А когда он его наконец приобрел, ему показалось, что он женился на вдове с пятью детьми. Через несколько недель он сбежал от обогревателя и переехал.
Разумеется, при таком отношении Антон Л. так никогда и не заимел бы своей собственной квартиры. Обладание обстановкой из мебели его бы угнетало. Комнаты, сдаваемые в поднаем, были для него самым подходящим, но еще лучшим было то, что он увидел, проезжая по одной из центральных улиц города, Анакреонштрассе: гостиница. В гостиничном номере жильцу принадлежит еще меньше, чем в сдаваемой в поднаем комнате. Антон Л. решил переехать в гостиницу «Три короля». Переезд он собирался совершить абсолютный: оставить все. кроме того, что было на нем надето.
Он остановил машину перед гостиницей, прямо на середине улицы. Большая стеклянная поворотная дверь заперта не была. (В гостинице такого высокого класса всю ночь дежурит портье.) Антон Л. вошел внутрь. Он никогда не бывал в этой гостинице, но знал – с тех времен, как работал в туристическом бюро, – что на втором этаже находилось несколько представительских номеров. Некий господин директор доктор Паоло Наппенбах из Буэнос-Айреса всегда заказывал проживание только в представительском номере 22. Антон Л. зашел за стойку портье. Ящичек на стойке для ключей с номером 22 оказался пустым. Это значило: представительский номер занят. Как и следовало ожидать, рядом со стойкой на полу лежала униформа портье. Антон Л. поднял лежавшую одежду: действительно, в кармане он нашел связку ключей. Один из ключей должен был, по всей видимости, быть универсальным, подходящим ко всем дверям. Антон Л. поднялся наверх. Тяжелые ковры заглушали звук шагов. От них поднималась пыль. По углам стояли полузасохшие декоративные растения. Антон Л. решил, что хотя бы на своем этаже обязательно их польет.
Универсальный ключ он нашел сразу. Представительский номер оказался темным, конечно же, ведь проживавший в нем человек в это время спал. Антону Л. было бы намного приятнее, если бы этот номер ночью, той решающей ночью, оказался незанятым. Почему? На гостиничной кровати, в которую ложишься, спали до тебя кто знает, что за люди, и кто знает, какими похабностями они занимались. (В гостиничном номере с Дагмар – конечно же, это было ни в коем случае не похабство, скорее, это была трагедия.) Да, но все-таки это напоминало ситуацию, когда в кровати лежит труп, хотя там лежала лишь пижама в желтую и черную полоску с поясом. Это кровать была еще более широкая, чем двуспальная, но господин в желто-черной пижаме был в ней один, разве что его дама спала совершенно голой. Следов похабностей Антон Л. не обнаружил. Пижама целомудренно лежала совсем одинокая. Есть разница, занимался ли человек в кровати, в которую собираешься лечь, похабностями или просто из нее дематериализовался. Этот аргумент не помог. Антон Л. попытался отбросить эти мысли. Он раздвинул тяжелые занавески и распахнул окна. Представительский номер оказался очень красивым (спальня, ванная, туалет, гардеробная, салон и прихожая), а кроме того, в это время года эта гостиница, самая шикарная гостиница города, наверняка была заполнена до отказа. Ни в одной кровати нельзя было быть уверенным, в любой могли происходить похабности. Он просто сменит постельное белье.
Антон Л. прошел в салон. Здесь он тоже распахнул окна, которые в отличие от спальни выходили на Анакреонштрассе. Внизу стояла его машина. «Я подумал „моя“ машина, – размышлял Антон Л. – Но при этом она принадлежит Дерендингеру, пускай он и дематериализовался. Или может, теперь ему, тому, кто всю жизнь чуждался собственности, принадлежит весь город – или вообще все?…»
Антону Л. пошла на пользу работа в различных туристических фирмах, он получил солидную практику. Сотрудники туристических бюро, естественно, никогда не могут отправляться в поездку в основной туристический сезон, когда они должны находиться на рабочем месте и обслуживать других путешественников. Но в «мертвый сезон», ранней весной или поздней осенью, они получают ваучеры и скидки в гостиницах, спальных вагонах и авиакомпаниях и поэтому спокойно привыкают к гостиничной жизни. Антон Л. сей удобный случай не упустил, правда, не в фирме «Кюльманн» (старый Кюльманн использовал бесплатные ваучеры либо сам, либо продавал из-под прилавка постоянным клиентам), а в «Сантиханзере». Эту возможность Антон Л. использовал в общей сложности около четырех лет, что совпало у него с периодом чрезвычайного сексуального влечения. Вообще-то это были два периода: более продолжительный, так сказать более мягкий, когда он как минимум на несколько часов влюблялся в попадавшуюся на пути проститутку, и более короткий, вулканический, когда его сексуальный порыв почти достигал размеров дерендингеровской страсти к футболу. Антону Л. были в то время известны все бордели Европы и Северной Африки. В некоторых он уже даже пользовался скидками. Вообще он мог себе позволить такое хобби, потому что за поездку и проживание ему платить не нужно было почти ничего. По этой причине он знал, что такое гостиницы, и все гостиницы были похожи друг на друга. Вот и в «Трех королях» он без особого труда нашел кладовую с постельным бельем. Он взял оттуда комплект и перестелил кровать в представительском номере 22. Старое постельное белье вместе с желто-черной пижамой последнего жильца он выбросил в окно.
Фамилия последнего жильца была Пфайвестль. Антон Л. обнаружил сумочку с документами. Ханс Эрхард Пфайвестль, родился 4.1.1919 в Тройхтлингене, фабрикант. В шкафах висели костюмы господина Пфайвестля. Наверное, он был приземистым, довольно толстым господином. Шестнадцать, частью ярких расцветок, галстуков тоже висели в шкафу. «Очевидно, – подумал Антон Л., – в Тройхтлингене отсутствует вкус». Он выбросил в окно и галстуки. На улице снова светило солнце. Ни одно дуновение ветерка не теребило пестрый клубок, который лежал теперь под окном возле старого постельного белья. Из окна просматривалась расположившаяся несколько ниже маленькая площадь. На ней находился фонтан. Вода в нем била. Антон Л. сотню раз ходил по Анакреонштрассе, но никогда не слышал плеска воды всегда включенного фонтана. Теперь шум фонтана долетал даже до этого окна. Какая-то кошка спала в тени фонтана.
VIII
Придворная свечная лавка
К этому вечеру Антон Л. подготовился предварительно. Сначала, правда, он не собирался сразу оставаться в гостинице, но затем решил рассматривать разведывательную вылазку, которая привела его сюда, как самый последовательный переезд в своей жизни и вообще больше не возвращаться в квартиру Хоммеров. (Впоследствии он все-таки еще раз это сделал.) Стоило бы очень больших усилий перенести вниз с третьего этажа все продукты, которые он там нагромоздил, и перевезти их сюда, тем более, что, как он убедился, продуктовые склады гостиницы были забиты. Приготовив на кухне гостиницы обед, он поел в большом зале ресторана. (Газ все еще поступал.) В ресторане восемьдесят столов – Антон Л. подсчитал – были накрыты на двести шестьдесят шесть персон. В малом зале стояло почти столько же приборов для завтрака. Тратить силы на мытье посуды Антон Л. не стал. Использованную посуду он просто выбросил в окно, а вечером, снова приготовив себе ужин, сел на следующее накрытое место. Через несколько домов находился хороший магазин мужской одежды. После обеда, когда жара перестала быть невыносимой, Антон Л. принес оттуда пижаму (красную, украшенную большими красными же цветами, стоившую 120 марок) и несколько носовых платков. Важнее был оружейный магазин, располагавшийся рядом. Антон Л. разбил витрину (что стало уже привычным делом) металлической палкой, которую нашел в гостинице, но тут же испугался, потому что взвыла сирена, питаемая, вероятно, от аварийного источника тока, затем взял охотничье ружье, а также инструкцию по его эксплуатации, в которой указывалось точное обозначение патронов, предусмотренных для этого ружья. Антон Л. взял с собой две пачки таких патронов.
Сидя в салоне своего представительского номера, он еще раз изучил руководство по эксплуатации, зарядил ружье и выстрелил в окно. Звук выстрела разнесся по тихой улице, отражаясь от фасадов домов. В воздух поднялись стаи птиц. Антон Л. выстрелил еще. На этот раз он целился в витрину какого-то банка. Снова грохнул выстрел, витрина разлетелась; и здесь тоже взвыла сигнальная сирена. Антон Л. снова выстрелил, на этот раз в окно, находившееся выше и дальше. Он промахнулся. Пуля отскочила рикошетом. Антон Л. стрелял и стрелял. Сирена сигнализации банка еще не перестала выть, когда Антон Л. расстрелял уже обе пачки патронов. В доме напротив он не попал лишь в три окна на пятом этаже. Пот стекал со лба. Трудно поверить, что стрельба – такое напряженное занятие. Антон Л. помчался в оружейный магазин, сгреб там все упаковки патронов нужного вида в охотничью сумку и, возвратившись домой, принялся снова стрелять, пока ружье не раскалилось. В радиусе двухсот метров все находившиеся в зоне обстрела Антона Л. оконные стекла были расстреляны. Лишь в одно окно мансарды углового дома Антон Л. попасть никак не мог. Улыбаясь, он милостиво дал ему срок до следующего раза…
Какой-то инженер или другой специалист в технической области создал аварийные агрегаты, которые, вероятно, стояли в некоторых магазинах, а также во всех банках, больницах и музеях и гарантировали работу сигнализации, обеспечивая ее аварийным источником энергии, которой возможно хватит на месяцы работы, пока… Да, насколько?
Фактом было то, что в одно мгновение, в ночь с 25 на 26 июня, вероятно около половины второго, все жители как минимум этого города исчезли, все, за исключением Антона Л. Феномен был необъясним, но логичной оставалась уже упоминавшаяся возможность, что все так же неожиданно появятся снова. Мог ли Антон Л. этого желать? Разве он не разыгрывал из себя наследника целого города? Что сказал бы господин Хоммер по поводу разбитого стекла на столе? Дерендингер по поводу уведенного автомобиля, у которого к тому же было смято крыло? А люди, обитающие на Анакреонштрассе, которым он перестрелял все окна? На улице все еще лежали никем не тронутые галстуки господина фабриканта Пфайвестля, но когда налетит ветер, их унесет, когда пойдет дождь, он их смоет. Что скажет господин Пфайвестль, если он (скорее всего голый, потому что его пижама тоже лежала внизу рядом с галстуками) снова материализуется в кровати рядом со спящим как раз Антоном Л., или на нем, или поперек него? Если уж Необъяснимое произошло один раз, то в будущем случиться может все что угодно.
Антон Л. решил снова принести в комнату галстуки и пижаму господина Пфайвестля, а кровать в комнате передвинуть на другое место, Это означало, что господин Пфайвестль в случае обратной своей материализации звонко шлепнется на ковер, и такой вариант, что было совершенно понятным, оказался бы для Антона Л. предпочтительнее, чем если бы жирный, маленький фабрикант из Тройхтлингена снова появился бы на свет совершенно голым, обнявшись с Антоном Л. Господин Пфайвестль негодовал бы как оттого, так и от другого, Антон Л. с этим фактом считался, ибо из опыта работы в туристическом бюро ему был знаком образ мышления и фабрикантов, но он как минимум не сможет упрекнуть его относительно галстуков.
Но за все про все: было бы проще, если бы они – все остальные – больше бы не возвращались. Аварийных источников энергии, если бы Антон Л. стал их использовать, на долго не хватило бы, даже при условии их обслуживания. Антон Л. решил оставаться при свечах. Он повесил ружье на плечо и принес немного свечей из магазина восковых украшений, расположенного в историческом центре города – Резиденции.
Был теплый и мягкий вечер. Небо было еще светлым и, за исключением нескольких безобидных полосок на западе, безоблачным. Гроза настолько охладила воздух, что жара даже за весь прошедший солнечный день не смогла дойти до предыдущего уровня. Впервые, идя по улицам с ружьем за спиной, Антон Л. заметил, что город не стал совершенно безмолвным. В городе было почти так же шумно, как и прежде, когда он кишел людьми, но теперь это были другие, чужеродные звуки. Настолько чужеродные (или естественные), что Антон Л. поначалу их даже не воспринимал. Когда его сознание открылось этим новым звукам, ему показалось, что перед ним распахнулась дверь шумного зала. Поток неисчислимых шумов так навалился на Антона Л., что он испугался. Еще больше его испугало осознание того, что он уже и раньше воспринимал эти звуки, но они не находили пути от ушей до мозга. Сверчки трещали, собаки выли – а может, собакоподобные звери (волки?), – ночные птицы начали свой скрип, все трепетало и ухало. Но и другие звуки (Антон Л. и не представлял, откуда они исходят) подобно таинственным артериям прошивали все остальные шумы, щелканье и потрескивание, хруст, трение, шипение, деревянный стук и легкое жужжание стояло надо всем и исходило, вероятно, с остывающих крыш. Такие звуки, подумал Антон Л., слышишь лишь тогда, когда остаешься один. Это симфония одиночества – нет, слишком высокое понятие. Симфониетта.
Было еще чересчур светло для того, чтобы бояться. Тем не менее Антон Л. шел быстрым шагом. На большой площади сидел старый курфюрст, протягивая вперед свою железную руку. Два мальчика стояли по обе стороны трона и держали корону и скипетр. По площади промчалась целая туча мышей и скрылась за цоколем памятника. По причине того, что они с другой стороны памятника не появились, Антон Л. предположил, что в цоколе было их жилище. Магазин восковых товаров находился за памятником. Курфюрст повернулся к поставщику своего двора (над магазином до сих пор значилось «Придворная свечная лавка») железной спиной. Не долго думая, Антон Л. разбил прикладом ружья витрину и влез внутрь. И здесь тоже Антон Л. почувствовал некоторое внутреннее изменение: вламывался ли он в квартиру фрау Шварценбек или в магазин на Вассертрегерштрассе, в квартиру, в которой он спасся от медведя, или в гостиницу – он всегда немного боялся – это бы было сказано слишком сильно, – он чуть сильнее сдерживал свое дыхание, ибо пугаться было нечего, ведь там никого не было. Еще в гостинице его не удивило бы, несмотря на все, если бы портье все-таки появился за своей стойкой откуда-нибудь сзади. Здесь, в лавке придворного свечника, он бы испугался, обнаружив, что в лавке кто-то есть. Он больше не рассчитывал, что может с кем-нибудь встретиться.
Вообще-то в лавке придворного свечника не было ничего – почти ничего – особенного. Антон Л. выбрал несколько больших красивых свечей, которые горели бы как можно дольше, и сунул их в охотничью сумку. Когда он уже собирался вылезти через разбитую витрину, то увидел лежавшее с внутренней стороны двери письмо. Это был простой белый конверт, который, очевидно, подсунули под дверь после того, как магазин был в последний раз закрыт. К адресату оно так и не попало. Антон Л. поднял конверт. Тот оказался заклеенным. На лицевой стороне было написано: «Для Л. С большим приветом, Э.»
Для Л. Его звали Л., Антон Л. Но возможно, так звали придворного свечника или одного из его служащих. (Мы употребляем для Антона Л. сокращение Л с точкой; каждый понимает, значит, что у него была фамилия – даже очень длинная фамилия, – которая начиналась на Л. Но на конверте действительно стояло лишь Л с точкой.)
А кто такой Э.? Дагмар тоже носила фамилию Э. Антон Л. сунул конверт к свечам в охотничью сумку. «На почте лежат многие тысячи писем. Пойду ли я когда-нибудь на почту, где буду вскрывать письма и читать их? Наверное, это не так интересно, как кажется на первый взгляд». Антон Л. остановился у витрины магазина головных уборов. Среди более или менее вышедших из моды шляп отдельно на стойке, скорее как декоративный экземпляр, чем как товар для продажи, была выставлена клетчатая шапка с планкой спереди и сзади, с опускающимися по бокам ушными клапанами, которые могут быть завязаны наверх, тот головной убор, который в практическом смысле кажется странным, шапка, которую носил Шерлок Холмс. Антон Л., не раздумывая, разбил витрину и взял оттуда шапку. Она ему подошла. Он посмотрел в другую витрину магазина головных уборов, которая разбита не была и в которой еще отражалась большая площадь, старый курфюрст и Резиденция, а теперь еще и Антон Л. Он еще никогда не носил такой шапки, да он никогда и не решился бы надеть такую шапку-ушанку, хотя и знал, что такие шапки существуют. Это было подобно посвящению. Антон Л. посмотрел на свое бородатое лицо (со вторника он так и не брился, да и зачем ему это было нужно?) и на клетчатую шапку на голове. Ему показалось, что он что-то себе подарил, что сбылся сон, который он до сих пор не рисковал даже увидеть. Из-за этой шапки он совершенно забыл о письме: ему хотелось прочитать его прямо здесь, не отходя…
Не успел Антон Л.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Разумеется, при таком отношении Антон Л. так никогда и не заимел бы своей собственной квартиры. Обладание обстановкой из мебели его бы угнетало. Комнаты, сдаваемые в поднаем, были для него самым подходящим, но еще лучшим было то, что он увидел, проезжая по одной из центральных улиц города, Анакреонштрассе: гостиница. В гостиничном номере жильцу принадлежит еще меньше, чем в сдаваемой в поднаем комнате. Антон Л. решил переехать в гостиницу «Три короля». Переезд он собирался совершить абсолютный: оставить все. кроме того, что было на нем надето.
Он остановил машину перед гостиницей, прямо на середине улицы. Большая стеклянная поворотная дверь заперта не была. (В гостинице такого высокого класса всю ночь дежурит портье.) Антон Л. вошел внутрь. Он никогда не бывал в этой гостинице, но знал – с тех времен, как работал в туристическом бюро, – что на втором этаже находилось несколько представительских номеров. Некий господин директор доктор Паоло Наппенбах из Буэнос-Айреса всегда заказывал проживание только в представительском номере 22. Антон Л. зашел за стойку портье. Ящичек на стойке для ключей с номером 22 оказался пустым. Это значило: представительский номер занят. Как и следовало ожидать, рядом со стойкой на полу лежала униформа портье. Антон Л. поднял лежавшую одежду: действительно, в кармане он нашел связку ключей. Один из ключей должен был, по всей видимости, быть универсальным, подходящим ко всем дверям. Антон Л. поднялся наверх. Тяжелые ковры заглушали звук шагов. От них поднималась пыль. По углам стояли полузасохшие декоративные растения. Антон Л. решил, что хотя бы на своем этаже обязательно их польет.
Универсальный ключ он нашел сразу. Представительский номер оказался темным, конечно же, ведь проживавший в нем человек в это время спал. Антону Л. было бы намного приятнее, если бы этот номер ночью, той решающей ночью, оказался незанятым. Почему? На гостиничной кровати, в которую ложишься, спали до тебя кто знает, что за люди, и кто знает, какими похабностями они занимались. (В гостиничном номере с Дагмар – конечно же, это было ни в коем случае не похабство, скорее, это была трагедия.) Да, но все-таки это напоминало ситуацию, когда в кровати лежит труп, хотя там лежала лишь пижама в желтую и черную полоску с поясом. Это кровать была еще более широкая, чем двуспальная, но господин в желто-черной пижаме был в ней один, разве что его дама спала совершенно голой. Следов похабностей Антон Л. не обнаружил. Пижама целомудренно лежала совсем одинокая. Есть разница, занимался ли человек в кровати, в которую собираешься лечь, похабностями или просто из нее дематериализовался. Этот аргумент не помог. Антон Л. попытался отбросить эти мысли. Он раздвинул тяжелые занавески и распахнул окна. Представительский номер оказался очень красивым (спальня, ванная, туалет, гардеробная, салон и прихожая), а кроме того, в это время года эта гостиница, самая шикарная гостиница города, наверняка была заполнена до отказа. Ни в одной кровати нельзя было быть уверенным, в любой могли происходить похабности. Он просто сменит постельное белье.
Антон Л. прошел в салон. Здесь он тоже распахнул окна, которые в отличие от спальни выходили на Анакреонштрассе. Внизу стояла его машина. «Я подумал „моя“ машина, – размышлял Антон Л. – Но при этом она принадлежит Дерендингеру, пускай он и дематериализовался. Или может, теперь ему, тому, кто всю жизнь чуждался собственности, принадлежит весь город – или вообще все?…»
Антону Л. пошла на пользу работа в различных туристических фирмах, он получил солидную практику. Сотрудники туристических бюро, естественно, никогда не могут отправляться в поездку в основной туристический сезон, когда они должны находиться на рабочем месте и обслуживать других путешественников. Но в «мертвый сезон», ранней весной или поздней осенью, они получают ваучеры и скидки в гостиницах, спальных вагонах и авиакомпаниях и поэтому спокойно привыкают к гостиничной жизни. Антон Л. сей удобный случай не упустил, правда, не в фирме «Кюльманн» (старый Кюльманн использовал бесплатные ваучеры либо сам, либо продавал из-под прилавка постоянным клиентам), а в «Сантиханзере». Эту возможность Антон Л. использовал в общей сложности около четырех лет, что совпало у него с периодом чрезвычайного сексуального влечения. Вообще-то это были два периода: более продолжительный, так сказать более мягкий, когда он как минимум на несколько часов влюблялся в попадавшуюся на пути проститутку, и более короткий, вулканический, когда его сексуальный порыв почти достигал размеров дерендингеровской страсти к футболу. Антону Л. были в то время известны все бордели Европы и Северной Африки. В некоторых он уже даже пользовался скидками. Вообще он мог себе позволить такое хобби, потому что за поездку и проживание ему платить не нужно было почти ничего. По этой причине он знал, что такое гостиницы, и все гостиницы были похожи друг на друга. Вот и в «Трех королях» он без особого труда нашел кладовую с постельным бельем. Он взял оттуда комплект и перестелил кровать в представительском номере 22. Старое постельное белье вместе с желто-черной пижамой последнего жильца он выбросил в окно.
Фамилия последнего жильца была Пфайвестль. Антон Л. обнаружил сумочку с документами. Ханс Эрхард Пфайвестль, родился 4.1.1919 в Тройхтлингене, фабрикант. В шкафах висели костюмы господина Пфайвестля. Наверное, он был приземистым, довольно толстым господином. Шестнадцать, частью ярких расцветок, галстуков тоже висели в шкафу. «Очевидно, – подумал Антон Л., – в Тройхтлингене отсутствует вкус». Он выбросил в окно и галстуки. На улице снова светило солнце. Ни одно дуновение ветерка не теребило пестрый клубок, который лежал теперь под окном возле старого постельного белья. Из окна просматривалась расположившаяся несколько ниже маленькая площадь. На ней находился фонтан. Вода в нем била. Антон Л. сотню раз ходил по Анакреонштрассе, но никогда не слышал плеска воды всегда включенного фонтана. Теперь шум фонтана долетал даже до этого окна. Какая-то кошка спала в тени фонтана.
VIII
Придворная свечная лавка
К этому вечеру Антон Л. подготовился предварительно. Сначала, правда, он не собирался сразу оставаться в гостинице, но затем решил рассматривать разведывательную вылазку, которая привела его сюда, как самый последовательный переезд в своей жизни и вообще больше не возвращаться в квартиру Хоммеров. (Впоследствии он все-таки еще раз это сделал.) Стоило бы очень больших усилий перенести вниз с третьего этажа все продукты, которые он там нагромоздил, и перевезти их сюда, тем более, что, как он убедился, продуктовые склады гостиницы были забиты. Приготовив на кухне гостиницы обед, он поел в большом зале ресторана. (Газ все еще поступал.) В ресторане восемьдесят столов – Антон Л. подсчитал – были накрыты на двести шестьдесят шесть персон. В малом зале стояло почти столько же приборов для завтрака. Тратить силы на мытье посуды Антон Л. не стал. Использованную посуду он просто выбросил в окно, а вечером, снова приготовив себе ужин, сел на следующее накрытое место. Через несколько домов находился хороший магазин мужской одежды. После обеда, когда жара перестала быть невыносимой, Антон Л. принес оттуда пижаму (красную, украшенную большими красными же цветами, стоившую 120 марок) и несколько носовых платков. Важнее был оружейный магазин, располагавшийся рядом. Антон Л. разбил витрину (что стало уже привычным делом) металлической палкой, которую нашел в гостинице, но тут же испугался, потому что взвыла сирена, питаемая, вероятно, от аварийного источника тока, затем взял охотничье ружье, а также инструкцию по его эксплуатации, в которой указывалось точное обозначение патронов, предусмотренных для этого ружья. Антон Л. взял с собой две пачки таких патронов.
Сидя в салоне своего представительского номера, он еще раз изучил руководство по эксплуатации, зарядил ружье и выстрелил в окно. Звук выстрела разнесся по тихой улице, отражаясь от фасадов домов. В воздух поднялись стаи птиц. Антон Л. выстрелил еще. На этот раз он целился в витрину какого-то банка. Снова грохнул выстрел, витрина разлетелась; и здесь тоже взвыла сигнальная сирена. Антон Л. снова выстрелил, на этот раз в окно, находившееся выше и дальше. Он промахнулся. Пуля отскочила рикошетом. Антон Л. стрелял и стрелял. Сирена сигнализации банка еще не перестала выть, когда Антон Л. расстрелял уже обе пачки патронов. В доме напротив он не попал лишь в три окна на пятом этаже. Пот стекал со лба. Трудно поверить, что стрельба – такое напряженное занятие. Антон Л. помчался в оружейный магазин, сгреб там все упаковки патронов нужного вида в охотничью сумку и, возвратившись домой, принялся снова стрелять, пока ружье не раскалилось. В радиусе двухсот метров все находившиеся в зоне обстрела Антона Л. оконные стекла были расстреляны. Лишь в одно окно мансарды углового дома Антон Л. попасть никак не мог. Улыбаясь, он милостиво дал ему срок до следующего раза…
Какой-то инженер или другой специалист в технической области создал аварийные агрегаты, которые, вероятно, стояли в некоторых магазинах, а также во всех банках, больницах и музеях и гарантировали работу сигнализации, обеспечивая ее аварийным источником энергии, которой возможно хватит на месяцы работы, пока… Да, насколько?
Фактом было то, что в одно мгновение, в ночь с 25 на 26 июня, вероятно около половины второго, все жители как минимум этого города исчезли, все, за исключением Антона Л. Феномен был необъясним, но логичной оставалась уже упоминавшаяся возможность, что все так же неожиданно появятся снова. Мог ли Антон Л. этого желать? Разве он не разыгрывал из себя наследника целого города? Что сказал бы господин Хоммер по поводу разбитого стекла на столе? Дерендингер по поводу уведенного автомобиля, у которого к тому же было смято крыло? А люди, обитающие на Анакреонштрассе, которым он перестрелял все окна? На улице все еще лежали никем не тронутые галстуки господина фабриканта Пфайвестля, но когда налетит ветер, их унесет, когда пойдет дождь, он их смоет. Что скажет господин Пфайвестль, если он (скорее всего голый, потому что его пижама тоже лежала внизу рядом с галстуками) снова материализуется в кровати рядом со спящим как раз Антоном Л., или на нем, или поперек него? Если уж Необъяснимое произошло один раз, то в будущем случиться может все что угодно.
Антон Л. решил снова принести в комнату галстуки и пижаму господина Пфайвестля, а кровать в комнате передвинуть на другое место, Это означало, что господин Пфайвестль в случае обратной своей материализации звонко шлепнется на ковер, и такой вариант, что было совершенно понятным, оказался бы для Антона Л. предпочтительнее, чем если бы жирный, маленький фабрикант из Тройхтлингена снова появился бы на свет совершенно голым, обнявшись с Антоном Л. Господин Пфайвестль негодовал бы как оттого, так и от другого, Антон Л. с этим фактом считался, ибо из опыта работы в туристическом бюро ему был знаком образ мышления и фабрикантов, но он как минимум не сможет упрекнуть его относительно галстуков.
Но за все про все: было бы проще, если бы они – все остальные – больше бы не возвращались. Аварийных источников энергии, если бы Антон Л. стал их использовать, на долго не хватило бы, даже при условии их обслуживания. Антон Л. решил оставаться при свечах. Он повесил ружье на плечо и принес немного свечей из магазина восковых украшений, расположенного в историческом центре города – Резиденции.
Был теплый и мягкий вечер. Небо было еще светлым и, за исключением нескольких безобидных полосок на западе, безоблачным. Гроза настолько охладила воздух, что жара даже за весь прошедший солнечный день не смогла дойти до предыдущего уровня. Впервые, идя по улицам с ружьем за спиной, Антон Л. заметил, что город не стал совершенно безмолвным. В городе было почти так же шумно, как и прежде, когда он кишел людьми, но теперь это были другие, чужеродные звуки. Настолько чужеродные (или естественные), что Антон Л. поначалу их даже не воспринимал. Когда его сознание открылось этим новым звукам, ему показалось, что перед ним распахнулась дверь шумного зала. Поток неисчислимых шумов так навалился на Антона Л., что он испугался. Еще больше его испугало осознание того, что он уже и раньше воспринимал эти звуки, но они не находили пути от ушей до мозга. Сверчки трещали, собаки выли – а может, собакоподобные звери (волки?), – ночные птицы начали свой скрип, все трепетало и ухало. Но и другие звуки (Антон Л. и не представлял, откуда они исходят) подобно таинственным артериям прошивали все остальные шумы, щелканье и потрескивание, хруст, трение, шипение, деревянный стук и легкое жужжание стояло надо всем и исходило, вероятно, с остывающих крыш. Такие звуки, подумал Антон Л., слышишь лишь тогда, когда остаешься один. Это симфония одиночества – нет, слишком высокое понятие. Симфониетта.
Было еще чересчур светло для того, чтобы бояться. Тем не менее Антон Л. шел быстрым шагом. На большой площади сидел старый курфюрст, протягивая вперед свою железную руку. Два мальчика стояли по обе стороны трона и держали корону и скипетр. По площади промчалась целая туча мышей и скрылась за цоколем памятника. По причине того, что они с другой стороны памятника не появились, Антон Л. предположил, что в цоколе было их жилище. Магазин восковых товаров находился за памятником. Курфюрст повернулся к поставщику своего двора (над магазином до сих пор значилось «Придворная свечная лавка») железной спиной. Не долго думая, Антон Л. разбил прикладом ружья витрину и влез внутрь. И здесь тоже Антон Л. почувствовал некоторое внутреннее изменение: вламывался ли он в квартиру фрау Шварценбек или в магазин на Вассертрегерштрассе, в квартиру, в которой он спасся от медведя, или в гостиницу – он всегда немного боялся – это бы было сказано слишком сильно, – он чуть сильнее сдерживал свое дыхание, ибо пугаться было нечего, ведь там никого не было. Еще в гостинице его не удивило бы, несмотря на все, если бы портье все-таки появился за своей стойкой откуда-нибудь сзади. Здесь, в лавке придворного свечника, он бы испугался, обнаружив, что в лавке кто-то есть. Он больше не рассчитывал, что может с кем-нибудь встретиться.
Вообще-то в лавке придворного свечника не было ничего – почти ничего – особенного. Антон Л. выбрал несколько больших красивых свечей, которые горели бы как можно дольше, и сунул их в охотничью сумку. Когда он уже собирался вылезти через разбитую витрину, то увидел лежавшее с внутренней стороны двери письмо. Это был простой белый конверт, который, очевидно, подсунули под дверь после того, как магазин был в последний раз закрыт. К адресату оно так и не попало. Антон Л. поднял конверт. Тот оказался заклеенным. На лицевой стороне было написано: «Для Л. С большим приветом, Э.»
Для Л. Его звали Л., Антон Л. Но возможно, так звали придворного свечника или одного из его служащих. (Мы употребляем для Антона Л. сокращение Л с точкой; каждый понимает, значит, что у него была фамилия – даже очень длинная фамилия, – которая начиналась на Л. Но на конверте действительно стояло лишь Л с точкой.)
А кто такой Э.? Дагмар тоже носила фамилию Э. Антон Л. сунул конверт к свечам в охотничью сумку. «На почте лежат многие тысячи писем. Пойду ли я когда-нибудь на почту, где буду вскрывать письма и читать их? Наверное, это не так интересно, как кажется на первый взгляд». Антон Л. остановился у витрины магазина головных уборов. Среди более или менее вышедших из моды шляп отдельно на стойке, скорее как декоративный экземпляр, чем как товар для продажи, была выставлена клетчатая шапка с планкой спереди и сзади, с опускающимися по бокам ушными клапанами, которые могут быть завязаны наверх, тот головной убор, который в практическом смысле кажется странным, шапка, которую носил Шерлок Холмс. Антон Л., не раздумывая, разбил витрину и взял оттуда шапку. Она ему подошла. Он посмотрел в другую витрину магазина головных уборов, которая разбита не была и в которой еще отражалась большая площадь, старый курфюрст и Резиденция, а теперь еще и Антон Л. Он еще никогда не носил такой шапки, да он никогда и не решился бы надеть такую шапку-ушанку, хотя и знал, что такие шапки существуют. Это было подобно посвящению. Антон Л. посмотрел на свое бородатое лицо (со вторника он так и не брился, да и зачем ему это было нужно?) и на клетчатую шапку на голове. Ему показалось, что он что-то себе подарил, что сбылся сон, который он до сих пор не рисковал даже увидеть. Из-за этой шапки он совершенно забыл о письме: ему хотелось прочитать его прямо здесь, не отходя…
Не успел Антон Л.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29