Поэтому и случилось то, что случилось. Для того чтобы стать недоверчивым, не нужно ждать целых шесть лет. Я понял все, как только мне прострелили колено. А потом — сама видишь, — я сделал широкий жест, охватывающий дом и все, что меня окружало. — Чудесное изгнание, золотая клетка.
Между тем я был полностью одет. Прощальный поцелуй Эльзе — несмотря ни на что, она его заслужила.
— Ты любишь апельсиновый сок? — поинтересовался я.
— Натуральный.
— Разумеется, натуральный. Ты его любишь?
— Я же сказала, натуральный, это значит, что он мне нравится. Ты замечательно умеешь превратить простой разговор в поезд дальнего следования, милый.
Я не потрудился возразить. В зависимости от обстоятельств Эльзины штучки то забавляли меня, то
досаждали мне.
— Ты получишь его на завтрак. А лучший вопрос
я припас на десерт.
Я взял оба пистолета и засунул их за пояс: один впереди, другой сзади. Я повернулся к Эльзе.
— Когда наконец ты собираешься мне сообщить, что заправляет этими убийцами Гарсиа?
Эльза заплакала. Ее слезы растрогали бы и камень, но я не был камнем и только что это продемонстрировал, пусть потом меня и разморило.
— Ты знаешь, — еле выговорила она сквозь рыдания. Потом быстро успокоилась и продолжала: — Все эти годы… Платой за то, что он оставил тебя в живых, было требование не видеться с тобой. — Говоря, она указательным пальцем, жестом полным женственной грации и предательского очарования, вытирала слезы. — Если бы мы увиделись, он бы убил и тебя, и меня. А сейчас я хочу скрыться. Все, что я сделала, я сделала не только во имя Розы и ее жениха, но и для себя. Для нас с тобой, — поспешно исправилась она.
— Понятно. — Я был, что называется, взволнован. — Таким образом, ты целых шесть лет провела в аду, и все из-за меня.
— Да, хотя ты мне и не веришь. Ты стал таким… таким…
— Почему бы мне вдруг поверить тебе? На твоей правде шелухи больше, чем на луке.
— Потому что ты единственный мужчина, кого я когда-либо любила. — Это было сказано с таким чувством, что убедило бы любые менее предвзятые уши. — Я больше так не могу. Я люблю тебя, Макс. Я люблю тебя так, как не любила никого и ничего ни в этом, ни в другом мире, если я когда-нибудь жила в других мирах. — Она искоса взглянула на меня. — Ты же знаешь, у меня есть все основания думать, что была и другая жизнь.
Эльза не была религиозна, но верила в гороскопы, колдунов, духов и прочую чертовщину. Не знаю, есть ли в этом какое-то противоречие, но она думала именно так. Было время, она всерьез считала, что в прошлой жизни была черепахой. Этим она объясняла свою медлительность по утрам.
— Гарсиа вызывает у меня омерзение, хуже, чем когда попадаешь с паутину. Когда он дотрагивается до меня, мне кажется, что по моей коже ползает таракан. Эти шесть лет были долгими и для меня, любимый.
— Повернись спиной.
— Что ты хочешь сделать?
— Ничего такого, чего мы с тобой еще не делали. Если ты меня любишь, повернись.
Эльза отвернулась и ухватилась руками за вертикальные планки изголовья. Уверен, она воображала себя романтической героиней, готовой на самопожертвование во имя любви. Я подошел, сдернул простыни и одеяло, обнажив ее тело. Эльза дрожала. Она напоминала мне больную или смертельно озябшую бродячую собаку. Я прикрыл ее.
— Я просто хотел посмотреть, поставили ли тебе знаменитое клеймо на заднице. Я вернусь через час. Эльза плакала. Она повернулась и села. Теперь ей удалось растрогать не только камни, но и меня.
— Ты козел! Ты знаешь, что ты козел?
— А ты солнышко? Знаешь, ты становишься очень красивой, когда называешь меня козлом.
Удовлетворенный, я покинул комнату. Любой мужчина возгордился, если женщина плачет из-за него да вдобавок называет его козлом. А тот, кто скажет, что это не так, просто лжец.
Впрочем, надо признать, что в этот раз я вел себя как законченный козел.
12
Погрузившись в воспоминания, окутанный тонким флером нежной баллады, льющейся из радиоприемника моей чешской жестянки, я рулил в сторону заброшенных пустырей. Прежде чем удалось настроить приемник на лирическую волну, мне пришлось послушать болтовню сборища всезнаек и горькую исповедь страдающего от одиночества безработного слесаря. Мне еще предстояло свести счеты с Эльзой, но прежде я хотел разобраться с Розой. Не думайте, я не был влюблен. Когда-то это со мной случилось, и в награду я чуть было не стал инвалидом. Сейчас я не был влюблен в Эльзу. Она мне всего лишь навcero нравилась. Я пятьдесят раз повторил сам себе: я не влюблен, она мне просто нравится, я не влюблен, она мне нравится, я не влюблен… Я опять видел себя бросающимся открывать дверь, едва заслышав Эльзин голос. Только слепо влюбленный человек может наделать столько глупостей, за которые неизбежно приходится дорого платить звонкой монетой. Профессионал, получающий двести кусков просто за то, что проводит уикенд, почесывая себе яйца и посматривая видик, вроде бы находясь на дежурстве, не имеет права открывать дверь никому, даже девчонке, по которой сходит с ума, как бы он ее ни боготворил, как бы ни свербило у него между ногами при одной мысли о ней, как бы он ни был готов ринуться за нее в огонь, как бы ни клялся и ни божился. А вместо Эльзы появился Гарсиа, которого я считал своим другом Он натянул на голову чулок, но это точно был Гарсиа, пахнущий дешевым одеколоном Даже не потрудившись поздороваться, он всадил мне пулю в колено, обновив таким образом, что называется «на дичи», свое последнее приобретение, «беретту» 92 Ф, которой страшно гордился: вороненой стали, с рукояткой из орехового дерева, никелированным стволом. Он не убил меня именно потому, что это был он, Гарсиа, мой покровитель. Он приставил мне к виску дуло этого самого пистолета, в трудных испытаниях превзошедшего и «смит-и-вессон» 459, и «Вальтер» П88, и «штурм рюгер» П85, и «кольт ССП инокс», в то время как его напарник, однорукий тип, чье лицо тоже скрывал чулок, ворвался в роскошные апартаменты человека, которого я должен был защищать, и это точно был тот самый Однорукий, и я с самого начала знал, что за исчезновением Эльзы и смертью Тони стоял Гарсиа Послышались три тихих хлопка, три выстрела из пистолета с глушителем, и Однорукий вышел, утвердительно кивнув Гарсиа, и тот ударил меня по голове пистолетом, которым так гордился, потому что точно такие были на вооружении у французских жандармов, армии США и, что особенно лестно, у техасских рейнджеров. А дальше — три недели в больнице. Со мной обращались неплохо, но, поскольку я не отношусь к избранной касте элитных спортсменов, врачи не стеснялись халтурить. По крайней мере, мне так показалось. Я заявил полиции, что ничего и никого не таю, а когда вышел из больницы, Эльзы и Гарсиа и след простыл, они будто испарились, растаяли, как сигаретный дымок, как легкий сон бабочки, как слава и успех телеведущего. Я гнил изнутри, все мои внутренности взбунтовались, к тому же я слегка хромал, что придало бы исключительный шарм какому-нибудь барону с моноклем. И закрутился вихрь дискотек, дешевого виски, а через шесть лет ада, в течение которых я медленно, подобно тлеющему углю, сгорал, вновь появляется женщина, по чьей вине я должен был пройти через годы кошмара, и эта самая женщина предоставляет мне чудесную возможность реабилитироваться и спасти ее сестру Розу. В те давние времена Розе было лет пятнадцать — шестнадцать, она была ребенком, и любить ее означало бы вступить в конфликт с законом. Сейчас ей двадцать два, почти столько же, сколько было Эльзе в наши дни, или, вернее, вечера и ночи, в пансионе «Голубка». Обо всем этом я размышлял, стремясь отъехать подальше от города и добраться до пустырей. Я извлек магазин и отделил раму, поскольку собирался закопать «стар» по частям в разных местах и даже прихватил из дома лопатку. Не тут-то было: непонятно откуда взявшийся бездомный пес следовал за мной по пятам. Я отшвырнул его ногой, но он не отставал. Я наклонился, делая вид, что ищу камень, но кобель повторил маневр: отбежал — и тут же вернулся назад.
— Пошел вон! Я тебе!
Все без толку. А убить его как собаку казалось мне скотством Я выкопал небольшую ямку и бросил в нее магазин. Пошел к машине, но на полпути обернулся, чтобы убедиться, что все в порядке. Пес старательно обнюхал то место, где я только что закончил упражнять свои мышцы, и принялся быстро-быстро копать землю передними лапами.
— Черт побери! Пошел вон, проклятый кобель! Убирайся!
Я швырнул в него камнем. Собака отскочила и тут же опять принялась за работу. Я направился к нему — он убежал. Магазин лежал на виду.
Я поднял его и огляделся. Вокруг не было ни души, но сукин сын, повиливая хвостом, крутился поблизости, сохраняя разумную дистанцию. В конце концов, подумал я, может, мне и в самом деле стоит сохранить оба пистолета? Обтер платком магазин и несколькими движениями зарядил его, собрал пистолет и, помахивая лопаткой, вернулся к машине.
13
Когда я возвратился в свой барак, то заметил, что на земле валялись уже три, а не два окурка. Уберу как-нибудь потом. Я сжал в руке «стар». Медленно открыл дверь и зажег свет. Фляжки на столе не было. Со множеством предосторожностей я вошел в спальню. Эльзы не было. На ее месте лежала записка. Она напоминала, что мы встречаемся завтра в полдень в бутике Альмиранте, и объясняла, что пошла взять деньги и провести остаток ночи с Розой, с которой она говорила по телефону и нашла совершенно расстроенной. Вместо подписи — след от накрашенных губ. Это и была ее фирменная подпись. Вряд ли ее научили этому монашки в религиозном колледже, который она, по ее же рассказам, посещала до четырнадцати лет. Был еще post scriptum (в Эльзиной версии — p. d.): «Конфискую у тебя твою серебряную подружку вплоть до новых распоряжений, мой дорогой. Ты знаешь, мне не нравится видеть тебя в дурной компании. Постарайся вести себя не слишком плохо, но и не слишком хорошо. Целую». Я поставил будильник на одиннадцать утра и зашел в ванную по нужде. Потрогал полотенце. Перед уходом Эльза приняла душ. Не снимая безукоризненно сложенного полотенца с вешалки, я зарылся в него лицом, пытаясь уловить хоть след ее запаха, но почувствовал только мокрый холод.
14
Будильник застал меня врасплох. Мы с Эльзой плескались и ныряли в бирюзовой воде в окружении разноцветных рыбешек. Видно, эти дребезжащие консервные банки изобрели именно для того, чтобы прерывать самые счастливые сны. Я прихлопнул его и не одеваясь, в трусах и майке — тех самых, что так вдохновили Эльзу, — пошел на кухню приготовить себе апельсиновый сок. Нужно пользоваться теми немногими радостями, которые дарит зима: например, апельсины, а несколько лет тому назад — снег. Но в этом проклятом городе снег выпадает разве что после дождичка в четверг. По дороге на кухню я до конца открыл горячую воду в душе. Когда пар стал проникать через дверь и забираться во все уголки дома, я одним глотком выпил апельсиновый сок и вошел в ванную. Еще одно удовольствие, которым следует насладиться зимой: горячая вода. Если она есть. Я закрылся на задвижку и положил на табурет, на расстоянии вытянутой руки, «астру» вороненой стали, матово-черную, вес незаряженного оружия 985 граммов, заряженного — 1165. Многих голубков смерть настигла в ванной, и я не хотел стать одним из них. Мне вспомнилось, что Гарсиа всегда мочился в душе. У меня это вызывало отвращение. Он шутил и называл меня монашкой и ломакой. Расслабься, сынок, смеялся он. Не терзай свой мочевой пузырь хотя бы в ванной. Жить так жить, пусть и пару дней! По-моему, это не имело никакого отношения к умению наслаждаться жизнью. Обычное свинство.
15
Я пришел ровно в двенадцать, свежий, только из-под душа, но с трехдневной щетиной. Хотелось бы после стольких лет разлуки появиться перед Розой в более презентабельном виде, но у меня не было времени. Какой стала Роза? Сохранила ли она ту давнюю непорочную чистоту, или жизнь оставила на ней свой ржавый след? Не воспринимайте слишком буквально мои слова о чистоте и непорочности: я не дурак, и, насколько я понимаю, Годо не из тех, кто удовлетворится прощальным поцелуем в темном подъезде. Да и двадцать два — два утенка — это возраст. Конечно, не пойман — не вор, но я не ребенок.
Я вошел в магазин, вернее, в бутик, претендовавший на утонченность, не обращая внимания на высокомерный взгляд продавщицы. Похоже, я показался ей подозрительным, но мне было наплевать: она обслуживала дамскую секцию, а я и не собирался покупать кружевные трусики. Дама лет пятидесяти, только что из парикмахерской и не уступающая по количеству операций подопытной лягушке, единственная покупательница во всем магазине, отвлекла продавщицу, и та бросилась ублажать дорогую клиентку. И тут появилась Роза. Боже мой, как хороша и элегантна! Светясь от радости, она бросилась мне в объятия. Пока покупательница вертелась перед зеркалом, примеряя пальто, продавщица удивленно взирала на девочку-конфетку, по ошибке угодившую в лапы дурно одетого небритого оборванца.
— Макс, — воскликнула она, — ты изменился… Но ты мне по-прежнему нравишься!
— Ты тоже изменилась, — отозвался я, — но нравишься мне еще больше.
В этом каменно-кирпично-асфальтовом городе иногда появляются — и приживаются — удивительные цветы. Роза была одним из них.
— А где Годо?
— Еще не приходил, — ответил я. — Это тебя удивляет?
— Нет, — ответила Роза, отстраняясь от меня. — Обычное дело, если он договаривается со мной.
На минутку мне показалось, что ее лицо омрачила тень грусти, но, если это было и так, она тут же исчезла. Роза сняла с вешалки пиджак и приложила его ко мне.
— Тебе идет, — улыбнулась она. — Вас, принц, следует побрить и приодеть.
— Извини, — по-дурацки пробормотал я, ощупывая щетину на подбородке.
— Тебе бы подошел этот костюм.
— Конечно.
Она посмотрела на этикетку.
— Пятьдесят четвертый. Ты по-прежнему носишь этот размер?
— А ты знаешь, какой у меня был размер? — удивился я.
— Конечно, — просто ответила она. — Это и многое другое. Ты был моим любимым объектом для изучения. Ты знаешь, что такое тайная поклонница?
Я взял пиджак и взглянул на болтавшуюся на рукаве этикетку.
— У него есть одно но, — заметил я, — сто штук.
Я повесил пиджак и пристроил его на стойку среди пятнадцати Или двадцати костюмов того же размера, но из других тканей.
Роза рассматривала свитера. Магазин по-прежнему был почти пуст: кроме Розы и вашего покорного слуги по нему бродили все та же дама с кожей вытянутой, как жвачка, да продавщица. И тут, откуда ни возьмись, как черт из табакерки вынырнул управляющий. Обычное явление: именно тогда, когда в зале нет ни одного покупателя, возникает управляющий, а если вас угораздило в этот день встать с левой ноги, их может оказаться целых два.
— Что желаете?
— Хожу, присматриваю что-нибудь.
— Для джентльмена?
— Нет, — я свирепо взглянул в его сторону, — для себя.
— А, понимаю, — забулькал он. — Пожалуйста… пожалуйста, продолжайте. — И растворился.
В этот момент появилась Эльза. Черт! На ней было черное платье с большим разрезом сбоку, руки обнажены, черные ажурные перчатки до локтя, на голове черный платок а-ля капитан Гарфио, но производящий совершенно другой эффект. Одним словом, высший класс. Она подошла ко мне.
— Нравится? — Она имела в виду магазин. — Это один из лучших бутиков.
Она обняла меня. Я не мог удержаться и взглянул через ее плечо на продавщицу: та улыбнулась мне почти тепло. Я ответил на ее улыбку, но несколько прохладней. Эльза отстранилась.
— Недоделки устранены, — сказала она, демонстрируя ногу в безупречном чулке. — Купила новые.
Подошла Роза.
— А Годо? — спросила Эльза.
— Пока не появлялся.
— Не понимаю, что ты в нем нашла. Впрочем, это твое дело. Ладно, Макс, пока мы ждем этого ворюгу…
— Он ничего не крал, — возразила Роза.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Эльза. Ее голос был суше, чем Сахара в августе.
— Он сам мне сказал.
— Это было его первое вранье?
Роза не ответила, но ее молчание было красноречивей слов. Голос старшей сестры опять стал дружелюбным, почти ласковым Она говорила, ухватившись за мою руку и переводя взгляд с Розы на меня.
— Роза, сердце мое, не будь наивной. Все мужчины, за исключением Макса, одинаковы.
И она улыбнулась мне. Мне тоже казалось, что малышка излишне доверчива.
— А пока мы ждем, ты, мое второе, запасное сердце, — она имела в виду меня, — подбери себе костюм. Тебе что-нибудь понравилось?
Роза пыталась поймать мой взгляд, что не укрылось от внимания Эльзы. Я показал костюм, понравившийся Розе.
— Пожалуй, этот. У него есть только один недостаток.
Эльза взяла в руки костюм.
— Какой же?
— Цена. Слишком дорого. Эльза посмотрела на ценник.
— Сто тысяч песет. Ты считаешь, это дорого за такой костюм? Взгляни! — Она показала мне этикетку с перечеркнутой старой ценой. — Неделю назад он стоил сто сорок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Между тем я был полностью одет. Прощальный поцелуй Эльзе — несмотря ни на что, она его заслужила.
— Ты любишь апельсиновый сок? — поинтересовался я.
— Натуральный.
— Разумеется, натуральный. Ты его любишь?
— Я же сказала, натуральный, это значит, что он мне нравится. Ты замечательно умеешь превратить простой разговор в поезд дальнего следования, милый.
Я не потрудился возразить. В зависимости от обстоятельств Эльзины штучки то забавляли меня, то
досаждали мне.
— Ты получишь его на завтрак. А лучший вопрос
я припас на десерт.
Я взял оба пистолета и засунул их за пояс: один впереди, другой сзади. Я повернулся к Эльзе.
— Когда наконец ты собираешься мне сообщить, что заправляет этими убийцами Гарсиа?
Эльза заплакала. Ее слезы растрогали бы и камень, но я не был камнем и только что это продемонстрировал, пусть потом меня и разморило.
— Ты знаешь, — еле выговорила она сквозь рыдания. Потом быстро успокоилась и продолжала: — Все эти годы… Платой за то, что он оставил тебя в живых, было требование не видеться с тобой. — Говоря, она указательным пальцем, жестом полным женственной грации и предательского очарования, вытирала слезы. — Если бы мы увиделись, он бы убил и тебя, и меня. А сейчас я хочу скрыться. Все, что я сделала, я сделала не только во имя Розы и ее жениха, но и для себя. Для нас с тобой, — поспешно исправилась она.
— Понятно. — Я был, что называется, взволнован. — Таким образом, ты целых шесть лет провела в аду, и все из-за меня.
— Да, хотя ты мне и не веришь. Ты стал таким… таким…
— Почему бы мне вдруг поверить тебе? На твоей правде шелухи больше, чем на луке.
— Потому что ты единственный мужчина, кого я когда-либо любила. — Это было сказано с таким чувством, что убедило бы любые менее предвзятые уши. — Я больше так не могу. Я люблю тебя, Макс. Я люблю тебя так, как не любила никого и ничего ни в этом, ни в другом мире, если я когда-нибудь жила в других мирах. — Она искоса взглянула на меня. — Ты же знаешь, у меня есть все основания думать, что была и другая жизнь.
Эльза не была религиозна, но верила в гороскопы, колдунов, духов и прочую чертовщину. Не знаю, есть ли в этом какое-то противоречие, но она думала именно так. Было время, она всерьез считала, что в прошлой жизни была черепахой. Этим она объясняла свою медлительность по утрам.
— Гарсиа вызывает у меня омерзение, хуже, чем когда попадаешь с паутину. Когда он дотрагивается до меня, мне кажется, что по моей коже ползает таракан. Эти шесть лет были долгими и для меня, любимый.
— Повернись спиной.
— Что ты хочешь сделать?
— Ничего такого, чего мы с тобой еще не делали. Если ты меня любишь, повернись.
Эльза отвернулась и ухватилась руками за вертикальные планки изголовья. Уверен, она воображала себя романтической героиней, готовой на самопожертвование во имя любви. Я подошел, сдернул простыни и одеяло, обнажив ее тело. Эльза дрожала. Она напоминала мне больную или смертельно озябшую бродячую собаку. Я прикрыл ее.
— Я просто хотел посмотреть, поставили ли тебе знаменитое клеймо на заднице. Я вернусь через час. Эльза плакала. Она повернулась и села. Теперь ей удалось растрогать не только камни, но и меня.
— Ты козел! Ты знаешь, что ты козел?
— А ты солнышко? Знаешь, ты становишься очень красивой, когда называешь меня козлом.
Удовлетворенный, я покинул комнату. Любой мужчина возгордился, если женщина плачет из-за него да вдобавок называет его козлом. А тот, кто скажет, что это не так, просто лжец.
Впрочем, надо признать, что в этот раз я вел себя как законченный козел.
12
Погрузившись в воспоминания, окутанный тонким флером нежной баллады, льющейся из радиоприемника моей чешской жестянки, я рулил в сторону заброшенных пустырей. Прежде чем удалось настроить приемник на лирическую волну, мне пришлось послушать болтовню сборища всезнаек и горькую исповедь страдающего от одиночества безработного слесаря. Мне еще предстояло свести счеты с Эльзой, но прежде я хотел разобраться с Розой. Не думайте, я не был влюблен. Когда-то это со мной случилось, и в награду я чуть было не стал инвалидом. Сейчас я не был влюблен в Эльзу. Она мне всего лишь навcero нравилась. Я пятьдесят раз повторил сам себе: я не влюблен, она мне просто нравится, я не влюблен, она мне нравится, я не влюблен… Я опять видел себя бросающимся открывать дверь, едва заслышав Эльзин голос. Только слепо влюбленный человек может наделать столько глупостей, за которые неизбежно приходится дорого платить звонкой монетой. Профессионал, получающий двести кусков просто за то, что проводит уикенд, почесывая себе яйца и посматривая видик, вроде бы находясь на дежурстве, не имеет права открывать дверь никому, даже девчонке, по которой сходит с ума, как бы он ее ни боготворил, как бы ни свербило у него между ногами при одной мысли о ней, как бы он ни был готов ринуться за нее в огонь, как бы ни клялся и ни божился. А вместо Эльзы появился Гарсиа, которого я считал своим другом Он натянул на голову чулок, но это точно был Гарсиа, пахнущий дешевым одеколоном Даже не потрудившись поздороваться, он всадил мне пулю в колено, обновив таким образом, что называется «на дичи», свое последнее приобретение, «беретту» 92 Ф, которой страшно гордился: вороненой стали, с рукояткой из орехового дерева, никелированным стволом. Он не убил меня именно потому, что это был он, Гарсиа, мой покровитель. Он приставил мне к виску дуло этого самого пистолета, в трудных испытаниях превзошедшего и «смит-и-вессон» 459, и «Вальтер» П88, и «штурм рюгер» П85, и «кольт ССП инокс», в то время как его напарник, однорукий тип, чье лицо тоже скрывал чулок, ворвался в роскошные апартаменты человека, которого я должен был защищать, и это точно был тот самый Однорукий, и я с самого начала знал, что за исчезновением Эльзы и смертью Тони стоял Гарсиа Послышались три тихих хлопка, три выстрела из пистолета с глушителем, и Однорукий вышел, утвердительно кивнув Гарсиа, и тот ударил меня по голове пистолетом, которым так гордился, потому что точно такие были на вооружении у французских жандармов, армии США и, что особенно лестно, у техасских рейнджеров. А дальше — три недели в больнице. Со мной обращались неплохо, но, поскольку я не отношусь к избранной касте элитных спортсменов, врачи не стеснялись халтурить. По крайней мере, мне так показалось. Я заявил полиции, что ничего и никого не таю, а когда вышел из больницы, Эльзы и Гарсиа и след простыл, они будто испарились, растаяли, как сигаретный дымок, как легкий сон бабочки, как слава и успех телеведущего. Я гнил изнутри, все мои внутренности взбунтовались, к тому же я слегка хромал, что придало бы исключительный шарм какому-нибудь барону с моноклем. И закрутился вихрь дискотек, дешевого виски, а через шесть лет ада, в течение которых я медленно, подобно тлеющему углю, сгорал, вновь появляется женщина, по чьей вине я должен был пройти через годы кошмара, и эта самая женщина предоставляет мне чудесную возможность реабилитироваться и спасти ее сестру Розу. В те давние времена Розе было лет пятнадцать — шестнадцать, она была ребенком, и любить ее означало бы вступить в конфликт с законом. Сейчас ей двадцать два, почти столько же, сколько было Эльзе в наши дни, или, вернее, вечера и ночи, в пансионе «Голубка». Обо всем этом я размышлял, стремясь отъехать подальше от города и добраться до пустырей. Я извлек магазин и отделил раму, поскольку собирался закопать «стар» по частям в разных местах и даже прихватил из дома лопатку. Не тут-то было: непонятно откуда взявшийся бездомный пес следовал за мной по пятам. Я отшвырнул его ногой, но он не отставал. Я наклонился, делая вид, что ищу камень, но кобель повторил маневр: отбежал — и тут же вернулся назад.
— Пошел вон! Я тебе!
Все без толку. А убить его как собаку казалось мне скотством Я выкопал небольшую ямку и бросил в нее магазин. Пошел к машине, но на полпути обернулся, чтобы убедиться, что все в порядке. Пес старательно обнюхал то место, где я только что закончил упражнять свои мышцы, и принялся быстро-быстро копать землю передними лапами.
— Черт побери! Пошел вон, проклятый кобель! Убирайся!
Я швырнул в него камнем. Собака отскочила и тут же опять принялась за работу. Я направился к нему — он убежал. Магазин лежал на виду.
Я поднял его и огляделся. Вокруг не было ни души, но сукин сын, повиливая хвостом, крутился поблизости, сохраняя разумную дистанцию. В конце концов, подумал я, может, мне и в самом деле стоит сохранить оба пистолета? Обтер платком магазин и несколькими движениями зарядил его, собрал пистолет и, помахивая лопаткой, вернулся к машине.
13
Когда я возвратился в свой барак, то заметил, что на земле валялись уже три, а не два окурка. Уберу как-нибудь потом. Я сжал в руке «стар». Медленно открыл дверь и зажег свет. Фляжки на столе не было. Со множеством предосторожностей я вошел в спальню. Эльзы не было. На ее месте лежала записка. Она напоминала, что мы встречаемся завтра в полдень в бутике Альмиранте, и объясняла, что пошла взять деньги и провести остаток ночи с Розой, с которой она говорила по телефону и нашла совершенно расстроенной. Вместо подписи — след от накрашенных губ. Это и была ее фирменная подпись. Вряд ли ее научили этому монашки в религиозном колледже, который она, по ее же рассказам, посещала до четырнадцати лет. Был еще post scriptum (в Эльзиной версии — p. d.): «Конфискую у тебя твою серебряную подружку вплоть до новых распоряжений, мой дорогой. Ты знаешь, мне не нравится видеть тебя в дурной компании. Постарайся вести себя не слишком плохо, но и не слишком хорошо. Целую». Я поставил будильник на одиннадцать утра и зашел в ванную по нужде. Потрогал полотенце. Перед уходом Эльза приняла душ. Не снимая безукоризненно сложенного полотенца с вешалки, я зарылся в него лицом, пытаясь уловить хоть след ее запаха, но почувствовал только мокрый холод.
14
Будильник застал меня врасплох. Мы с Эльзой плескались и ныряли в бирюзовой воде в окружении разноцветных рыбешек. Видно, эти дребезжащие консервные банки изобрели именно для того, чтобы прерывать самые счастливые сны. Я прихлопнул его и не одеваясь, в трусах и майке — тех самых, что так вдохновили Эльзу, — пошел на кухню приготовить себе апельсиновый сок. Нужно пользоваться теми немногими радостями, которые дарит зима: например, апельсины, а несколько лет тому назад — снег. Но в этом проклятом городе снег выпадает разве что после дождичка в четверг. По дороге на кухню я до конца открыл горячую воду в душе. Когда пар стал проникать через дверь и забираться во все уголки дома, я одним глотком выпил апельсиновый сок и вошел в ванную. Еще одно удовольствие, которым следует насладиться зимой: горячая вода. Если она есть. Я закрылся на задвижку и положил на табурет, на расстоянии вытянутой руки, «астру» вороненой стали, матово-черную, вес незаряженного оружия 985 граммов, заряженного — 1165. Многих голубков смерть настигла в ванной, и я не хотел стать одним из них. Мне вспомнилось, что Гарсиа всегда мочился в душе. У меня это вызывало отвращение. Он шутил и называл меня монашкой и ломакой. Расслабься, сынок, смеялся он. Не терзай свой мочевой пузырь хотя бы в ванной. Жить так жить, пусть и пару дней! По-моему, это не имело никакого отношения к умению наслаждаться жизнью. Обычное свинство.
15
Я пришел ровно в двенадцать, свежий, только из-под душа, но с трехдневной щетиной. Хотелось бы после стольких лет разлуки появиться перед Розой в более презентабельном виде, но у меня не было времени. Какой стала Роза? Сохранила ли она ту давнюю непорочную чистоту, или жизнь оставила на ней свой ржавый след? Не воспринимайте слишком буквально мои слова о чистоте и непорочности: я не дурак, и, насколько я понимаю, Годо не из тех, кто удовлетворится прощальным поцелуем в темном подъезде. Да и двадцать два — два утенка — это возраст. Конечно, не пойман — не вор, но я не ребенок.
Я вошел в магазин, вернее, в бутик, претендовавший на утонченность, не обращая внимания на высокомерный взгляд продавщицы. Похоже, я показался ей подозрительным, но мне было наплевать: она обслуживала дамскую секцию, а я и не собирался покупать кружевные трусики. Дама лет пятидесяти, только что из парикмахерской и не уступающая по количеству операций подопытной лягушке, единственная покупательница во всем магазине, отвлекла продавщицу, и та бросилась ублажать дорогую клиентку. И тут появилась Роза. Боже мой, как хороша и элегантна! Светясь от радости, она бросилась мне в объятия. Пока покупательница вертелась перед зеркалом, примеряя пальто, продавщица удивленно взирала на девочку-конфетку, по ошибке угодившую в лапы дурно одетого небритого оборванца.
— Макс, — воскликнула она, — ты изменился… Но ты мне по-прежнему нравишься!
— Ты тоже изменилась, — отозвался я, — но нравишься мне еще больше.
В этом каменно-кирпично-асфальтовом городе иногда появляются — и приживаются — удивительные цветы. Роза была одним из них.
— А где Годо?
— Еще не приходил, — ответил я. — Это тебя удивляет?
— Нет, — ответила Роза, отстраняясь от меня. — Обычное дело, если он договаривается со мной.
На минутку мне показалось, что ее лицо омрачила тень грусти, но, если это было и так, она тут же исчезла. Роза сняла с вешалки пиджак и приложила его ко мне.
— Тебе идет, — улыбнулась она. — Вас, принц, следует побрить и приодеть.
— Извини, — по-дурацки пробормотал я, ощупывая щетину на подбородке.
— Тебе бы подошел этот костюм.
— Конечно.
Она посмотрела на этикетку.
— Пятьдесят четвертый. Ты по-прежнему носишь этот размер?
— А ты знаешь, какой у меня был размер? — удивился я.
— Конечно, — просто ответила она. — Это и многое другое. Ты был моим любимым объектом для изучения. Ты знаешь, что такое тайная поклонница?
Я взял пиджак и взглянул на болтавшуюся на рукаве этикетку.
— У него есть одно но, — заметил я, — сто штук.
Я повесил пиджак и пристроил его на стойку среди пятнадцати Или двадцати костюмов того же размера, но из других тканей.
Роза рассматривала свитера. Магазин по-прежнему был почти пуст: кроме Розы и вашего покорного слуги по нему бродили все та же дама с кожей вытянутой, как жвачка, да продавщица. И тут, откуда ни возьмись, как черт из табакерки вынырнул управляющий. Обычное явление: именно тогда, когда в зале нет ни одного покупателя, возникает управляющий, а если вас угораздило в этот день встать с левой ноги, их может оказаться целых два.
— Что желаете?
— Хожу, присматриваю что-нибудь.
— Для джентльмена?
— Нет, — я свирепо взглянул в его сторону, — для себя.
— А, понимаю, — забулькал он. — Пожалуйста… пожалуйста, продолжайте. — И растворился.
В этот момент появилась Эльза. Черт! На ней было черное платье с большим разрезом сбоку, руки обнажены, черные ажурные перчатки до локтя, на голове черный платок а-ля капитан Гарфио, но производящий совершенно другой эффект. Одним словом, высший класс. Она подошла ко мне.
— Нравится? — Она имела в виду магазин. — Это один из лучших бутиков.
Она обняла меня. Я не мог удержаться и взглянул через ее плечо на продавщицу: та улыбнулась мне почти тепло. Я ответил на ее улыбку, но несколько прохладней. Эльза отстранилась.
— Недоделки устранены, — сказала она, демонстрируя ногу в безупречном чулке. — Купила новые.
Подошла Роза.
— А Годо? — спросила Эльза.
— Пока не появлялся.
— Не понимаю, что ты в нем нашла. Впрочем, это твое дело. Ладно, Макс, пока мы ждем этого ворюгу…
— Он ничего не крал, — возразила Роза.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Эльза. Ее голос был суше, чем Сахара в августе.
— Он сам мне сказал.
— Это было его первое вранье?
Роза не ответила, но ее молчание было красноречивей слов. Голос старшей сестры опять стал дружелюбным, почти ласковым Она говорила, ухватившись за мою руку и переводя взгляд с Розы на меня.
— Роза, сердце мое, не будь наивной. Все мужчины, за исключением Макса, одинаковы.
И она улыбнулась мне. Мне тоже казалось, что малышка излишне доверчива.
— А пока мы ждем, ты, мое второе, запасное сердце, — она имела в виду меня, — подбери себе костюм. Тебе что-нибудь понравилось?
Роза пыталась поймать мой взгляд, что не укрылось от внимания Эльзы. Я показал костюм, понравившийся Розе.
— Пожалуй, этот. У него есть только один недостаток.
Эльза взяла в руки костюм.
— Какой же?
— Цена. Слишком дорого. Эльза посмотрела на ценник.
— Сто тысяч песет. Ты считаешь, это дорого за такой костюм? Взгляни! — Она показала мне этикетку с перечеркнутой старой ценой. — Неделю назад он стоил сто сорок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18