К тому же у нее не было еды со времени аварии, за исключением, может быть, тех дикорастущих плодов, которые она смогла найти в лесу.
Она опять отвернулась от него. Безумный блеск в ее глазах превратился в слезы, которые в любой момент готовы были побежать по щекам.
– Я знаю, что ужасно об этом думать, – проговорил он. – Я знаю, это мучительно, но…
– Я не могу об этом думать. – Она встала. – Хорошо. Ты выиграл. Я еду домой.
В ее голосе не было гнева, но он знал, что причинил ей боль, вырвав из сердца надежду.
– Пожалуйста, позвони мне, если тебе будет что-нибудь нужно, – сказала она. – Я заеду позже и проверю, положили ли тебя в больницу.
– Ладно, – сказал он. – Спасибо, что привезла меня сюда.
Она потянулась и поцеловала его в губы.
– Я люблю тебя, – шепнула она. – Поправляйся, пожалуйста. Я не могу потерять еще и тебя.
Он смотрел, как она уходила, и маленький холодильник с Гербалиной был последним, что он видел перед тем, как закрылась дверь.
Он спрашивал себя, следует ли ему позвонить ей позже, следует ли ему рассказать все остальное. Он мог бы сказать ей, что тоже знает эту боль потери ребенка. Но он знал, что не позвонит ей. Она достаточно узнала о его обмане для одного дня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Жаннин переживала связанные с болезнью Софи мгновения муки и отчаяния последние несколько лет, но все это было несравнимо с тем, как она чувствовала себя сейчас. Сидя на диване в коттедже, она просматривала старые видеозаписи своей дочери. Мысленно она разделила видеокассеты на те, на которых Софи относительно здорова, до того как ей исполнилось пять лет, и те, на которых Софи больна, начиная с неудавшегося трансплантата. Софи и танцевала, и каталась на скейте, и гримасничала в камеру в каждый период своей жизни, но Жаннин видела разницу по лицу дочери. Здоровая Софи была совершенно беззаботна. Ее улыбка была искренней, без страха, доверяющей миру. Больная Софи тоже часто улыбалась, но это была отважная улыбка, улыбка, чтобы скрыть страх и беспокойство. Улыбка, созданная, чтобы успокоить свою маму.
Лукас был на паре последних видеокассет. Одна из любимых записей Жаннин была сделана в домике на дереве, лишь несколькими неделями раньше, когда Гербалина начала творить свои чудеса. На губах Софи была счастливая, беззаботная улыбка, когда она помогала Лукасу подметать веранду домика на дереве. Лукас использовал большой складывающийся веник, а Софи подметала маленьким кухонным веничком. Слышалось хихиканье и смех, и множество нежных улыбок пробегало между ними. Море любви. Смотря фильм, Жаннин боролась со слезами, наполнившими ее глаза. Неужели она потеряет обоих? И Софи, и Лукаса?
Медсестра Лукаса, Шерри, догнала Жаннин еще до того, как та ушла из отделения, где делают диализ.
– Он рассказывал мне о вас, – сказала Шерри. – Я все знаю о вашей дочери. Я просто хотела сказать вам, как я вам сочувствую. Это, должно быть, очень тяжелое для вас время.
– Да, так и есть, спасибо, – сказала тогда Жаннин.
– Лукас, кажется, очень любит вашу дочь и вас, – продолжала Шерри. – Он умный малый, но он слишком много рисковал своим здоровьем последнее время. Я не уверена, что точно знаю, что с ним происходит.
– Он помогал мне, – сказала Жаннин.
– Да. И у меня такое впечатление, что вы понятия не имели о его болезни.
Жаннин покачала головой:
– Я действительно не знала.
– Ну, сейчас, когда вы знаете, пожалуйста, попытайтесь присмотреть за ним немного, – попросила Шерри. – Он подверг себя огромной опасности. Если бы он не приехал сюда сейчас, я не знаю, сколько бы он еще протянул до остановки дыхания или сердечного приступа. Он запросто мог умереть. Он и сейчас может, если мы не сбалансируем уровень калия и фосфора в его организме.
– Я знаю, – сказала Жаннин.
Она вспомнила, как была разочарована в Лукасе из-за того, что он остался в Вене той ночью, когда она хотела, чтобы он был с ней в Западной Виргинии. Сколько бы еще ночей он игнорировал ее желания и приезжал в больницу для диализа?
– Хотела бы я, чтобы он сказал мне раньше, что с ним происходит, – сказала она.
– Он держит все в себе, это уж точно, – поддержала ее Шерри. – Мы были знакомы уже много месяцев, когда он рассказал мне о своей дочери.
– Вы хотите сказать, моей дочери, – поправила ее Жаннин.
– Нет-нет, – возразила Шерри. – Я хочу сказать, о его дочери. О той, которая умерла.
– Я… – Жаннин пыталась мыслить ясно. – Может, вы его перепутали с кем-то другим? – спросила она. – У него есть племянница такого же возраста, как Софи, но она по-прежнему живет… по крайней мере, насколько я знаю.
Шерри, казалось, была удивлена, потом она сморщила нос.
– Вы хотите сказать, что не знаете о его дочке? – спросила она.
– Он сказал мне, что у него не было детей.
Шерри выдохнула:
– Упс… Мне кажется, я только что допустила оплошность.
– О чем вы говорите? – насторожилась Жаннин.
– Ну, это, конечно, не мне нужно бы вам рассказывать, – сказала Шерри, – и я никогда бы ничего не сказала, если бы я думала, что вы…
– Я не могу больше выносить эти секреты.
Шерри посмотрела в сторону комнаты, где делают диализ, затем опять повернулась к Жаннин.
– В общем, у него была дочь с этой же болезнью, – сказала она. – Она обычно наследственная, ну, вы и сами это знаете, поскольку ваша дочь тоже была больна.
– Не была больна, а больна, – поправила ее Жаннин.
Она не была готова говорить о Софи в прошедшем времени.
– И она в большей степени затрагивает мальчиков, – продолжала Шерри, – но есть различные ее разновидности, как вы, вероятно, знаете. Итак, в любом случае, его дочь была больна ею и умерла, когда ей было десять лет.
Жаннин недоверчиво покачала головой.
– Это просто невозможно, – сказала она. – Он сказал бы мне.
– Он даже не сказал вам, что сам болен, – сказала Шерри мягко. – По какой-то причине он не хотел, чтобы вы знали обо всем этом. Мне, вероятно, не следовало все это вам говорить.
Жаннин посмотрела на дверь, ведущую в отделение диализа. Ее тянуло войти туда и посмотреть ему в глаза, заставить его объяснить, почему он так много от нее скрывал, но она знала, что сейчас не время давить на него.
– Я рада, что вы рассказали мне, – сказала она.
– Может, поэтому он подвергал опасности свое собственное здоровье, чтобы помочь вам найти вашу малышку, – предположила Шерри. – Ну, вы знаете, это в некотором роде способ возмещения собственной потери.
После неожиданного разговора с Шерри она поехала домой, ошеломленная и растерянная. Она заехала в особняк, чтобы немного поговорить с родителями, и рассказала им о болезни Лукаса и о том, что все те разы, когда он раньше уходил с работы, он ездил в больницу, чтобы сделать диализ. Она тут же поняла, что ей не следовало им говорить. Они не сочувствовали ему. Он должен был быть честным с ними, сказали они. Ему не следовало браться за работу, которая была слишком истощающей для его здоровья. Затем они сменили тему и заговорили о Софи.
– Мы хотим начать планировать мемориальную службу по ней, – сказал Фрэнк.
– Мы подумали, там должны быть шарики, – добавила Донна. – Ну, ты понимаешь, всех цветов, которые любила Софи. Я обратила внимание, что это был хороший штрих на похоронах Холли Крафт, тем более там были дети…
– Мемориальную службу не планируют по тому, кто еще может быть жив, – выпалила Жаннин.
Она выскочила из дома, с шумом захлопнув за собой дверь. Все, даже Лукас, были готовы и желали похоронить Софи.
В коттедже она начала просматривать видеозаписи. Ей нужно было увидеть Софи живой.
Следующая кассета была записана в одну из госпитализаций Софи, когда ей было пять лет. Она пыталась научиться у клоуна ирландской жиге, и ее больничное одеяние свободно висело вокруг ее маленького тельца, когда она неуклюже прыгала с ноги на ногу; при виде этой картинки Жаннин задумчиво улыбнулась.
Послышался треск гравия на подъездной дороге к Эйр-Крик, и Жаннин нажала на паузу на видеомагнитофоне. Встав, она отодвинула занавеску, чтобы выглянуть на улицу. Машина Джо направлялась к коттеджу, и она наблюдала, как он остановился за поворотом.
– Ты здесь? – удивился он, когда она встретила его у двери.
– Да.
– Я приехал навестить твоих родителей, – сказал он, – но, когда увидел тут твою машину, решил проверить, дома ли ты.
– Проходи, – пригласила она, впуская его в дом.
Джо взглянул на телевизор, на замершую картинку с изображением Софи и клоуна.
– Черт, – проговорил он тихо.
Он засунул руки в карманы и закрыл глаза.
– Присаживайся, – сказала она.
Он глубоко вдохнул, открывая глаза, и сел на диван.
– Мне стало легче, когда я увидел тебя здесь, Жаннин, – сказал он. – Когда увидел, что ты не ищешь по-прежнему Софи.
– Я не сдалась, если ты это имеешь в виду, – сказала она, садясь на другой конец дивана. – Мне пришлось вернуться, поскольку Лукас был со мной и ему стало плохо.
– А что с ним?
Она покачала головой:
– Ты не поверишь. У него конечная стадия почечной болезни.
– Что?
– Я знаю. Я тоже была шокирована. Я полагаю, он скрывал это от меня, поскольку не хотел, чтобы я волновалась за него, в то время как у меня уже есть Софи, за которую тоже нужно волноваться.
– Так… что случилось? Я имею в виду, какие у него были симптомы?
– Он на диализе, – сказала она. – Поэтому ему пришлось вернуться сюда на днях. И именно поэтому он пропускал иногда работу, когда был садовником в Эйр-Крик. В общем, у него были симптомы, которые можно было ожидать у человека, небрежно относящегося к получению нужного количества диализа. Он был очень уставшим, слабым и задыхался. Его лицо, руки и ноги были отекшими. Он в данный момент проходит диализ, и они, вероятно, положат его в больницу, чтобы стабилизировать его состояние.
– Я просто не могу в это поверить, – сказал Джо. – Ты думаешь, именно поэтому он так интересовался Софи?
– Конечно, – сказала она. – Или, по крайней мере, частично из-за этого.
– А из-за чего еще?
– У него тоже была дочь с болезнью почек, Джо. Она умерла, когда ей было десять лет.
Он посмотрел на нее в упор.
– Ты все это время об этом знала? – спросил он.
Она покачала головой.
– Я узнала об этом только сегодня, и то не от Лукаса. Его медсестра случайно это сказала.
Джо посмотрел на застывшую картинку на экране телевизора.
– Жаннин… – начал он, но его голос затих.
– Что? – напряглась она.
Он покачал головой:
– Ничего. Мне нужно получить кое-какие ответы от Лукаса, вот и все. Это становится все более и более странным.
– Что становится? – спросила она. – Ответы на какие вопросы?
– Ты не думаешь, что это странно, что он, в конце концов, стал работать в Эйр-Крик, где случайно оказывается маленькая девочка с той же болезнью, что была у его дочери?
– Может, поэтому он и взялся за эту работу, – сказала она. – Вспомни, мой отец сказал, что Лукас казался незаинтересованным работать в Эйр-Крик, пока он не упомянул, что здесь живет Софи, маленькая девочка с болезнью почек. Я думаю, Эйр-Крик казался ему ступенькой вниз от Монтичелло, но когда он услышал о Софи, то не устоял.
– Ну, может быть, – сказал Джо, но, кажется, она его не убедила.
Он опять посмотрел на телевизор.
– Можно мне взять на время несколько видеокассет? – спросил он. – Я был бы рад возможности просмотреть их, когда буду… немного лучше себя контролировать.
– Конечно.
Она наклонилась вперед, чтобы взять три кассеты, лежащие на журнальном столике.
– Эти я уже посмотрела, – сказала она, передавая их ему.
– Спасибо.
Он положил кассеты на колени и пробежал пальцами по гладкой поверхности той, которая была сверху.
– Ты серьезно намереваешься вернуться в лес и снова искать Софи? – спросил он.
– Абсолютно серьезно. Она там, Джо. Я хочу сказать, я, конечно, понимаю, что, если рассуждать логически, она могла и не выжить, но я все равно хочу найти ее. И по правде говоря, я по-прежнему чувствую, что с ней все в порядке.
– Я бы предложил поехать с тобой, но я…
– Нет, спасибо, – сказала она. – Я без проблем поеду одна. У меня есть ДжиПиС, который мне дала Валери, карта и мобильный телефон.
– Сомневаюсь, что мобильный телефон будет работать в лесу.
Она боялась, что в этом он окажется прав.
– Со мной все будет в порядке, – твердо сказала она.
– Разве тебе не будет страшно там одной?
Она улыбнулась. Ей приходила в голову эта мысль.
– Нет, – проговорила она. – Если Софи могла с этим справиться, то я, конечно, тоже смогу. Это, вероятно, звучит дико для тебя, но там я чувствую себя ближе к ней. И если я буду там одна, без Лукаса или кого бы то ни было, я буду чувствовать себя еще ближе к ней. К тому, что она пережила.
Ее глаза горели, и она моргнула, чтобы сдержать слезы.
– У меня сердце разрывается при мысли о том, что я оставлю Лукаса, – продолжила она. – Я думала, что он умрет, Джо. Я действительно так думала. И я просто не могла вынести…
Она перестала говорить, зная, что с ее стороны было нехорошо показывать Джо, насколько сильными были ее чувства к Лукасу.
– Ты по-настоящему его любишь? – спросил он.
Она кивнула.
– Мне жаль, – сказала она. – Я знаю, что это не то, чего ты хотел. Не то, на что ты надеялся. Но я действительно люблю его.
– Просто меня волнует то, что он тебе лжет.
– Надеюсь, у него были уважительные на то причины, – сказала она. – По крайней мере, думаю, его доводы казались ему достаточно серьезными.
Джо какое-то время смотрел на пол, потом вздохнул.
– Не уверен, что это все, в чем он тебе солгал.
– Что ты имеешь в виду?
Он покачал головой, будто жалея, что произнес эти слова, и встал.
– Ничего особенного, – сказал он. – Просто… когда ты с ним, думай головой, а не только сердцем. Обещаешь?
Она подумала было о том, чтобы подтолкнуть его рассказать ей все, но этим вечером она действительно не хотела ничего больше знать.
– Ладно, – согласилась она, вставая, чтобы проводить его. – Я обещаю.
После того как Джо ушел, она прислонилась к двери и закрыла глаза. Завтра, прежде чем она поедет в Западную Виргинию, чтобы продолжить свои одинокие поиски Софи, она поговорит с Лукасом. Она хотела знать, почему он чувствовал необходимость так много от нее скрывать. Однако на сегодняшний день ей придется смириться с этой тайной.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Несмотря на то что, когда Зои открыла глаза, было очень раннее утро, солнечный свет уже заглядывал в хижину сквозь щели в потолке спальни, и она была уверена, что день будет прекрасным. И все же эта мысль никак не подняла ее настроения. Она легла вчера спать в таком подавленном состоянии, в каком никогда еще не была, а этим утром она была даже более подавлена.
Что, черт возьми, случилось с ее жизнью? Совсем недавно она была замужем за хорошим и любящим человеком, у нее была карьера, которой завидовало большинство артистов. Конечно, эта карьера катилась уже к закату, но у нее по-прежнему были фанаты, которые заплатили бы любые деньги, чтобы увидеть, как она поет, танцует или играет, и критикам нравились ее фильмы, хотя общий вкус публики изменился. Она жила в красивом окружении, и, когда ей удавалось сдерживать свои страхи по поводу карьеры, жизнь казалась захватывающей и наполненной.
А теперь посмотри на себя, подумала она. Ни мужа, ни карьеры, ни дома на пляже. Ради всего святого, ей приходилось пользоваться уличным туалетом! Да, сначала она получала удовольствие от уединения и трудностей, тогда, когда лачуга, лес и вся Западная Виргиния принадлежали только ей, но сейчас она чувствовала, что оказалась в ловушке со своей дочерью, которую любила, несмотря на то что начинала думать о ней как о недостойной любви. И она чувствовала болезненную ответственность за восьмилетнюю девочку, которой она не могла помочь, не навредив серьезно своему собственному ребенку – а также себе.
– Доброе утро.
Приподняв голову над наволочкой, набитой листьями, она увидела, как Марти сидит боком на своем убогом ложе, прислонившись к стене. Она читала одну из книг, которые Зои принесла с собой в хижину.
– Доброе утро, – ответила она на приветствие, а затем посмотрела в другой конец маленькой комнаты, на кровать Софи.
Софи лежала к ней лицом, с открытыми глазами и выражением смирения на лице. Даже в тусклом свете раннего утра было видно, насколько припухла кожа вокруг глаз.
– Как ты себя чувствуешь сегодня, Софи? – спросила она.
Софи не сразу ответила. Единственным признаком того, что она вообще была жива, было медленное мигание ее век.
– Софи? – повторила она. – Как ты себя чувствуешь?
– Я думаю, что скоро умру, – произнесла наконец Софи.
В ее голосе было какое-то жутковатое спокойствие.
– Ну, разве мы не драматичны этим утром? – с сарказмом сказала Марти.
– Почему ты так говоришь, Софи? – спросила Зои встревоженно.
– Потому что знаю, – ответила Софи. – Я хочу сказать, что давно знаю, что могу умереть. Я, в общем-то, не боюсь, ничего подобного.
– Ты не умрешь, милая, – сказала Зои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она опять отвернулась от него. Безумный блеск в ее глазах превратился в слезы, которые в любой момент готовы были побежать по щекам.
– Я знаю, что ужасно об этом думать, – проговорил он. – Я знаю, это мучительно, но…
– Я не могу об этом думать. – Она встала. – Хорошо. Ты выиграл. Я еду домой.
В ее голосе не было гнева, но он знал, что причинил ей боль, вырвав из сердца надежду.
– Пожалуйста, позвони мне, если тебе будет что-нибудь нужно, – сказала она. – Я заеду позже и проверю, положили ли тебя в больницу.
– Ладно, – сказал он. – Спасибо, что привезла меня сюда.
Она потянулась и поцеловала его в губы.
– Я люблю тебя, – шепнула она. – Поправляйся, пожалуйста. Я не могу потерять еще и тебя.
Он смотрел, как она уходила, и маленький холодильник с Гербалиной был последним, что он видел перед тем, как закрылась дверь.
Он спрашивал себя, следует ли ему позвонить ей позже, следует ли ему рассказать все остальное. Он мог бы сказать ей, что тоже знает эту боль потери ребенка. Но он знал, что не позвонит ей. Она достаточно узнала о его обмане для одного дня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Жаннин переживала связанные с болезнью Софи мгновения муки и отчаяния последние несколько лет, но все это было несравнимо с тем, как она чувствовала себя сейчас. Сидя на диване в коттедже, она просматривала старые видеозаписи своей дочери. Мысленно она разделила видеокассеты на те, на которых Софи относительно здорова, до того как ей исполнилось пять лет, и те, на которых Софи больна, начиная с неудавшегося трансплантата. Софи и танцевала, и каталась на скейте, и гримасничала в камеру в каждый период своей жизни, но Жаннин видела разницу по лицу дочери. Здоровая Софи была совершенно беззаботна. Ее улыбка была искренней, без страха, доверяющей миру. Больная Софи тоже часто улыбалась, но это была отважная улыбка, улыбка, чтобы скрыть страх и беспокойство. Улыбка, созданная, чтобы успокоить свою маму.
Лукас был на паре последних видеокассет. Одна из любимых записей Жаннин была сделана в домике на дереве, лишь несколькими неделями раньше, когда Гербалина начала творить свои чудеса. На губах Софи была счастливая, беззаботная улыбка, когда она помогала Лукасу подметать веранду домика на дереве. Лукас использовал большой складывающийся веник, а Софи подметала маленьким кухонным веничком. Слышалось хихиканье и смех, и множество нежных улыбок пробегало между ними. Море любви. Смотря фильм, Жаннин боролась со слезами, наполнившими ее глаза. Неужели она потеряет обоих? И Софи, и Лукаса?
Медсестра Лукаса, Шерри, догнала Жаннин еще до того, как та ушла из отделения, где делают диализ.
– Он рассказывал мне о вас, – сказала Шерри. – Я все знаю о вашей дочери. Я просто хотела сказать вам, как я вам сочувствую. Это, должно быть, очень тяжелое для вас время.
– Да, так и есть, спасибо, – сказала тогда Жаннин.
– Лукас, кажется, очень любит вашу дочь и вас, – продолжала Шерри. – Он умный малый, но он слишком много рисковал своим здоровьем последнее время. Я не уверена, что точно знаю, что с ним происходит.
– Он помогал мне, – сказала Жаннин.
– Да. И у меня такое впечатление, что вы понятия не имели о его болезни.
Жаннин покачала головой:
– Я действительно не знала.
– Ну, сейчас, когда вы знаете, пожалуйста, попытайтесь присмотреть за ним немного, – попросила Шерри. – Он подверг себя огромной опасности. Если бы он не приехал сюда сейчас, я не знаю, сколько бы он еще протянул до остановки дыхания или сердечного приступа. Он запросто мог умереть. Он и сейчас может, если мы не сбалансируем уровень калия и фосфора в его организме.
– Я знаю, – сказала Жаннин.
Она вспомнила, как была разочарована в Лукасе из-за того, что он остался в Вене той ночью, когда она хотела, чтобы он был с ней в Западной Виргинии. Сколько бы еще ночей он игнорировал ее желания и приезжал в больницу для диализа?
– Хотела бы я, чтобы он сказал мне раньше, что с ним происходит, – сказала она.
– Он держит все в себе, это уж точно, – поддержала ее Шерри. – Мы были знакомы уже много месяцев, когда он рассказал мне о своей дочери.
– Вы хотите сказать, моей дочери, – поправила ее Жаннин.
– Нет-нет, – возразила Шерри. – Я хочу сказать, о его дочери. О той, которая умерла.
– Я… – Жаннин пыталась мыслить ясно. – Может, вы его перепутали с кем-то другим? – спросила она. – У него есть племянница такого же возраста, как Софи, но она по-прежнему живет… по крайней мере, насколько я знаю.
Шерри, казалось, была удивлена, потом она сморщила нос.
– Вы хотите сказать, что не знаете о его дочке? – спросила она.
– Он сказал мне, что у него не было детей.
Шерри выдохнула:
– Упс… Мне кажется, я только что допустила оплошность.
– О чем вы говорите? – насторожилась Жаннин.
– Ну, это, конечно, не мне нужно бы вам рассказывать, – сказала Шерри, – и я никогда бы ничего не сказала, если бы я думала, что вы…
– Я не могу больше выносить эти секреты.
Шерри посмотрела в сторону комнаты, где делают диализ, затем опять повернулась к Жаннин.
– В общем, у него была дочь с этой же болезнью, – сказала она. – Она обычно наследственная, ну, вы и сами это знаете, поскольку ваша дочь тоже была больна.
– Не была больна, а больна, – поправила ее Жаннин.
Она не была готова говорить о Софи в прошедшем времени.
– И она в большей степени затрагивает мальчиков, – продолжала Шерри, – но есть различные ее разновидности, как вы, вероятно, знаете. Итак, в любом случае, его дочь была больна ею и умерла, когда ей было десять лет.
Жаннин недоверчиво покачала головой.
– Это просто невозможно, – сказала она. – Он сказал бы мне.
– Он даже не сказал вам, что сам болен, – сказала Шерри мягко. – По какой-то причине он не хотел, чтобы вы знали обо всем этом. Мне, вероятно, не следовало все это вам говорить.
Жаннин посмотрела на дверь, ведущую в отделение диализа. Ее тянуло войти туда и посмотреть ему в глаза, заставить его объяснить, почему он так много от нее скрывал, но она знала, что сейчас не время давить на него.
– Я рада, что вы рассказали мне, – сказала она.
– Может, поэтому он подвергал опасности свое собственное здоровье, чтобы помочь вам найти вашу малышку, – предположила Шерри. – Ну, вы знаете, это в некотором роде способ возмещения собственной потери.
После неожиданного разговора с Шерри она поехала домой, ошеломленная и растерянная. Она заехала в особняк, чтобы немного поговорить с родителями, и рассказала им о болезни Лукаса и о том, что все те разы, когда он раньше уходил с работы, он ездил в больницу, чтобы сделать диализ. Она тут же поняла, что ей не следовало им говорить. Они не сочувствовали ему. Он должен был быть честным с ними, сказали они. Ему не следовало браться за работу, которая была слишком истощающей для его здоровья. Затем они сменили тему и заговорили о Софи.
– Мы хотим начать планировать мемориальную службу по ней, – сказал Фрэнк.
– Мы подумали, там должны быть шарики, – добавила Донна. – Ну, ты понимаешь, всех цветов, которые любила Софи. Я обратила внимание, что это был хороший штрих на похоронах Холли Крафт, тем более там были дети…
– Мемориальную службу не планируют по тому, кто еще может быть жив, – выпалила Жаннин.
Она выскочила из дома, с шумом захлопнув за собой дверь. Все, даже Лукас, были готовы и желали похоронить Софи.
В коттедже она начала просматривать видеозаписи. Ей нужно было увидеть Софи живой.
Следующая кассета была записана в одну из госпитализаций Софи, когда ей было пять лет. Она пыталась научиться у клоуна ирландской жиге, и ее больничное одеяние свободно висело вокруг ее маленького тельца, когда она неуклюже прыгала с ноги на ногу; при виде этой картинки Жаннин задумчиво улыбнулась.
Послышался треск гравия на подъездной дороге к Эйр-Крик, и Жаннин нажала на паузу на видеомагнитофоне. Встав, она отодвинула занавеску, чтобы выглянуть на улицу. Машина Джо направлялась к коттеджу, и она наблюдала, как он остановился за поворотом.
– Ты здесь? – удивился он, когда она встретила его у двери.
– Да.
– Я приехал навестить твоих родителей, – сказал он, – но, когда увидел тут твою машину, решил проверить, дома ли ты.
– Проходи, – пригласила она, впуская его в дом.
Джо взглянул на телевизор, на замершую картинку с изображением Софи и клоуна.
– Черт, – проговорил он тихо.
Он засунул руки в карманы и закрыл глаза.
– Присаживайся, – сказала она.
Он глубоко вдохнул, открывая глаза, и сел на диван.
– Мне стало легче, когда я увидел тебя здесь, Жаннин, – сказал он. – Когда увидел, что ты не ищешь по-прежнему Софи.
– Я не сдалась, если ты это имеешь в виду, – сказала она, садясь на другой конец дивана. – Мне пришлось вернуться, поскольку Лукас был со мной и ему стало плохо.
– А что с ним?
Она покачала головой:
– Ты не поверишь. У него конечная стадия почечной болезни.
– Что?
– Я знаю. Я тоже была шокирована. Я полагаю, он скрывал это от меня, поскольку не хотел, чтобы я волновалась за него, в то время как у меня уже есть Софи, за которую тоже нужно волноваться.
– Так… что случилось? Я имею в виду, какие у него были симптомы?
– Он на диализе, – сказала она. – Поэтому ему пришлось вернуться сюда на днях. И именно поэтому он пропускал иногда работу, когда был садовником в Эйр-Крик. В общем, у него были симптомы, которые можно было ожидать у человека, небрежно относящегося к получению нужного количества диализа. Он был очень уставшим, слабым и задыхался. Его лицо, руки и ноги были отекшими. Он в данный момент проходит диализ, и они, вероятно, положат его в больницу, чтобы стабилизировать его состояние.
– Я просто не могу в это поверить, – сказал Джо. – Ты думаешь, именно поэтому он так интересовался Софи?
– Конечно, – сказала она. – Или, по крайней мере, частично из-за этого.
– А из-за чего еще?
– У него тоже была дочь с болезнью почек, Джо. Она умерла, когда ей было десять лет.
Он посмотрел на нее в упор.
– Ты все это время об этом знала? – спросил он.
Она покачала головой.
– Я узнала об этом только сегодня, и то не от Лукаса. Его медсестра случайно это сказала.
Джо посмотрел на застывшую картинку на экране телевизора.
– Жаннин… – начал он, но его голос затих.
– Что? – напряглась она.
Он покачал головой:
– Ничего. Мне нужно получить кое-какие ответы от Лукаса, вот и все. Это становится все более и более странным.
– Что становится? – спросила она. – Ответы на какие вопросы?
– Ты не думаешь, что это странно, что он, в конце концов, стал работать в Эйр-Крик, где случайно оказывается маленькая девочка с той же болезнью, что была у его дочери?
– Может, поэтому он и взялся за эту работу, – сказала она. – Вспомни, мой отец сказал, что Лукас казался незаинтересованным работать в Эйр-Крик, пока он не упомянул, что здесь живет Софи, маленькая девочка с болезнью почек. Я думаю, Эйр-Крик казался ему ступенькой вниз от Монтичелло, но когда он услышал о Софи, то не устоял.
– Ну, может быть, – сказал Джо, но, кажется, она его не убедила.
Он опять посмотрел на телевизор.
– Можно мне взять на время несколько видеокассет? – спросил он. – Я был бы рад возможности просмотреть их, когда буду… немного лучше себя контролировать.
– Конечно.
Она наклонилась вперед, чтобы взять три кассеты, лежащие на журнальном столике.
– Эти я уже посмотрела, – сказала она, передавая их ему.
– Спасибо.
Он положил кассеты на колени и пробежал пальцами по гладкой поверхности той, которая была сверху.
– Ты серьезно намереваешься вернуться в лес и снова искать Софи? – спросил он.
– Абсолютно серьезно. Она там, Джо. Я хочу сказать, я, конечно, понимаю, что, если рассуждать логически, она могла и не выжить, но я все равно хочу найти ее. И по правде говоря, я по-прежнему чувствую, что с ней все в порядке.
– Я бы предложил поехать с тобой, но я…
– Нет, спасибо, – сказала она. – Я без проблем поеду одна. У меня есть ДжиПиС, который мне дала Валери, карта и мобильный телефон.
– Сомневаюсь, что мобильный телефон будет работать в лесу.
Она боялась, что в этом он окажется прав.
– Со мной все будет в порядке, – твердо сказала она.
– Разве тебе не будет страшно там одной?
Она улыбнулась. Ей приходила в голову эта мысль.
– Нет, – проговорила она. – Если Софи могла с этим справиться, то я, конечно, тоже смогу. Это, вероятно, звучит дико для тебя, но там я чувствую себя ближе к ней. И если я буду там одна, без Лукаса или кого бы то ни было, я буду чувствовать себя еще ближе к ней. К тому, что она пережила.
Ее глаза горели, и она моргнула, чтобы сдержать слезы.
– У меня сердце разрывается при мысли о том, что я оставлю Лукаса, – продолжила она. – Я думала, что он умрет, Джо. Я действительно так думала. И я просто не могла вынести…
Она перестала говорить, зная, что с ее стороны было нехорошо показывать Джо, насколько сильными были ее чувства к Лукасу.
– Ты по-настоящему его любишь? – спросил он.
Она кивнула.
– Мне жаль, – сказала она. – Я знаю, что это не то, чего ты хотел. Не то, на что ты надеялся. Но я действительно люблю его.
– Просто меня волнует то, что он тебе лжет.
– Надеюсь, у него были уважительные на то причины, – сказала она. – По крайней мере, думаю, его доводы казались ему достаточно серьезными.
Джо какое-то время смотрел на пол, потом вздохнул.
– Не уверен, что это все, в чем он тебе солгал.
– Что ты имеешь в виду?
Он покачал головой, будто жалея, что произнес эти слова, и встал.
– Ничего особенного, – сказал он. – Просто… когда ты с ним, думай головой, а не только сердцем. Обещаешь?
Она подумала было о том, чтобы подтолкнуть его рассказать ей все, но этим вечером она действительно не хотела ничего больше знать.
– Ладно, – согласилась она, вставая, чтобы проводить его. – Я обещаю.
После того как Джо ушел, она прислонилась к двери и закрыла глаза. Завтра, прежде чем она поедет в Западную Виргинию, чтобы продолжить свои одинокие поиски Софи, она поговорит с Лукасом. Она хотела знать, почему он чувствовал необходимость так много от нее скрывать. Однако на сегодняшний день ей придется смириться с этой тайной.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Несмотря на то что, когда Зои открыла глаза, было очень раннее утро, солнечный свет уже заглядывал в хижину сквозь щели в потолке спальни, и она была уверена, что день будет прекрасным. И все же эта мысль никак не подняла ее настроения. Она легла вчера спать в таком подавленном состоянии, в каком никогда еще не была, а этим утром она была даже более подавлена.
Что, черт возьми, случилось с ее жизнью? Совсем недавно она была замужем за хорошим и любящим человеком, у нее была карьера, которой завидовало большинство артистов. Конечно, эта карьера катилась уже к закату, но у нее по-прежнему были фанаты, которые заплатили бы любые деньги, чтобы увидеть, как она поет, танцует или играет, и критикам нравились ее фильмы, хотя общий вкус публики изменился. Она жила в красивом окружении, и, когда ей удавалось сдерживать свои страхи по поводу карьеры, жизнь казалась захватывающей и наполненной.
А теперь посмотри на себя, подумала она. Ни мужа, ни карьеры, ни дома на пляже. Ради всего святого, ей приходилось пользоваться уличным туалетом! Да, сначала она получала удовольствие от уединения и трудностей, тогда, когда лачуга, лес и вся Западная Виргиния принадлежали только ей, но сейчас она чувствовала, что оказалась в ловушке со своей дочерью, которую любила, несмотря на то что начинала думать о ней как о недостойной любви. И она чувствовала болезненную ответственность за восьмилетнюю девочку, которой она не могла помочь, не навредив серьезно своему собственному ребенку – а также себе.
– Доброе утро.
Приподняв голову над наволочкой, набитой листьями, она увидела, как Марти сидит боком на своем убогом ложе, прислонившись к стене. Она читала одну из книг, которые Зои принесла с собой в хижину.
– Доброе утро, – ответила она на приветствие, а затем посмотрела в другой конец маленькой комнаты, на кровать Софи.
Софи лежала к ней лицом, с открытыми глазами и выражением смирения на лице. Даже в тусклом свете раннего утра было видно, насколько припухла кожа вокруг глаз.
– Как ты себя чувствуешь сегодня, Софи? – спросила она.
Софи не сразу ответила. Единственным признаком того, что она вообще была жива, было медленное мигание ее век.
– Софи? – повторила она. – Как ты себя чувствуешь?
– Я думаю, что скоро умру, – произнесла наконец Софи.
В ее голосе было какое-то жутковатое спокойствие.
– Ну, разве мы не драматичны этим утром? – с сарказмом сказала Марти.
– Почему ты так говоришь, Софи? – спросила Зои встревоженно.
– Потому что знаю, – ответила Софи. – Я хочу сказать, что давно знаю, что могу умереть. Я, в общем-то, не боюсь, ничего подобного.
– Ты не умрешь, милая, – сказала Зои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37