Паула какое-то время молчала.
– Не думаю, что тебе следует ей это рассказывать, – сказала она.
Он посмотрел на нее, удивившись.
– Разве ты не думаешь, что она имеет право знать? – спросил он. – Разве ты не хотела бы знать, что парень, с которым ты спишь, в лучшем случае лжец, а в худшем – педофил?
– В данный момент Лукас никому не причиняет вреда, – сказала Паула. Как всегда, она была голосом разума. – А Жаннин получает хорошую поддержку от него. Даже если он является всем тем, кем ты его назвал, сейчас не время вываливать это все на нее. Ты выбьешь у нее из-под ног опору.
Джо нахмурился.
– Я не хочу, чтобы она продолжала быть с ним. Продолжала с ним спать. – Он вздрогнул. – Меня тошнит при мысли о том, что она с подобным человеком.
– Джо… – Паула отрегулировала ремень безопасности так, чтобы повернуться к нему. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда, милый?
Он кивнул.
– Иногда ты бываешь таким эгоистичным.
Это был не первый раз, когда кто-то говорил ему это, но ему не понравилось услышать эти слова от Паулы. Он всегда мог рассчитывать на то, что она говорит ему правду, а это была та правда, которую ему не хотелось слышать.
– Так что, если я скажу Жаннин, что ее парень может быть преступником, я эгоист?
– Если ты скажешь ей это сейчас, тогда да. Я бы сказала, что ты эгоист.
Он не понимал этого. Он не видел в ее рассуждениях никакой логики. Но он доверял ей так, как не доверял больше никому.
– Хорошо, – согласился он. – Я подожду, пока вся эта неприятность уладится.
Паула улыбнулась, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку.
– Теперь я тебя узнаю, – сказала она. – В конце концов, ты не такой уж и плохой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Лукас не знал, куда ему смотреть. Он сидел рядом с Жаннин на скамье ближе к центру церкви и сжимал ее руку в утешение, хотя и сам не меньше нуждался в этом утешении. Может быть, даже более. Перед ними через два ряда сидели Джо и Паула, а рядом с ними Донна и Фрэнк. Джо поприветствовал Жаннин объятием и поцелуем в щеку, но Донна и Фрэнк проигнорировали дочь, и Лукас надеялся, что не он был причиной их жестокости. Не в его характере было не обращать внимания на их гнев – да и на чей-либо гнев вообще, – не стараясь предотвратить его. Но Лукас был не в себе последнее время.
Маленькая церквушка в Вене была наполнена людьми как взрослыми, так и детьми, и печаль на их лицах была невыносима для него. Большая фотография Холли Крафт стояла на подставке возле кафедры проповедника, и он, сам того не желая, посмотрел на фотографию. Он смотрел на нее лишь мгновение, но этого было достаточно, чтобы улыбка маленькой девочки запечатлелась в его мозгу и на какое-то время лишила его способности думать о чем-то другом.
Он продолжал отворачиваться от первой скамьи, где сидели Ребекка, Стив и их дети. Он также не мог смотреть ни на священника, ни на остальных родственников Холли, которые один за другим подходили к микрофону в передней части церкви, чтобы что-то сказать о жизни Холли, ее душе и резко оборвавшемся будущем. Некоторые из них пытались рассказывать смешные истории о Холли, и если бы это касалось взрослого, шутки могли бы принести какое-то облегчение, какие-то добрые воспоминания. Но трудно было сказать что-то веселое о ребенке, который погиб, так и не пожив.
До сегодняшнего дня Лукас только один раз был на похоронах ребенка, но этого хватило с лихвой. Он пообещал тогда себе, что никогда больше не будет присутствовать ни на одних таких похоронах. Тем не менее он не смог отказать Жаннин, когда она попросила пойти с ней сегодня. Теперь он пытался сконцентрировать свое внимание на ней, забыть о себе. Он приковал свой взгляд к ее руке, которую держал в своей руке. Ее ногти были короткими и несколько неухоженными после недели пренебрежения. Ее кожа слегка загорела, и он прекрасно осознавал, какой желтоватый оттенок был у его кожи, по сравнению с ее. Эта мысль потрясла его; он не замечал до этого, что его кожа приняла такой нездоровой оттенок. Когда он понял это, он запаниковал и, должно быть, невольно сжал слегка руку Жаннин, потому что она мельком посмотрела на него, прежде чем опять устремила свой взгляд в переднюю часть церкви.
Ему лучше переключить свое внимание на Джо, подумал Лукас. И действительно, чем дольше он вглядывался в затылок Джо, тем размытее, неопределеннее становилось его видение. Темные волосы Джо выглядели так, будто они никогда не поседеют и не станут тоньше. Лукас смотрел на его загоревшую над воротником рубашки шею, на его широкие плечи. Лукасу не нужно было видеть глаза Джо, чтобы вспомнить, как они выглядят; в тот момент, когда он впервые встретился с Джо, эти глаза были поразительно знакомы ему. Казалось, будто он знал Джо всю свою жизнь.
Паула обнимала Джо одной рукой и поглаживала большим пальцем его спину, как раз под плечевым швом его пиджака. Было очевидно, насколько она влюблена в него. А Джо настолько же очевидно был влюблен в Жаннин.
Тихий ноющий звук скрипки донесся с балкона над их головами. Музыка была резко-печальной, мучительной в своей нежности, и Лукасу захотелось убежать из церкви, так же как ему хотелось убежать с тех предыдущих похорон. Он мог бы выбежать из церкви и бежать до тех пор, пока не перестанет воспринимать боль.
Но он сделал так, как и раньше: он остался и продолжал сидеть, держа руку женщины, которую любил, молясь о том, чтобы его череда воспоминаний наконец закончилась.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Зои точно не знала, была ли Софи действительно больна или просто подавлена, но малышка вообще не вставала с кровати все утро. В полдень Зои, не выдержав, зашла в спальню, чтобы проверить, как там она. Принеся из гостиной в спальню шаткий стул, она села на него рядом с убогим ложем Софи. Девочка лежала на спине, ее глаза были открыты, кожа вокруг них была отекшей, как будто она несколько часов плакала.
– С тобой все в порядке? – спросила Зои.
Софи покачала головой из стороны в сторону.
– Я заболеваю, – сказала она.
– Чем заболеваешь? – уточнила Зои. – Это твои проблемы с почками?
Софи кивнула.
– Я точно знаю. Я чувствую себя так, как я чувствовала себя, когда мне не хватало диализа. До Гербалины. – Она подняла одну руку. – Моя рука отекла, – сказала она.
Она действительно отекла, и Зои поняла, что ее маленький запас антибиотиков никогда не исправит того, что в этом ребенке было не так. Она осознала тогда, что припухлости вокруг глаз Софи были не из-за слез, а из-за болезни. Софи вообще не плакала. Наоборот, она стоически все переносила и смирилась со своей судьбой, и это разрывало сердце Зои.
Она обнаружила Марти на поляне, сидящей на одном из камней, она забавлялась со своей зажигалкой и смотрела на пламя. Она повернулась к Зои, когда та подошла.
– Почему, ну почему я не додумалась купить сотню пачек сигарет, прежде чем идти сюда? – проговорила Марти.
– Тебе пришлось бы нести их через лес, – сказала Зои, садясь на другой камень.
Перочинный нож Софи лежал раскрытый рядом с ней, и Зои сложила его и убрала в карман своих шорт.
– Да, пожалуй, – кивнула Марти.
– Марти, мне нужно поговорить с тобой о Софи, – начала Зои. – Нужно придумать, как достать ей какие-нибудь медицинские…
– Мама…
– Я должна это сделать, Марти. Давай поговорим об этом, хорошо? Давай найдем решение этой проблемы, вместо того чтобы просто говорить, что мы ничего не можем сделать. Она очень, очень больна. Я думаю, мне следует пойти и привести кого-нибудь на помощь.
– А что потом?
– А потом будь что будет.
Она сказала это с легкостью, но знала, что это будет как угодно, но только не легко.
– Я обещаю тебе, дорогая, на этот раз я найду лучших криминальных адвокатов в мире. Мы подадим апелляцию. Мы вытащим тебя.
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
Марти опять уставилась на пламя своей зажигалки.
– Что?
Марти взглянула на нее, затем опять посмотрела на зажигалку.
– Я убила Анжело, – сказала она. – Я убила надзирателя.
– Марти… я не понимаю.
Она не хотела понимать.
– Мне пришлось это сделать. Я достала ему из конюшни деньги, и, как только он их получил, его поведение кардинально изменилось. До того момента мы договорились, что он уедет и оставит меня там. Но ни с того ни с сего он изменил свое решение. Он собирался убить меня, мама.
Она посмотрела на Зои своими голубыми глазами с длинными ресницами, такими невинными, как у ребенка.
– Он боялся, что, если меня поймают, я заговорю и они начнут искать его. Я думаю, он заранее планировал убить меня и закопать где-нибудь в лесу.
– Он тебе об этом сказал? – спросила Зои.
– Нет, но он по-настоящему разнервничался, и я заметила, что пистолет у него лежит не в кобуре, где он обычно его держал. Я догадалась, что он собирался сделать. Мне следовало понять это раньше. Он никогда просто так не отпустил бы меня, получив деньги. Так что я схватила пистолет до того, как это сделал он. Я выстрелила в него, прежде чем он смог выстрелить в меня.
Зои проглотила гнев, поднимающийся у нее внутри. Марти описывала все детали решительно и спокойно, и это пугало ее так же, как и сама информация. Это напомнило ей о разговоре, который только что состоялся у нее и Софи, когда малышка говорила о своей болезни с удивительным стоицизмом. Может, Зои была в данный момент единственным эмоциональным человеком в этом лесу? Или Марти и Софи знали что-то, чего не знала она о совладании с чувствами, слишком опасными, чтобы проявлять их средь бела дня?
– Ну что ж… – Зои пыталась обдумать все это. – Они уже, вероятно, нашли надзирателя и поняли, что это сделала ты.
– В точку.
Неудивительно, что Марти казалась такой холодной, такой обеспокоенной и такой отчаянной, с тех пор как пришла в хижину. Она действительно кого-то убила. Она выстрелила ему в грудь? В голову? Зои была невыносима эта мысль. Она вспомнила о том, с какой легкостью Марти обезглавила черепаху.
– Что случилось с деньгами? – спросила она.
– Я забрала их, – сказала Марти. – Я положила их обратно в конюшню, так что мы будем знать, где они, если захотим взять их, прежде чем отправиться в Южную Америку.
– О, – выдохнула Зои.
Ее расстроило то, что Марти могла быть такой расчетливой и спокойной после убийства надзирателя, что предусмотрительно вернула деньги в тайник.
– Ну вот, – хлопнула Марти руками себя по бедрам. – Теперь ты знаешь. Теперь на мне действительно висит убийство. Ты никак не сможешь меня вытащить, мам, даже если мы сможем заставить присяжных поверить мне в отношении Тары Эштон.
– Но ведь на самом деле это была самооборона, – сказала Зои, хоть и не была в этом уверена. – У тебя не было выбора.
– Спасибо, что веришь в это, мам. – Марти улыбнулась и встала. – Но боюсь, ты единственный человек в мире, который в это верит.
Зои смотрела, как ее дочь обошла хижину и направилась к туалету. Марти храбро себя ведет, подумала она. Вот, например, последние несколько дней она носит в себе бремя убийства. Ей, вероятно, снятся кошмары, воспоминания о происшедшем, и она держала все это в себе. Зои знала, как она сама реагировала бы, если бы ей пришлось всадить пулю в другого человека. Но она не была уверена, что Марти реагировала так же.
Она вспомнила то время, когда Марти была в интернате. Зои позвонили из школы и сказали, что Марти ударила другую ученицу ножом. Зои отправилась в школу в Санта-Барбару, отказываясь верить в то, что ее дочь на такое способна. Правда, к тому времени как она приехала в школу, та ученица отказалась от своих обвинений, заявив, что сама случайно поранила себя ножом, вырезая тыкву для Хеллоуина. Зои с облегчением покинула школу и проигнорировала то, что, когда руководство школы задавало ей вопросы, Марти, можно сказать, пугала всех своей спокойной отрешенностью. А также смогла проигнорировать и то, что ее счет в банке за этот период уменьшился на несколько тысяч долларов.
Она много лет не вспоминала этот инцидент. Не хотела вспоминать его. Было гораздо легче закрыть на все глаза, забыть о нем. Но сейчас, когда она ждала, пока Марти вернется из туалета, она испугалась, что у нее на руках, возможно, два больных человека: одна с болезнью тела, другая с нездоровой психикой и жестоким сердцем.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Жаннин и Лукас в субботу поздно ночью уехали в Западную Виргинию. Ее родители, Джо и Паула планировали возвратиться на следующий день, но Жаннин не терпелось вернуться. Похороны были полны боли и эмоций, но она почувствовала легкое волнение, сидя в переполненной горем часовне, – в ее сознании четко запечатлелась бревенчатая хижина, которую она и Лукас заметили с вертолета. Речь священника ее раздражала. Она видела пустую поляну. Огнище. Блестящую полоску на камне. Что-то вроде кварцевой прожилки… Искрящийся луч света исходил вовсе не от чего-то в камне! Эта мысль пришла ей в голову, когда родители Холли один за другим подходили к микрофону и говорили о девочке, которую они потеряли. Жаннин не слышала ничего из того, что они произносили. Вместо этого она вспомнила плоские камни, и маленькая блестящая полоска на одном из них превратилась в ее сознании в перочинный нож, который Лукас подарил Софи. Луч света был блеском от его лезвия. Образ в ее сознании становился все ярче и отчетливее. По мере того как служба продолжалась, она с трудом удерживалась от того, чтобы не выбежать из часовни и не рассказать Валери Бойкин о своей догадке.
Как только они ушли с похорон, она позвонила менеджеру поисковых работ по мобильному телефону.
– Думаю, я видела перочинный нож Софи на камне около бревенчатой хижины в пяти милях от дороги, – сказала она, как только дозвонилась до Валери.
Валери приняла информацию молча, и Жаннин поняла, что она не верила ей. Валери была близка к тому, чтобы сдаться. Жаннин услышала это, хотя та и молчала.
– Пожалуйста, – умоляла Жаннин. – Пусть кто-то пойдет туда и проверит.
– Я знаю, как вы хотите, чтобы Софи была найдена живой, Жаннин, – в конце концов прозвучал голос Валери. – Мы все хотим, но она не могла уйти так далеко. Вы это знаете, не так ли? Вы даже не уверены в местоположении хижины.
Жаннин еще немного поумоляла, а потом решила, что единственным выходом для нее будет приехать на место аварии рано утром и упросить ее при личной встрече. Лукас согласился поехать с ней, но неохотно. Он казался немного отрешенным, и она испугалась, что он тоже начал сдаваться.
Они прибыли к трейлеру рано утром в воскресенье и увидели, что он и тягач стояли одни на дороге. Оранжевых конусовидных знаков, формировавших заграждение через дорогу, уже не было. Не было и машины шерифа и автомобилей, принадлежащих поисковикам. Единственным признаком деятельности, которая бурлила в этом районе всю неделю, был синий переносной туалет, стоящий рядом с насыпью.
– Где все? – спросила она у Лукаса, припарковавшись у трейлера.
Он не ответил, и тут она с ужасом осознала, что сама знает ответ. Поисковые работы отменены. Жизнь Софи для всего остального мира была закрытой книгой.
Валери Бойкин выглянула из-за стола в трейлере, когда Жаннин и Лукас вошли внутрь. Она медленно встала. Ничего теперь делать быстро больше не надо, подумала Жаннин. Спешка закончилась, по крайней мере это было видно по глазам Валери.
– Я ждала вас, – сказала Валери.
– Где все? – повторила Жаннин.
– Мы решили прекратить поиски, Жаннин, – в голосе Валери звучало искреннее сочувствие. – Мне очень жаль, мы сделали все, что могли. Но, учитывая то, что не было никаких даже признаков Софи, и то, что собаки не смогли снова выйти на ее след по запаху, если только изначально найденный запах был ее запахом…
– Вы не можете вот так просто прекратить поиски, – сказала Жаннин. – Вы должны проверить ту хижину.
– Медицинские консультанты сообщили нам, что, учитывая состояние Софи, она не могла жить так долго, – сказала Валери, положив руку на плечо Жаннин. – Мне жаль. Я знаю, что тяжело слышать такое.
Валери посмотрела на Лукаса, как бы прося у него поддержки, но Лукас только извинился и вышел из трейлера, чтобы посетить переносной туалет.
– Ну что ж, – проговорила Жаннин. – Надеюсь, теперь мне разрешат искать самой, не так ли? Матери разрешается искать своего ребенка тогда, когда все остальные признают, что его нет в живых.
– Жаннин! – сказала Валери. – Я понимаю…
– Она не умерла, черт возьми! – Жаннин ударила кулаком по стойке. – Я знаю, что она не умерла.
Она выбежала из трейлера и стала посреди дороги, скрестив руки на груди, в ожидании Лукаса. Она стояла так несколько минут, после чего к ней подошла Валери.
– Вы что, действительно собираетесь искать сами? – спросила Валери.
– Не сомневайтесь в этом, – сказала Жаннин.
– В таком случае возьмите с собой вот это.
Валери передала ей маленький прибор, и Жаннин узнала в нем ДжиПиС – один из приборов, которыми пользовались поисковики, чтобы не заблудиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37