Многие участники Собора вдруг почуяли неладное. Генри Файкс, представитель Англии в римской курии, писал об этом Джону Салмону, епископу Нориджа, 27 декабря 1311 г.: внезапно началась полоса смертей и тяжких недугов. Кардинал Альбано умер в Лукке, Этьен де Суизи умер прямо на заседании, кардинал Сабины, папский легат в Италии, «лежал ни жив ни мертв, без надежды на улучшение здоровья», да и Беренгар Фредоль пребывал примерно в том же состоянии, «однако Господь его исцелил» — поистине благодатная почва для различных мрачных пророчеств. В письме приводится одно из таких предсказаний: к Пасхе умрут десять кардиналов, а с ними и некто, «кого я не осмеливаюсь назвать» (явно имеется в виду папа римский). Файкс пишет далее:
Что же до дела тамплиеров, то разгорелись серьезные дебаты, следует ли подсудимых, как полагается по закону, обеспечить защитой. Большая часть прелатов, почти все, за исключением пяти или шести из французского Королевского совета, встали на их сторону, чем сильно разгневали папу. А короля Франции еще больше. Видимо, гнев его будет иметь серьезные последствия. Мы напуганы всем этим и буквально дрожим в предчувствии грозных событий. Есть мнение, что лучше было бы сделать перерыв в заседаниях, пока не вышло неприятностей из-за того, что король Франции не смог настоять на своем. Мы, разумеется, надеемся, что после перерыва папа перенесет Собор в другое место, ибо в этом городе мы испытываем чрезвычайные неудобства. Однако намерения его на сей счет пока не известны. Да и все прочие вопросы, которые должен был рассмотреть Собор, совершенно не решены.
Генри Файкс чувствовал себя глубоко несчастным. Одним из «неудобств» была нехватка провизии. «В нескольких словах: все здесь очень дорого. Честно говоря, в Авиньоне куда больше товаров можно купить на один медный денье, чем здесь на один серебряный стерлинг»23.Опасения Генри Файкса были небезосновательны, ибо Филипп Красивый видел, как тает власть Климента V над Собором. После четырех с лишним лет усилий дело тамплиеров снова было под угрозой, а потому Филипп вернулся к испытанным методам запугивания. 30 декабря он созвал в Лионе, совсем недалеко от Вьена, собрание Генеральных штатов, которое должно было состояться 10 февраля 1312 г. Никаких протоколов этого собрания не сохранилось, однако, видимо, оно все же состоялось во второй половине марта и вынесло тамплиерам приговор по всем пунктам24. Арагонские посланники отмечают в своих письмах, что 17 февраля от короля прибыло специальное посольство, состоявшее из Людовика д'Эвре, графа Сен-Поль и графа Будонского, Ангеррана де Мариньи, королевского камергера и в то время первого королевского министра, Ногаре и Плезиана. Вместе с четырьмя французскими кардиналами (в том числе Беренгаром Фредолем и Ни-кола де Фровилем) и одним итальянским они каждый День совещались с папой, соблюдая при этом большую секретность. Эти встречи продолжались двенадцать дней, а 29 февраля французские посланцы вернулись к своему королю, который все это время оставался в Маконе25. Видимо, как пишут арагонские посланники, было заключено некое соглашение. Однако 7 марта Мариньи вернулся в одиночестве, чтобы принять участие в заседаниях Собора и начать очередную серию встреч с папой, что убедило арагонцев в том, что окончательное решение так и не было принято26.Предположения арагонцев оказались верными: 2 марта Филипп IV прислал папе письмо из Макона, второго важнейшего города на реке Соне к северу от Лиона. Папа, должно быть, имел сильнейшие предчувствия, что гнев короля вот-вот обрушится на него. И действительно, письмо представляло собой лишь слегка завуалированный ультиматум. По мнению короля, многочисленные преступления и ереси тамплиеров привели к необходимости распустить орден.
А потому, горя рвением защитить истинную веру и дабы столь тяжкое оскорбление, нанесенное Иисусу Христу, не осталось безнаказанным, мы с любовью, преданностью и смирением просим Ваше Святейшество распустить упомянутый орден и выразить желание создать новый рыцарский орден, которому было бы передано имущество упомянутого ордена, а также его права, награды и обязанности
С другой стороны, имущество могло бы быть передано и одному из уже существующих рыцарских орденов, если бы папа счел, что «это лучше послужит славе Господа и Святой Земли». Любое решение папы, пишет король, «мы смиренно примем и исполним, сохранив за собой лишь те права, которыми обладаем мы сами, наши прелаты, бароны и прочие сеньоры, а также все жители нашего королевства и которыми мы по закону пользовались до упомянутых выше арестов»27. 8 марта Климент довольно невнятно ответил французскому королю, что если орден будет распущен, то его собственность послужит защите Святой Земли28.Следя за этими событиями, арагонские посланники почувствовали, что настала пора заявить и о претензиях короля их страны. Хайме II послал их на Собор с конкретной целью — защитить права своего королевства, которые он считал вполне законными, на земельную собственность тамплиеров в пределах Арагона. В письме от 12 января Пьеру Бойлю и Гийому Оломару, которые представляли его на Соборе, Хайме выразил это желание совершенно ясно. Имущество ордена тамплиеров в Арагоне не будет передано ордену госпитальеров, но останется в распоряжении арагонского <Барбер ошибся кастильского Хотя в ордене Калатрава действительно было много араюнцсв.> ордена Калатрава,
в котором состоят наши братья по крови, каковыми являлись и братья тамплиеры В лице ордена Калатрава мы имеем защитников королевства(serviceofregalia) и его законных прав — ранее эту честь мы предоставили оказывать нам ордену тамплиеров. И если этого нельзя достигнуть никак иначе, то святейший папа получит от магистра Калатравы тот же ответ, какой магистр тамплиеров нашего королевства дал великому магистру этого ордена.
Посланники должны были подчеркнуть, что имущество было выделено тамплиерам еще предками нынешнего короля для защиты церкви в Испании от сарацин и прежде всего по этой причине король не может позволить передать его туда, где оно послужит целям иным, чем то было замышлено его предками29. И вот в начале марта, когда вопрос об ордене, по всей видимости, решался окончательно, арагонцы тоже оказались втянуты в переговоры с папой Ангерраном де Мариньи и приорами ордена госпитальеров из Франции и Оверни30.Климент совсем растерялся. С одной стороны, Собор хотел предоставить тамплиерам возможность высказаться, с другой — требования французской и арагонской сторон становились все более настоятельными, гак что 20 марта Климент, по его собственным словам, еще не знал, будет ли орден распущен или сохранен31. Но в тот же день разум его прояснился. Король Филипп IV с братьями Карлом и Людовиком, а также со своими тремя сыновьями и значительным вооруженным отрядом прибыл во Вьен32. 22 марта Климент провел тайную консисторию, в которой приняла участие специальная комиссия и некоторые из кардиналов. Теперь уже четыре пятых присутствовавших проголосовали за роспуск ордена, возможно понимая, что от противостояния нынче мало проку, а возможно, и потому, что были напуганы или ошеломлены появлением французов33. Так или иначе, Рамон, епископ Валенсии, оказался практически в одиночестве, когда опротестовал это решение, принятое «против разума и справедливости»34.О решении распустить орден было торжественно объявлено на заседании Собора 3 апреля. Уолтер Хеминг-боро так описывает эту сцену:
Святейший папа уселся на место судьи, дабы вынести приговор, и по одну сторону от него сидел король Франции, а по другую — король Наварры, его (Филиппа) сын, а потом некий клирик встал и запретил под страхом общего отлучения от церкви кому-либо говорить хоть слово во время заседания, кроме как испросив особое разрешение или же по просьбе самого папы35
Анонимный монах, продолжающий хроники Гийома де Нанжи, пишет, что король Филипп сидел от папы по правую руку, «то есть как бы чуточку ниже». Обезопасив себя от возможных неприятных дискуссий, Климент обратился к собранию со словами псалма: «Потому не устоят нечестивые на суде, и грешники — в собрании праведных» <Пс, 1:5.> 36. Затем он прочел вслух буллу о роспуске ордена «Vox in excelso».
А потому, рассмотрев лавину позорных и мерзостных подозрений и обвинений, а также учитывая секретность и пороч— ность приема в орден новых братьев и отступление многих тамплиеров от общепринятых христианских обычаев, особенно в том, что, принимая других в братство, они заставляли их давать обеты и клясться, что никому не расскажут о своем вступлении в орден и никогда его не покинут — почему, видимо, и возникло предубеждение к ордену, — и свидетельствуя о грозном протесте, волна которого поднялась против ордена так, что ее, кажется, невозможно будет сдержать, если упомянутый орден продолжит существование, а также чувствуя пагубность как для самой веры, так и для душ верующих многочисленных злодеяний, совершенных братьями упомянутого ордена… которые погрязли в мерзостной ереси и преступном идолопоклонстве, отрекшись от Господа нашего Иисуса Христа, и повинны в отвратительном безумстве содомии… памятуя также, что Римской церкви приходилось порой распускать прославленные ордена по причинам несравнимо менее серьезным, чем перечисленные выше, и без предъявления братствам столь ужасных обвинений, мы не без горечи и печали сердечной и не судебным приговором, но нашим апостольским бессрочным предписанием распускаем вышеупомянутый орден тамплиеров и отменяем его Устав, облачение и название и налагаем запрет на его дальнейшую деятельность с одобрения Святейшего собора, а также строго запрещаем кому-либо вступать в указанный орден в будущем, или же носить его одежду, или же называть себя тамплиером перед другими людьми. Ежели кто нарушит наш указ, он будет отлучен от церкви ipso facto. Более того,мы оставляем братьев и имущество этого ордена в распоряжении Святого Престола и намерены, с Божьей помощью, обратить все это во благо христианской веры и Святой Земли еще до окончания нынешнего Собора.
В заключение папа заверил присутствующих, что отныне будет считать всякое противодействие его указу, сознательное или невольное, «тщетным и незаконным»37. Уолтер Хемингборо весьма кисло комментирует эту буллу:
А еще папа прибавил, что, хотя упомянутые расследования не позволяют ему распустить этот орденdejure, он, тем не менее, распускает его данной ему властью, объединяя земли ордена и прочие его владения с владениями госпитальеров. А также жалует королю Франции церковную десятину сроком на шесть лет, чтобы по окончании этого срока он мог лично отправиться в Святую Землю. Святой Собор, кажется, с этим не согласился, однако никак своего несогласия не выразил38. * * * Итак, запретив несогласным выступать на Соборе, Климент одержал-таки победу, распустив орден, хотя окончательного приговора тамплиерам не вынес. Однако после выхода буллы «Vox in excelso» ничто больше не сдерживало его оппонентов, и в христианском мире высказывались различные мнения на сей счет. Многие, без сомнения, искренне верили в виновность тамплиеров; но вскоре стало очевидно, что немало и других, особенно за пределами французского королевства. Многие были либо шокированы, либо цинично веселились, видя, какими недостойными методами пользуется папа на Соборе и как ему открыто угрожает французское правительство. Сходные обстоятельства уже имели место в Пуатье в 1308 г. и привели к тем же результатам, однако тогдашние встречи Филиппа IV и папы хоть и не были тайной, все же не стали предметом общего внимания, и лишь Вселенский собор со всей очевидностью показал, сколь многие недовольны политикой Климента. Для Уолтера Хемингборо Вьенский собор «не заслуживал даже того, чтобы его называть Собором, поскольку Святейший папа все решал своей властью, а святой Собор и не возражал, и не соглашался»39. Флорентиец Джованни Виллани, не всегда достаточно точно описывающий события во Франции, представляет свое, весьма любопытное, мнение иностранца и современника указанных событий. У него не возникало ни малейших сомнений насчет малопривлекательности обстоятельств, которые привели к уничтожению ордена. Виллани рассказывает, как два человека — приор Монфокона и приор Ноффо Деи, которые, согласно его мнению, и являлись первыми ниспровергателями ордена, — отправились к королю, и тот
из жадности заключил тайное соглашение с папой и заставил его пообещать распустить орден тамплиеров, обвинив братьев в многочисленных ересях. Однако говорят, что это было сделано скорее в надежде получить от ордена немалый куш, а также по причине обид на великого магистра и на сам орден 40.
Менее спорное и более взвешенное мнение высказал цистерцианский монах Жак де Терин, профессор богословия в Парижском университете. Это был человек независимых суждений, не испытывавший страха перед правительством Филиппа Красивого, а потому, совместно с тринадцатью другими магистрами, внушавший королю, что, даже если признания некоторых тамплиеров и подтвердились бы, он (король) все равно не имеет законного права арестовывать, допрашивать или наказывать их, членов духовного ордена, ему не подчиненного, а также присваивать их собственность, предназначенную для защиты Святой Земли. Во Вьене Жак де Терин выступал в защиту прав свободных от светской власти орденов, а в 1312 г. написал трактат «Contra impugnatores exemptiorum», в котором отразились его воззрения на то, как поступить с тамплиерами. Он пишет, что, если бы деяния, приписываемые тамплиерам, оказались правдой, орден действительно заслуживал бы проклятия, ибо обвинения против тамплиеров ужаснули весь христианский мир, поскольку речь шла о позорных деяниях и преступлениях как против веры, так и против человеческой морали; однако сам он на сей счет пребывал в весьма больших сомнениях. Интересно, пишет он, во-первых, как эти ереси могли проникнуть в орден, где так много людей благородного происхождения, посвятивших себя защите Святой Земли, и, во-вторых, почему некоторые из тамплиеров отказались о своих первоначальных признаний, хотя это означало смерть на костре, и почему было так много противоречий в выводах следствия, которые были зачитаны во Вьене? Сомнения эти так и остались в его душе, ибо он не смог найти ясных ответов на все те вопросы, которые задавал себе41.Но каковы бы ни были сомнения Жака де Терина, папа орден разогнал, и теперь перед ним стояли практические вопросы: как распорядиться собственностью ордена и судьбами самих тамплиеров. Естественно, главным был вопрос о собственности. И здесь тоже святые отцы не стали подстилать папе соломки: их возражения по поводу как создания нового ордена, так и передачи собственности тамплиеров ордену госпитальеров заставили Собор прозаседать до 6 мая. Согласно письменным сообщениям арагон-цев своему королю, Климент обнаружил, что его желание передать имущество тамплиеров госпитальерам противоречит мнению большинства кардиналов и святых отцов, а также советников Филиппа Красивого, за весьма примечательным исключением Карла Валуа и Ангеррана де Мариньи. Ни угрозы, ни зачитывание донесений о недавней великой победе госпитальеров над турками не помогли ему убедить своих противников, что такая передача для них желательна. Святые отцы по-прежнему противостояли папской воле, столь отчетливо выраженной 15 апреля, и снова Клименту пришлось действовать своей властью. Он заявил прелатам, что, если они не согласятся на передачу собственности, он совершит ее сам42.Рука папы тем более окрепла, когда Карлу Валуа и Мариньи, похоже, удалось убедить Филиппа IV в том, что выгоднее согласиться на такой вариант. Возможно, они, и в частности Мариньи, предпочитали поскорее покончить со слишком затянувшимся делом, которое не ими было затеяно. В идеале король, видимо, хотел бы услышать, что создается новый орден43, желательно, возглавляемый кем-то из представителей французского королевского дома, но в конце концов его убедили, что передача собственности госпитальерам — вполне приемлемый компромисс, и этот шаг бесспорно поможет создать весьма благоприятные условия для укрепления французской монархии. Письмо Филиппа IV папе от 24 августа 1312 г. подтверждает это. Король согласился с решением Климента передать собственность тамплиеров госпитальерам, однако указал, что «Святому Престолу следует сменить руководителей ордена и реформировать его» — уступка, обеспечивавшая ему потенциальный «рычаг», с помощью которого он намеревался управлять орденом госпитальеров в будущем, ибо и этот орден был по многим причинам столь же уязвим, как и орден тамплиеров. Более того, передача имущества могла состояться лишь «после изъятия необходимых сумм для покрытия издержек на охрану этой собственности и управление ею», а также учитывая «все права на упомянутую собственность, которыми обладает король Франции, наши прелаты и бароны, а также дворяне и прочие жители нашего королевства» ;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52