Первый посторонний звук с тех самых пор, как он приехал в эту деревню: ямбическое кряканье утки, сначала громкое, оно постепенно становилось быстрее и тише. Вероятно, там был деревенский пруд. Антон Л. съел седьмую и восьмую конфеты. Далекая утка крякнула еще раз, затем еще, спустя некоторое время снова стало тихо. Коробка конфет была почти пустой.
Напротив церкви находилось подворье священника. Нигде не было написано, что дом на этом подворье принадлежал священнику, но только лишь дома священников имеют такую осанисто-солидную, гладкую, так сказать, бесполую архитектуру, которая резко отличается от всех остальных сельских домов. В общем существуют всего три вида домов: крестьянский дом, гостиница и дом священника. Все остальное – то лишь поздние добавки.
«Что, – подумал Антон Л., – если из дома священника сейчас выйдет священник? Скажем, священник не слышал, как я сюда приехал, скажем, он спал». Какое слово было бы первым? Достойная сожаления ситуация. В любом случае Антон Л. немедленно схватит оружие. «Глупость, – подумал он, – а может, все-таки не глупость? Может, у священника тоже есть оружие? Конечно же, у него есть оружие». «Хэлло!» – наверное скажет священник. Или: «Что вы здесь делаете?» Может быть, Антону Л. следовало бы сразу же представиться: «Меня зовут Антон Л.» После этого священник скажет: «Меня зовут…» Тут Антону Л. снова пришла в голову первоначальная мысль. Тогда, несомненно, этот священник был бы Папой Римским. Антон Л. съел последнюю (двадцать третью) конфету. Он встал и медленно пошел к дому священника. Окна на первом этаже были забраны решеткой. И здесь на подоконниках слой пыли был в палец толщиной. Антон Л. постучал по стеклу. В это время внутри заскрипела дверь. По спине у Антона Л. побежали мурашки. Ему показалось, что кто-то позади него вцепился когтями в его плечи. Дверь в комнате, в которую он смотрел, медленно открылась, снова скрипнула. Из-за двери выглянула кошка. Когти на плечах ослабили хватку, но еще некоторые последствия волны ужаса продолжали подниматься по спине до затылка. Кошка зашла в комнату и посмотрела на окно, прижала хвост к полу, готовая сразу же удрать. Кошка была хорошо откормленной. Либо кошка священника знала тайный выход из дома, либо расплодилось столько мышей, что она была ими более чем обеспечена. Кошка отправилась обратно. Антон Л. разбил прикладом ружья одно из окон, чтобы у кошки был выход наружу на тот случай, если у нее нет своего, а мышиный запас подойдет к концу, просунул руку и открыл его изнутри. Но кошка больше не показывалась. «Она это все равно в один прекрасный день заметит», – подумал Антон Л.
По узкой дороге он поехал дальше. Лес, темный еловый лес, подступил к дороге, но затем снова отступил. Показалась вторая деревня. Антон Л., не останавливаясь, проехал ее. Лес снова подступил к дороге, навис над ней. Местность постепенно стала холмистой. Когда лес опять отступил, на холме, на который вела дорога, появилась еще одна деревня, побольше.
Был еще ясный день, но солнце на западе уже клонилось к лесу. Деревья отбрасывали длинные резкие тени на пестрые луга, которые никто и никогда больше не скосит. Постепенно Антона Л. охватило чувство неуверенности. Было ли это потому, что близился вечер? Он не испытывал большой охоты оставаться здесь на ночь. Он чувствовал бы себя здесь чужим, более того: он бы здесь чувствовал себя совсем одиноким.
В деревне, расположившейся на холме, узкая дорога вливалась в более широкую. У перекрестка стояли желтые указатели. Налево дорога шла дальше на юг в горы, направо – обратно в город: «74 км». Антон Л. испугался. Нет, бензина с собой у него было достаточно, полные канистры в багажнике. Но если вдруг что-нибудь случилось бы с автомобилем! Возможно, тогда он так никогда и не смог вернуться в город. Он поехал быстрее, но затем подумал о туннеле на скоростной магистрали, о том, что подобное может подстерегать его повсюду, и притормозил. Он проехал через несколько населенных пунктов. Глядя на желтые указатели, он считал километры: «61 км», «58 км», наконец всего лишь «24 км», затем весьма странным образом снова «25 км», хотя он проехал уже три километра. «Ничего уж не поделаешь, – подумал он, – неправильный указатель».
Однажды наискось по дороге пробежала группа странных животных. Это были очень худые серо-белые куры, которые, сгорбившись и выгнув вперед шеи, выскочили с кукурузного поля и помчались к какой-то яме. на краю которой стояла ольховая рощица. «Так вот как на самом деле выглядят куры», – подумал Антон Л.
Когда Антон Л. доехал до расположившихся на городской окраине районов, солнце уже зашло. Один раз он перепутал дорогу, потому что этот район был ему незнаком. Один раз ему пришлось поехать в объезд, потому что на улицу обвалились строительные леса. Когда он добрался домой, была уже ночь.
«Так значит все-таки это я – Папа Римский», – подумал Антон Л. Он топил камин своего маленького замочка. (Соня к вишням едва притронулась. С тех пор как похолодало, она вообще ела немного. Впадают ли игуаны в зимнюю спячку?) Антон Л. все еще читал, хотя и на редкость медленно, перед тем как лечь спать. Поэтому он зажег большую свечу, достал новую бутылку шампанского и полированный стакан из музея Резиденции, из которого он теперь пил, поставил их на маленький шахматный столик, выпил и съел остаток зайца, два маринованных огурца и следующую коробку шоколадных конфет. Сегодня он взял в руки художественный путеводитель по Риму издательства «Реклама» – «Италия, том V», – который он в свое время, когда еще жил в гостинице, принес из книжного магазина, потому что в этом путеводителе был помещен список Римских Пап.
Иоанн XXIII, Анжело Джузеппе Ронкали… с 1958 – был последним Папой в списке. Ага, книга была 1962 года издания. После этого на престол взошел еще Павел VI, Джованни Баттиста Монтини. Когда умер Иоанн XXIII? В 1963 или 1964 году, скорее, в 1963. Антон Л. вспомнил: наверное, это было в 1963 году, в том самом году, когда он предпринял еще одну попытку в учебе. Он взял карандаш и зачеркнул «… с 1958 года» напротив Иоанна XXIII, написав сверху «1958–1963». Ниже он написал Павла VI с датами «1963 – 19…». Он написал это слишком большими буквами, для следующей записи места почти не оставалось, и ее пришлось вынести на поля: «…, Антон Л., с 19…». Но какое имя ему выбрать?
Павел VII?
Иоанн XXIV?
Пий XIII?
Бенедикт XVI?
Бенедикт родил вердикт. Нет. Бенедикт имя некрасивое.
Антон Л. двинулся дальше по списку, углубляясь в столетия: Лев XIV?
Грегор XVII?
Клеменс XV?
Имя Клеменс Антону Л. понравилось. Для выбора он его. так сказать, отложил в сторону. Далее.
Иннокентий XIV.
Имя, скорее, смешное.
Александр IX.
Тоже неплохо. Тоже пойдет в узкий список для выбора.
Урбан IX.
Фрейлейн Урбан звали модель на курсах рисования обнаженного тела, которые Антон Л. посещал когда-то в Народной высшей школе. Она была весьма симпатичной. Курс начался в октябре (это было в году 1970 или 1971, тогда Антон Л. трудился в туристическом бюро «Сантиханзер»), в ноябре стало прохладно. Курсы проводились в рисовальном зале старой школы. Фрейлейн Урбан ужасно мерзла и носила, даже когда она была совершенно голой, платок, намотанный вокруг шеи. Рисовальный зал плохо отапливался, по причине чего кроме центрального отопления возле подиума, на котором должна была стоять обнаженная модель, дополнительно стояла печка-чугунка. Фрейлейн Урбан часто нарушала свою «позицию» и отогревалась. Это имело – во всяком случае для Антона Л. – весьма своеобразный эффект: пока фрейлейн Урбан стояла на подиуме, она не была для него ничем другим, как моделью. Рисование обнаженной натуры дело непростое. Но когда она наклонялась к печке, то пробивала стеклянную стену полового нейтралитета и превращалась в голую, за исключением накрученного на шею платка, девушку, которая на глазах у всех подкладывала в печку дрова. Это возбуждало Антона Л. Он попытался после окончания занятий – она тогда снова уже была одета – завязать с ней разговор. Это ни к чему не привело. За фрейлейн Урбан всегда приезжал какой-то молодой человек.
Из-за этих воспоминаний имя Урбан показалось Антону Л, – как минимум для Папы – неприличным, почти отталкивающим.
Сикст VI.
Это тоже довольно странное имя.
Маркелл III?
Юлий IV?
Адриан VII?
Эти имена ему тоже не нравились.
Каликст IV?
Еще меньше.
Николаус VI?
Это бы пошло. Итак, Клеменс, Александр или Николаус. Может быть, есть еще что-нибудь, что подойдет.
Следующий Папа, который был более чем предыдущим, был напечатан курсивом: Феликс (V) 1439–1449. Сравнение с датами Евгения IV – Габриеля Кондулмеро, 1431–1447, и Николауса V, Томмазо Парентучелли, 1447–1455, наглядно показывало, что этот курсивный Феликс был в чем-то заподозрен, был, скорее, теневым Папой, который, казалось, каким-то образом впал в немилость, по причине чего номер его стоял в скобках.
Антон Л. стал пролистывать столетия быстрее. Бенедикты, Клеменсы, Грегоры, словно песок у моря. Напротив Келестина V стояла звездочка, а внизу примечание: «Единственный Папа, добровольно отказавшийся от своих полномочий». Это нужно вознаградить, подумал Антон Л. и внес в свой выбор и Келестина VI.
Затем пошли интересные имена, неслыханные имена: Ландо, Формозус (с дополнением «Корсе?», он правил с 891 по 896 год), Анастасий (еще один курсивный), Сиссиний, Конон, Агато, Деусдедит, Пелагий, Сильверий, Диоскур (еще один сомнительный, но творил свои курсивные бесчинства лишь один год: 530), а затем Антон Л. насторожился:
«Хормисдас», было там написано, «(из Фрозиноне) 514–532».
«Фрозиноне… Так значит, я Папа Хормисдас II». При этом небольшой номер не показался Антону Л. нескромным. Он снова пролистал назад и дополнил:
«Хормисдас II, Антон Л., с 19…»
Стоп – он снова пролистал вперед и остановился за Хормисдасом I.
Коробка конфет была пустой. Папа Хормисдас II взял свечу, поставил ее на ночной шкафчик, снял ботинки, лег на кровать и задул свечу. С завтрашнего дня он будет чистить зубы, запланировал Папа Хормисдас II. Ночью Его Святейшество чувствовал легкую боль в зубах с левой стороны внизу, но он не был уверен в том, что боль не была лишь неприятным воспоминанием во сне. А вообще Папа Хормисдас II видел во сне фрейлейн Урбан. Это был очень отчетливый сон и он никак не стыковался с основами целибата.
XVIII
Летосчисление по косулям
Зима была чрезвычайно мягкой. За исключением нескольких снежных бурь. С конца октября, то есть еще осенью, снег уже почти не падал до самого февраля. Даже несмотря на то, что Антон Л. из-за того случая через несколько недель после катастрофы больше не знал точно и так никогда и не узнал, какой же наступил день, он все равно не вспоминал ни о Рождестве, ни о Новом годе. И только в тот день в феврале, когда выпал снег, ему пришла мысль: «А у нас уже наступил Новый год. У кого это, у нас?» – Антон Л. запнулся, после чего сказал: «Курфюрст, заяц и я».
Курфюрста он не навещал уже довольно давно, хотя замочек и стоял в каких-то двухстах метрах от его замка. Антон Л. вообще теперь больше никуда из своего замка не высовывался. Он приносил дрова, то есть мебель, из самых ближних домов, брал конфеты и шоколад в новом кондитерском магазине (напротив банковского филиала, который он пустил в топку), стрелял дичь, из которой готовил жаркое. Питание одними консервами он прекратил с тех пор, как консервы, которые он открывал, стали видимо подпорченными. Дело дошло до того, что ему приходилось открывать по шесть банок, чтобы найти среди них одну съедобную. (Кстати, Соня ела и порченые консервы). Поначалу, когда он еще жил в гостинице, то охотился только на небольших животных, в основном на птиц: фазанов, куропаток, перепелов, позднее же от случая к случаю на зайцев. Он научился потрошить животных и снимать с них шкуры. Жарить стало значительно труднее, потому что не хватало жира. Все масло, весь маргарин, все упаковки с жиром для жарки, которые он находил в кишащих мышами, крысами и паразитами продуктовых магазинах, были уже прогорклыми. Лишь только оливковое масло в банках или в бутылках сохранялось дольше. Но и эти запасы, что можно было предвидеть, если не закончатся, то испортятся. Зимой, то есть настоящей зимой, в феврале, когда выпал снег, Антон Л. подстрелил косулю. С высокой позиции на крыше замка он мог следить за животными, забредшими в парк. Сюда приходили косули, дикие свиньи и даже олени, привлеченные корой на деревьях. Это была одна из тех ночей, когда он проснулся от какого-то звука. Вообще-то сон его был спокойным и глубоким, как у Сони. Но в ту ночь он проснулся: раздалось протяжное, душераздирающее завывание. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ясная лунная ночь. Голые деревья отбрасывали на снег черные сетеобразные тени. Сквозь эти сети рыскали тени, все время в одном направлении. Одна тень на мгновение приостановилась: сверкнула пара глаз. Не возникало никакого сомнения – это были волки.
«Я был бы счастлив, – подумал Антон Л., – если бы они не сделали ничего зайцу Якобу. Что до меня, то в парке и так достаточно всякой живности».
С наступлением дня волки исчезли, днем Антон Л. еще никогда волков не видел. Заяц же Якоб был слишком хитрым, чтобы волки смогли его отыскать.
То, что зайца звали Якоб, сказал сам заяц.
– Меня зовут Якоб, – сказал он, – с буквой «б».
Антон Л. стоял на маленьком балконе в своей спальне и смотрел вниз на парк. Тогда и пришел заяц, сел на задние лапы, после чего завел разговор, простой разговор о погоде, какие у нее перспективы и так далее.
– Но это же невозможно – сказал Антон Л., – я же не брежу, я не сошел с ума, но это же невозможно, чтобы вы говорили. Или, может, я все-таки рехнулся?
– Разумеется, что ты не рехнулся, – ответил заяц, – Все это имеет совершенно естественное объяснение. Неужели ты не замечаешь, что я не говорю ничего другого, кроме того, о чем думаешь ты сам или о чем ты мог бы думать? С курфюрстом ведь та же история.
– Так значит, на самом деле вы не разговариваете?
– Нет, конечно же, я на самом деле не разговариваю. Где же это слыхано, чтобы заяц разговаривал, или памятник…
– …или игуана.
– Да, или игуана, – сказал заяц, – Во мне ты слышишь себя самого. Это уже давно известный психологический феномен. Помочь тебе разобраться с этой проблемой?
– Вы имеете в виду, когда слышишь голоса?…
– Ты читал об обошедшем на парусах вокруг света Чичестере, который на протяжении долгих недель совсем один был в море на своей лодке.
– Он слышал, как разговаривали водяные дыры.
– Видишь, тебе это известно. Я не могу сказать тебе ничего больше, кроме того, что ты уже знаешь сам и что хранится в потайных уголках твоего сознания. Чичестер был трезвомыслящим британцем, тем не менее он разговаривал с водяными дырами. И ты читал также о замурованных шахтерах, которые тоже слышали голоса и даже видели какие-то картины.
– А откуда берется этот феномен?
– Я не знаю, потому что этого ты не знаешь и никогда не знал.
– Сейчас меня заинтересовало: а не один ли вы из тех зайцев, которых я выпустил из клеток в гостинице?
– Когда это было?
– Прошлым летом.
– Ну, с тех пор у нас, зайцев, прошло уже два поколения.
– Ах так, тогда, наверное, вы происходите от одного из тех зайцев?
– Мы, зайцы, генеалогией не занимаемся.
Антон Л. засмеялся.
– Конечно. Вы не можете этого знать, потому что этого не знаю я.
– Именно так оно, наверное, и есть.
– Лишь одно меня смущает, – сказал Антон Л, – вы сказали, что вас зовут Якоб…
– Ты можешь спокойно говорить мне ты.
– Хорошо: ты сказал, что тебя зовут Якоб. Откуда же взялось это имя? Откуда же я мог это знать?
– Так вот! Твоего прадеда по отцовской линии звали Якоб, Якоб Л., дед твоего отца.
– Ах да, правильно. Так значит, зайцы все-таки занимаются генеалогией?
– Лишь только человеческой.
После этого Антон Л. принял решение в зайцев больше не стрелять. Но и без этого было удобнее и практичнее охотиться на косуль, особенно после того, как он получше осмотрелся на курфюрстской кухне и обнаружил инструмент, который был известен ему лишь понаслышке да еще из всяких исторических фильмов: вертел. Он изучил механизм, затем насадил ободранную и выпотрошенную косулю на вертел, зажег огонь из дорогого банковского оборудования и, медленно поворачивая, принялся жарить животное в собственном соку. Местами оно подгорело, но в общем было вкусным. Кулинарных претензий у Антона Л. не было уже давно. И мишура с тарелками и столовыми приборами тоже была отброшена. Он взял охотничий нож, отрезал себе кусок – внутри он был еще с кровью. Тогда одной рукой он продолжил вращать вертел, а другой держал над огнем нанизанный на охотничий нож кусок. Время от времени он от него откусывал. Очень скоро Антон – Л. почувствовал вкус к мясу с кровью. После каждого откусывания он делал глоток из бутылки. Шампанское, к счастью, не портилось. Насытившись, он прекратил вращать вертел и засыпал огонь золой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Напротив церкви находилось подворье священника. Нигде не было написано, что дом на этом подворье принадлежал священнику, но только лишь дома священников имеют такую осанисто-солидную, гладкую, так сказать, бесполую архитектуру, которая резко отличается от всех остальных сельских домов. В общем существуют всего три вида домов: крестьянский дом, гостиница и дом священника. Все остальное – то лишь поздние добавки.
«Что, – подумал Антон Л., – если из дома священника сейчас выйдет священник? Скажем, священник не слышал, как я сюда приехал, скажем, он спал». Какое слово было бы первым? Достойная сожаления ситуация. В любом случае Антон Л. немедленно схватит оружие. «Глупость, – подумал он, – а может, все-таки не глупость? Может, у священника тоже есть оружие? Конечно же, у него есть оружие». «Хэлло!» – наверное скажет священник. Или: «Что вы здесь делаете?» Может быть, Антону Л. следовало бы сразу же представиться: «Меня зовут Антон Л.» После этого священник скажет: «Меня зовут…» Тут Антону Л. снова пришла в голову первоначальная мысль. Тогда, несомненно, этот священник был бы Папой Римским. Антон Л. съел последнюю (двадцать третью) конфету. Он встал и медленно пошел к дому священника. Окна на первом этаже были забраны решеткой. И здесь на подоконниках слой пыли был в палец толщиной. Антон Л. постучал по стеклу. В это время внутри заскрипела дверь. По спине у Антона Л. побежали мурашки. Ему показалось, что кто-то позади него вцепился когтями в его плечи. Дверь в комнате, в которую он смотрел, медленно открылась, снова скрипнула. Из-за двери выглянула кошка. Когти на плечах ослабили хватку, но еще некоторые последствия волны ужаса продолжали подниматься по спине до затылка. Кошка зашла в комнату и посмотрела на окно, прижала хвост к полу, готовая сразу же удрать. Кошка была хорошо откормленной. Либо кошка священника знала тайный выход из дома, либо расплодилось столько мышей, что она была ими более чем обеспечена. Кошка отправилась обратно. Антон Л. разбил прикладом ружья одно из окон, чтобы у кошки был выход наружу на тот случай, если у нее нет своего, а мышиный запас подойдет к концу, просунул руку и открыл его изнутри. Но кошка больше не показывалась. «Она это все равно в один прекрасный день заметит», – подумал Антон Л.
По узкой дороге он поехал дальше. Лес, темный еловый лес, подступил к дороге, но затем снова отступил. Показалась вторая деревня. Антон Л., не останавливаясь, проехал ее. Лес снова подступил к дороге, навис над ней. Местность постепенно стала холмистой. Когда лес опять отступил, на холме, на который вела дорога, появилась еще одна деревня, побольше.
Был еще ясный день, но солнце на западе уже клонилось к лесу. Деревья отбрасывали длинные резкие тени на пестрые луга, которые никто и никогда больше не скосит. Постепенно Антона Л. охватило чувство неуверенности. Было ли это потому, что близился вечер? Он не испытывал большой охоты оставаться здесь на ночь. Он чувствовал бы себя здесь чужим, более того: он бы здесь чувствовал себя совсем одиноким.
В деревне, расположившейся на холме, узкая дорога вливалась в более широкую. У перекрестка стояли желтые указатели. Налево дорога шла дальше на юг в горы, направо – обратно в город: «74 км». Антон Л. испугался. Нет, бензина с собой у него было достаточно, полные канистры в багажнике. Но если вдруг что-нибудь случилось бы с автомобилем! Возможно, тогда он так никогда и не смог вернуться в город. Он поехал быстрее, но затем подумал о туннеле на скоростной магистрали, о том, что подобное может подстерегать его повсюду, и притормозил. Он проехал через несколько населенных пунктов. Глядя на желтые указатели, он считал километры: «61 км», «58 км», наконец всего лишь «24 км», затем весьма странным образом снова «25 км», хотя он проехал уже три километра. «Ничего уж не поделаешь, – подумал он, – неправильный указатель».
Однажды наискось по дороге пробежала группа странных животных. Это были очень худые серо-белые куры, которые, сгорбившись и выгнув вперед шеи, выскочили с кукурузного поля и помчались к какой-то яме. на краю которой стояла ольховая рощица. «Так вот как на самом деле выглядят куры», – подумал Антон Л.
Когда Антон Л. доехал до расположившихся на городской окраине районов, солнце уже зашло. Один раз он перепутал дорогу, потому что этот район был ему незнаком. Один раз ему пришлось поехать в объезд, потому что на улицу обвалились строительные леса. Когда он добрался домой, была уже ночь.
«Так значит все-таки это я – Папа Римский», – подумал Антон Л. Он топил камин своего маленького замочка. (Соня к вишням едва притронулась. С тех пор как похолодало, она вообще ела немного. Впадают ли игуаны в зимнюю спячку?) Антон Л. все еще читал, хотя и на редкость медленно, перед тем как лечь спать. Поэтому он зажег большую свечу, достал новую бутылку шампанского и полированный стакан из музея Резиденции, из которого он теперь пил, поставил их на маленький шахматный столик, выпил и съел остаток зайца, два маринованных огурца и следующую коробку шоколадных конфет. Сегодня он взял в руки художественный путеводитель по Риму издательства «Реклама» – «Италия, том V», – который он в свое время, когда еще жил в гостинице, принес из книжного магазина, потому что в этом путеводителе был помещен список Римских Пап.
Иоанн XXIII, Анжело Джузеппе Ронкали… с 1958 – был последним Папой в списке. Ага, книга была 1962 года издания. После этого на престол взошел еще Павел VI, Джованни Баттиста Монтини. Когда умер Иоанн XXIII? В 1963 или 1964 году, скорее, в 1963. Антон Л. вспомнил: наверное, это было в 1963 году, в том самом году, когда он предпринял еще одну попытку в учебе. Он взял карандаш и зачеркнул «… с 1958 года» напротив Иоанна XXIII, написав сверху «1958–1963». Ниже он написал Павла VI с датами «1963 – 19…». Он написал это слишком большими буквами, для следующей записи места почти не оставалось, и ее пришлось вынести на поля: «…, Антон Л., с 19…». Но какое имя ему выбрать?
Павел VII?
Иоанн XXIV?
Пий XIII?
Бенедикт XVI?
Бенедикт родил вердикт. Нет. Бенедикт имя некрасивое.
Антон Л. двинулся дальше по списку, углубляясь в столетия: Лев XIV?
Грегор XVII?
Клеменс XV?
Имя Клеменс Антону Л. понравилось. Для выбора он его. так сказать, отложил в сторону. Далее.
Иннокентий XIV.
Имя, скорее, смешное.
Александр IX.
Тоже неплохо. Тоже пойдет в узкий список для выбора.
Урбан IX.
Фрейлейн Урбан звали модель на курсах рисования обнаженного тела, которые Антон Л. посещал когда-то в Народной высшей школе. Она была весьма симпатичной. Курс начался в октябре (это было в году 1970 или 1971, тогда Антон Л. трудился в туристическом бюро «Сантиханзер»), в ноябре стало прохладно. Курсы проводились в рисовальном зале старой школы. Фрейлейн Урбан ужасно мерзла и носила, даже когда она была совершенно голой, платок, намотанный вокруг шеи. Рисовальный зал плохо отапливался, по причине чего кроме центрального отопления возле подиума, на котором должна была стоять обнаженная модель, дополнительно стояла печка-чугунка. Фрейлейн Урбан часто нарушала свою «позицию» и отогревалась. Это имело – во всяком случае для Антона Л. – весьма своеобразный эффект: пока фрейлейн Урбан стояла на подиуме, она не была для него ничем другим, как моделью. Рисование обнаженной натуры дело непростое. Но когда она наклонялась к печке, то пробивала стеклянную стену полового нейтралитета и превращалась в голую, за исключением накрученного на шею платка, девушку, которая на глазах у всех подкладывала в печку дрова. Это возбуждало Антона Л. Он попытался после окончания занятий – она тогда снова уже была одета – завязать с ней разговор. Это ни к чему не привело. За фрейлейн Урбан всегда приезжал какой-то молодой человек.
Из-за этих воспоминаний имя Урбан показалось Антону Л, – как минимум для Папы – неприличным, почти отталкивающим.
Сикст VI.
Это тоже довольно странное имя.
Маркелл III?
Юлий IV?
Адриан VII?
Эти имена ему тоже не нравились.
Каликст IV?
Еще меньше.
Николаус VI?
Это бы пошло. Итак, Клеменс, Александр или Николаус. Может быть, есть еще что-нибудь, что подойдет.
Следующий Папа, который был более чем предыдущим, был напечатан курсивом: Феликс (V) 1439–1449. Сравнение с датами Евгения IV – Габриеля Кондулмеро, 1431–1447, и Николауса V, Томмазо Парентучелли, 1447–1455, наглядно показывало, что этот курсивный Феликс был в чем-то заподозрен, был, скорее, теневым Папой, который, казалось, каким-то образом впал в немилость, по причине чего номер его стоял в скобках.
Антон Л. стал пролистывать столетия быстрее. Бенедикты, Клеменсы, Грегоры, словно песок у моря. Напротив Келестина V стояла звездочка, а внизу примечание: «Единственный Папа, добровольно отказавшийся от своих полномочий». Это нужно вознаградить, подумал Антон Л. и внес в свой выбор и Келестина VI.
Затем пошли интересные имена, неслыханные имена: Ландо, Формозус (с дополнением «Корсе?», он правил с 891 по 896 год), Анастасий (еще один курсивный), Сиссиний, Конон, Агато, Деусдедит, Пелагий, Сильверий, Диоскур (еще один сомнительный, но творил свои курсивные бесчинства лишь один год: 530), а затем Антон Л. насторожился:
«Хормисдас», было там написано, «(из Фрозиноне) 514–532».
«Фрозиноне… Так значит, я Папа Хормисдас II». При этом небольшой номер не показался Антону Л. нескромным. Он снова пролистал назад и дополнил:
«Хормисдас II, Антон Л., с 19…»
Стоп – он снова пролистал вперед и остановился за Хормисдасом I.
Коробка конфет была пустой. Папа Хормисдас II взял свечу, поставил ее на ночной шкафчик, снял ботинки, лег на кровать и задул свечу. С завтрашнего дня он будет чистить зубы, запланировал Папа Хормисдас II. Ночью Его Святейшество чувствовал легкую боль в зубах с левой стороны внизу, но он не был уверен в том, что боль не была лишь неприятным воспоминанием во сне. А вообще Папа Хормисдас II видел во сне фрейлейн Урбан. Это был очень отчетливый сон и он никак не стыковался с основами целибата.
XVIII
Летосчисление по косулям
Зима была чрезвычайно мягкой. За исключением нескольких снежных бурь. С конца октября, то есть еще осенью, снег уже почти не падал до самого февраля. Даже несмотря на то, что Антон Л. из-за того случая через несколько недель после катастрофы больше не знал точно и так никогда и не узнал, какой же наступил день, он все равно не вспоминал ни о Рождестве, ни о Новом годе. И только в тот день в феврале, когда выпал снег, ему пришла мысль: «А у нас уже наступил Новый год. У кого это, у нас?» – Антон Л. запнулся, после чего сказал: «Курфюрст, заяц и я».
Курфюрста он не навещал уже довольно давно, хотя замочек и стоял в каких-то двухстах метрах от его замка. Антон Л. вообще теперь больше никуда из своего замка не высовывался. Он приносил дрова, то есть мебель, из самых ближних домов, брал конфеты и шоколад в новом кондитерском магазине (напротив банковского филиала, который он пустил в топку), стрелял дичь, из которой готовил жаркое. Питание одними консервами он прекратил с тех пор, как консервы, которые он открывал, стали видимо подпорченными. Дело дошло до того, что ему приходилось открывать по шесть банок, чтобы найти среди них одну съедобную. (Кстати, Соня ела и порченые консервы). Поначалу, когда он еще жил в гостинице, то охотился только на небольших животных, в основном на птиц: фазанов, куропаток, перепелов, позднее же от случая к случаю на зайцев. Он научился потрошить животных и снимать с них шкуры. Жарить стало значительно труднее, потому что не хватало жира. Все масло, весь маргарин, все упаковки с жиром для жарки, которые он находил в кишащих мышами, крысами и паразитами продуктовых магазинах, были уже прогорклыми. Лишь только оливковое масло в банках или в бутылках сохранялось дольше. Но и эти запасы, что можно было предвидеть, если не закончатся, то испортятся. Зимой, то есть настоящей зимой, в феврале, когда выпал снег, Антон Л. подстрелил косулю. С высокой позиции на крыше замка он мог следить за животными, забредшими в парк. Сюда приходили косули, дикие свиньи и даже олени, привлеченные корой на деревьях. Это была одна из тех ночей, когда он проснулся от какого-то звука. Вообще-то сон его был спокойным и глубоким, как у Сони. Но в ту ночь он проснулся: раздалось протяжное, душераздирающее завывание. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ясная лунная ночь. Голые деревья отбрасывали на снег черные сетеобразные тени. Сквозь эти сети рыскали тени, все время в одном направлении. Одна тень на мгновение приостановилась: сверкнула пара глаз. Не возникало никакого сомнения – это были волки.
«Я был бы счастлив, – подумал Антон Л., – если бы они не сделали ничего зайцу Якобу. Что до меня, то в парке и так достаточно всякой живности».
С наступлением дня волки исчезли, днем Антон Л. еще никогда волков не видел. Заяц же Якоб был слишком хитрым, чтобы волки смогли его отыскать.
То, что зайца звали Якоб, сказал сам заяц.
– Меня зовут Якоб, – сказал он, – с буквой «б».
Антон Л. стоял на маленьком балконе в своей спальне и смотрел вниз на парк. Тогда и пришел заяц, сел на задние лапы, после чего завел разговор, простой разговор о погоде, какие у нее перспективы и так далее.
– Но это же невозможно – сказал Антон Л., – я же не брежу, я не сошел с ума, но это же невозможно, чтобы вы говорили. Или, может, я все-таки рехнулся?
– Разумеется, что ты не рехнулся, – ответил заяц, – Все это имеет совершенно естественное объяснение. Неужели ты не замечаешь, что я не говорю ничего другого, кроме того, о чем думаешь ты сам или о чем ты мог бы думать? С курфюрстом ведь та же история.
– Так значит, на самом деле вы не разговариваете?
– Нет, конечно же, я на самом деле не разговариваю. Где же это слыхано, чтобы заяц разговаривал, или памятник…
– …или игуана.
– Да, или игуана, – сказал заяц, – Во мне ты слышишь себя самого. Это уже давно известный психологический феномен. Помочь тебе разобраться с этой проблемой?
– Вы имеете в виду, когда слышишь голоса?…
– Ты читал об обошедшем на парусах вокруг света Чичестере, который на протяжении долгих недель совсем один был в море на своей лодке.
– Он слышал, как разговаривали водяные дыры.
– Видишь, тебе это известно. Я не могу сказать тебе ничего больше, кроме того, что ты уже знаешь сам и что хранится в потайных уголках твоего сознания. Чичестер был трезвомыслящим британцем, тем не менее он разговаривал с водяными дырами. И ты читал также о замурованных шахтерах, которые тоже слышали голоса и даже видели какие-то картины.
– А откуда берется этот феномен?
– Я не знаю, потому что этого ты не знаешь и никогда не знал.
– Сейчас меня заинтересовало: а не один ли вы из тех зайцев, которых я выпустил из клеток в гостинице?
– Когда это было?
– Прошлым летом.
– Ну, с тех пор у нас, зайцев, прошло уже два поколения.
– Ах так, тогда, наверное, вы происходите от одного из тех зайцев?
– Мы, зайцы, генеалогией не занимаемся.
Антон Л. засмеялся.
– Конечно. Вы не можете этого знать, потому что этого не знаю я.
– Именно так оно, наверное, и есть.
– Лишь одно меня смущает, – сказал Антон Л, – вы сказали, что вас зовут Якоб…
– Ты можешь спокойно говорить мне ты.
– Хорошо: ты сказал, что тебя зовут Якоб. Откуда же взялось это имя? Откуда же я мог это знать?
– Так вот! Твоего прадеда по отцовской линии звали Якоб, Якоб Л., дед твоего отца.
– Ах да, правильно. Так значит, зайцы все-таки занимаются генеалогией?
– Лишь только человеческой.
После этого Антон Л. принял решение в зайцев больше не стрелять. Но и без этого было удобнее и практичнее охотиться на косуль, особенно после того, как он получше осмотрелся на курфюрстской кухне и обнаружил инструмент, который был известен ему лишь понаслышке да еще из всяких исторических фильмов: вертел. Он изучил механизм, затем насадил ободранную и выпотрошенную косулю на вертел, зажег огонь из дорогого банковского оборудования и, медленно поворачивая, принялся жарить животное в собственном соку. Местами оно подгорело, но в общем было вкусным. Кулинарных претензий у Антона Л. не было уже давно. И мишура с тарелками и столовыми приборами тоже была отброшена. Он взял охотничий нож, отрезал себе кусок – внутри он был еще с кровью. Тогда одной рукой он продолжил вращать вертел, а другой держал над огнем нанизанный на охотничий нож кусок. Время от времени он от него откусывал. Очень скоро Антон – Л. почувствовал вкус к мясу с кровью. После каждого откусывания он делал глоток из бутылки. Шампанское, к счастью, не портилось. Насытившись, он прекратил вращать вертел и засыпал огонь золой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29