Я пожал ему руку, одновременно протягивая бутылку вина и напружинившись, чтобы успеть разбить эту самую бутылку о его голову. Санта-Клаус пристально смотрел мне в глаза.
— Но самое отвратительное — это тещи, вечно подливающие масло в огонь, лезущие во все дырки.
— Ну давай, — поторапливал я, — не всю же ночь мне тебя ждать. '
Санта-Клаус все смотрел на меня, а я по-прежнему сжимал его руку. Вдруг из-под шубы вынырнула левая клешня и цапнула бутылку. Я облегченно вздохнул. Он не был одноруким.
— Оставь ее себе, — расщедрился я.
Я отпустил его руку, отдал бутылку и вошел в бар.
8
По-прежнему играла музыка, потому что у магнитофона был реверс, пол все еще был засыпан битым стеклом, потому что Тони не успел его подмести, а Тони лежал навзничь на том же самом месте, потому что в него влепили четыре пули, но я этого еще не знал. Там, где упал Паэлья, осталась только лужица полусухой, как шампанское, крови.
— Эй, Тони, — позвал я, — это я. Сейчас не время для шуток, малыш.
Тело не пошевелилось. В три прыжка я оказался около него и наклонился.
— Тони? — позвал я в отчаянии.
Я взял его за подбородок и повернул к себе. Не надо было быть большим специалистом, чтобы понять, что передо мной — просто холодная телятина, труп. Три четверти часа назад он был простужен, а теперь он остыл: перемена куда более резкая, чем следует из значений родственных слов. Я посмотрел на его руку. Она была изломана, будто ее топтали. Несколько мгновений я держал ее в своих руках. Я огляделся в поисках стреляных гильз. Ничего. Профессионалы. В эту минуту вошла Эльза. Она и полминуты не могла оставаться без компании. Бог не создал ее для одиночества. Мы посмотрели друг на друга. Я наклонился.
— Мне очень жаль, — проговорила она. — Он был тебе сильно дорог?
— Ему было девятнадцать лет, — с трудом выговорил я.
Это не было ответом на вопрос, но в моей голове не оставалось никакой другой мысли.
— И я виноват в том, что сейчас он мертв, — добавил я, направляясь к телефону.
— Когда кого-то убивают, то в смерти обычно виноват убийца. — Она пробовала утешить меня.
Набирая номер полиции, я налил себе виски — в тот самый стакан, из которого пил перед этим. Я осмотрел заднюю дверь. Она была открыта, веник, которым я ее подпер, — сломан.
— В баре «Голубой кот» лежит покойник, — сказал я, когда на другом конце провода сняли трубку.
— Представьтесь, пожалуйста. Где это? — ответил голос, в котором не угадывалось ничего, кроме скуки и отвращения, не дав мне времени назвать себя. Впрочем, я в любом случае не собирался этого делать.
— Разве я позвонил не в полицию? Найдите, где это, — за это мы вам и платим!
Я повесил трубку.
— На самом деле я вот уже шесть лет не плачу налогов, — заметил я, озадаченный неожиданным открытием. Я впервые за долгое время задумался об этом. Собственно, я и не заработал ни гроша. Я собирался залить в горло все содержимое стакана разом, когда услышал голос Эльзы:
— Не пей, Макс. Ночь продолжается: вдруг придется еще раз пустить в ход пистолет.
Ее двусмысленный взгляд заставил меня засомневаться, о каком, собственно, пистолете шла речь, и я одним глотком проглотил виски. Может, оно поможет мне забыть лицо Тони, его истерзанную руку, продырявленную грудь, залитую кетчупом пополам с кровью. Увы, его не спасли его тренированные руки-клещи.
— Жаль выливать, солнышко. Пойдем.
У меня было разрешение на ношение оружия, но «стар», который был при мне в ту ночь, не был зарегистрирован. Этот пистолет несколько лет назад предложил мне один сержант. В армии нередко исчезает несколько стволов, и, хотя их исчезновение не проходит незамеченным, никто ничего не говорит, потому что тот, кто решится доложить о пропаже, рискует получить по ушам. И вот в журналах раз за разом строчат ложные рапорты, и, даже если в один прекрасный день кому-то придет в голову действительно пересчитать все наличное оружие, уже невозможно установить, куда и когда оно исчезло. В общем, сейчас уже никто не сумел бы обнаружить связь между мной и этим пистолетом, и я мог запросто от него избавиться. Да и свидетелей не было. Если только не считать Эльзу.
Я выключил стоявший на барной стойке магнитофон. Чертова музыка действовала мне на нервы. На этот раз, когда мы уйдем, в баре действительно воцарится молчание: молчание Тони, молчание смерти.
— Выпей, — предложил я, протягивая ей стакан, и распахнул дверь, пропуская ее вперед. — Как бы мне хотелось сплясать чечетку на чьей-то могиле.
— Это хромому-то? Я непременно хочу увидеть это, милый.
Эльза улыбнулась, взяла стакан и вышла на улицу. Я шел следом. И опять ветер влепил нам по ледяной пощечине. Причем Эльзе — совершенно заслуженно.
9
Санта-Клаус сидел все на той же скамье, пережевывая жвачку все тех же обид. Но теперь ему было заметно теплее — не зря же он высосал полбутылки паршивого вина. Насколько я мог разглядеть, этот жадина не оставил на дне ни капли.
— Эй, красотка, — закричал он, едва увидев Эльзу, — иди ко мне, погреемся!
Санта-Клаус похлопал рукой по скамье, показывая местечко, зарезервированное им для Эльзы.
— Трахай своих волхвов, козел, — отозвалась Эльза.
Пока я открывал двери нашего экипажа, Эльза открыла мне печали своего сердца. Ее губы дрожали от бешенства.
— Осточертели! Почему женщина не может ходить повсюду спокойно и открыто?
Ангелочек! Одно дело — открыто, и совсем другое — открыв всем взглядам свой зад. Я тронулся. Санта-Клаус встал, цепко ухватил бутылку за горлышко, как будто это была его теща или немецкая ручная граната, и, когда мы проезжали мимо, метнул ее в нас. Бутылка упала на крышу и разлетелась на куски. Это была ночь битых стекол.
— Твою мать! — выругался я. — Что творит разобиженный Санта-Клаус! Хотя тебе не следовало разговаривать с ним так грубо.
— А ему следовало раздавать детям подарки, а не болтать ерунду. И где он посеял мешок с игрушками?
Эльза все еще злилась.
— А я откуда знаю. Наверное, успел все раздарить.
«Шкода» чихнула и заглохла.
— Твоя машина прекрасно объясняет, почему развалился коммунизм, — глядя в окно, прокомментировала Эльза
Я завел мотор.
— Разворачивайся.
— Куда мы едем?
— Разворачивайся. Естественно, не ко мне. Сегодня поедем к тебе. А потом подыщем что-нибудь получше.
Я развернулся, и мы опять направились в сторону «Голубого кота» и Санта-Клауса.
— Здесь ужасно холодно, — пожаловалась Эльза — В этом рыдване что, нет печки?
— Разумеется, есть.
— Что-то не чувствуется.
— Она есть, но она не работает.
Эльза хотела было улыбнуться, но улыбка внезапно замерзла на ее губах. И тогда она открыла окно и швырнула стакан в Санта-Клауса. Брызги веером полетели в его сторону, а стакан шлепнулся на тротуар и взорвался миллионом мелких и звонких кристалликов. Ну что я говорил: ночь битых стекол! Эльза достала сигарету. Я дал ей огня. В зеркале вопил и дергался Санта-Клаус. Я не слышал, что он там кричал, но похоже, что-то крайне дурного тона. Его лицо превратилось в лицо кричавшего от страха Тони. Трудно осознать смерть близкого человека. Пяти минут для этого мало. Тони никогда и никому не причинил вреда. У него были все основания озлобиться на весь мир, но он не озлобился. Ему было всего девятнадцать лет.
— Никак не могу выбросить Тони из головы, — сказал я.
— Ох, горюшко-горе. И я в таком виде.
Сжимая руль левой рукой, правой я наотмашь ударил ее по лицу. Сигарета вылетела из ее губ. Эльза осторожно дотронулась до губы. Струйка крови потекла по подбородку.
— Спасибо, милый, что помогла тебе разрядиться. Мне нравится чувствовать себя полезной.
— На, вытрись. — Я протянул ей носовой платок.
— Засунь его себе в задницу, может, тебе понравится. — Она наклонилась и подняла сигарету. Глотнула нечистого воздуха. — Тебе повезло, Макс, она не погасла. Я бы получила огромное наслаждение, глядя, как ты даешь мне прикурить.
В конце концов она вывела меня из себя. Ей всегда это удавалось. Поэтому она и не разозлилась всерьез. И затрещину восприняла как свой триумф.
10
Подкатили к моему особняку. Эльза перешагнула через ограду и только после этого бросила на землю окурок — в компанию к своему же предыдущему.
— Мне хотелось бы взглянуть на Розу. Я уж и забыл, когда видел ее в последний раз.
— Ну да. Лет шесть тому назад, верно? — В ее голосе звучал вызов.
— Точно. И с женихом неплохо бы познакомиться. Как его зовут?
Я открыл дверь, и мы вошли. Разумеется, сначала она — я с удовольствием пропустил даму вперед. Я джентльмен, а Эльза была настоящей принцессой. По крайней мере, так подумал бы всякий, посмотрев альбом с ее фотографиями той поры, когда девушка лелеяла мечту стать фотомоделью. Но Эльза редко подолгу лелеяла что бы то ни было, тем более мечты.
— Годо.
— Что за ужасное имя.
— На самом деле его зовут Годофредо.
— Так уже лучше.
Эльза сбросила пальто, сшитое из шкурок шестидесяти убитых норок. Моим глазам опять открылись ее руки и чулки. Черное платье было действительно очень красиво. Эльза всегда отличалась хорошим вкусом. И вся она, с чистыми, ухоженными волосами, чуть подкрашенными губами и блестящими кошачьими глазами, была неотразимо хороша. Она умела выгодно преподнести данную ей от природы отличную фактуру.
— Он недурен. Правда, роста небольшого.
На словах и в моем присутствии для Эльзы все мужчины делились на красивых, очень красивых и тех, кому следовало бы отдаться немедленно и не сходя с места. Хотя на самом деле она была твердо уверена, что все известные ей мужчины скопом не стоили одного хорошего кошелька из крокодиловой кожи. Зазвенел будильник. Я вошел в спальню и отключил звонок. С момента, когда я его завел, прошло сорок минут. За эти долгие сорок минут я видел полное жизни, изумительное обнаженное тело Эльзы; навеки мертвое, совершенно одетое и ни на что больше не годное тело Тони, его изломанную руку, продырявленную грудь, застывший на лице страх; я дал пощечину Эльзе и не раскаивался в этом, и вновь любил ее, любил и ненавидел, потому что не мог простить и не мог больше доверять ей, а Тони никогда и никому не причинил вреда.
— Ты не голодна? — поинтересовался я, выходя из спальни. В квартире так и стоял запах сгоревшей фабады.
— Да, — кивнула она. — Но желудок здесь ни при чем.
Скорей всего, именно это она и имела в виду, когда советовала мне не пить на случай, если придется еще раз пустить в ход оружие. Даже в своих намеках Эльза была предельно конкретна.
— Попробуем решить эту проблему, — откликнулся я. — Но сначала позвони Розе. Я хочу встретиться с ней и Годо. Я увяз во всем этом по самые уши и хочу знать, что происходит. Договорись на завтра, на утро, часов в двенадцать.
Пока Эльза говорила по телефону, я наконец сжалился над своим мочевым пузырем. Спустил воду, вышел из туалета. Эльза подошла и обняла меня. Мы поцеловались. Если бы было возможно торговать расфасованной страстью, мы с ней стали бы миллионерами.
— Мы договорились на двенадцать в бутике Альмиранте. Мне нравится эта вешалка, но, если на нее повесить достойный костюм, она станет еще лучше, — добавила она, отстранившись на метр и откровенно рассматривая меня. — Заодно куплю себе чулки. А может, и еще какую-нибудь ерунду. А теперь извини: я понимаю, что кажусь богиней, но время от времени и у меня возникают кое-какие потребности.
Еще бы! И как правило, куда более дорогостоящие, чем мои. В эпоху моего процветания в качестве телохранителя Эльзе едва хватало всей моей зарплаты на самое необходимое. В редчайших случаях, когда ей приходилось ехать на метро, она воображала себя великомученицей Августиной Арагонской. Я вошел в спальню, сел на кровать и положил «стар» на тумбочку. Снял пиджак и повесил его на спинку стула, расстегнул кобуру, механически убедился, что все пятнадцать патронов не покидали своих гнезд в магазине «астры» и что рычаг для извлечения магазина действует безотказно (теперь такая система уже не используется), и положил пистолет под кровать. Разулся. Эльза вошла в комнату, на ходу медленно снимая серьги. Во всем этом было много поэзии и чуть-чуть рутины. Рутина, ставшая поэзией: рядом с этой, и только этой женщиной я хотел бы состариться.
— Неужели в этой комнате нет даже самого завалящего зеркала?
— Нет, но я и так тебе скажу: ты самая прекрасная женщина на свете.
Она положила серьги на столик у стены в ногах кровати. Когда-то над ним действительно висело зеркало, но оно погибло от руки взбешенной женщины, швырнувшей в него туфлей. Я обязательно расскажу об этом Эльзе — пусть поревнует. Эльза сняла браслет, золотой, с бриллиантами. Я не ювелир, но это точно не бижутерия. Между тем я тоже не сидел сложа руки. Теперь я расстегивал рубашку.
— Кто подарил тебе этот браслет?
— Будешь изображать мавра? Ты ведь не думаешь, что все эти шесть лет я так и простояла в сухом доке?
— Да нет, не думаю.
Пытался быть ядовитым, а оказался смешным. Эльза скинула туфли. Каблуки наводили на мысль о кинжалах.
— Наверное, и ты не постился?
— Нет.
— Вот видишь, мой король. У меня всегда вызывали жалость добровольные монашки.
— Здесь было зеркало, — процедил я. — Его разбила одна женщина в припадке ревности.
Я встал, чтобы снять брюки, и остался в трусах и майке. Трусы-плавки и майка без рукавов. Эльза насмешливо смотрела на меня.
— Бедняжка. Видно, она очень страдала из-за тебя. Кроме костюма нужно купить тебе другие трусы — повеселее. Правда, твои достоинства не будут столь явными… И майку, не такую… Как бы это сказать? Не такую профсоюзную.
Она повернулась ко мне спиной. Расстегнула молнию, опустила бретельки — и платье агонизирующей змеей скользнуло к ее ногам. Она осталась в чулках и черном белье, контрастирующем с моим смешным белым одеянием. Я все-таки попытался отыграть очко.
— Хлыст под подушкой, хозяйка.
Эльза повернулась и заметила лежавший на тумбочке «стар».
— Ты не собираешься отделаться от пистолета? — спросила она, бережно снимая чулок, по мере приближения к лодыжкам скручивающийся все утолщающейся баранкой.
— Через пару часов.
Я скинул майку и трусы и нырнул под одеяло.
— Сразу после завершения первого боя, — уточнил я.
— Тебя хватит на столько?
— Я практикую метод имсак по учению Ага-хана — азиатская техника сдерживания оргазма.
— Макс, не растрачивай энергию на разговоры.
— В соответствии с методикой имсак она и должна находить выход в разговорах, а не другим путем.
Эльза наконец сняла чулки и села на кровать спиной ко мне, чтобы я снял с нее бюстгальтер. Всегда готов, и с большим удовольствием. Ее грудь была похожа на два воздушных шарика.
Я тонул.
Мы обнялись. Она скользнула ко мне.
— Минутку, королева, — отстранился я.
Дотянулся до тумбочки и завел будильник, чтобы он зазвонил через два часа.
— Макс, милый, — замурлыкала Эльза, — только ты один умеешь так чудесно обращаться с женщинами.
Я поцеловал ее. В этот раз мне не вполне удался древний метод имсак, но прошу принять во внимание, что практиковать его с Эльзой трудно вдвойне.
11
Когда зазвенел будильник, мы со Светлячком сладко спали. Похоже, мне следовало побольше тренироваться, чтобы освоить знаменитый имсак. Я с трудом подавил зевок и прихлопнул старую дребезжалку. Эльза открыла глаза и потянулась, как блудливая кошка. Я выбрался из кровати и принялся одеваться.
— Ты уходишь? — жалобно запричитала она. — Всегда у меня так: все хотят переспать с Эльзой, а вот проснуться рядом с ней утром — это совсем другая песня.
— Еще не полночь, Эльза. Что за мелодрамы! Я должен отделаться от моего оружия для стрельбы по индейцам.
Эльза села и прислонилась спиной к изголовью кровати. Холодный металл заставил ее содрогнуться.
— Как холодно! — Она подложила под спину подушку. — Джентльмен не должен бросать даму на полпути.
Дождалась, чтобы я посмотрел на нее, и прикрыла грудь руками, изображая девичью застенчивость. Застенчивости едва хватило на несколько секунд.
— О-о, — застонала она.
— Перестань ломать комедию. Как я понял, Паэлья, Однорукий и Кувшин преследовали Розу и Го-до. Если Годо не вернет им три килограмма кокаина, они заклеймят Розу и заставят ее работать проституткой в каком-нибудь борделе. Так?
— Так, но это словечко сказал ты, а не я.
— Совершенно верно. А ты не имеешь к этой тухлой истории никакого отношения, так?
— Так. Но послушай, Макс, ты считаешь, мне чего-то не хватает?
— На первый взгляд похоже, что нет.
— По-твоему, я идиотка? — продолжала она, пропустив мимо ушей сомнительное замечание. — Я и вчерашнюю газету не решилась бы украсть у этой шайки. Я не дура, а вот Годо… У Годофредо голова находится как раз в том месте, откуда у других растут ноги.
— Понятно. И ты по чистой случайности оказалась этой ночью в «Голубом коте», верно?
— Верно. За эти шесть лет ты стал недоверчивым. Раньше ты был не таким, Макс.
— Не таким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18