— Ай, чего там налаживать? Я с тобой больше не мою! С такими порядками другого себе найди, еще посмотрим, кто с тобой пойдет… Дураков-то нету! Нету, понял? Я сам буду теперь мыть, один, а от этого золота выдели мне долю, и чтобы все было как положено!
— Подумай, прежде чем делать то, что говоришь, — с угрозой сказал первый.
— Чего тут думать! От дум голова болит. Го ни долю — и дело с концом! —он схватился за кайлу.
Тот, что возился у желоба, не стал больше спорить. Он встал, отряхнулся, отошел в сторону, выкопал в песке ямку и достал мешочек.
— Как делить-то? — спросил он. — Ни безмена нет, ничего!
Старатели расстелили на траве холщовую скатерку и высыпали на нее золото. Каждый недоверчиво глядел на другого. Нигматулла, тоже следивший за ними и видевший кусочки золота, рассыпанные на скатерти, не находил себе места. Порой ему казалось, что он видит все это во сне или рассудок его так помутился, что он уже не понимает, что происходит, но ему хотелось вскочить, вцепиться в глотку этим зимогорам, задушить их и отобрать у них то, что ему было нужнее, чем им. Ведь все равно пропьют они это золою в кабаках, пропьют все, вплоть до старательских шаровар, и золото пойдет дымом, не принеся никому счастья. Может быть, наступил его час, и ему нужно только решиться один раз на рисковый поступок, чтобы потом всю жизнь не быть нищим голодранцем и бродягой! Другого такого случая никогда не будет — или сейчас, или никогда!..
У него пересыхало во рту, он облизывал спекшиеся губы, дышал тяжело, точно нес непомерный груз на своих плечах. А старатели, будто дразня его, спорили, шумели, ругались и наконец сцепились не на шутку из-за небольшого слитка, похожего на отрубленный палец. Уже нельзя было разобрать слов, они поносили друг друга последними словами, пока тот, что был повыше и попроворнее, не вскочил, не схватил рядом лежавший ломик и что есть силы не стукнул товарища по голове. Товарищ не успел даже крикнуть — как стоял на коленях, так и упал навзничь, и кровь залила его лицо.
Старатель с минуту смотрел на товарища, словно не понимая, что он сделал, потом лицо его исказилось в мучительной гримасе, и, плача, он бросился к лежавшему на земле товарищу.
— Сагитулла-агай! Встань, встань, я тебе все отдам! А-а! — Он схватился за голову, потом за плечи лежащего и в отчаянии стал трясти его так, что голова упавшего замоталась бессильно, от плеча к плечу, и малахай сдвинулся на затылок, обнажив короткий ежик жестких черных волос и рваную рану на лбу. Наконец увидев, что все напрасно, старатель опустил руки и заплакал.
Нигматулла нащупал в траве отлетевший в сторону ломик, бесшумно, по-кошачьи, подполз к обезумевшему от горя старателю и ударил его по затылку. Старатель, не охнув, свалился ничком на товарища, раскинув руки, как бы пытаясь обнять его.
Потянув на себя скатерть, Нигматулла стал лихорадочно, трясущимися руками собирать золото, соскребая все в кучу, свернул скатерку в узел и запихал за пазуху.
Лицо его горело, он шатался как пьяный от свалившейся на него удачи, бормотал о чем-то бессвязно, как в бреду:
— Ха! Ха!.. Я богатый!.. Я буду плевать на Хажисултана-бая… Никто не скажет, что я вор!.. Не прощу даже, если станут в ногах ползать! Не прощу!..
В нескольких шагах от костра черный дырой зиял вход в землянку. Оглянувшись по сторонам, Нигматулла вошел внутрь, взял лежавшее на нарах ружье, буханку хлеба и выбежал. Пока не рассвело, он должен подальше уйти от этого места!
Он шел, пробираясь через предрассветный лес, шел, не передыхая, не останавливаясь, в ближнем ручье смыл пятна крови с рук, помочил кусок хлеба в воде, пожевал, сидя на, корточках.
Где-то далеко за лесом всходило солнце, лучи его скоро пробились сквозь чащу и легли на розоватые стволы сосен, бросили блики на говорливый ручей, и он будто оживился, побежал быстрее.
Напившись из ладоней, Нигматулла поднялся и зашагал дальше, и теперь он чувствовал себя уже другим человеком — сильным, уверенным, готовым постоять за себя. Он шел к иной жизни твердым шагом хозяина, как будто за спиной его не было ни зиявшей черным ртом опустевшей землянки, ни двух мертвых тел, лежавших в обнимку на красной траве…
18
В конторе Кулсубаю выставили еще бутылку водки, а перед Гайзуллой положили две коробки конфет. Захмелевший Кулсубай болтал без перебоя. Ему хотелось отплатить за щедрое угощение, он то и дело хватал Аркадия Васильевича за рукав, наклонялся.
— Спасибо, хозяин.. Я говорю, вот гут в чем дело-то — Хайретдинка помер, кому на кусок хлеба заработать? Мальчонка-то калека! Вот поможешь им лошадку купить, а мы тебе золото…
Аркадий Васильевич быстро понял, что от мальчика он ничего не добьется, и говорил теперь только с Кулсубаем.
— Хе, может, там и золота нету? Вот на Кундузском перевале целый месяц разведка работала, говорили, золота куча, а ничего не нашли! Как же я тебе поверю? Конечно, если жила богатая, мне ничего не жалко — водка, хлеб, деньги, все будет!
— Едем, хозяин! Раз я сказал, будет золото.
Управляющий налил Кулсубаю еще полстакана водки, дал два рубля и велел закладывать лошадей.
Кроме управляющего, Кулсубая и Гайзуллы в дорогу выехали штейгер Закиров, инженер прииска немец Мордер и около десятка старателей с кайлами и лопатами. Лошади тяжело тащили арбы в гору мимо кладбища, через березняк. Размытая дождем дорога зияла рытвинами, жирно хлюпала вода, а мелкий, надоедливый дождь все накрапывал, накрапывал, и казалось, ему не будет конца. Скоро он припустил еще сильнее, и продрогшие старатели, чтобы согреться, прижались друг к другу, накрылись рогожами. Медленно трясущийся впереди тарантас почти не был виден из-за густой пелены. Постепенно туман поднялся выше, стало свежо. При спуске лошади в первый раз за всю дорогу побежали рысью, и комья грязи, налипшие на колеса, полетели в лицо.
— Че-черт, — стуча зубами, пробормотал один из старателей. — Приспичит, так хоть в пекло беги, в любую погоду…
Добежав до луга, лошади внезапно остановились, и тотчас впереди, почуя, что-то, залаяла собака. Гнедая беспокойно заржала, и из-за кустов показалась большая медведица с медвежонком. Увидев людей, она подняла морду, как бы принюхиваясь, оскалилась на лающую собаку, встала на задние лапы, взревела и вдруг, вприпрыжку перебежав дорогу, скрылась в лесу.
За мостом управляющий повернулся к Кулсубаю и мигнул в сторону мальчишки.
— Здесь? — спросил Кулсубай.
— Нет, вон там, — Гайзулла показал рукой на ложбинку возле оврага.
Лошади остановились. И оттого, что перестали скрипеть колеса, как будто громче стала журчать мутная Юргашты.
— Здесь, вот здесь! — Гайзулла соскочил с арбы и, прихрамывая, пробежал несколько шагов.
— Я говорю, все ты перепутал, — нахмурившись, проговорил Кулсубай.
Он уже протрезвел, и теперь ему было жалко, что он выпил так много и наговорил лишнего. Заплатит или не заплатит управляющий, — думал он, — это еще куда кривая вывезет! Обещать они умеют… А мы бы сами, малайка помог бы…
— Да нет же, здесь! —удивленно, посмотрел на Кулсубая Гайзулла. — Я здесь играл, а отец на горе дранки колол! Я помню…
— Да что вы его слушаете? — махнул рукой Кулсубай. — Айда, поехали, сам не знает, что говорит.
Мордер, внимательно следивший за ним, хитро улыбнулся:
— Куда нам торопиться? Посмотрим, где мальчик говорит, а вдруг? Да и ночь скоро, темнеет уже…
Управляющий кивнул головой. Старатели выпрягли лошадей и стали сооружать шалаши. Скоро на поляне уже горели два костра, и подвешенные над ними чайники и ведра с супом громко булькали, выплескиваясь на огонь.
Напившись чаю, отправились к ложбине. Управляющий степенно вышагивал впереди, то и дело прилаживая спадающее на нос пенсне в золотой оправе.
— Во что бы то ни стало, — шептал он семенящему рядом штейгеру, — иначе разорение… На этом прииске золото кончается, рабочие все разбежались. Горим… Если не новое место…
Дойдя до ложбины, он сам вскопал лопатой небольшую ямку, отгреб камни, набрал в ковшик песку и, потряся ковшик в воде, стал выбирать руками крупную гальку. Мордер и Кулсубай внимательно следили за его движениями. Управляющий снова потряс ковшик, слил несколько раз воду и, взяв небольшой желтоватый камешек, попробовал его на зуб.
— Да… — сказал он, вздыхая, — одни шлихи.
Он повертел еще ковшик, пристально разглядывая двигающиеся по донышку песчинки, вылил остатки воды и песка на землю и поднялся, глядя на неподвижно стоявшего мальчика:
— Что ж ты, парень, а?
Гайзулла, хотя и не донимал, что говорит управляющий, по его глазам и недовольно сморщившемуся лицу сообразил, в чем дело. Он ткнул рукой в ямку, выкопанную в песке:
— Здесь, здесь!
— Мальчик не врет, Аркадий Васильевич, — сказал немец. — Не будем спешить…
Он взял ковшик и приказал штейгеру вскопать на полсажени в глубину. Промыв песок, немец поднес ковшик к глазам и удовлетворенно хмыкнул. На дне ковшика что-то блестело. Управляющий и штейгер подошли ближе. Мордер послюнил палец, взял крохотную крупицу и стал внимательно разглядывать.
— Золото! — вскрикнул Аркадий Васильевич и приказал штейгеру набрать еще песку.
На этот раз на дне ковшика остались две крупинки со спичечную головку. Лицо управляющего просияло. Забыв про Кулсубая и Гайзуллу, он бросился опять промывать и, когда после третьей промывки увидел три золотника размером побольше, бросился к Мордеру и стал восторженно трясти его за руки:
— Нашли! Это золото, золото!
Толстый немец важно отдувался и вытирал платком вспотевшее лицо:
— Подождите, Аркадий Васильевич, радоваться еще рано. Вдруг жила небольшая? Может еще так получиться, что как русские говорят, овчинка выделки не стоит!
— А жила здесь проходит? — посерьезнев, спросил управляющий.
— Трудно сказать, — ответил немец и наморщил лоб. — Может, она только на поверхности, а может, здесь золото совсем случайное, водой принесло… Во всяком случае, если жила здесь, значит, она совсем на поверхности, молодое золото.
— Молодое? — переспросил штейгер. — Это как?
— Молодое, свеженькое, как девушка, которую первый раз сватают! — улыбнулся немец. — Так говорят, когда жила на поверхности. Легкая добыча, убрал верхний слой—и бери! На прежнем-то прииске золотишко старое, глубоко лежит, сами знаете. — Мордер вылил из ковшика песок, ополоснул его, выпрямился и потер поясницу. — Ноет уже… Темно, давайте обратно, разведку завтра продолжим.
При виде приискового начальства старатели, сидевшие вокруг костров, поднялись с мест.
— Ну как, Аркадий Васильевич?
— Хоть один знак нашли? — спрашивали они.
Штейгер скорчил свирепую гримасу:
— Куда нос суете? Сколько бы ни нашли — все наше, вам ни Кусочка не достанется! Может, еще Аркадий Васильевич отчет вам должен давать?
Не смея больше расспрашивать, старатели молча уступили дорогу хозяевам, но, увидев Кулсубая и Гайзуллу, плетущихся сзади, тут же окружили их.
— Нашли, нашли, — устало отмахнулся Кулсубай, предупреждая расспросы.
— Много?
— Много, да никому не достанется! — Кулсубай сел возле костра. — Дайте-ка и нам супцу, а во весь день без жратвы. Иди-ка, садись рядом со мной, — указал он Гайзулле. — Что, устал?
Гайзулла кивнул головой.
— Так-то, брат, — продолжал Кулсубай. — Дураком я был, дураком и остался. Так и буду всю жизнь, видно, в дырявых штанах ходить! А они, — Кулсубай мотнул головой в сторону управляющего, — заплатки в жизни своей не увидят!
— Брось, кустым! — весело заметил молодой старатель в большом, не по росту сшитом бешмете, —Если здесь много золота, я смогу жениться, а вот он — семью оденет. Не все плохо на этом свете!
— А я напьюсь так, что и жена домой не до тащит! — крикнул кто-то.
Старатели загомонили:
— Эх, мне бы золота побольше намыть, си дел бы я здесь, черта с два!
— Куда б ты делся! Молчи уж…
— В Америку махнул бы!
— Ха! Чего ты там не видал?
— Дурак! Там, говорят, как в раю, — молочные реки, кисельные берега! И водки, и хлеба, всего полно, набирай карманы и живи в свое удовольствие! Говорят еще…
— Говорят, говорят! — вспылил пожилой бородач. — И у вас, говорят, золото с лошадиную голову находят, а приедешь — шиш тебе с маслом! Вот я мою, мою, а семью прокормить не могу! Говорят!..
— Вам, зимогорам, точно от золота проку нет! Сколько бы ни мыли!
— Легко тебе говорить, один ходишь! Заработал, пропил, и горя мало, а у меня семь душ — вот где сидят! — бородач стукнул себя кулаком по шее. — Год уже, как здесь, за сто верст от дома, пешком шел, а толку? Ни гроша в кармане!..
Старатели замолчали. Кулсубай подложил веток, пламя вспыхнуло сильнее и осветило верхушки деревьев, качающиеся от резкого ветра.
— Ложись, Гайзулла, завтра рано вставать.
— Завтра нас отпустят домой, агай?
— Не знаю… Ложись, там видно будет.
Костры угасали, но люди не торопились ложиться. Поляна погружалась в темноту, дальше от нее стоял уже густой ночной мрак, и полная луна, медленно плывущая сквозь голубоватые облака в прорывах между ветками, казалось, не освещала, а лишь оттеняла черноту ночи. В небе дрожали редкие звезды, изредка слышны были далеко на дороге скрип тарантаса и одинокий звук колокольчика.
Луна уже показалась над верхушками, когда Кулсубай прилег на траву рядом с Гайзуллой, подложив под голову старый малахай. Он закрыл глаза и старался уснуть, но у костра все еще шептались. Кулсубай прислушался.
— Ха, если бы я был богатым, со мной и уряд ник бы считался и начальство! А что у меня за богатство? Во, гляди! Бешмет в глине да дырявые каты! Тут еще штейгер все требует: «Не прячьте золото, не прячьте! Вы мне за него ответите!» Да если я намытого не сдам, я ж с голоду помру, где уж тут прятать! Вот она какая, жизнь!
— Да… — пробасил густой голос, и Кулсубай узнал в нем бородача. — Говорят, везет кому-то, а нам — все мимо проходит! Сколько лет уже мою, двух друзей в шахте схоронил, а куда идти? Все думаешь, найду, найду, здесь оно где-то, рядом, прямо нюхом чую! Эх, пропади оно пропадом!..
Кулсубай приподнялся с земли:
— Хватит болтать-то, сами не спите и другим не даете! От разговоров в кармане не прибавится…
Старатели улеглись. «И вправду кажется, вот-вот найдешь, — думал Кулсубай. — А оно все дразнится только! Вот и сейчас показалось и ма-иит, зовет, а что из этого выйдет — неизвестно… Может, разбогатею, а может, так обнищаю, что совсем голозадый ходить буду…»
Он придвинулся ближе к Гайзулле, обнял его за плечи. Мальчик дышал спокойно и ровно, чуть посапывая во сне.
С утра на поляне закипела работа. Разбившись по двое или по трое, старатели копали шурфы. Очень скоро внизу, из-под песка и комьев глины, выступила вода. Постепенно она поднялась по щиколотку, затем по колено, и старатели ругались вовсю. Ноги стыли в холодной воде, и при каждом ударе кайлы мутная желтая вода брызгала во все стороны. Скоро пришлось вычерпывать воду, и стало совсем тяжело работать.
Первые шурфы дали хорошие результаты. Однако по мере удаления вверх и вниз золотая жила терялась. Все меньше и меньше золотых крупинок становилось на дне пробного ковша, вместо песка появилась какая-то беловато-серая порода. В последнем шурфе совсем не оказалось золота. В небольших ямах, вырытых для снятия пробы, тоже ничего не было…
Бородач, работавший в паре с молодым старателем в большом бешмете, отбросил кайлу и стал выжимать на себе размокшую, отяжелевшую одежду.
— Всыпать бы этому мальчишке, спустить штаны и в крапиву голым задом, — сказал молодой. —Пусть вон штейгера обманывает, а мы за что терпеть должны?
Но его никто не поддержал.
— Там, где они показали, есть, — задумчиво сказал бородач, — а если здесь нет, они тут ни при чем. Жила могла и в другую сторону уйти…
— Сколько земли зря выворотили, и все пусто, — молодой сел на землю и устало вытер ладонью лицо, забрызганное грязью.
К шурфу, ежась от холода, подошел Мордер. Подобрав полы плаща, он наклонился и внимательно осмотрел выброшенную наверх породу.
— В тех вон забоях не было? — спросил он, растирая на ладони комочек земли.
— Не было! — буркнул молодой.
— А около реки?
Ему никто не ответил.
— Золото должно быть. — Мордер снял очки, протер их носовым платком и снова надел, затем обернулся и махнул рукой управляющему: —Ар кадий Васильевич!
Управляющий был не в духе. Он сердился на Мордера, и на старателей, и на поганого мальчишку, а больше всего на самого себя за то, что не послушал вчера Кулсубая, который звал их идти дальше. Он подошел к инженеру и, остановившись возле шурфа, толкнул ногой большой ком глины, лежащий сверху.
— Аркадий Васильевич, надо продолжать разведку! —пыхтя, подкатился к нему немец.
— Мордер, ну вы понимаете, что вы говори те? — брезгливо поморщился управляющий. — Если так вести разведку, можно весь Урал изрыть и ничего не найти!
— Зачем же Урал? — обиженно возразил немец. — Золото выше должно быть. Я уверен, что тот самородок, который нашел хромой мальчик, принесло сюда во время наводнения!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45