции переполняли его, искали выхода. Но хотя вид ее тела возбуждал его, ему не хотелось к ней притрагиваться, и он чувствовал, что если это сделает, то каким-то образом предаст свою растущую страсть к Олене.– Ты знаешь, Таб, ты умница, но давай пока оставим все как есть. Ты фактически заставляешь меня что-то решить, а я не хочу. Серьезные отношения, девушка… понимаешь, она должна будет понять, что мир. как я его ВИЖУ– вращается вокруг меня – или вокруг нее.Табита легонько стукнула его по ноге, потянула за мягкие черные волоски у него на лодыжках.– Ладно, ладно, успокойся.Они еще немного поговорили, но под конец Табита начала клевать носом. Секс был упущен, и Ной чувствовал раздражение и тоску. Вскоре он ушел. *** Когда на следующий день он проснулся, в квартире никого не было. Он подумал об Олене. Гера прямо-таки заставила ее пойти с ней по магазинам; он представил себе, как Олена уныло ждет возле магазина распродаж, пока ее мать лазает внутри. Она, должно быть, курит и разглядывает своих новых соотечественников, прогуливающихся мимо нее. Эта картинка заставила его улыбнуться. Гера оставила на столе хлеб и варенье из инжира, чтобы Ной мог позавтракать. Он взял себе ломоть темного крестьянского хлеба и пошел бродить из комнаты в комнату. На пороге спальни Олены он остановился и посмотрел на модернистский плакатик на стене. Потом вошел внутрь. Она оставила открытым верхний ящик тумбочки. Ной заглянул внутрь, старательно собирая в ладонь хлебные крошки. Из одежды там было только самое необходимое – поношенные футболки, несколько пар джинсов. В джинсах он заметил вяленую албанскую колбаску и дешевый кожаный ремень с блестящей желтой пряжкой. Сбоку лежали старые спортивные тапочки, несколько пластмассовых бритвенных станков и связка тампонов. Нижнюю часть тумбочки занимали книги. Сверху лежали романы Толкиена и Форстера – первый на французском языке. Ной осторожно отодвинул их босой ступней – в руках у него все еще был ломоть хлеба. Показались разномастные пожелтевшие книжки в твердой обложке, возможно, еще семидесятых – восьмидесятых годов: «Тесты по логике и интеллекту», «Английская грамматика для учащихся», «Проверьте свои знания: новые вступительные тесты по английскому языку. Стратегии и навыки». Эту последнюю книжку Ной поднял и пролистал. Это был обобщенный свод стандартизированных тестов, приводящий случаи изощренных текстовых и методологических закавык, куда более сложных, чем те, что входили в СЭТ, – например, там предлагалось вычислить объем наполняемой газом сферы. Кто-то, вероятно Олена, исписал всю книгу трехцветными аннотациями, то на английском, то на албанском языках: «Проверить: с постоянной ли скоростью разгоняется поезд? » или «Прошедшее время здесь указывает на то, что повествователь осознает сюжет лишенным актуальности». Подмечено в обоих случаях хорошо, но на СЭТе такое старание ей пользы не принесет: не стоило ей так абстрагироваться и так все усложнять. На самом деле все было проще: если сказано, что поезд движется из Стэнфорда в Айронвилл со скоростью 35 миль в час, учащимся полагается думать, что он движется с такой скоростью на протяжении всего пути, и что когда он только отходил от перрона, мгновенно набрал все положенные 35 миль. Олена, сочтя тест более сложным, чем он был на самом деле, пыталась использовать исходные цифры, чтобы вычислить темп ускорения поезда. Ной слышал о таких случаях от коллег-репетиторов, но сам прежде с ними не сталкивался: существовала категория «чересчур умных» учеников, которые слишком легко находили верный ответ и оттого считали его неправильным.Под «Стратегиями и навыками» лежал настоящий СЭТ. Края брошюры были коричневые, как хлебная корка. Ной осторожно ее открыл и увидел дату: 1971 год. Каким-то образом тест добрался до Тираны, и Олена раскрывала его бесконечное множество раз. В тех местах, где должны были вписываться вычисления, бумага стала тонкой и мягкой. Каждую задачу она решала снова и снова, всякий раз аккуратно стирая ластиком предыдущее решение. Текстовые задания были усыпаны пометками, отсылками к прежде прочитанному. В разделе аналогий возле каждого слова было выписано: «Второе и третье словарные значения». Рядом с «радуга: цвет» она написала мелкими печатными буквами: «Возможно, речь идет о третьем значении слова „цвет“: „эмоциональный фон“, а не просто „оттенок“?»Ключей к брошюре не было, и Олене приходилось постоянно бороться с сомнениями. Она писала ответы, потом стирала их, потом снова писала и снова стирала. Ной пробежал глазами одну страничку из математики и одну – из текстовых заданий. Все сложные задания она решила правильно, однако при решении задач средней сложности она сочла их более трудными, чем они были на самом деле, и оттого во многих допустила ошибки. Текстовые задания давались ей хуже: зная почти все слова, она умудрялась предложить в качестве ответа самые невероятные варианты. Писала она примерно следующее:
Преподаватель попросил учеников приложить больше стараний при подготовке к предстоящему тесту, поскольку результаты последней проверочной работы были крайне неудовлетворительными. A. – прилежно Б. – умеренно B. – апатично Г. – традиционно Д. – равномерно
В качестве ответа она вписала «традиционно»: «Если результаты последней проверки были, как указано, низкими, значит, обычно результаты бывали выше и преподаватель хочет, чтоб его ученики показали то, на что они в принципе способны, – поэтому „традиционно“. Это лучше, чем заведомо неправильное „приемлемо“ – чересчур очевидно».Ной оставил тумбочку в том виде, в каком ее нашел, и уселся на стол в гостиной. Он посмотрел в окно: было ясное утро, несколько ребятишек болтали о чем-то, прислонившись к стене заброшенного здания. Он думал об Олене, сначала о ее язвительной и такой сексуальной манере поведения, потом – об изгибе спины, потом о том, что бы он ей посоветовал, будь она его ученицей. СЭТ был честным и точным тестом: очень способные учащиеся выполняли его очень хорошо, менее способные – хуже. Были, однако, и исключения: те, кто имел тот же склад ума, что у Ноя, – напористый, быстрый, интуитивный, – сдавали СЭТ без проблем; те же, кто, как Олена, привык обдумывать все основательно, до деталей, приходить к правильному решению окольными путями и делать выбор с учетом специфики всего окружающего мира, эти глубокие мыслители, как правило, не умели сориентироваться. Они яростно строчили ответы и без конца стирали написанное, время проходило, а у них зачастую была готова лишь половина заданий.Когда такие ученики были детьми людей состоятельных, а Ной только с такими и имел дело, проблема не была особенно острой. Они писали целую кучу психологических тестов, за которые их родители выкладывали кругленькую сумму, и получали справку о том, что им необходимо добавочное время. Так, примерно половина учеников Ноя это добавочное время имела. В масштабах всей страны их, должно быть, было процента два. С помощью добавочного времени и интенсивной подготовки таким учащимся удавалось выдать результат, который более-менее верно отражал их способности. Но те абстрактные мыслители, которые были лишены таких возможностей, выполняли тест за обычное время и едва успевали обдумать половину заданий. Талантливые ребята или в конечном итоге попадали в какой-нибудь непритязательный колледж – или не попадали в него вовсе. Судя по всему, Олена входила именно в эту категорию. Балл за математику у нее был довольно значительным – что-то около 610, и мог бы быть намного выше, если бы она перестала все усложнять, но балл за текстовые задания был, вероятно, не выше 450-460. О ее орфографии он мог только догадываться – она занималась со старым СЭТом, куда еще не входили ни грамматика, ни сочинение. Таким образом, у нее выходило около 1100, что было выше средненационального уровня, но не Давало ей шанса попасть в сколько-нибудь престижный вуз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35