Вот уж действительно нужно иметь ангельское терпение, чтобы ходить по магазинам с мужчинами. Как ты не понимаешь: сто тысяч — это же просто даром! К тому же как раз твой размер. Девушка, мы берем этот костюм Ты совсем не растолстел, Макс, я проверила. Расскажешь потом, как тебе это удается?
Эльза подмигнула мне. Роза смотрела укоряюще, ая смутился и отвел глаза.
— Вы сестры? — спросила продавщица.
— Да!
— И которая моложе?
Собственно, могло быть и хуже. Например, она могла спросить: и которая старше? Роза сделала недовольную гримаску и не ответила. Ответила Эльза:
— Спасибо! — и улыбнулась, польщенная и очаровательная.
Продавщица, немного смущенная собственной бестактностью, взяла костюм и направилась к кассе. Эльза протянула мне кредитную карточку. Ситуация нравилась мне все меньше.
— Волшебная карточка… Я же сказала тебе, что пошла за деньгами. Ну не делай такое лицо, милый. Этот мой рождественский подарок. А нога у тебя по-прежнему сорок третьего размера, верно? Смотри, какие красивые. — И она показала на пару классических ботинок, черных и блестящих.
Эльза пошла за продавщицей, и, пока ей доставали ботинки и она расплачивалась все той же карточкой, я остался наедине с Розой. Девочка забеспокоилась.
— Годо уже не придет, — сказала она, — что-то случилось.
— Не думаю, — ответил я, просто чтобы хоть что-то сказать. — Разве что он решил вернуть несколько килограммов кокаина, если он еще цел. Его кража — лучшее страхование его жизни. Ведь только мы трое знали об этой встрече?
— Он не воровал. Он должен одним негритосам триста тысяч песет, за пятьдесят граммов. И это все.
— Немало. На что он потратил эти деньги?
— Он устроил вечеринку. Снял помещение, пригласил народ, хотел попробовать, как пойдет, но ничего не вышло. А идея была хорошей.
Если бы эту блестящую идею услышал кто-нибудь из департамента идей и изобретений компании «Филипс», мальчика бы немедленно взяли в штат, подумалось мне.
— Он мне больше не жених, — продолжала Роза. — Я думала, все еще изменится, но с каждым разом становится только хуже. Разве людям совсем нельзя верить?
Роза смотрела на меня не мигая, она ждала поддержки, сочувствия, надежды, за которую смогла бы ухватиться. Я тихонько взял ее рукой за изящный подбородок.
— Можно, — сказал я, — только нужно быть очень внимательным, когда выбираешь, кому именно верить, чтобы потом не пришлось уворачиваться от ударов, как распоследнему ослу.
Подошла Эльза, с костюмом и ботинками, завернутыми в праздничные пакеты с адресованными всем поздравлениями с Рождеством.
— Мы все еще ожидаем Годо? Кажется, есть такой спектакль.
Я убрал руку от лица Розы.
— Нет, — возразил я.
— Понятно, — вспылила она, как дурно воспитанный ребенок. — Я никогда не бываю права, не так ли?
— Бываешь, если соглашаешься со мной.
— Ну разумеется, как остроумно.
— Спектакль назывался «В ожидании Годота».
— Но произносилось-то как Годо, — упрямилась Эльза. Как говорят в моем нынешнем квартале, гроша ломаного не уступит. — Ты вечно споришь со мной, Макс. Хорошо бы, ты хоть изредка соглашался хоть с кем-то, пусть даже с самим собой.
Роза посмотрела на часы.
— Без двадцати час, — сообщила она. — Годот уже не явится.
Мне понравилось, что, несмотря на неприятности, она сохраняла чувство юмора. Эльза заметила мою улыбку.
— Что ты смеешься? — спросила она воинственно.
— Подумал о море, — ответил я.
Теперь пришла очередь Розы прикусить губу, чтобы не рассмеяться, а Эльза смотрела на нас, охваченная внезапным бешенством.
16
Мы вышли из магазина. Эльза тащила пакеты с покупками, так и не дождавшись от меня предложения помочь. Нищий навязывал прохожим «Ла Фаролу» — газетенку для бездомных и попрошаек. Роза купила одну.
— На твоей колымаге или в моей машине? — Эльза показала бровями на роскошную «вольво», мигавшую аварийными огнями поперек въезда в гараж.
— Каждый в своем экипаже, и да благословит нас святой Петр, — изрек я, разорвал подсунутый под дворник бланк штрафа и бросил обрывки на землю. Роза наклонилась и подобрала их.
— Есть похожее изречение, но оно звучит как-то не так, милый, — сказала Эльза. — Не знаю, как именно, но определенно не так.
Она намеревалась перейти улицу, но, увидев, что Роза собирается пойти со мной, передумала.
— Роза, — защебетала она, — останься со своей сестричкой, я так скучаю по тебе.
Роза посмотрела на меня. Я кивнул.
— И для чего ты купила это? Это газета для неудачников.
Эльза забрала у нее газету и бросила в урну. Надувшись на нас обоих, Роза протянула мне обрывки квитанции.
— Ты уронил, Макс, — проговорила она ледяным тоном. — Есть урны. Их устанавливает муниципалитет.
— Штрафы или урны? А где обычно бывает Годо в это время?
— Спит или играет в бильярд в баре «Эль Ластре».
— Напиши мне адрес этого бездельника.
Я дал ей обрывок квитанции, и она записала адрес Годо. Я спрятал его в карман. Краем глаза я видел, как продавец вытащил из урны брошенный Эльзой экземпляр «Ла Фаролы». Она уже переходила улицу, когда я окликнул ее:
— Эльза!
— Да, Макс. — Она обернулась так стремительно, будто только и ждала, чтобы я ее позвал.
— Подождите меня дома. Не ходите никуда Я дам кружок и приеду.
Эльза подошла ко мне.
— Ты позвал меня только для этого? — Она намеренно дразнила меня: нежный голос, полуоткрытые губы…
— Не только. Дай мне адрес притона Гарсиа.
— Я так и знала, что ты рано или поздно попросишь об этом. Бери, бессовестный!
Она вложила мне в ладонь рекламную листовку питейного заведения, на которой была нарисована кудрявая обнаженная девушка с выразительными формами, в одних крошечных трусиках. Она сидела спиной, удачно изогнувшись, чтобы продемонстрировать красивую грудь, кукольное личико и дымящуюся сигарету. «У Лолы». Красивое название. И необыкновенно оригинальное. Гарсиа так и остался деревенщиной.
— Пятидесятипроцентная скидка на первую рюмку, Макс Уж я-то знаю — ты не упустишь такую халяву.
— Только не спохватись и не прибавь, что в этом мы совершенно одинаковы.
— Нет, — улыбнулась она, — некоторые в большей степени.
— Во сколько распахиваются двери этого земного рая?
— В пять. В это время их и надо ловить, а то после кофе у них случаются приступы раздражения.
— Что ты мне можешь сказать насчет Годо и кокаина? Гарсиа говорит правду?
— Собака лает… — Эльза достала сигарету и застыла в ожидании.
Я без всякого желания дал ей прикурить.
— Ты злишься, — замурлыкала она — В любом случае нужно послушать, что скажет наш малыш. Он шел на свидание с Розой, а Роза ему не позвонила При нем была спортивная сумка Кокаин исчез.
— А кто знал, что в ней был порошок?
— Не знаю.
Роза пару раз нажала на автомобильный сигнал. Ей не нравилось, что я остался наедине с ее сестрой. Не оборачиваясь, Эльза нетерпеливо махнула рукой.
— Не хотел говорить при Розе, но ты просто неотразима, Эльза.
— Спасибо, Макс. — И она выпустила в меня струйку дыма. — Сам знаешь, что говорят о влюбленных женщинах.
— Ты ревнуешь к своей сестре?
Уже уходя, Эльза обернулась:
— Разве есть повод? Кстати, это все твое. — И она бросила мне пакет с костюмом и ботинками. Я поймал его на лету. — Не за что! — Она улыбнулась, коснулась губами своей ладони, дунула на нее, посылая мне воздушный поцелуй, и ушла, не оборачиваясь. Эльза никогда не оглядывалась, уходя. У нее было то, что называют стилем. Я всегда попусту ждал, что она обернется и подарит мне прощальный взгляд. Ну давай, думал я. Обернись разок, хотя бы всего один раз и только сегодня, порадуй глупыша Макса, он будет долго об этом вспоминать. Все зря. В ней был стиль, что да, то да. Она была выточена из первосортного мрамора.
Я так и стоял, прижимая к груди пакет, будто ребенка. Эльза села в «вольво», и машина сорвалась с места. Мысленно я поднял бокал за обеих сестер. Если бы узаконивший моногамию идиот был знаком с ними, он бы десять раз подумал, прежде чем сделать такую глупость.
17
Для начала я решил наведаться к Годо домой. Он жил на перекрестке кривых улочек настоящего, старого Мадрида. Я несколько раз позвонил по домофону. Ответа не последовало. Тогда я направился к следующей двери, ведущей в бар «Эль Ластре». Грязная пивная с загаженным полом. Пузатый официант за стойкой изучал газету для интеллектуалов «Новости со всего мира». МАЛЬЧИК-ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ ИСЧЕЗ, — извещал заголовок. И буквами помельче: «Маурисио, астурийский мальчик-летучая мышь, сбежал со своей невестой Алисией. Отец девочки обещает вознаграждение в десять миллионов». В качестве иллюстрации к скандальной заметке — жуткая фотография лысого мальчика с уродливым зобом и глазами навыкате, орущего, высунув язык и демонстрируя вампирские зубы. На витрине под стеклом — жирные копченые колбаски, фрикадельки под прокисшим красным соусом, «русский салат» и полупустая ржавая банка с тунцом. В качестве украшения — календарь с полуголой девицей, оседлавшей мотоцикл, с двумя огромными сиськами, вырвавшимися из расстегнутой «молнии» на куртке, а на другой стене — плакат с праздника святого Исидро восемьдесят восьмого года с изображением чьей-то правой руки, которая прикрывает зад, пытающийся увернуться от удара рогом грязно-белого быка. Изысканная публика была представлена четырьмя лоботрясами, пребывавшими в состоянии отходняка, а потому не игравшими в бильярд. Я направился прямо к ним.
— Кто из вас Годо? — поинтересовался я, собрав все скудные запасы любезности, почти иссякшей к этому часу.
— Нет здесь ни готов , ни остготов, — буркнул, не глядя на меня, один из недорослей, с побрякушкой на шее и вросшей в ухо серьгой.
Скорей всего, он сверкал остроумием именно потому, что не удосужился посмотреть на меня. Я взял деревянный шар.
— Прежде чем тявкнуть еще раз, посмотри на меня, парень, а то как бы тебе не подавиться этим шаром.
Я швырнул шар на сукно и пошел к стойке, на которой корчилась в предсмертных муках засаленная тряпка да валялся сложенный пополам номер «Марки», сообщавший об отставке тренера «Атлетико». Там же стояли пара грязных стаканов и тарелочка с бандерильей. Я метнул бандерилью в сторону моего надменного друга и постучал пустой тарелкой по прилавку. Официант отложил жуткую газетенку, и его лицо неожиданно возникло на том самом месте, где минуту назад красовалась физиономия монстра с обложки, при этом обнаружилось впечатляющее сходство черт обоих персонажей: оба лысые, с бесцветными глазами навыкате, длинными блестящими ресницами. Если бы не уши — большие, остроконечные, а-ля принц Уэльский, никто и ни за что не отличил бы эту голову от сваренного вкрутую яйца Полное впечатление, что мне явился за секунду постаревший на сорок лет астурийский мальчик — летучий мышонок по имени Маурисио.
— Уж не приходитесь ли вы отцом этому малышу? — поинтересовался я.
— Было бы неплохо, — отозвался он. — За десять миллионов я бы продал его, даже если бы он еще больше напоминал жертву аборта.
— Годо не заходил сюда сегодня?
— А я почем знаю! — ответил пивной бочонок. — Я вам не Радио Макуто.
Я положил на стойку, прямо перед его носом, руку с зажатыми в ней пятью тысячами песет.
— Может, сейчас припомните?
— Ну был он здесь с час тому назад. Выпил кофе с алказельцером, выкурил пару косячков, полистал прессу, — движением бровей он показал на «Марку», — сказал, что в этом году «Атлетико» продует, и испарился.
Вот и доверься такому. Я вовсе не просил у него столь подробного отчета. Я убрал руку и аккуратно спрятал деньги в портмоне. Лапа официанта застыла на полпути.
— Эй, — запротестовало вареное яйцо, — эй, это мое, ты, дерьмо колченогое!
Он все больше раздражал меня.
— Ну так обратись в кассу, летучая мышь с яйцами!
Я вышел из бара и затаился за дверью. Через десять секунд следом за мной выскочило вареное яйцо, сжимающее в сморщенных лапках нож Мгновение он растерянно оглядывался по сторонам, высматривая меня на улице. Когда он обнаружил врага в полушаге от себя, было поздно. Одним ударом я расплющил ему нос, он рухнул, как мешок с картошкой, да так и остался лежать на асфальте. Зря я в свое время не занялся пластической хирургией: еще немножко — и этот уродец стал бы совсем неплох. Причем без всякой анестезии. Немногочисленные прохожие почтительно сторонились, давая мне пройти. Я достал платок, вытер кровь с одного из своих колец, и выбросил нож в первую же урну. Дети играли в футбол. Я перехватил мяч, провел его пару метров и отпасовал назад ударом каблука В тревожащей воображение витрине магазина нижнего белья отразился один из мальчишек, украдкой показавший мне средний палец. Я машинально сунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вспомнил, что оставил фляжку в другом месте. Мне подумалось, что моя жизнь летела куда придется, подобно мятежной птице, а может, шла ко дну, как тонущий корабль.
18
Я зашел в бар Тони. Правда, теперь он уже не был баром Тони. Да и никогда им не был. Тони был всего лишь одним из наемных работников без контракта, которых хозяин, если того захочет его левая нога, может выгнать без каких-либо объяснений, выходного пособия и предварительного уведомления, как того требует официальное законодательство. В общем, без всех этих церемоний, которые — по мнению либералов — разваливают мировую экономику. В последнее время хозяин надумал выправить ему все необходимые документы, так как прознал, что наем инвалида освобождал его от налогов. Тони был совершенно окрылен. Впрочем, все это осталось в прошлом, и лучше было опустить занавес и забыть. За стойкой «Голубого кота» стоял новый паренек, худющий и такой же смуглый, как Тони. Конечно, они поспешили найти замену. Какой-то тип потягивал кофе. За версту видно — легавый. Его ноги распространяли невыносимый запах, а каждый глоток сопровождался громким всхлипом.
— Как дела, приятель? — поприветствовал я бармена. — Как тебя зовут?
— Сабас.
— Свари мне кофе, Сабас, — попросил я. — А где
Тони? Он сегодня отдыхает?
Пока новенький доставал чашку и готовился поработать, хлюпающий тип повернулся ко мне.
— Тони обрел вечный отдых. Его пристрелили вчера. Всадили четыре пули с близкого расстояния и сломали руку. 45-й калибр, это вам не шутки.
Он протянул мне раскрытое удостоверение, вероятно полицейское. Я в него не взглянул. Мне было до лампочки, полицейский он или нет, и даже если бы он оказался самим папой римским в окружении сорока ангелочков, я не собирался беседовать с ним.
— Нам пока мало что известно. Мы только приступили.
— Понятно.
— Может, тот, кто участвовал в переделке, явится сюда, особенно если это новичок. Позвольте ваше удостоверение.
Я протянул ему просроченную карточку. Чего доброго этот легавый с вонючими ногами вообразил, что сильно напугал меня. Он вернул мне удостоверение личности, даже не взглянув на него.
— Максимо Ломас Гонсалес. Ты известная личность, верно?
— Тыкать советую малюткам-племянникам. Похоже, мое замечание его не впечатлило. Теряю
квалификацию, подумалось мне.
— Чем вы занимаетесь?
— По утрам пью кофе, вечером — виски.
— Вы были здесь вчера?
— До десяти или четверти одиннадцатого. Я обратил внимание на эти часы. Кстати, вчера здесь было зеркало.
— Вошли трое. Кроме парнишки были еще женщина и мужчина. Один из этих троих наследил. — Он показал на засохшее пятно крови. — Судя по количеству крови, вполне вероятно, что этот человек умер. Кроме того, в баре находились еще две парочки. Они ушли, когда дело приняло крутой оборот. К сожалению, они были слишком заняты собой и мало что запомнили. Ну, вы же понимаете. — Он заговорщицки подмигнул мне, и я почувствовал, что все мои несчастные потроха завязываются в тугой узел. — Обнюхивали друг друга, а на парня за стойкой и не взглянули. Но один из них, после того как его сучка ушла, заявил, что смог бы узнать женщину. Платиновая блондинка, эдакий развевающийся штандарт.
— Если она объявится, познакомьте меня. Я что-то засиделся в холостяках, сам не знаю почему.
— Наверное, потому, что не женился. — И он весело засмеялся над собственной шуткой.
— Ха-ха, — сказал я, — если так, то это легко исправить.
Люди вечно преувеличивают. Конечно, Эльза блондинка, но отнюдь не платиновая. Еще не хватало! А вот под словами про штандарт я бы и сам подписался. Рядом с ней «Юнион Джек» годился, только чтобы вытирать сопливые носы.
Полицейский шумно втянул остатки кофе и поднялся, а тем временем новый официант ставил перед моим носом полную чашку дымящегося кофе.
— Ладно, мне пора идти, — сказал легавый и вытер рот тыльной стороной ладони. — Счастливого Рождества! Вы ничего не хотите мне сказать, пока я не ушел? Чего-нибудь, что имеет отношение к этому делу? Меня достали невинные, ничего не знающие овечки.
— Никак не пойму: вроде вчера тут не было этого странного сырного запашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Эльза подмигнула мне. Роза смотрела укоряюще, ая смутился и отвел глаза.
— Вы сестры? — спросила продавщица.
— Да!
— И которая моложе?
Собственно, могло быть и хуже. Например, она могла спросить: и которая старше? Роза сделала недовольную гримаску и не ответила. Ответила Эльза:
— Спасибо! — и улыбнулась, польщенная и очаровательная.
Продавщица, немного смущенная собственной бестактностью, взяла костюм и направилась к кассе. Эльза протянула мне кредитную карточку. Ситуация нравилась мне все меньше.
— Волшебная карточка… Я же сказала тебе, что пошла за деньгами. Ну не делай такое лицо, милый. Этот мой рождественский подарок. А нога у тебя по-прежнему сорок третьего размера, верно? Смотри, какие красивые. — И она показала на пару классических ботинок, черных и блестящих.
Эльза пошла за продавщицей, и, пока ей доставали ботинки и она расплачивалась все той же карточкой, я остался наедине с Розой. Девочка забеспокоилась.
— Годо уже не придет, — сказала она, — что-то случилось.
— Не думаю, — ответил я, просто чтобы хоть что-то сказать. — Разве что он решил вернуть несколько килограммов кокаина, если он еще цел. Его кража — лучшее страхование его жизни. Ведь только мы трое знали об этой встрече?
— Он не воровал. Он должен одним негритосам триста тысяч песет, за пятьдесят граммов. И это все.
— Немало. На что он потратил эти деньги?
— Он устроил вечеринку. Снял помещение, пригласил народ, хотел попробовать, как пойдет, но ничего не вышло. А идея была хорошей.
Если бы эту блестящую идею услышал кто-нибудь из департамента идей и изобретений компании «Филипс», мальчика бы немедленно взяли в штат, подумалось мне.
— Он мне больше не жених, — продолжала Роза. — Я думала, все еще изменится, но с каждым разом становится только хуже. Разве людям совсем нельзя верить?
Роза смотрела на меня не мигая, она ждала поддержки, сочувствия, надежды, за которую смогла бы ухватиться. Я тихонько взял ее рукой за изящный подбородок.
— Можно, — сказал я, — только нужно быть очень внимательным, когда выбираешь, кому именно верить, чтобы потом не пришлось уворачиваться от ударов, как распоследнему ослу.
Подошла Эльза, с костюмом и ботинками, завернутыми в праздничные пакеты с адресованными всем поздравлениями с Рождеством.
— Мы все еще ожидаем Годо? Кажется, есть такой спектакль.
Я убрал руку от лица Розы.
— Нет, — возразил я.
— Понятно, — вспылила она, как дурно воспитанный ребенок. — Я никогда не бываю права, не так ли?
— Бываешь, если соглашаешься со мной.
— Ну разумеется, как остроумно.
— Спектакль назывался «В ожидании Годота».
— Но произносилось-то как Годо, — упрямилась Эльза. Как говорят в моем нынешнем квартале, гроша ломаного не уступит. — Ты вечно споришь со мной, Макс. Хорошо бы, ты хоть изредка соглашался хоть с кем-то, пусть даже с самим собой.
Роза посмотрела на часы.
— Без двадцати час, — сообщила она. — Годот уже не явится.
Мне понравилось, что, несмотря на неприятности, она сохраняла чувство юмора. Эльза заметила мою улыбку.
— Что ты смеешься? — спросила она воинственно.
— Подумал о море, — ответил я.
Теперь пришла очередь Розы прикусить губу, чтобы не рассмеяться, а Эльза смотрела на нас, охваченная внезапным бешенством.
16
Мы вышли из магазина. Эльза тащила пакеты с покупками, так и не дождавшись от меня предложения помочь. Нищий навязывал прохожим «Ла Фаролу» — газетенку для бездомных и попрошаек. Роза купила одну.
— На твоей колымаге или в моей машине? — Эльза показала бровями на роскошную «вольво», мигавшую аварийными огнями поперек въезда в гараж.
— Каждый в своем экипаже, и да благословит нас святой Петр, — изрек я, разорвал подсунутый под дворник бланк штрафа и бросил обрывки на землю. Роза наклонилась и подобрала их.
— Есть похожее изречение, но оно звучит как-то не так, милый, — сказала Эльза. — Не знаю, как именно, но определенно не так.
Она намеревалась перейти улицу, но, увидев, что Роза собирается пойти со мной, передумала.
— Роза, — защебетала она, — останься со своей сестричкой, я так скучаю по тебе.
Роза посмотрела на меня. Я кивнул.
— И для чего ты купила это? Это газета для неудачников.
Эльза забрала у нее газету и бросила в урну. Надувшись на нас обоих, Роза протянула мне обрывки квитанции.
— Ты уронил, Макс, — проговорила она ледяным тоном. — Есть урны. Их устанавливает муниципалитет.
— Штрафы или урны? А где обычно бывает Годо в это время?
— Спит или играет в бильярд в баре «Эль Ластре».
— Напиши мне адрес этого бездельника.
Я дал ей обрывок квитанции, и она записала адрес Годо. Я спрятал его в карман. Краем глаза я видел, как продавец вытащил из урны брошенный Эльзой экземпляр «Ла Фаролы». Она уже переходила улицу, когда я окликнул ее:
— Эльза!
— Да, Макс. — Она обернулась так стремительно, будто только и ждала, чтобы я ее позвал.
— Подождите меня дома. Не ходите никуда Я дам кружок и приеду.
Эльза подошла ко мне.
— Ты позвал меня только для этого? — Она намеренно дразнила меня: нежный голос, полуоткрытые губы…
— Не только. Дай мне адрес притона Гарсиа.
— Я так и знала, что ты рано или поздно попросишь об этом. Бери, бессовестный!
Она вложила мне в ладонь рекламную листовку питейного заведения, на которой была нарисована кудрявая обнаженная девушка с выразительными формами, в одних крошечных трусиках. Она сидела спиной, удачно изогнувшись, чтобы продемонстрировать красивую грудь, кукольное личико и дымящуюся сигарету. «У Лолы». Красивое название. И необыкновенно оригинальное. Гарсиа так и остался деревенщиной.
— Пятидесятипроцентная скидка на первую рюмку, Макс Уж я-то знаю — ты не упустишь такую халяву.
— Только не спохватись и не прибавь, что в этом мы совершенно одинаковы.
— Нет, — улыбнулась она, — некоторые в большей степени.
— Во сколько распахиваются двери этого земного рая?
— В пять. В это время их и надо ловить, а то после кофе у них случаются приступы раздражения.
— Что ты мне можешь сказать насчет Годо и кокаина? Гарсиа говорит правду?
— Собака лает… — Эльза достала сигарету и застыла в ожидании.
Я без всякого желания дал ей прикурить.
— Ты злишься, — замурлыкала она — В любом случае нужно послушать, что скажет наш малыш. Он шел на свидание с Розой, а Роза ему не позвонила При нем была спортивная сумка Кокаин исчез.
— А кто знал, что в ней был порошок?
— Не знаю.
Роза пару раз нажала на автомобильный сигнал. Ей не нравилось, что я остался наедине с ее сестрой. Не оборачиваясь, Эльза нетерпеливо махнула рукой.
— Не хотел говорить при Розе, но ты просто неотразима, Эльза.
— Спасибо, Макс. — И она выпустила в меня струйку дыма. — Сам знаешь, что говорят о влюбленных женщинах.
— Ты ревнуешь к своей сестре?
Уже уходя, Эльза обернулась:
— Разве есть повод? Кстати, это все твое. — И она бросила мне пакет с костюмом и ботинками. Я поймал его на лету. — Не за что! — Она улыбнулась, коснулась губами своей ладони, дунула на нее, посылая мне воздушный поцелуй, и ушла, не оборачиваясь. Эльза никогда не оглядывалась, уходя. У нее было то, что называют стилем. Я всегда попусту ждал, что она обернется и подарит мне прощальный взгляд. Ну давай, думал я. Обернись разок, хотя бы всего один раз и только сегодня, порадуй глупыша Макса, он будет долго об этом вспоминать. Все зря. В ней был стиль, что да, то да. Она была выточена из первосортного мрамора.
Я так и стоял, прижимая к груди пакет, будто ребенка. Эльза села в «вольво», и машина сорвалась с места. Мысленно я поднял бокал за обеих сестер. Если бы узаконивший моногамию идиот был знаком с ними, он бы десять раз подумал, прежде чем сделать такую глупость.
17
Для начала я решил наведаться к Годо домой. Он жил на перекрестке кривых улочек настоящего, старого Мадрида. Я несколько раз позвонил по домофону. Ответа не последовало. Тогда я направился к следующей двери, ведущей в бар «Эль Ластре». Грязная пивная с загаженным полом. Пузатый официант за стойкой изучал газету для интеллектуалов «Новости со всего мира». МАЛЬЧИК-ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ ИСЧЕЗ, — извещал заголовок. И буквами помельче: «Маурисио, астурийский мальчик-летучая мышь, сбежал со своей невестой Алисией. Отец девочки обещает вознаграждение в десять миллионов». В качестве иллюстрации к скандальной заметке — жуткая фотография лысого мальчика с уродливым зобом и глазами навыкате, орущего, высунув язык и демонстрируя вампирские зубы. На витрине под стеклом — жирные копченые колбаски, фрикадельки под прокисшим красным соусом, «русский салат» и полупустая ржавая банка с тунцом. В качестве украшения — календарь с полуголой девицей, оседлавшей мотоцикл, с двумя огромными сиськами, вырвавшимися из расстегнутой «молнии» на куртке, а на другой стене — плакат с праздника святого Исидро восемьдесят восьмого года с изображением чьей-то правой руки, которая прикрывает зад, пытающийся увернуться от удара рогом грязно-белого быка. Изысканная публика была представлена четырьмя лоботрясами, пребывавшими в состоянии отходняка, а потому не игравшими в бильярд. Я направился прямо к ним.
— Кто из вас Годо? — поинтересовался я, собрав все скудные запасы любезности, почти иссякшей к этому часу.
— Нет здесь ни готов , ни остготов, — буркнул, не глядя на меня, один из недорослей, с побрякушкой на шее и вросшей в ухо серьгой.
Скорей всего, он сверкал остроумием именно потому, что не удосужился посмотреть на меня. Я взял деревянный шар.
— Прежде чем тявкнуть еще раз, посмотри на меня, парень, а то как бы тебе не подавиться этим шаром.
Я швырнул шар на сукно и пошел к стойке, на которой корчилась в предсмертных муках засаленная тряпка да валялся сложенный пополам номер «Марки», сообщавший об отставке тренера «Атлетико». Там же стояли пара грязных стаканов и тарелочка с бандерильей. Я метнул бандерилью в сторону моего надменного друга и постучал пустой тарелкой по прилавку. Официант отложил жуткую газетенку, и его лицо неожиданно возникло на том самом месте, где минуту назад красовалась физиономия монстра с обложки, при этом обнаружилось впечатляющее сходство черт обоих персонажей: оба лысые, с бесцветными глазами навыкате, длинными блестящими ресницами. Если бы не уши — большие, остроконечные, а-ля принц Уэльский, никто и ни за что не отличил бы эту голову от сваренного вкрутую яйца Полное впечатление, что мне явился за секунду постаревший на сорок лет астурийский мальчик — летучий мышонок по имени Маурисио.
— Уж не приходитесь ли вы отцом этому малышу? — поинтересовался я.
— Было бы неплохо, — отозвался он. — За десять миллионов я бы продал его, даже если бы он еще больше напоминал жертву аборта.
— Годо не заходил сюда сегодня?
— А я почем знаю! — ответил пивной бочонок. — Я вам не Радио Макуто.
Я положил на стойку, прямо перед его носом, руку с зажатыми в ней пятью тысячами песет.
— Может, сейчас припомните?
— Ну был он здесь с час тому назад. Выпил кофе с алказельцером, выкурил пару косячков, полистал прессу, — движением бровей он показал на «Марку», — сказал, что в этом году «Атлетико» продует, и испарился.
Вот и доверься такому. Я вовсе не просил у него столь подробного отчета. Я убрал руку и аккуратно спрятал деньги в портмоне. Лапа официанта застыла на полпути.
— Эй, — запротестовало вареное яйцо, — эй, это мое, ты, дерьмо колченогое!
Он все больше раздражал меня.
— Ну так обратись в кассу, летучая мышь с яйцами!
Я вышел из бара и затаился за дверью. Через десять секунд следом за мной выскочило вареное яйцо, сжимающее в сморщенных лапках нож Мгновение он растерянно оглядывался по сторонам, высматривая меня на улице. Когда он обнаружил врага в полушаге от себя, было поздно. Одним ударом я расплющил ему нос, он рухнул, как мешок с картошкой, да так и остался лежать на асфальте. Зря я в свое время не занялся пластической хирургией: еще немножко — и этот уродец стал бы совсем неплох. Причем без всякой анестезии. Немногочисленные прохожие почтительно сторонились, давая мне пройти. Я достал платок, вытер кровь с одного из своих колец, и выбросил нож в первую же урну. Дети играли в футбол. Я перехватил мяч, провел его пару метров и отпасовал назад ударом каблука В тревожащей воображение витрине магазина нижнего белья отразился один из мальчишек, украдкой показавший мне средний палец. Я машинально сунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вспомнил, что оставил фляжку в другом месте. Мне подумалось, что моя жизнь летела куда придется, подобно мятежной птице, а может, шла ко дну, как тонущий корабль.
18
Я зашел в бар Тони. Правда, теперь он уже не был баром Тони. Да и никогда им не был. Тони был всего лишь одним из наемных работников без контракта, которых хозяин, если того захочет его левая нога, может выгнать без каких-либо объяснений, выходного пособия и предварительного уведомления, как того требует официальное законодательство. В общем, без всех этих церемоний, которые — по мнению либералов — разваливают мировую экономику. В последнее время хозяин надумал выправить ему все необходимые документы, так как прознал, что наем инвалида освобождал его от налогов. Тони был совершенно окрылен. Впрочем, все это осталось в прошлом, и лучше было опустить занавес и забыть. За стойкой «Голубого кота» стоял новый паренек, худющий и такой же смуглый, как Тони. Конечно, они поспешили найти замену. Какой-то тип потягивал кофе. За версту видно — легавый. Его ноги распространяли невыносимый запах, а каждый глоток сопровождался громким всхлипом.
— Как дела, приятель? — поприветствовал я бармена. — Как тебя зовут?
— Сабас.
— Свари мне кофе, Сабас, — попросил я. — А где
Тони? Он сегодня отдыхает?
Пока новенький доставал чашку и готовился поработать, хлюпающий тип повернулся ко мне.
— Тони обрел вечный отдых. Его пристрелили вчера. Всадили четыре пули с близкого расстояния и сломали руку. 45-й калибр, это вам не шутки.
Он протянул мне раскрытое удостоверение, вероятно полицейское. Я в него не взглянул. Мне было до лампочки, полицейский он или нет, и даже если бы он оказался самим папой римским в окружении сорока ангелочков, я не собирался беседовать с ним.
— Нам пока мало что известно. Мы только приступили.
— Понятно.
— Может, тот, кто участвовал в переделке, явится сюда, особенно если это новичок. Позвольте ваше удостоверение.
Я протянул ему просроченную карточку. Чего доброго этот легавый с вонючими ногами вообразил, что сильно напугал меня. Он вернул мне удостоверение личности, даже не взглянув на него.
— Максимо Ломас Гонсалес. Ты известная личность, верно?
— Тыкать советую малюткам-племянникам. Похоже, мое замечание его не впечатлило. Теряю
квалификацию, подумалось мне.
— Чем вы занимаетесь?
— По утрам пью кофе, вечером — виски.
— Вы были здесь вчера?
— До десяти или четверти одиннадцатого. Я обратил внимание на эти часы. Кстати, вчера здесь было зеркало.
— Вошли трое. Кроме парнишки были еще женщина и мужчина. Один из этих троих наследил. — Он показал на засохшее пятно крови. — Судя по количеству крови, вполне вероятно, что этот человек умер. Кроме того, в баре находились еще две парочки. Они ушли, когда дело приняло крутой оборот. К сожалению, они были слишком заняты собой и мало что запомнили. Ну, вы же понимаете. — Он заговорщицки подмигнул мне, и я почувствовал, что все мои несчастные потроха завязываются в тугой узел. — Обнюхивали друг друга, а на парня за стойкой и не взглянули. Но один из них, после того как его сучка ушла, заявил, что смог бы узнать женщину. Платиновая блондинка, эдакий развевающийся штандарт.
— Если она объявится, познакомьте меня. Я что-то засиделся в холостяках, сам не знаю почему.
— Наверное, потому, что не женился. — И он весело засмеялся над собственной шуткой.
— Ха-ха, — сказал я, — если так, то это легко исправить.
Люди вечно преувеличивают. Конечно, Эльза блондинка, но отнюдь не платиновая. Еще не хватало! А вот под словами про штандарт я бы и сам подписался. Рядом с ней «Юнион Джек» годился, только чтобы вытирать сопливые носы.
Полицейский шумно втянул остатки кофе и поднялся, а тем временем новый официант ставил перед моим носом полную чашку дымящегося кофе.
— Ладно, мне пора идти, — сказал легавый и вытер рот тыльной стороной ладони. — Счастливого Рождества! Вы ничего не хотите мне сказать, пока я не ушел? Чего-нибудь, что имеет отношение к этому делу? Меня достали невинные, ничего не знающие овечки.
— Никак не пойму: вроде вчера тут не было этого странного сырного запашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18