Да… как же Антон Л. мог эту скотину перевезти? Он попытался поднять клетку. Это оказалось ему не по силам; не возникало и мысли, что можно перенести клетку на три пролета вниз и поставить ее в машину. На кухне висела авоська, с которой дематериализовавшаяся фрау Хоммер (астральные атомы которой сейчас, по всей вероятности, носились где-то на задворках галактики) ходила за покупками, а также большая, предназначенная для тех же целей, сумка. Антон Л. взял авоську и попытался накинуть ее на Соню. Соня, отпрянув назад, молниеносным прыжком убежала в свою пещеру под большим камнем. Антон Л. решил схитрить. Ему с трудом удалось расправить сетку перед входом в пещеру, после чего он постучал по камню с обратной стороны. Соня не выходила. Он постучал сильнее. Животное и не думало выходить. Антон Л. обратился к следующей хитрости. Он взял шестнадцатиугольный чайник, наполнил его водой и принялся медленно лить ее через сетку в нору. «Это никак не повредит животному, – подумал Антон Л., – скорее всего, это будет ему так неприятно, что оно все-таки выйдет». Животному это было неприятно. Когда Антон Л. наполнял чайник во второй раз, оно выскочило из пещеры, вырвало сетку из того места, где Антон Л. ее закрепил, и выпрыгнуло – Антон Л. оставил верхнюю крышку стеклянной клетки открытой – прямо на пол. На непривычно гладком линолеумном полу хоммеровской веранды оно заскользило, завертелось (все это с молниеносной скоростью), снова встало на лапы и исчезло под комодом-сиденьем, или как там еще этот предмет мебели называется.
Антон Л. выключил воду и улегся на пол. Игуана засунула голову в самый дальний угол и дышала тяжело и испуганно. До кончика хвоста Антон Л. смог дотянуться рукой. Он осторожно взялся за кончик хвоста. Соня не шевелилась. Он аккуратно потянул за хвост. За хвостом по гладкому линолеуму потянулась и игуана. Антон Л. уже почти вытянул ее наружу, как вдруг Соня снова сделала молниеносное, на удивление сильное движение всем телом и бросилась в кухню. Антон Л. прыгнул ей вслед. Игуана исчезла. Антон Л. обыскал всю кухню. Сони нигде не было. Антон Л. обыскал кухню еще раз. Так как другая кухонная дверь (ведущая в коридор) была закрыта, Соня должна была быть где-то в кухне. Антон Л. заглянул под всю кухонную мебель, даже в духовку и в мусорное ведро. Сони нигде не было. Когда Антон Л. сел на хоммеровскую в прошлом кухонную табуретку, чтобы подумать над этой загадкой, он увидел, что Соня убежала в большую хозяйственную сумку, которую он поставил на пол. Антон Л. застегнул «молнию» и отнес животное вниз к машине. Когда он уже был внизу, ему пришло в голову, что Соня может задохнуться. Поэтому он еще раз поднялся наверх и принес ножницы. Когда он поднимался, ему в голову пришла поджигательская мысль. Он подумал, имело ли что-нибудь из его вещей такую ценность, чтобы спасти их или взять с собой. Ему таковым не показалось ничего – хотя все-таки у него возникла теплая мысль о застиранном вязаном свитере из серой шерсти. Но он решил отказаться и от этого свитера, чтобы в конце концов не ставить под вопрос «абсолютный переезд». Он даже не стал заходить в свою комнату, а лишь взял ножницы и поджег занавеску в гостиной. Спички он нашел под газовой плитой. Огонь быстро побежал вверх. Антон Л. сбежал по лестнице, отъехал на бывшей дерендингеровскои машине до следующего перекрестка (заехав на улицу с односторонним движением против движения), но лишь настолько, чтобы дом номер 2 все еще оставался в поле его зрения. Вырезая с максимальной осторожностью в хозяйственной сумке маленькие вентиляционные отверстия, он наблюдал за окнами хоммеровской гостиной. Сначала из оконных щелей пробивался тонкий, светло-серый дым, а затем и он исчез. Примерно через полчаса Антону Л. это наскучило. Он взял ружье. Уже вторым выстрелом он попал в окно. Из окна вывалил клуб светло-серого дыма и ничего больше. По-видимому, огню не удалось найти достаточно пищи. Устраивать новый пожар Антону Л. не хотелось. У него и без этого было хорошее настроение. Он еще несколько минут смотрел вверх, затем положил ружье на заднее сиденье, поставил туда же хозяйственную сумку с Соней и поехал обратно в гостиницу. На одной из улиц, которая называлась Левенштрассе, перед машиной на улицу выскочила свора собак. Антону Л. удалось одну из собак переехать. За исключением этого сюрпризов и эта поездка не принесла.
В гостинице у Антона Л., разумеется, стеклянной клетки для Сони не было. Поэтому он решил разместить Соню в находящемся напротив его представительских апартаментов двухместном номере 14. В этом номере ночевала супружеская пара из Гравенхаге, что в Нидерландах, по фамилии Куйперс (Антон Л. нашел паспорта в соответствующей ячейке за стойкой портье.) Господа Куйперс приехали 25-го и собирались остаться здесь до 29-го. Господина Куйперса звали Филипп, и ему было пятьдесят шесть лет, госпожу Куйперс звали Маргрит, и ей был сорок один год. У господина Куйперса была склонность к клетчатым костюмам, госпожа же Куйперс почти без исключения носила лишь коричневые вещи. Одна только совершенно прозрачная, до самого пола, ночная рубашка госпожи Куйперс была желто-золотистой. Совершенно странная находка еще долго занимала мысли Антона Л.: в постели голландца Куйперса лежала сплетенная из лозы выбивалка для ковра. Оставленный по недосмотру персонала инструмент, который, вероятно, вечером 25-го не был замечен смертельно уставшим господином Куйперсом? Или принадлежность для эротических отклонений?
Еще до ужина Антон Л. убрал из комнаты все, что по его мнению могло помешать Соне: одежду, постельное белье, туалетные принадлежности (или может, эти вещи мешали скорее ему, Антону Л.), и выбросил их в окно номера 14 во двор, где они упали на стеклянную крышу кухни. В стеклянной хоммеровской клетке у Сони был гравий. Неподалеку от того места, где Антон Л. переехал собаку, находилась строительная площадка. В оцинкованной ванне, которая была такой большой, что едва поместилась в дерендингеровскои машине, Антон Л. за три ходки привез с этой стройки гравий. Это была не работа, это было издевательство, ибо цинковая ванна, наполненная щебнем, была тяжелой. Но Антон Л. принял это на себя, он хотел создать для животного привычную обстановку. Он насыпал посредине комнаты номер 14 плоский холм щебня. Щебня было намного больше, чем в хоммеровской стеклянной клетке. В последующие дни Антон Л. при случае привозил камни и ветки, которые раскладывал по комнате. Соня же этого не оценила. Она почти всегда сидела исключительно под кроватью.
Антон Л. был по-настоящему уставшим, когда – довольно поздно – сел ужинать в большом зале ресторана. Тем не менее после ужина – было уже совершенно темно – он совершил прогулку вокруг квартала, в котором гостиница и прилегающие к ней здания занимали большую половину. Густая сеть таинственных близких и далеких звуков – скрипучие шарниры ночной жизни – уже опустилась на город. Антон Л., конечно же, взял ружье с собой, но опасность его не подстерегала, хотя многочисленные тени и скользили, и порхали сквозь ночную тьму. Он сделал, так сказать, предварительный набросок к завтрашнему (согласно «Рабочему плану») концентрическому кругу. При этом он наткнулся на маленький, но очень изысканный магазин, в котором продавались лишь спиртные напитки и сладости, причем и они – Антон Л. увидел это в свете фонарика, который взял еще тогда из полицейской машины на Медеаштрассе, – самых лучших и самых дорогих сортов. Антона Л. обуял, хотя он и немало съел, острый голод, даже лучше сказать, острая жадность. Он порыскал по полкам и взял с собой две небывало большие коробки шоколадных конфет и бутылку малиновой наливки марки «Шладерер». Еще в магазине он съел два десятка марципановых картошек и трех лягушек из марципана, стоявших открытыми (но под целлофаном) на подносе.
В гостинице Антон Л. зажег, как и вчера вечером, в салоне свечи и, читая книжку о римских Папах, которую взял после обеда в книжном магазине, обнаруженном им, когда он возвращался с Соней, съел содержимое обеих конфетных коробок и выпил половину малиновой наливки, отчего ему явилась канувшая в вечность, или скорее, дематериализовавшаяся Маргрит Куйперс в своей прозрачной золотисто-желтой ночной рубашке. Она, дрожа, словно свет свечи, стояла на краю цинковой ванны с гравием и раздувалась – в видении это показалось Антону Л. очень эротическим, – пока ночная рубашка не лопнула, она вылилась, словно электризующая масса на уже сильно возбужденного Антона Л., который после этого все-таки проснулся, потому что у него – на этот раз уже по-настоящему – болел живот.
Антон Л. лежал на ковре в салоне своего представительского номера. Свечи догорели, за исключением одной, которая тоже уже почти потухла. Он зажег новые свечи, побегал, скорчившись, по салону, попытался лечь на диван, отчего живот у него разболелся еще сильнее, испробовал все возможные позы и определил самое удобное в этот момент положение: на животе в кресле с опущенной вниз головой ноги до отказа назад или расставленные. Долго Антон Л. продержаться в таком положении не смог, но после этого давление в животе несколько снизилось.
Антон Л. ходил по салону из стороны в сторону. Он взял в руки книгу о римских Папах и стал читать ее на ходу, затем, правда, отложил ее в сторону, взял книгу, которую читал вчера вечером, прочитал один абзац и тоже отложил. При этом из нее выпало письмо, которое он вчера обнаружил в придворной свечной лавке.
Он поднял письмо и снова его развернул. «Дорогой Людвиг, на этот раз я не ошибаюсь: то, что мы ищем, существует. Может быть, завтра я уже смогу это получить. Верните мне… (здесь следовало слово, показавшееся Антону Л. загадочным; но оно не было загадочным, так показалось ему лишь потому, что письмо было написано от руки, очень торопливо и, наверное, на неприспособленной для этого поверхности, так что оно буквально сопротивлялось чтению. Теперь же оно более не сопротивлялось. Слово читалось „свидетельство“). Верните мне свидетельство не позднее половины десятого. Ваш К.»
Антон Л. решил внести господина Людвига, К. и свидетельство в концентрические круги «Рабочего плана».
XI
Полная ванна в Фразиноне
Период хорошей погоды закончился еще до середины июля. И август тоже оказался дождливым и холодным. В дворцовом саду, находившимся неподалеку от гостиницы на краю старого городского ядра и уже вскоре включенного в концентрические круги «Рабочего плана» Антона Л., трава выросла по колено. Во многих местах буйно разрослись пышные сорняки. Один раз на несколько дней река вышла из берегов – наверное, где-то в горах из-за обильных дождей переполнилось искусственное водохранилище, поскольку никто больше не регулировал его уровень, – и даже по щиколотку залила Анакреонштрассе. Слетелось множество водоплавающих птиц. Галстуки господина Пфайвестля уплыли окончательно.
Река, которая обычно была прозрачной, как горный ручей, оставила на улицах грязь и ил. Не прошло и двух недель, как сорная трава выросла и здесь. На реке уже появилось что-то вроде зарослей, а на куполе дворцовой церкви выросло маленькое деревце. Однажды ночью в конце августа – шумы и шорохи уже давно не пугали Антона Л. – по Анакреонштрассе разнесся короткий, но мощный грохот, сопровождавшийся длительными раскатами. Когда он на следующий день отправился посмотреть, что же там случилось, то обнаружил, что обрушился ряд домов в узком переулке неподалеку от реки. Совершенно ясно было, что наводнение подмыло фундаменты.
В конце июля Антон Л. – ставший уже прекрасным стрелком – отойдя менее чем на двести шагов от гостиницы, уложил волка. Больше неприятностей доставляли муравьи, из-за которых Антону Л. пришлось перенести остатки конфет и шоколада из изысканного магазина в надежное место в гостинице.
Соня процветала. Правда, она до сих пор предпочитала для места своего пребывания темноту под кроватью, но время от времени сидела и на камнях, и на ветках, которые принес для нее Антон Л. Охотнее всего Соня ела вишневый компот, который, к счастью, был в кладовых гостиницы в больших количествах. Раз в два дня Антон Л. открывал для нее стеклянную или жестяную банку.
29 августа (по исчислению Антона Л.), в среду, когда Антон Л. принес ей вишни, Соня сказала ему, очень отчетливо: «Спасибо». Антон Л. вздрогнул, словно на него вылили ушат воды, и громко спросил: «Простите, что?» Но животное, как всегда, смотрело по касательной мимо его головы.
Кошачью семью в фойе гостиницы Антону Л. кормить было не нужно. В подвалах было достаточно мышей. Зайцы распространились далеко, до самого дворцового сада. Когда после наводнения Антон Л. спустился к реке, он увидел плавающих в прозрачной воде больших форелей. Это натолкнуло его на мысль отправиться в охотничий магазин, в котором продавались рыболовные снасти, и взять там удочку и учебник для рыболовов. Некоторое отвращение вызвало у него то, что надо было насаживать на крючок червяка, но уже с первого раза он поймал рыбу, которую зажарил затем на гостиничной кухне. Разумеется, ему уже давно приходила в голову мысль подстрелить себе на жаркое мясо, но на лад это дело не пошло. Поторопившись, он уложил свинью. Она щипала траву между камней, которыми была вымощена площадь вокруг памятника курфюрсту, стоявшего возле придворной свечной лавки. Но он буквально не имел ни малейшего понятия, как эту свинью разделать. «Наверное, я замахнулся слишком высоко», – подумал про себя Антон Л. После этого он зарядом с дробью выстрелил в одну из одичавших домашних кур, которые в несметных количествах бродили по улицам вдоль реки. И в этот раз Антон Л. потерпел фиаско, потому что не знал, как же надо эту курицу ощипывать. Он попытался зажарить ее прямо с перьями, но от нее пошла такая кошмарная вонь, что он выбросил курицу через окно вместе со сковородой. После этого он перестал охотиться на все, кроме собак. В июле он принялся составлять список своих трофеев. В конце августа он уложил уже четырехсотую. Трупы собак, которые Антон Л. всегда оставлял лежать на месте, в большинстве случаев исчезали уже на следующий день. Лишь кости белели в разросшейся траве, которая в некоторых местах уже пробилась и сквозь асфальт.
В первые дни сентября погода изменилась. Снова стало тепло, почти как летом, но то там, то тут виднелись деревья, листва которых уже начала желтеть.
4 сентября – по летосчислению Антона Л., а это значит, что могло быть и 3-е, и 5-е, – в соответствии с «Рабочим планом» обследованию подлежала Резиденция курфюрста. Антон Л. довольно добросовестно придерживался своих концентрических кругов, обнаружив при этом еще несколько магазинов со сладостями, два других свечных магазина и, что было более важным, еще один оружейно-охотничий магазин. В течение обоих прошедших месяцев он совершал и радиальные вылазки, о которых речь должна пойти и пойдет дальше, связанные с Тем письмом господину Людвигу. Довольно точно (таинственный знак?) к тому самому моменту, когда в «Рабочем плане» Антона Л. предусматривалась Резиденция курфюрста, именно туда же привели его и результаты радиальных вылазок и умозаключений.
Большие тяжелые ворота из бронзы были вмурованы в зеленоватые блоки главного фасада дворца Резиденции. В больших воротах имелась дверь, которая тоже была достаточно большой. Она была заперта. Антону Л. не удалось ее взломать, несмотря на то что у него уже накопилось достаточно опыта в насильственном открывании |дверей. Но большие, отделенные друг от друга широкими пазами блоки предоставляли неплохую возможность для того, чтобы вскарабкаться к одному из высоко расположенных окон первого этажа. Антон Л. разбил прикладом одно из окон и открыл его изнутри.
Каждый город хранит – если этому не препятствуют дикие реформаторы – основы вечности. Тот, кто гуляет по городу, открыв глаза на подобные памятники или вообще занимается историей города, тот это понимает. Эти основы могут быть большими или меньшими, это может быть угловой камень какого-нибудь дома или крипта какого-то собора. То, что эта Резиденция курфюрста – конгломерат из встроенных, надстроенных и пристроенных слоев столетий – была огромным, почти непостижимым блоком вечности и была им уже долгое-долгое время, вдруг неожиданно пронзило сознание Антона Л. в тот момент, когда он спрыгнул с высокого подоконника в зал. За несколько дней картина всего города, насколько мог судить Антон Л. по своим прогулкам, изменилась. Природа пробила в городе широкие просеки и бреши, даже там, где Антон считал это невозможным или невозможным за такое короткое время. А Резиденция курфюрста была этим развитием совершенно не тронута. Здесь все осталось таким же, каким и было ранее. Старик больше не меняет свою внешность, даже став Робинзоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29