Претензии французской монархии подкреплялись и многочисленными теориями. «Божественная» сущность королевской власти и нежелание признавать над собой какую бы то ни было иную светскую власть обеспечивали прочный фундамент для развития и упрочения идей Ка-петингов о своем верховном суверенитете; идеи эти еще более укрепились во время разногласий с папой Бонифацием VIII. Большую часть написанных в этот период литературных произведений представляли собой анонимные памфлеты, почти наверняка инспирированные самой монархией134, однако значительно более яркий трактат был написан в конце 1302 г. доминиканцем Жаном Парижским, который отрицал вторичный, подчиненный характер светской власти, что являлось основой всех представлений папских реформистов. Для Жана Парижского монархия оыла «государством безупречного сообщества, руководимого во имя всеобщего блага одним человеком». Он заострил свою мысль, последовательно раскрыв каждую из частей этого определения. Под «государством» понимался особый вид управления страной. «Сообщество» прибавлялось, чтобы отличать эту форму правления от тех, при которых каждый управляет сам собою, руководствуясь либо инстинктом, как в стае диких зверей, либо рассудком, как те, кто решил вести одинокую жизнь отшельника. «Безупречное» означало «самодостаточное» и, разумеется, полностью должно было отличаться от понятия «семейное», ибо семья недолговечна и в отличие от сообщества способна поддерживать свое существование лишь в течение недолгого времени. Выражение «во имя всеобщего блага» призвано подчеркнуть отличие этого типа государственного правления от олигархии, тирании и демократии, при которых, особенно в случае тирании, правитель заинтересован лишь в собственном благополучии. «Один человек», т. е. монарх; слово «один» определяло здесь то, что монархия, с одной стороны, сильно отличается от правления аристократии или от правления «лучших», получивших власть благодаря своим достоинствам, а с другой — от того, что Жан Парижский называет «по-ликратией», т. е. властью народа, осуществляемой с помощью плебисцита. «Ибо тот не король, кто не правит один, как сказал Господь наш устами пророка Иезекииля: „А раб мой Давид будет Царем над ними и Пастырем всех их…"» (Иез., 37:24). Функция духовенства, по мнению Жана Парижского, заключалась в ином: духовная сила была дана служителям церкви Иисусом Христом во имя отправления церковных таинств. Ибо невозможно достичь высшей цели — бессмертия, к которому человек просто обязан стремиться, — благодаря лишь своей человеческой природе, а потому руководство в этой сфере не может принадлежать королю, чья святая обязанность —забота о государстве и делах мирских. Здесь налицо отчетливое разделение функций и представлений по дуалистическому принципу, согласно которому королевская власть — дар Божий, ибо существовала задолго до обретения власти папами римскими; и действительно, короли во Франции существовали задолго до появления там христиан. «И уж совершенно нелепо было бы утверждать, что королевская власть сперва дана Господом Богом, а потом — папой римским»135. Таким образом, Филипп IV и его помощники, как и он сам являвшиеся частью указанного сообщества, просто обязаны были вносить посильный вклад в благосостояние всего сообщества в целом; подобную идею удобно было поддерживать с помощью традиционных средневековых концепций естественного происхождения человеческого общества, однако теперь понятие сообщества относили уже не к всему христианскому миру в целом, но к сообществу «избранных» под водительством «христианнейшего короля» Франции136.Таким образом, весьма свободный прежде союз светских и церковных феодалов как бы «сшивался» в единое целое, сплачивался французским государством под управлением монарха. Однако же — и это вполне типично для двойственной природы французской монархии — непохоже, чтобы жители этого королевства имели отчетливое представление о том, каково оно с точки зрения конкретных географических понятий. Границ в современном понимании этого слова — т. е. конкретных пределов государств, линий на местности между двумя различными территориальными владениями — в XIV в. еще не существовало137. Подобная расплывчатость понятий делала все более и более настоятельной необходимость обретения французской монархией должного места и должного уважения. Это ясно отражено в концепции Филиппа IV относительно собственной роли как монарха: королевская власть — это, прежде всего, ответственность, возложенная на него Господом подобно тому, как возложена она была и на его знаменитого деда. Тем самым король как бы вознесен над всеми прочими людьми, каково бы ни было их социальное положение, сколь бы влиятельную роль они ни играли в королевском совете, что и символизирует канонизация Людовика IX в 1297 г.
***
К 1307 г. Филипп IV успел уже перепробовать практически все финансовые средства и уловки, известные средневековым правителям, однако достигнуть финансовой стабильности в государстве ему так и не удалось. Это было тем более огорчительно, что затяжной конфликт с папой Бонифацием VIII в эти годы неоднократно и ярко продемонстрировал всему населению Франции неоспоримое могущество монархии Капетингов. Избрание Бертрана де Гота, казалось, подтвердило победу короля над папством, ибо Климент V выглядел весьма бледно в череде крупных личностей, занимавших папский престол после Гильдебранда, хотя к нему обратились за помощью и поддержкой тамплиеры. Однако закат движения крестоносцев, что так ясно доказала неудачная попытка христианского Запада организовать новый крестовый поход в ответ на неудачи 1291 г., означал и падение роли и значения ордена, делая его уязвимым для критики и всевозможных нападок. Впрочем, к нападкам членам ордена было не привыкать, и пока они в состоянии были активно подкреплять делами организацию очередного крестового похода, критика их по крайней мере была достаточно сдержанной. Таким образом, потенциальные источники конфликта становятся совершенно ясны. Французской монархии нужна была звонкая монета, особенно из-за возврата к «хорошим» деньгам в 1306г. Папство же, хотя и являлось по-прежнему одним из основных элементов политической структуры и духовной жизни христианских государств Запада, при Клименте V, похоже, превратилось в весьма податливый, послушный инструмент в руках светских властей, тогда как орден тамплиеров, тесно связанный как с монархией, так и с папством, видимо, уже пережил период своей наивысшей полезности для них обоих.В то же время под рукой оказалось средство для окончательного уничтожения и разграбления ордена — Святая инквизиция, созданная и поддерживаемая папством, однако во Франции находившаяся под контролем монархии. Распространение ересей и борьба с ними — одно из основных явлений XIII в., так что трансформация непопулярности тамплиеров в их «еретическую греховность» была задачей нетрудной для прекрасно обученных советников и легистов Филиппа Красивого. Следствие по «делу» тамплиеров было начато на стыке всех перечисленных выше обстоятельств. 2АРЕСТЫ "С горечью и обидой в сердце видим мы эти ужас-ные, достойные всяческого порицания примеры от-вратительнейших преступлений, слушаем историю чудовищных злоумышлении, мерзких позорных деяний, поистине дьявольских, чуждых роду человеческому»1. Этой напыщенной фразой начинаются тайные предписания Филиппа IV по поводу деятельности его чиновников, бальи и сенешалей, на территории всей Франции; предписания эти были разосланы 14 сентября 1307 г., дабы указанные чиновники предприняли соответствующие меры для арестов тамплиеров во всем королевстве. Король сообщал своим слутм, что, к его великому удивлению и ужасу, люди «истинно верующие и достойные» поведали ему о преступных деяниях членов этого ордена, которые «оказались волками в овечьей шкуре» и как бы вторично распяли Иисуса Христа, поистине причинив ему «куда более жестокие страдания, чем те, которые он уже претерпел на кресте». Эти люди, считаясь честными христианами, на самом деле во время приема в братство трижды отрекались от Иисуса Христа и трижды плевали на Святое распятие. Затем, полностью сняв мирскую одежду, они нагими представали перед кем-либо из старших братьев, отвечавших за их прием в члены ордена, и тот целовал их пониже спины, в пупок и в губы «самым бесстыдным образом, однако в полном соответствии с нечестивым уставом этого ордена». Более того, по обету они затем обязаны были потворствовать преступным плотским утехам с другими членами ордена или сами должны были стать содомитами, «когда их просили об этом, от них требовали этого, и у них не было ни малейшей возможности отказаться». И наконец, «эти нечистые люди отказывались от чаши со святой водой» и совершали подношения идолам. Короче говоря, весь текст разосланных предписаний представляет собой массированную атаку на тамплиеров, которые якобы своими порочными словами и делами «оскверняли нашу землю, загрязняя ее развратом, стирая с лица ее Божью росу и отравляя чистый воздух, которым мы дышим».Сперва, признается король, он сомневался в справедливости всех этих обвинений, полагая, что доносчики и распространители столь отвратительных и невероятных слухов вполне могли действовать «по злобе, из зависти, в припадке гнева или же побуждаемые алчностью, а не из одного лишь желания защитить истинную веру и справедливость». Однако же обвинения были столь многочисленны, а аргументы столь правдоподобны, что это вызвало у короля «достаточно серьезные опасения и подозрения». А потому он встретился с папой и созвал на совет королевскую курию, куда входили прелаты и бароны, чтобы всесторонне рассмотреть этот вопрос и докопаться до истины. В результате всех дискуссий, подкрепленных к тому же просьбой о помощи Гийома де Пари, назначенного папой инквизитором Франции, «взывавшего к силе нашей руки», король издал указ о повальных арестах тамплиеров и содержании их в тюрьме до церковного суда; их имущество, как движимое, так и недвижимое, подлежало конфискации и отправке — без изъятия! — на хранение в королевскую казну. Считалось, что даже если некоторые рыцари окажутся невиновными — а это было вполне вероятно, — то судебное расследование все равно пойдет им на пользу, ибо все тамплиеры оказались чересчур сильно скомпрометированными. Совершенно ясным представляется мнение Филиппа на свой собственный счет: «мы, кого Господь поместил на сторожевую башню королевского величия, дабы мы имели возможность оттуда защищать вероучение Святой церкви и всеми силами стремились множить ряды истинно верующих».Основная масса арестов планировалась как одновременный и внезапный налет на утренней заре 13 октября, в пятницу2. Эта операция, успешно позаимствовав многое из опыта прошлых лет, когда проводились конфискации имущества евреев и ломбардцев, прошла весьма удачно, была повсеместно четко скоординирована и подготовлена в обстановке строгой секретности. Нескольким тамплиерам удалось скрыться — согласно официальным источникам, их было человек двенадцать, но, по всей видимости, их было примерно в два раза больше3, — однако из них лишь один, Жерар де Вилье, приор Франции, был действительно крупной фигурой; к тому же для некоторых, например для рыцаря Пьера де Букля, это была лишь временная отсрочка, ибо, несмотря на то что Пьер де Букль снял плащ тамплиера и сбрил бороду, его все равно узнали и посадили в тюрьму4. Двое других, Жан де Шали и Пьер де Моди, бежавшие вместе, были позднее опознаны, хотя и надели жалкие лохмотья5, а один — послушник Рено де Бопилье, сбривший бороду и укрывшийся в при-орстве ордена в Вирекуре, в герцогстве Лотарингия, т. е. за пределами французского королевства, был все же в конечном итоге обнаружен там, хотя с начала арестов прошло уже несколько лет6. Другой тамплиер, приор Оверни по имени Энбер Бланк, был схвачен в Англии и позднее сыграл на суде ведущую роль в защите английских тамплиеров7. Те, кто успел бежать, были, вероятно, встревожены ростом неблагоприятных слухов или боялись, что будут раскрыты их собственные преступления, либо уже совершенные, либо еще только замышлявшиеся, однако совсем не обязательно связанные с обвинениями, выдвинутыми королем Франции по адресу ордена. Согласно содержащимся в официальном источнике сведениям, Гуго де Шалон (племянник Гуго де Пейро, генерального досмотрщика ордена), которому удалось бежать от королевских чиновников, участвовал в заговоре с целью убить короля, что, вполне возможно, было всего лишь очередной попыткой очернить самого Пейро8. И хотя одному тамплиеру, которого позднее, в ноябре 1309 г., взяли в Париже, где он занимался попрошайничеством, удалось бежать аж за две недели до начала арестов9, большую часть членов ордена, похоже, застали врасплох. Даже среди тех, кому все-таки удалось спастись, практически никто не был предупрежден заранее, или же если намеки на грозящую опасность и делались, то были весьма туманны; по словам свидетелей, эти люди «бежали уже во время арестов». Жак де Моле, сам великий магистр ордена, буквально накануне арестов занимал почетное место на похоронах Катрин де Куртенэ, жены Карла Валуа, брата короля, — он был одним из тех, кто держал покров на ее гробе10; а совсем молодой тамплиер, вступивший в братство всего за одиннадцать дней до начала арестов, явно не подозревал о грозящей катастрофе11. Обвинения, выдвинутые Филиппом IV против ордена, по всей вероятности, были известны всем и до того, так что сами по себе они, видимо, не могли быть расценены как предупреждение, ибо число принятых в братство никоим образом не уменьшилось в период, предшествовавший октябрю 1307 г. Когда же в 1310 г. тамплиерам была предоставлена возможность защищать себя в суде, некоторые отвергли обвинения под тем предлогом, что состояли в ордене совсем недолго; семеро из них назвали даже довольно точный срок — от шести месяцев до «месяца без двух дней»12.В начале XIV в. никому и в голову не пришло бы оспаривать то, что все случаи ереси имеют самое непосредственное отношение к церкви и должны так или иначе рассматриваться церковным судом. Основным инициатором арестов тамплиеров, совершенно очевидно, было французское правительство, однако же в строгом смысле сама акция сохраняла формы законности, поскольку Филипп IV был достаточно осторожен и объяснил, что действует согласно вполне законной просьбе Гийома де Пари, инквизитора Франции, считавшегося представителем самого папы римского. Впрочем, Гийом был французом, доминиканцем и человеком, весьма тесно связанным с королевской властью и самим монархом: он был королевским духовником13. Идя навстречу постоянно возраставшим административным нуждам французской монархии, инквизиция, благодаря своему могущественному представителю во Франции, стала одной из «рук» государственной власти. Во время ареста тамплиеров монархия Капетингов, как и не раз в прошлом, очень старалась соблюсти внешние формы законности, поскольку и сама зиждилась на тех же формах феодальной иерархии, хотя и использовала судебные процессы в своих собственных, заранее определенных целях. Однако, пределы власти инквизиции еще не были четко очерчены. В 1290 г. папа Николай IV предоставил приору ордена доминиканцев в Париже право вести расследования по подозрению в ереси на территории Франции как от своего собственного имени, так и от имени других14, однако неясно, обладал ли подобными полномочиями Гийом де Пари. В 1308 г. в Пуатье папа признался: ему известно, «что инквизитор обладает всеми соответствующими полномочиями, как и его предшественники»15, но ни в какие подробности по этому поводу не вдавался.Более того, несмотря на заявление Филиппа о том, что он посоветовался с папой, с Климентом вообще никто не советовался и даже не сообщал ему о предстоящих арестах. Хотя и нет сомнений, что ранее король и папа все-таки обсуждали этот вопрос, хотя бы в общих чертах. Ро-меус де Бругариа, магистр Парижского университета, в письме к королю Хайме IJ Арагонскому от 26 октября 1307 г. сообщает, что присутствовал на обсуждении этого вопроса полгода назад16, а другой свидетель, Жан Бургонь, ризничий Майорки, являвшийся представителем короля Хайме при папском дворе, пишет — письмо датировано 14 мая 1307 г. — о недавней встрече в Пуатье короля франции и папы римского17. Сам же папа, рассматривая в Пуатье в 1308 г. документы по начатому расследованию, упомянул, что король поднимал этот вопрос еще в Лионе18, т. е., возможно, во время церемонии избрания папы, имевшей место именно в Лионе в ноябре 1305 г.19. Однако вряд ли французское королевство вынашивало конкретные планы действий по разгрому ордена уже тогда, хотя враждебные пересуды в отношении тамплиеров явно имели место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
***
К 1307 г. Филипп IV успел уже перепробовать практически все финансовые средства и уловки, известные средневековым правителям, однако достигнуть финансовой стабильности в государстве ему так и не удалось. Это было тем более огорчительно, что затяжной конфликт с папой Бонифацием VIII в эти годы неоднократно и ярко продемонстрировал всему населению Франции неоспоримое могущество монархии Капетингов. Избрание Бертрана де Гота, казалось, подтвердило победу короля над папством, ибо Климент V выглядел весьма бледно в череде крупных личностей, занимавших папский престол после Гильдебранда, хотя к нему обратились за помощью и поддержкой тамплиеры. Однако закат движения крестоносцев, что так ясно доказала неудачная попытка христианского Запада организовать новый крестовый поход в ответ на неудачи 1291 г., означал и падение роли и значения ордена, делая его уязвимым для критики и всевозможных нападок. Впрочем, к нападкам членам ордена было не привыкать, и пока они в состоянии были активно подкреплять делами организацию очередного крестового похода, критика их по крайней мере была достаточно сдержанной. Таким образом, потенциальные источники конфликта становятся совершенно ясны. Французской монархии нужна была звонкая монета, особенно из-за возврата к «хорошим» деньгам в 1306г. Папство же, хотя и являлось по-прежнему одним из основных элементов политической структуры и духовной жизни христианских государств Запада, при Клименте V, похоже, превратилось в весьма податливый, послушный инструмент в руках светских властей, тогда как орден тамплиеров, тесно связанный как с монархией, так и с папством, видимо, уже пережил период своей наивысшей полезности для них обоих.В то же время под рукой оказалось средство для окончательного уничтожения и разграбления ордена — Святая инквизиция, созданная и поддерживаемая папством, однако во Франции находившаяся под контролем монархии. Распространение ересей и борьба с ними — одно из основных явлений XIII в., так что трансформация непопулярности тамплиеров в их «еретическую греховность» была задачей нетрудной для прекрасно обученных советников и легистов Филиппа Красивого. Следствие по «делу» тамплиеров было начато на стыке всех перечисленных выше обстоятельств. 2АРЕСТЫ "С горечью и обидой в сердце видим мы эти ужас-ные, достойные всяческого порицания примеры от-вратительнейших преступлений, слушаем историю чудовищных злоумышлении, мерзких позорных деяний, поистине дьявольских, чуждых роду человеческому»1. Этой напыщенной фразой начинаются тайные предписания Филиппа IV по поводу деятельности его чиновников, бальи и сенешалей, на территории всей Франции; предписания эти были разосланы 14 сентября 1307 г., дабы указанные чиновники предприняли соответствующие меры для арестов тамплиеров во всем королевстве. Король сообщал своим слутм, что, к его великому удивлению и ужасу, люди «истинно верующие и достойные» поведали ему о преступных деяниях членов этого ордена, которые «оказались волками в овечьей шкуре» и как бы вторично распяли Иисуса Христа, поистине причинив ему «куда более жестокие страдания, чем те, которые он уже претерпел на кресте». Эти люди, считаясь честными христианами, на самом деле во время приема в братство трижды отрекались от Иисуса Христа и трижды плевали на Святое распятие. Затем, полностью сняв мирскую одежду, они нагими представали перед кем-либо из старших братьев, отвечавших за их прием в члены ордена, и тот целовал их пониже спины, в пупок и в губы «самым бесстыдным образом, однако в полном соответствии с нечестивым уставом этого ордена». Более того, по обету они затем обязаны были потворствовать преступным плотским утехам с другими членами ордена или сами должны были стать содомитами, «когда их просили об этом, от них требовали этого, и у них не было ни малейшей возможности отказаться». И наконец, «эти нечистые люди отказывались от чаши со святой водой» и совершали подношения идолам. Короче говоря, весь текст разосланных предписаний представляет собой массированную атаку на тамплиеров, которые якобы своими порочными словами и делами «оскверняли нашу землю, загрязняя ее развратом, стирая с лица ее Божью росу и отравляя чистый воздух, которым мы дышим».Сперва, признается король, он сомневался в справедливости всех этих обвинений, полагая, что доносчики и распространители столь отвратительных и невероятных слухов вполне могли действовать «по злобе, из зависти, в припадке гнева или же побуждаемые алчностью, а не из одного лишь желания защитить истинную веру и справедливость». Однако же обвинения были столь многочисленны, а аргументы столь правдоподобны, что это вызвало у короля «достаточно серьезные опасения и подозрения». А потому он встретился с папой и созвал на совет королевскую курию, куда входили прелаты и бароны, чтобы всесторонне рассмотреть этот вопрос и докопаться до истины. В результате всех дискуссий, подкрепленных к тому же просьбой о помощи Гийома де Пари, назначенного папой инквизитором Франции, «взывавшего к силе нашей руки», король издал указ о повальных арестах тамплиеров и содержании их в тюрьме до церковного суда; их имущество, как движимое, так и недвижимое, подлежало конфискации и отправке — без изъятия! — на хранение в королевскую казну. Считалось, что даже если некоторые рыцари окажутся невиновными — а это было вполне вероятно, — то судебное расследование все равно пойдет им на пользу, ибо все тамплиеры оказались чересчур сильно скомпрометированными. Совершенно ясным представляется мнение Филиппа на свой собственный счет: «мы, кого Господь поместил на сторожевую башню королевского величия, дабы мы имели возможность оттуда защищать вероучение Святой церкви и всеми силами стремились множить ряды истинно верующих».Основная масса арестов планировалась как одновременный и внезапный налет на утренней заре 13 октября, в пятницу2. Эта операция, успешно позаимствовав многое из опыта прошлых лет, когда проводились конфискации имущества евреев и ломбардцев, прошла весьма удачно, была повсеместно четко скоординирована и подготовлена в обстановке строгой секретности. Нескольким тамплиерам удалось скрыться — согласно официальным источникам, их было человек двенадцать, но, по всей видимости, их было примерно в два раза больше3, — однако из них лишь один, Жерар де Вилье, приор Франции, был действительно крупной фигурой; к тому же для некоторых, например для рыцаря Пьера де Букля, это была лишь временная отсрочка, ибо, несмотря на то что Пьер де Букль снял плащ тамплиера и сбрил бороду, его все равно узнали и посадили в тюрьму4. Двое других, Жан де Шали и Пьер де Моди, бежавшие вместе, были позднее опознаны, хотя и надели жалкие лохмотья5, а один — послушник Рено де Бопилье, сбривший бороду и укрывшийся в при-орстве ордена в Вирекуре, в герцогстве Лотарингия, т. е. за пределами французского королевства, был все же в конечном итоге обнаружен там, хотя с начала арестов прошло уже несколько лет6. Другой тамплиер, приор Оверни по имени Энбер Бланк, был схвачен в Англии и позднее сыграл на суде ведущую роль в защите английских тамплиеров7. Те, кто успел бежать, были, вероятно, встревожены ростом неблагоприятных слухов или боялись, что будут раскрыты их собственные преступления, либо уже совершенные, либо еще только замышлявшиеся, однако совсем не обязательно связанные с обвинениями, выдвинутыми королем Франции по адресу ордена. Согласно содержащимся в официальном источнике сведениям, Гуго де Шалон (племянник Гуго де Пейро, генерального досмотрщика ордена), которому удалось бежать от королевских чиновников, участвовал в заговоре с целью убить короля, что, вполне возможно, было всего лишь очередной попыткой очернить самого Пейро8. И хотя одному тамплиеру, которого позднее, в ноябре 1309 г., взяли в Париже, где он занимался попрошайничеством, удалось бежать аж за две недели до начала арестов9, большую часть членов ордена, похоже, застали врасплох. Даже среди тех, кому все-таки удалось спастись, практически никто не был предупрежден заранее, или же если намеки на грозящую опасность и делались, то были весьма туманны; по словам свидетелей, эти люди «бежали уже во время арестов». Жак де Моле, сам великий магистр ордена, буквально накануне арестов занимал почетное место на похоронах Катрин де Куртенэ, жены Карла Валуа, брата короля, — он был одним из тех, кто держал покров на ее гробе10; а совсем молодой тамплиер, вступивший в братство всего за одиннадцать дней до начала арестов, явно не подозревал о грозящей катастрофе11. Обвинения, выдвинутые Филиппом IV против ордена, по всей вероятности, были известны всем и до того, так что сами по себе они, видимо, не могли быть расценены как предупреждение, ибо число принятых в братство никоим образом не уменьшилось в период, предшествовавший октябрю 1307 г. Когда же в 1310 г. тамплиерам была предоставлена возможность защищать себя в суде, некоторые отвергли обвинения под тем предлогом, что состояли в ордене совсем недолго; семеро из них назвали даже довольно точный срок — от шести месяцев до «месяца без двух дней»12.В начале XIV в. никому и в голову не пришло бы оспаривать то, что все случаи ереси имеют самое непосредственное отношение к церкви и должны так или иначе рассматриваться церковным судом. Основным инициатором арестов тамплиеров, совершенно очевидно, было французское правительство, однако же в строгом смысле сама акция сохраняла формы законности, поскольку Филипп IV был достаточно осторожен и объяснил, что действует согласно вполне законной просьбе Гийома де Пари, инквизитора Франции, считавшегося представителем самого папы римского. Впрочем, Гийом был французом, доминиканцем и человеком, весьма тесно связанным с королевской властью и самим монархом: он был королевским духовником13. Идя навстречу постоянно возраставшим административным нуждам французской монархии, инквизиция, благодаря своему могущественному представителю во Франции, стала одной из «рук» государственной власти. Во время ареста тамплиеров монархия Капетингов, как и не раз в прошлом, очень старалась соблюсти внешние формы законности, поскольку и сама зиждилась на тех же формах феодальной иерархии, хотя и использовала судебные процессы в своих собственных, заранее определенных целях. Однако, пределы власти инквизиции еще не были четко очерчены. В 1290 г. папа Николай IV предоставил приору ордена доминиканцев в Париже право вести расследования по подозрению в ереси на территории Франции как от своего собственного имени, так и от имени других14, однако неясно, обладал ли подобными полномочиями Гийом де Пари. В 1308 г. в Пуатье папа признался: ему известно, «что инквизитор обладает всеми соответствующими полномочиями, как и его предшественники»15, но ни в какие подробности по этому поводу не вдавался.Более того, несмотря на заявление Филиппа о том, что он посоветовался с папой, с Климентом вообще никто не советовался и даже не сообщал ему о предстоящих арестах. Хотя и нет сомнений, что ранее король и папа все-таки обсуждали этот вопрос, хотя бы в общих чертах. Ро-меус де Бругариа, магистр Парижского университета, в письме к королю Хайме IJ Арагонскому от 26 октября 1307 г. сообщает, что присутствовал на обсуждении этого вопроса полгода назад16, а другой свидетель, Жан Бургонь, ризничий Майорки, являвшийся представителем короля Хайме при папском дворе, пишет — письмо датировано 14 мая 1307 г. — о недавней встрече в Пуатье короля франции и папы римского17. Сам же папа, рассматривая в Пуатье в 1308 г. документы по начатому расследованию, упомянул, что король поднимал этот вопрос еще в Лионе18, т. е., возможно, во время церемонии избрания папы, имевшей место именно в Лионе в ноябре 1305 г.19. Однако вряд ли французское королевство вынашивало конкретные планы действий по разгрому ордена уже тогда, хотя враждебные пересуды в отношении тамплиеров явно имели место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52