Ты позволишь мне выйти по нужде?
— Смотри, Фредо, сделаешь шаг — убью, — сказал я нарочито грубо. — Ну-ка сядь!
— Что ты обращаешь внимание на Хромоногого! — проворчал Однорукий, ковыряя в зубах зубочисткой. — Он берет тебя на пушку. Это шутка.
— Шутка? — Гарсиа сел. — Ну и шуточки у тебя! Я тебе не девочка! Я изо всех сил стараюсь быть любезным, а тебе вроде и дела нет, даже не позволил мне пойти сменить воду у канарейки… Если бы ты был школьным учителем, у тебя бы полкласса описалось прямо под носом. Желаете, чтобы к вамобратились по факсу или послали письмо с почтовым голубем? Надо эмансипироваться, эволюционировать, нельзя всю жизнь ходить в одежках сопливого малыша. Я предлагаю тебе выход. А ты по-прежнему упрям как осел. Кстати, о голубях, знаете анекдот? Разговаривают два чудовища из озера Несс , одно говорит другому: «У меня куча голубей! Целых двенадцать голубей!» Второй спрашивает: «Почтовых?» А этот говорит: «Почто-почто?»
Воцарилось гробовое молчание. И вдруг раздался смех Однорукого. Он пытался сдержаться, но не мог, это было выше его сил. Он задыхался от хохота и вдруг подавился зубочисткой. Он кашлял, багровел, а вся остальная компания недоверчиво таращилась на него. Мы с Эльзой обменялись быстрыми взглядами. К несчастью, Кувшин прочно сидел на месте, не позволяя нам добраться до пистолета. Случается, люди погибают, подавившись куриной или рыбной косточкой. Я знавал одну красотку, которой пришлось давать общий наркоз, чтобы извлечь вонзившийся глубоко в горло обломок креветочного панциря. Увы, этот вампир не собирался возглавить блестящий список тех, кто погиб по вине зубочистки: он сумел-таки выплюнуть ее. Зато то, как он хохотал, впервые заставило меня взглянуть на него как на человеческое существо. Но это не значит, что в решающий момент у меня дрогнет рука.
— Черт подери поганую зубочистку, — пробурчал он, отдышавшись. — Почтовых? Почто-почто?
И он опять залился смехом, но уже не таким безудержным.
— Ладно, кончили! — прикрикнул Гарсиа. — Шутка хороша, но не настолько, чтоб умирать со смеху.
В этот момент зазвонил телефон. Кувшин достал из кармана пиджака мобильник и протянул Гарсиа.
— К чертовой матери все, что движется! Разве я тебе не сказал, чтобы ты его выключил, ты, шмат сала, пузатая крынка? — взорвался Гарсиа. — Слушаю! Как?! Из-под земли достать этого ублюдка! Если вы не разыщете ее в течение суток, всю оставшуюся жизнь проведете в инвалидном кресле, питаясь одним бульончиком! — Он ревел, как бык. — Взять за задницу девку, всех вас, недоумки, и вашу мать в придачу!
Гарсиа отключил телефон и швырнул его Кувшину.
— Шайка никчемных ублюдков, — проворчал он, слегка остыв.
Кувшин занял свое прежнее место. Затаившая дыхание Эльза с тревогой взглянула на меня. Я отвел глаза. Не хватало только, чтобы они заметили, что мы заодно.
— Итак, — объявил Гарсиа, — дебют новой старлетки немного откладывается. Поздравляю, Макс, два — ноль в твою пользу. Я бы на твоем месте прострелил яйца этим накачанным ромашкам. Теперь, кроме кокаина, ты расскажешь мне, куда делась моя свояченица, и я отпущу тебя. И прекрати целиться в меня. Ты меня нервируешь.
Эльза пускала колечки дыма, стараясь сохранить хладнокровие. Если мы выпутаемся, я женюсь на ней, если только она говорила правду и вообще не передумала. Обязательно женюсь. Я решил.
— Ты действительно поверил во все это дерьмо? Я здесь, чтобы убить тебя, Гарсиа, а не для того, чтобы торговаться, когда у меня и товара-то нет.
— Убить меня? Ты говоришь, убить меня? Это ты был бы покойником, если бы не был мне как настоящий сын, ты, неблагодарная свинья! — Он покраснел от гнева. — Ты же был аая меня как сын! И я убью тебя, если узнаю, что ты опять клеишься к Эльзе. Не обижайся, но она рассказывала, что когда ты дотрагивался до нее, это было противней, чем тараканьи лапки. Что за дерьмовую музыку вы завели? Поставь-ка вот это, Кувшин! — угомонился он. — Эльза говорит, что, если я послушаю это тысячу раз, мне в конце концов понравится. Я уже прослушал раз четыреста, но так и не почувствовал эффекта.
Гарсиа бросил кассету. Кувшин поймал ее на лету и сделал шаг в мою сторону. Его мгновенная реакция напомнила мне увиденное в фильме об убийстве Годо.
— Спокойно, — скомандовал я, наводя на него пистолет с полукруглой мушкой на стволе (у этой модели расстреливание обоймы ограничено выемкой на заднике под патронником). — Ну же, Кувшин, скорчись, наложи в штаны от страха, ты ведь не знаешь, что я не собираюсь начинать с тебя, не так уж сильно ты меня и волнуешь.
Кувшин вернулся к стойке. Эльза бросила на меня испепеляющий взгляд. Она права: я упустил возможность обеспечить доступ к пистолету. Но я был рад еще раз убедиться, что Светлячок действительно на моей стороне. Застывшие по углам Молчун и однорукий вампир казались статуями. Они даже не моргали.
— Давай кассету сюда, пусть он сам ее поставит, — приказал Гарсиа.
Песня, оскорбившая тонкий слух Гарсиа, закончилась. Кувшин бросил мне кассету. Я не сплоховал: поймал ее на лету, причем левой рукой. Есть еще порох в пороховницах. Это была «Кармен». Я швырнул ее на пол и растоптал каблуком, глядя в глаза Гарсиа.
— Мать твою так! — воскликнул Гарсиа, багровый от бешенства. Яремная вена грозила вот-вот разорваться. Но поскольку я опять навел пистолет на него, он не двинулся с места.
И в это мгновение из кассетника донеслись звуки хабанеры из «Кармен», мои глаза встретились с глазами Эльзы, и я согласился с тем, что любовь — свободная птичка. Все молчали, а потом Гарсиа разразился смехом.
— Это значит, что… Я — гигант! Боги на моей стороне! Мне уже начинает нравиться. Ла-ла-ла-ла, тара-ла-ла-а-ла, тарала-лала-лала-ла… — Он жестикулировал под музыку как одержимый. — Лара-ла-ла… Лара-ла-ла-ла… Даю тебе еще минуту, Макс, я добрый, — сказал он, резко обрывая пение. — Твое везение на исходе, смотри не растеряй его.
— Не такой я старый, не такой я лысый, крестный. — Гарсиа инстинктивно коснулся своей макушки. — Что осталось, все мое. И помни, что это ты испытываешь мое терпение, Фредо.
— Ой, как страшно, — забалагурил Гарсиа. Мои угрозы влетали ему в одно ухо и тут же вылетали в другое. — Прямо рубашка дыбом встала от страха.
Он достал тонкие черные кожаные перчатки и спокойно надел их. Сунул руку в кобуру и извлек «беретту» 92 Ф, украшенную золотыми планками с его инициалами. Спусковой крючок и предохранительная скоба типа «комбат», специально предназначенные для стрельбы в перчатках и с двух рук, вес заряженного пистолета 1155 граммов, без снаряжения — 975. Я еще не понял, собирается ли Гарсиа поделиться со мной частью этого веса, но похоже, он склонялся именно к этой мысли. Видно, я был слишком упрям, меня уже столько раз предупреждали, всему есть предел, и одно дело — утаить часть чужого добра, и совсем другое — морочить голову и поднимать на смех, да еще и жадничать.
Свита последовала примеру вожака.
— Ну что ж, Макс, давай посмотрим, сумеем ли мы договориться. — Его голос звучал холодно, как никогда. — Я даю тебе последнюю возможность уладить дело, как положено цивилизованным людям. Любого другого на твоем месте мы уже утопили бы в речке Мансанарес или приготовили под кисло-сладким соусом в китайском ресторане. Назови мне любую сумму, какую угодно, я не собираюсь торговаться, даже если там будет больше нулей, чем в личном деле Однорукого, я проведу это по статье «расходы и задержки» , я все подпишу, и мы с Эльзой уйдем, а ты делай что хочешь: оставайся здесь или присоединяйся ко мне, если пожелаешь, будем продолжать, как сейчас, а можешь стать моим партнером, фифти-фифти, как тебе такой вариант? Фифти-фифти… Ты же знаешь, я не боюсь умереть, крестник, ты знаешь, что дело не в этом, знаешь, что я знаю, что моя жизнь потеряет всякую ценность в тот момент, когда я пойму, что боюсь расстаться с ней. И ты должен знать, что для меня было бы честью, если бы меня убил ты, а не какая-то там собака…
Мы пристально смотрели друг на друга. Я ничего не ответил. Прошло еще несколько секунд.
— Послушай, крестник, — он начал терять терпение, — какого дьявола? Что с тобой творится? В чем проблема? Ты назовешь мне, в конце концов, свою цену? Мы оба были телохранителями, наемными пистолетами, мать их так, мы не спрашивали: шли, делали свое дело, и нам платили. Мы спрашивали, грязная это работа или нет, — каждый из нас имел свою цену: ты, я, Эльза и даже, представь себе, вот эти… Какова твоя цена, крестник?
Из моих глаз готовы были брызнуть слезы. Хорошо бы, Гарсиа, так же как я, умирал от желания моргнуть. Если я буду и дальше выдерживать его взгляд, я рискую ослепнуть, остаться беззащитным и схлопотать пулю, даже не узнав, чей ствол ее извергнет. Но ни за что на свете я не хотел сдаваться. Мои глаза почти плакали, почти болели.
— Брось, Фредо, не утомляйся понапрасну.
До десяти, решил я, считаю до десяти, и, если этот козел не отведет глаза, начинаю стрелять, пока не ослеп доконца.
— Назови свою паршивую цену!
Десять, девять, восемь… Я дошел до семи — и Гарсиа отвел глаза. Я сделал то же самое, испытывая невероятное облегчение. Он смотрел на своих людей, я на часы. По моим прикидкам, через четыре минуты все должно завершиться. Прошла пара секунд — и мы опять уставились друг на друга.
— Я же просил тебя, сынок, не называть меня ни Фредо, ни крестным. Звучит, как в кино про гангстеров.
Ситуация была безнадежной. И тут вступила Эльза, с ходу коренным образом переломив ситуацию.
— Эта музыка звучала той ночью, на террасе, когда был фейерверк… Помнишь, Карлос? Ты, и я, и любовь…
Воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь мелодией «Кармен». Как всегда, магию разрушил Гарсиа.
— Карлос? — Он неловко заворочался на своем табурете и обвел присутствующих растерянным взглядом. — Какую заразу здесь зовут Карлосом? Уж не тебя ли, Немой?
Эльза бросила на пол сигарету, всего несколько минут назад бывшую супердлинной. Не потрудившись даже погасить ее, она направилась к пораженному параличом Кувшину и поцеловала его в губы. Тут же спокойно отстранилась и отошла в сторону. Нам была явлена современная версия поцелуя Иуды Искариота Я молился, чтобы она успела достать оружие. Сам я ничего не заметил, но отлично знал, что у Эльзы пальцы карманника или фокусника, пресжитатора , как сказала бы она Теперь все смотрели на Кувшина Лоб несчастного покрылся каплями пота
— Оказывается, тебя зовут Карлос, Кувшин… — медленно выговорил Гарсиа, поглаживая «беретту» (калибр 9 мм, индикатор наличия патрона в патроннике, часть выбрасывателя выступает сбоку, поблескивает красным лаком). Ах, Альфредо, ревность тебя погубит. Эльза — это единственное, что может заставить тебя выйти из себя, потерять контроль, утратить хладнокровие, потерять голову и, наконец, потерять все. — А я и не знал. А тебя, Молчун, — я припоминаю — зовут Хосемари. Ну надо же… Хосема, как моего двоюродного дедушку Туэркаса…
Я заметил, что пистолет Кувшина тихонько разворачивается в сторону Гарсиа. Теперь или никогда. Я вскочил с табурета и покатился по полу, стреляя в Однорукого. Все пистолеты разом залились лаем, как бешеные псы. Однорукий и Молчун стреляли в меня. Витринное стекло и несколько пустых бутылок разлетелись вдребезги. На третьем выстреле пистолет Молчуна, «астра» 1921, дал осечку, что-то в нем застопорилось, еще пять патронов так и остались неиспользованными. Вот, Молчун, все из-за того, что ты такой романтик, рано или поздно это должно было произойти. Чей это пистолет? Твоего папы или дедушки? Твоего дедушки, Молчун, твоего дедушки-анархиста, дважды неудачника. Я попал Однорукому в ногу, в складку на лбу и два раза в грудь, превратив мужика в пюре. Теперь я повернулся к Молчуну и наблюдал, как он безуспешно пытается выстрелить в Эльзу, а она с расстояния в три метра разрядила в него пистолет. Молчун выронил свою реликвию, загрохотавшую по полу, а сам он, начиненный свинцом, рухнул, не издав ни звука. Тем временем между Гарсиа и Кувшином разыгралась дуэль на личной почве. Разъяренные, они палили как одержимые куда попало, жали на курок, пока не разрядили магазины. И только тогда упали оба.
И сразу наступила тишина. И опять лишь звуки хабанеры из «Кармен» нарушали молчание. Звучали последние аккорды. Я встал. Мы с Эльзой смотрели друг на друга, не в силах поверить в нашу счастливую звезду. Я извлек магазин и начал перезаряжать пистолет: сила привычки. Все еще сжимая в руке оружие, Эльза подошла ко мне. Мы поцеловались. Она только что убила человека, но ритм ее пульса нисколько не участился, а губы все так же пахли медом.
46
Эльза подула на ствол своего пистолета.
— Ох, горе, горюшко, горе. Все мертвы. И я с этой штукой. Ну говорила я тебе, что останутся еще четыре лишние пули? — похвалилась она.
— Нужно сказать спасибо Кувшину.
— Больше всего на свете он любил подстерегать меня в коридорах и есть пирожные. У него был огромный живот, он просто вываливался из брюк, даже широкий пояс не помогал. Мне кажется, это немыслимое пузо сбежало прямехонько из квартала Карабанчель .
Зазвучала Let' s stay together в исполнении «Лос Пасаденас» или какой-то другой мужской группы. Ясно, что пела не Тина Тернер, разве что ее голос за последнее время стал более женственным.
— Пойдем отсюда, — сказал я.
— Давай дослушаем эту песню. Пожалуйста, Макс. Я так счастлива… Пожалуйста… Честное слово, только одну секундочку…
Когда Эльза просила так, было почти невозможно сопротивляться. Мы танцевали, крепко обнявшись, Эльза забросила руки мне на шею, но так и не выпустила пистолет, а я, обхватив ее за талию, продолжал заряжать свой у нее за спиной.
— Эта свинья вечно тянула ко мне руки, Макс. Он заслужил свое. Он хотел создать со мной семью, а я давала ему авансы.
— В ночь, когда был фейерверк, как я понимаю.
— Верно. Каждый пользуется тем оружием, которое даровал ему Бог. Надеюсь, сердце мое, ты не станешь возражать против этого.
Танцевать — не бегать, но из-за проклятого колена мне и это занятие давалось с некоторым трудом. Похоже, Эльзу это совершенно не волновало: судя по выражению лица, она пребывала на седьмом небе. Наши дорогие туфли следовали друг за другом. И если мне моя хромота причиняла неудобства, она нисколько не страдала из-за высоких каблуков, и, пока мои ноги шаркая переступали по полу, ее скользили и грациозно подпрыгивали. Гарсиа сказал, что мы конченые люди: он нас здорово недооценивал. Если бы не пошлая обстановка бара и богатый урожай трупов на полу, нас можно было бы принять за принца и принцессу, танцующих на балу в Вене.
— Я свободна, Макс.
— Ты единственная, любовь моя, другой такой нет и не будет. Я думаю, теперь-то ты можешь сказать правду: кто прикарманил эти три кило?
— Годо и Роза. Вот я и проболталась, но они действительно влезли в эту переделку. Я хотела рассказать тебе об этом в «Голубке», но не решилась. Просто не верится, что ты сомневался во мне. Но я прощаю тебя, хотя ты и не умеешь целоваться. И я рада, что другие не обучили тебя этому искусству, негодяй. Теперь я займусь твоей подготовкой.
Не знаю, кто сказал, что счастье — это птица, которая улетает, едва коснувшись вашего плеча. Улетает слишком быстро. Кто бы это ни сказал, я хотел бы послушать и другие его высказывания. Похоже, он попадал не в бровь, а в глаз.
Выстрел был похож на чей-то вздох. Мы с Эльзой вопросительно посмотрели друга на друга. На мгновение каждый решил, что выстрелил второй, но мои сомнения рассеялись, когда я увидел ее лицо, искаженное удивлением и болью. Мне удалось сдержаться. Пуля пронзила тело Эльзы и поразила мою душу. В ту же секунду я выстрелил в Кувшина и добил его. Никогда не прощу себе, что не сделал этого двумя минутами раньше. Пусть бы перегрелся ствол моей «астры» с массивной рамой и удобными выемками на рукоятке, с большим выходным отверстием, обеспечивающим правильный выброс пули. Вот и нас с тобой только что выбросили, Светлячок: тебя — из этого мира, а меня — из маленького кружка счастья, нас выбросило обоих и навсегда, любимая. Это было моей третьей профессиональной ошибкой за десять лет и второй за последние два дня: я должен был сразу убедиться, что все убитые — убиты и все мертвые — мертвы. Еще одно доказательство того, что в свои тридцать пять я был просто старой и усталой конягой. Кувшин выдержал шквал пуль, выплеснутых на него Гарсиа, обида придала ему сил. Я вдруг ощутил, как вся несправедливость мира решила на мгновение навалиться на мои плечи, а всякий знает, что одного мига бывает достаточно, чтобы навсегда спугнуть робкую птицу счастья. Мы с Эльзой так и стояли, обнявшись, но теперь мне приходилось крепко держать ее.
— Я знала, Макс… Эта черная кошка… И моя проклятая родинка…
Она выронила пистолет, и он с неприятным клацаньем упал на пол.
— Наверное, я была не слишком хорошей невестой, мой милый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Смотри, Фредо, сделаешь шаг — убью, — сказал я нарочито грубо. — Ну-ка сядь!
— Что ты обращаешь внимание на Хромоногого! — проворчал Однорукий, ковыряя в зубах зубочисткой. — Он берет тебя на пушку. Это шутка.
— Шутка? — Гарсиа сел. — Ну и шуточки у тебя! Я тебе не девочка! Я изо всех сил стараюсь быть любезным, а тебе вроде и дела нет, даже не позволил мне пойти сменить воду у канарейки… Если бы ты был школьным учителем, у тебя бы полкласса описалось прямо под носом. Желаете, чтобы к вамобратились по факсу или послали письмо с почтовым голубем? Надо эмансипироваться, эволюционировать, нельзя всю жизнь ходить в одежках сопливого малыша. Я предлагаю тебе выход. А ты по-прежнему упрям как осел. Кстати, о голубях, знаете анекдот? Разговаривают два чудовища из озера Несс , одно говорит другому: «У меня куча голубей! Целых двенадцать голубей!» Второй спрашивает: «Почтовых?» А этот говорит: «Почто-почто?»
Воцарилось гробовое молчание. И вдруг раздался смех Однорукого. Он пытался сдержаться, но не мог, это было выше его сил. Он задыхался от хохота и вдруг подавился зубочисткой. Он кашлял, багровел, а вся остальная компания недоверчиво таращилась на него. Мы с Эльзой обменялись быстрыми взглядами. К несчастью, Кувшин прочно сидел на месте, не позволяя нам добраться до пистолета. Случается, люди погибают, подавившись куриной или рыбной косточкой. Я знавал одну красотку, которой пришлось давать общий наркоз, чтобы извлечь вонзившийся глубоко в горло обломок креветочного панциря. Увы, этот вампир не собирался возглавить блестящий список тех, кто погиб по вине зубочистки: он сумел-таки выплюнуть ее. Зато то, как он хохотал, впервые заставило меня взглянуть на него как на человеческое существо. Но это не значит, что в решающий момент у меня дрогнет рука.
— Черт подери поганую зубочистку, — пробурчал он, отдышавшись. — Почтовых? Почто-почто?
И он опять залился смехом, но уже не таким безудержным.
— Ладно, кончили! — прикрикнул Гарсиа. — Шутка хороша, но не настолько, чтоб умирать со смеху.
В этот момент зазвонил телефон. Кувшин достал из кармана пиджака мобильник и протянул Гарсиа.
— К чертовой матери все, что движется! Разве я тебе не сказал, чтобы ты его выключил, ты, шмат сала, пузатая крынка? — взорвался Гарсиа. — Слушаю! Как?! Из-под земли достать этого ублюдка! Если вы не разыщете ее в течение суток, всю оставшуюся жизнь проведете в инвалидном кресле, питаясь одним бульончиком! — Он ревел, как бык. — Взять за задницу девку, всех вас, недоумки, и вашу мать в придачу!
Гарсиа отключил телефон и швырнул его Кувшину.
— Шайка никчемных ублюдков, — проворчал он, слегка остыв.
Кувшин занял свое прежнее место. Затаившая дыхание Эльза с тревогой взглянула на меня. Я отвел глаза. Не хватало только, чтобы они заметили, что мы заодно.
— Итак, — объявил Гарсиа, — дебют новой старлетки немного откладывается. Поздравляю, Макс, два — ноль в твою пользу. Я бы на твоем месте прострелил яйца этим накачанным ромашкам. Теперь, кроме кокаина, ты расскажешь мне, куда делась моя свояченица, и я отпущу тебя. И прекрати целиться в меня. Ты меня нервируешь.
Эльза пускала колечки дыма, стараясь сохранить хладнокровие. Если мы выпутаемся, я женюсь на ней, если только она говорила правду и вообще не передумала. Обязательно женюсь. Я решил.
— Ты действительно поверил во все это дерьмо? Я здесь, чтобы убить тебя, Гарсиа, а не для того, чтобы торговаться, когда у меня и товара-то нет.
— Убить меня? Ты говоришь, убить меня? Это ты был бы покойником, если бы не был мне как настоящий сын, ты, неблагодарная свинья! — Он покраснел от гнева. — Ты же был аая меня как сын! И я убью тебя, если узнаю, что ты опять клеишься к Эльзе. Не обижайся, но она рассказывала, что когда ты дотрагивался до нее, это было противней, чем тараканьи лапки. Что за дерьмовую музыку вы завели? Поставь-ка вот это, Кувшин! — угомонился он. — Эльза говорит, что, если я послушаю это тысячу раз, мне в конце концов понравится. Я уже прослушал раз четыреста, но так и не почувствовал эффекта.
Гарсиа бросил кассету. Кувшин поймал ее на лету и сделал шаг в мою сторону. Его мгновенная реакция напомнила мне увиденное в фильме об убийстве Годо.
— Спокойно, — скомандовал я, наводя на него пистолет с полукруглой мушкой на стволе (у этой модели расстреливание обоймы ограничено выемкой на заднике под патронником). — Ну же, Кувшин, скорчись, наложи в штаны от страха, ты ведь не знаешь, что я не собираюсь начинать с тебя, не так уж сильно ты меня и волнуешь.
Кувшин вернулся к стойке. Эльза бросила на меня испепеляющий взгляд. Она права: я упустил возможность обеспечить доступ к пистолету. Но я был рад еще раз убедиться, что Светлячок действительно на моей стороне. Застывшие по углам Молчун и однорукий вампир казались статуями. Они даже не моргали.
— Давай кассету сюда, пусть он сам ее поставит, — приказал Гарсиа.
Песня, оскорбившая тонкий слух Гарсиа, закончилась. Кувшин бросил мне кассету. Я не сплоховал: поймал ее на лету, причем левой рукой. Есть еще порох в пороховницах. Это была «Кармен». Я швырнул ее на пол и растоптал каблуком, глядя в глаза Гарсиа.
— Мать твою так! — воскликнул Гарсиа, багровый от бешенства. Яремная вена грозила вот-вот разорваться. Но поскольку я опять навел пистолет на него, он не двинулся с места.
И в это мгновение из кассетника донеслись звуки хабанеры из «Кармен», мои глаза встретились с глазами Эльзы, и я согласился с тем, что любовь — свободная птичка. Все молчали, а потом Гарсиа разразился смехом.
— Это значит, что… Я — гигант! Боги на моей стороне! Мне уже начинает нравиться. Ла-ла-ла-ла, тара-ла-ла-а-ла, тарала-лала-лала-ла… — Он жестикулировал под музыку как одержимый. — Лара-ла-ла… Лара-ла-ла-ла… Даю тебе еще минуту, Макс, я добрый, — сказал он, резко обрывая пение. — Твое везение на исходе, смотри не растеряй его.
— Не такой я старый, не такой я лысый, крестный. — Гарсиа инстинктивно коснулся своей макушки. — Что осталось, все мое. И помни, что это ты испытываешь мое терпение, Фредо.
— Ой, как страшно, — забалагурил Гарсиа. Мои угрозы влетали ему в одно ухо и тут же вылетали в другое. — Прямо рубашка дыбом встала от страха.
Он достал тонкие черные кожаные перчатки и спокойно надел их. Сунул руку в кобуру и извлек «беретту» 92 Ф, украшенную золотыми планками с его инициалами. Спусковой крючок и предохранительная скоба типа «комбат», специально предназначенные для стрельбы в перчатках и с двух рук, вес заряженного пистолета 1155 граммов, без снаряжения — 975. Я еще не понял, собирается ли Гарсиа поделиться со мной частью этого веса, но похоже, он склонялся именно к этой мысли. Видно, я был слишком упрям, меня уже столько раз предупреждали, всему есть предел, и одно дело — утаить часть чужого добра, и совсем другое — морочить голову и поднимать на смех, да еще и жадничать.
Свита последовала примеру вожака.
— Ну что ж, Макс, давай посмотрим, сумеем ли мы договориться. — Его голос звучал холодно, как никогда. — Я даю тебе последнюю возможность уладить дело, как положено цивилизованным людям. Любого другого на твоем месте мы уже утопили бы в речке Мансанарес или приготовили под кисло-сладким соусом в китайском ресторане. Назови мне любую сумму, какую угодно, я не собираюсь торговаться, даже если там будет больше нулей, чем в личном деле Однорукого, я проведу это по статье «расходы и задержки» , я все подпишу, и мы с Эльзой уйдем, а ты делай что хочешь: оставайся здесь или присоединяйся ко мне, если пожелаешь, будем продолжать, как сейчас, а можешь стать моим партнером, фифти-фифти, как тебе такой вариант? Фифти-фифти… Ты же знаешь, я не боюсь умереть, крестник, ты знаешь, что дело не в этом, знаешь, что я знаю, что моя жизнь потеряет всякую ценность в тот момент, когда я пойму, что боюсь расстаться с ней. И ты должен знать, что для меня было бы честью, если бы меня убил ты, а не какая-то там собака…
Мы пристально смотрели друг на друга. Я ничего не ответил. Прошло еще несколько секунд.
— Послушай, крестник, — он начал терять терпение, — какого дьявола? Что с тобой творится? В чем проблема? Ты назовешь мне, в конце концов, свою цену? Мы оба были телохранителями, наемными пистолетами, мать их так, мы не спрашивали: шли, делали свое дело, и нам платили. Мы спрашивали, грязная это работа или нет, — каждый из нас имел свою цену: ты, я, Эльза и даже, представь себе, вот эти… Какова твоя цена, крестник?
Из моих глаз готовы были брызнуть слезы. Хорошо бы, Гарсиа, так же как я, умирал от желания моргнуть. Если я буду и дальше выдерживать его взгляд, я рискую ослепнуть, остаться беззащитным и схлопотать пулю, даже не узнав, чей ствол ее извергнет. Но ни за что на свете я не хотел сдаваться. Мои глаза почти плакали, почти болели.
— Брось, Фредо, не утомляйся понапрасну.
До десяти, решил я, считаю до десяти, и, если этот козел не отведет глаза, начинаю стрелять, пока не ослеп доконца.
— Назови свою паршивую цену!
Десять, девять, восемь… Я дошел до семи — и Гарсиа отвел глаза. Я сделал то же самое, испытывая невероятное облегчение. Он смотрел на своих людей, я на часы. По моим прикидкам, через четыре минуты все должно завершиться. Прошла пара секунд — и мы опять уставились друг на друга.
— Я же просил тебя, сынок, не называть меня ни Фредо, ни крестным. Звучит, как в кино про гангстеров.
Ситуация была безнадежной. И тут вступила Эльза, с ходу коренным образом переломив ситуацию.
— Эта музыка звучала той ночью, на террасе, когда был фейерверк… Помнишь, Карлос? Ты, и я, и любовь…
Воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь мелодией «Кармен». Как всегда, магию разрушил Гарсиа.
— Карлос? — Он неловко заворочался на своем табурете и обвел присутствующих растерянным взглядом. — Какую заразу здесь зовут Карлосом? Уж не тебя ли, Немой?
Эльза бросила на пол сигарету, всего несколько минут назад бывшую супердлинной. Не потрудившись даже погасить ее, она направилась к пораженному параличом Кувшину и поцеловала его в губы. Тут же спокойно отстранилась и отошла в сторону. Нам была явлена современная версия поцелуя Иуды Искариота Я молился, чтобы она успела достать оружие. Сам я ничего не заметил, но отлично знал, что у Эльзы пальцы карманника или фокусника, пресжитатора , как сказала бы она Теперь все смотрели на Кувшина Лоб несчастного покрылся каплями пота
— Оказывается, тебя зовут Карлос, Кувшин… — медленно выговорил Гарсиа, поглаживая «беретту» (калибр 9 мм, индикатор наличия патрона в патроннике, часть выбрасывателя выступает сбоку, поблескивает красным лаком). Ах, Альфредо, ревность тебя погубит. Эльза — это единственное, что может заставить тебя выйти из себя, потерять контроль, утратить хладнокровие, потерять голову и, наконец, потерять все. — А я и не знал. А тебя, Молчун, — я припоминаю — зовут Хосемари. Ну надо же… Хосема, как моего двоюродного дедушку Туэркаса…
Я заметил, что пистолет Кувшина тихонько разворачивается в сторону Гарсиа. Теперь или никогда. Я вскочил с табурета и покатился по полу, стреляя в Однорукого. Все пистолеты разом залились лаем, как бешеные псы. Однорукий и Молчун стреляли в меня. Витринное стекло и несколько пустых бутылок разлетелись вдребезги. На третьем выстреле пистолет Молчуна, «астра» 1921, дал осечку, что-то в нем застопорилось, еще пять патронов так и остались неиспользованными. Вот, Молчун, все из-за того, что ты такой романтик, рано или поздно это должно было произойти. Чей это пистолет? Твоего папы или дедушки? Твоего дедушки, Молчун, твоего дедушки-анархиста, дважды неудачника. Я попал Однорукому в ногу, в складку на лбу и два раза в грудь, превратив мужика в пюре. Теперь я повернулся к Молчуну и наблюдал, как он безуспешно пытается выстрелить в Эльзу, а она с расстояния в три метра разрядила в него пистолет. Молчун выронил свою реликвию, загрохотавшую по полу, а сам он, начиненный свинцом, рухнул, не издав ни звука. Тем временем между Гарсиа и Кувшином разыгралась дуэль на личной почве. Разъяренные, они палили как одержимые куда попало, жали на курок, пока не разрядили магазины. И только тогда упали оба.
И сразу наступила тишина. И опять лишь звуки хабанеры из «Кармен» нарушали молчание. Звучали последние аккорды. Я встал. Мы с Эльзой смотрели друг на друга, не в силах поверить в нашу счастливую звезду. Я извлек магазин и начал перезаряжать пистолет: сила привычки. Все еще сжимая в руке оружие, Эльза подошла ко мне. Мы поцеловались. Она только что убила человека, но ритм ее пульса нисколько не участился, а губы все так же пахли медом.
46
Эльза подула на ствол своего пистолета.
— Ох, горе, горюшко, горе. Все мертвы. И я с этой штукой. Ну говорила я тебе, что останутся еще четыре лишние пули? — похвалилась она.
— Нужно сказать спасибо Кувшину.
— Больше всего на свете он любил подстерегать меня в коридорах и есть пирожные. У него был огромный живот, он просто вываливался из брюк, даже широкий пояс не помогал. Мне кажется, это немыслимое пузо сбежало прямехонько из квартала Карабанчель .
Зазвучала Let' s stay together в исполнении «Лос Пасаденас» или какой-то другой мужской группы. Ясно, что пела не Тина Тернер, разве что ее голос за последнее время стал более женственным.
— Пойдем отсюда, — сказал я.
— Давай дослушаем эту песню. Пожалуйста, Макс. Я так счастлива… Пожалуйста… Честное слово, только одну секундочку…
Когда Эльза просила так, было почти невозможно сопротивляться. Мы танцевали, крепко обнявшись, Эльза забросила руки мне на шею, но так и не выпустила пистолет, а я, обхватив ее за талию, продолжал заряжать свой у нее за спиной.
— Эта свинья вечно тянула ко мне руки, Макс. Он заслужил свое. Он хотел создать со мной семью, а я давала ему авансы.
— В ночь, когда был фейерверк, как я понимаю.
— Верно. Каждый пользуется тем оружием, которое даровал ему Бог. Надеюсь, сердце мое, ты не станешь возражать против этого.
Танцевать — не бегать, но из-за проклятого колена мне и это занятие давалось с некоторым трудом. Похоже, Эльзу это совершенно не волновало: судя по выражению лица, она пребывала на седьмом небе. Наши дорогие туфли следовали друг за другом. И если мне моя хромота причиняла неудобства, она нисколько не страдала из-за высоких каблуков, и, пока мои ноги шаркая переступали по полу, ее скользили и грациозно подпрыгивали. Гарсиа сказал, что мы конченые люди: он нас здорово недооценивал. Если бы не пошлая обстановка бара и богатый урожай трупов на полу, нас можно было бы принять за принца и принцессу, танцующих на балу в Вене.
— Я свободна, Макс.
— Ты единственная, любовь моя, другой такой нет и не будет. Я думаю, теперь-то ты можешь сказать правду: кто прикарманил эти три кило?
— Годо и Роза. Вот я и проболталась, но они действительно влезли в эту переделку. Я хотела рассказать тебе об этом в «Голубке», но не решилась. Просто не верится, что ты сомневался во мне. Но я прощаю тебя, хотя ты и не умеешь целоваться. И я рада, что другие не обучили тебя этому искусству, негодяй. Теперь я займусь твоей подготовкой.
Не знаю, кто сказал, что счастье — это птица, которая улетает, едва коснувшись вашего плеча. Улетает слишком быстро. Кто бы это ни сказал, я хотел бы послушать и другие его высказывания. Похоже, он попадал не в бровь, а в глаз.
Выстрел был похож на чей-то вздох. Мы с Эльзой вопросительно посмотрели друга на друга. На мгновение каждый решил, что выстрелил второй, но мои сомнения рассеялись, когда я увидел ее лицо, искаженное удивлением и болью. Мне удалось сдержаться. Пуля пронзила тело Эльзы и поразила мою душу. В ту же секунду я выстрелил в Кувшина и добил его. Никогда не прощу себе, что не сделал этого двумя минутами раньше. Пусть бы перегрелся ствол моей «астры» с массивной рамой и удобными выемками на рукоятке, с большим выходным отверстием, обеспечивающим правильный выброс пули. Вот и нас с тобой только что выбросили, Светлячок: тебя — из этого мира, а меня — из маленького кружка счастья, нас выбросило обоих и навсегда, любимая. Это было моей третьей профессиональной ошибкой за десять лет и второй за последние два дня: я должен был сразу убедиться, что все убитые — убиты и все мертвые — мертвы. Еще одно доказательство того, что в свои тридцать пять я был просто старой и усталой конягой. Кувшин выдержал шквал пуль, выплеснутых на него Гарсиа, обида придала ему сил. Я вдруг ощутил, как вся несправедливость мира решила на мгновение навалиться на мои плечи, а всякий знает, что одного мига бывает достаточно, чтобы навсегда спугнуть робкую птицу счастья. Мы с Эльзой так и стояли, обнявшись, но теперь мне приходилось крепко держать ее.
— Я знала, Макс… Эта черная кошка… И моя проклятая родинка…
Она выронила пистолет, и он с неприятным клацаньем упал на пол.
— Наверное, я была не слишком хорошей невестой, мой милый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18