Петерсон молча пожал им руки. ДОРОГИ СХОДЯТСЯ В ЙОГАННЕСБУРГЕ 1
Каамо уже большой. Каамо почти взрослый. Он живет на земле пятнадцатое лето. Это совсем не мало.Каамо много знает. Каамо много умеет. Он хороший помощник отцу.Отец у Каамо хороший работник. Вон как ловко выколачивает он палицей шкуры. А Каамо так же ловко и быстро соскребает со шкур мездру. Они с отцом делают меховые каросы. Очень хорошая вещь карос. Днем – плащ, ночью – одеяло. Каждый хочет иметь карос. Очень хорошая вещь.Карос делать нелегко. У Каамо устали пальцы. У отца, наверное, руки тоже устали. Они работают с восхода солнца. А теперь солнце влезло на пуп неба. И уже медленней бьет палицей отец.– Все! – Отец отбросил палицу, обеими руками огладил редкую курчавую бородку. – Дай пива, – сказал он.И мать тотчас разогнулась над жерновами, встала и пошла в хижину.Пиво холодное, кружка большая. Красивая деревянная кружка на трех ножках. Отец сам ее вырезал. Он умеет вырезать много красивых вещей. Он все умеет.– Отдыхай, – сказал отец Каамо.И Каамо отложил скребок и лег на землю.Мать принесла отцу табак и трубку, а сама стала варить кашу из молотого проса. Надо покормить мужчин. Хорошая будет каша из умбилы, вкусная.Отец сделал небольшую ямку в глинистой земле, положил в ямку плоский камешек, на камешек – табак. Потом он палочкой продырявил глину возле ямки и разжег курево. Вот он взял в рот глоток воды, сполоснул горло и через дырку в глине потянул трубкой дым в себя. Затянулся, выплюнул дым вместе с водой. И опять глотнул, и опять затянулся.Отец будет долго курить. Каамо будет долго отдыхать. Он будет лежать и думать.Каамо задумчивый. Некоторые люди говорят: это плохо – быть негру задумчивым. А некоторые говорят – хорошо. Каамо не знает, плохо это или хорошо, только он уж такой, какой есть, – задумчивый.Он такой, наверное, в отца. Вот отец сейчас курит и тоже думает. Каамо знает, о чем. Отец думает, куда им придется уходить из этих мест. Здесь нельзя больше жить. Англичане начали здесь рыть землю, у них будет рудник. Они взроют все поля, всю саванну, негде будет сеять просо, негде пасти скот. Надо уходить отсюда. А куда?Отец говорил, они все время уходят и уходят. Неужели бессильны люди крокодилов – баквены? Каамо знает, раньше бечуаны были сильными и сытыми. У них были мудрые и справедливые вожди – Мокагин и сын сына Мокагина – Мотлума. По всей саванне пасли бечуаны свой скот и сеяли просо. Потом пришли белые – буры и англичане, – погнали негров, и сначала было куда уходить, а теперь не стало.Там, где всходит солнце, за рекой Крокодиловой, – буры. В другую сторону, на закат, – сухая, бесплодная пустыня Калахари. На юге – Капская колония англичан. И на севере, в жарких, душных лесах Матабеленда, гремят английские ружья. И вот уже здесь… Куда пойти бечуанам?Жаль, что Каамо только почти взрослый. Не совсем взрослый. А то бы он стал как Мокагин или Мотлума. Он собрал бы всех бечуанов и сказал: «Возьмите щиты и ассагаи Ассагай – короткое копье с наконечником-лезвием.
, укройте женщин и детей в краалях, я поведу вас на англичан, мы прогоним их, и снова саванна будет нашей, и везде можно будет пасти скот и сеять просо». Но Каамо еще не совсем взрослый. Кто послушает его?Так думал Каамо и вдруг услышал громкий шум. Ожесточенно залаяли собаки, раздалось всполошное кудахтанье кур, кто-то закричал.Каамо вскочил. Отец отложил трубку, прислушался, и лицо его сделалось хмурым. Мать забормотала что-то испуганно.– Опять пришел усатый, – сказал отец, и его глаза стали как у загнанной антилопы.Каамо знает усатого сержанта. Он даже знает, как его зовут: Чарльз Марстон. Сержант здоровый и злой, как буйвол. Он уже бывал в краале Здесь: деревня, кольцеообразное селение, круглая внутренняя площадь которого служит загоном для скота.
, орал и грозился, что вышвырнет грязных кафров ко всем чертям.За соседней хижиной мелькнули яркие мундиры. Марстон со сворой солдат приближался.– Надо уйти, – сказала мать. Руки ее повисли, как неживые. – Зачем сердить их?Отец не ответил, подошвой придавил дымящийся табачный костерчик и замер так, настороженный, глядя на приближающихся англичан.Марстон был, как всегда, зол. Его залихватские рыжие усы топорщились угрожающе.Наверное, он прошел бы мимо, не споткнись о кувшин с пивом. Мутноватая жидкость плеснулась ему на ноги. Это вывело сержанта из себя.– Свиньи! – заорал он. – Грязные бездельники, пьяницы!Мать услужливо бросилась отереть его ноги. Марстон отшвырнул ее пинком.Вот тут-то все и случилось.Каамо метнулся, чтобы поддержать падающую мать, и нечаянно толкнул сержанта. Совсем нечаянно, видит бог. И тут же резкий удар стеком полоснул его. Каамо показалось, ему раскроили лицо. Взвизгнув и уже не думая, что делает, он схватил с земли камень – и тут все завертелось, как в бредовом сне.Что-то крикнул отец, бросился вперед – не то заступиться за сына, не то отнять у него камень. Застонала мать. Кто-то схватил Каамо за руку и вывернул ее. Кровь заливала ему лицо. Мать толкнула его и крикнула:– Беги!!Он помчался и уже не услышал, а просто почувствовал напряженным дрожащим телом, как сзади грохнул выстрел. Метили в него.Солдаты погнались за ним, но разве можно догнать молодого негра! Перемахнув через изгородь, окружающую крааль, Каамо птицей пролетел до ближайшего поля, вломился в заросли маиса и, уже невидимый, свернул к ручью, перебежал его и скрылся в густом кустарнике…Он вернулся к своей хижине ночью. Большой костер горел, как погребальный факел. У хижины толпились негры. Они толпились возле тела отца.Когда солдаты забрали его и повели с собой, отец хотел бежать. Он убежал бы, если б не пуля сержанта. Марстон отличный стрелок, он не знает промахов.Негры молча раздвинулись перед Каамо.
Отец лежал вытянувшийся и серый, словно присыпанный пеплом. На редкой курчавой бородке запеклась кровь: когда пуля ударила в его затылок, он упал лицом на землю.Теперь лицо было скорбно-спокойным. Душа отца умерла, только дух его, тень бродит где-то под землей.Рука матери легла на плечо Каамо. Он посмотрел на нее бессмысленно и заметил лишь, как металлически блестит ее тело, смазанное жиром с порошком из слюды. Она осторожно погладила его пальцами по щеке, боясь прикоснуться к рваному разбухшему рубцу, оставленному стеком.– Ты должен уйти, Каамо, – сказала она. – Они будут тебя искать. Тебе надо уйти.…Он ушел прямо от могилы, не зайдя в родную хижину.Путь его лежал через вельд на восход солнца, туда, где когда-то жили великий Мокагин и сын его сына Мотлума.
2
Это был совсем иной мир. После тихого, сонного Блюмфонтейна Йоганнесбург показался Петру и Дмитрию громадным шумным каменным базаром. Стоязыкие улицы были полны пестрого народа. Меж шикарных экипажей сновали оборванцы, над толпой мелькали модные шелковые шляпы. Город жил в непрестанном суетливом движении, ничто не напоминало здесь о размеренной бурской медлительности.Что ж, первое впечатление не обманывало друзей, Йоганнесбург действительно был одним из необычных для этой страны городов – шумный, дымный и деятельный форпост его величества Капитала. Золотая лихорадка, сотрясавшая Южную Африку, чувствовалась здесь в полную силу.Лихорадка эта началась с открытия в стране алмазов. Еще в шестидесятых годах бродячий охотник О'Рейли заметил на одной из ферм, что детишки играют какими-то светлыми, прозрачными камешками. Он кое-что понимал в камнях, этот охотник. Попробовал – камешки чудно резали стекло…В долину, где сходятся реки Оранжевая и Вааль, хлынули тысячи алчных алмазоискателей. Негры с удивлением увидели, что белые сходят с ума, дерутся и убивают друг друга из-за кусочков камня, которыми они издавна обрабатывали жернова.Вначале алмазы добывали кустарно из россыпей речных долин, но потом обнаружилось, что они встречаются и в голубой глине на пологих холмах вдали от рек. Стали копать эту глину, но в глубине она исчезала, переходя в твердую зеленоватую породу, которая позднее получила свое название: кимберлит – по соседнему городу Кимберли. Эта-то порода, некогда прорвавшаяся из неведомых недр, и была носительницей алмазов. Однако из нее добывать драгоценные камни было куда труднее – тут киркой да заступом не обойдешься. Мелкие предприниматели терпели крах, крупные богатели, прибирая все к своим рукам.С новой силой лихорадка вспыхнула, когда в 1886 году открыли золото на Витватерсранде – холмистой водораздельной возвышенности между Ваалем и Лимпопо. Фермер Уолкер, живший в трех десятках миль Миля (от древнеримской тысячи двойных шагов) в разных странах колеблется по своей величине; грубо округляя – около полутора километров (1,609 километра).
от Претории, обратил внимание на желтоватые блестки в камнях, валявшихся близ ручья. Это был пирит, медная руда, и Уолкер хотел выбросить подобранный кусок, но что-то удержало его руку – решил посоветоваться с соседом. Рука, оказывается, не ошиблась: в породе было золото.И снова хлынули в страну толпы жадных до наживы уитлендеров – иностранцев. Золотые россыпи Витватерсранда оказались богатейшими. Правда, «счастливчик Уолкер» умер в нищете, но там, где стояла его ферма, вырос новый город, большой каменный город Йоганнесбург, похожий на европейские…От вокзала Петру и Дмитрию пришлось шагать довольно далеко. Шумные, пестрые кварталы сменились тихими и грязными скоплениями лачуг – пондокки. Здесь жили бедняки и негры. Сегрегация Сегрегация – отделение; вид расовой дискриминации: запрещение неграм жить вместе с белыми, посещать общественные заведения, где бывают белые, и т. п.
еще не вступила официально в свои гнусные права, но ведь фактически она существовала на этих землях со времен ван Рибека.Показались шахтные постройки, и что-то защемило в груди у Петра. Они были много меньше, чем в Березовском заводе, но очень походили на них.Владелец рудника Артур Бозе принял их в своей конторе, в маленьком, когда-то наспех сколоченном домике. Это был крупного роста седовласый здоровяк. Просторная, из грубой материи блуза, потертые кожаные штаны, заправленные в сапоги, и широкополая обтрепанная шляпа сидели на нем ладно и привычно, как на всяком буре. Под бородой угадывались полные, добрые губы; густая сетка морщин на загорелой коже у глаз часто сбегалась от веселого и совсем не хитрого прищура.Прочитав письмо Петерсона, Бозе растрогался чем-то, сказал, что ради такого дня ему плевать на приисковые дела, и потащил Петра и Дмитрия к себе домой.Их встретила белокурая миловидная девушка, одетая ярко, но со вкусом. Она казалась совсем девчонкой, хотя была высокой и крепкой.– Знакомьтесь, господа, – дочь моя Изабелла, наследница и хозяйка сих мест. – Жесты Бозе были неуклюжи, но радушны. – Принимай, дочка, гостей… Откуда, ты думаешь? Из далекой снежной России. Они друзья Йоганна Петерсона и, значит, наши с тобой друзья!Петр и Дмитрий были смущены. Они никак не ожидали такого приема. Единственное, на что рассчитывали парни, – приличное место рабочих на прииске богатея Бозе, а тут их встречают, как равных.Не знали они ни характера Артура Бозе, ни жизни его, ни взаимоотношений с Петерсоном, связавших двух этих людей нерушимой дружбой.Когда-то давно была у Артура Бозе ферма под Почефстромом, и забрел на ту ферму искавший работу молодой русский матрос с английского судна Йоганн Петерсон. Бозе приютил его и пригрел. Позднее Петерсону удалось отплатить ему тем же. Когда Бозе, разорившись, лишился земли и стал жалким байвонером Байвонер – обезземеленный белый фермер.
, он с женой и маленькой дочкой нашел кров и пищу у Петерсона: тот уже стал на ноги – молодая его супруга получила наследство.В последнюю войну с англичанами Имеется в виду англо-бурская война 1880-1881 годов.
Бозе под вражескими пулями вынес Петерсона с поля боя.И снова судьба свела их в тяжкие для Бозе дни, снова Петерсон выручил друга.После войны Бозе решил попытать счастья на алмазных разработках. Видимо, он все же был везучим, этот простодушный и беззаботный, никогда не унывающий геркулес. В первый же месяц ему удалось найти два превосходных алмаза. Сразу завелись деньги, и довольно крупные. Жена очень просила его оставить поиски и купить ферму – что им еще надо? Куда там!– Зачем же я буду бросать это благодатное местечко? – упрямился Бозе. – Ты говоришь, ферма? Да, на ферму нам с тобой хватит. Но кто поручится, что мы не вылетим опять в трубу? Лучше я выгребу из земли еще несколько камешков, чтоб потом жить без страха.Купив участок, Бозе основал рудничок, и дела его пошли как будто неплохо. Но – только как будто. Очень скоро он почувствовал тяжкую руку крупных промышленных компаний. Алмазный магнат Сесиль Родс был не только предприимчив и хитер – он был, казалось, беспредельно богат и так же беспредельно жесток. Над Бозе нависла угроза полного краха и разорения. Спасти его могла только денежная ссуда, которая дала бы возможность, протянув хоть месяц, сбыть участок и оборудование без особых потерь.Заложив все свои ценности, призаняв где мог, Петерсон дал ему необходимые деньги. Опять беда миновала Бозе. Тогда-то он и перебрался в Йоганнесбург, вбухав все, что имел, в небольшой золотой прииск. Жена умерла, и теперь уже некому было остановить его: ферма, хотя он и продолжал говорить о ней, все отодвигалась в некое неясное далекое будущее. Собственно, от фермера в Бозе уже почти ничего не осталось. Золотой лихорадкой он заболел, по-видимому, неизлечимо.…Петра и Дмитрия Бозе оставил на время в своем доме, пообещав присмотреть для них жилье в поселке. Он долго и с интересом расспрашивал их о России, о Березовском месторождении, которое ему, оказывается, было известно, о том, как ведется там добыча золота. Трансваальские прииски давали желтого металла уже больше, чем Россия, но опыт русских был богаче. Бозе не мог не заметить, что парни, особенно Ковалев, сведущи в горном деле, и предложил им, прежде чем решать вопрос о работе, познакомиться с его прииском.На следующий день они спустились в шахту.Шахта была дрянная, это Петр увидел сразу. Маленькая и плохо оборудованная. Узкие, низенькие штольни петляли круто и путано. В тесных штреках кайлили породу негры. Белых тут почти не было.О месторождении Витватерсранда Петр читал – нашел книжонку у Петерсона. Оно представляло собой мощный слой наносов древней, давным-давно исчезнувшей реки, русло которой погребла земля. Теперь «вся геология» была перед глазами. Понятно стало, почему буры называли это бланкетом – «миндальным пирогом». Песок и крупную кварцевую гальку обволакивал, как тесто пирога, твердейший кремнистый цемент.Добытую породу подымали наверх вручную громадными тяжелыми бадьями. Единственная на прииске паровая машина была занята в дробилке. Промывали истолченную руду в сетчатых вертикальных барабанах.По прииску их водил Якоб Мор, коренастый рыжеватый мужчина лет тридцати, с бакенбардами на худощавом лице. Бакенбарды были темными и казались приклеенными.– Мой главный помощник, – представляя его, сказал Бозе с какой-то неопределенной интонацией: в ней сквозили, казалось, и уважение, и насмешка.У Мора было мужественное, с тяжелым подбородком лицо. Светлые глаза смотрели пронзительно-холодно. Негры боялись его и с опаской поглядывали на палку, которую Мор не выпускал из рук. Ему они кланялись ниже и почтительнее, чем хозяину.Он предпочитал молчать. Лишь один раз не сдержался.У скрипучего ворота, которым поднимали из шахты породу, из бадьи вывалилась каменная глыба. Рабочий-негр, подняв ее, тут же уронил, ударив о тачку.Палка Мора глухо свистнула в воздухе. Петр круто повернулся к нему. Палка замерла.Петр нагнулся, поднял глыбу и осторожно опустил ее в тачку. Негр смотрел на него испуганно и удивленно.– Вези, – махнул ему рукой Бозе.– Помогать этим свиньям! – сквозь зубы пробормотал Мор. – Слишком много чести… Так они совсем разленятся.Дмитрий топтался возле ворота, осматривая его.– Ты скажи им, Петро, – попросил он друга, – тут желоб такой приладить надо. По нему породу ссыпать в тачки. Дело простое, я им за час сварганю. – Дмитрий еще не очень-то владел языком и часто прибегал к помощи Ковалева.Петр объяснил хозяину, в чем дело. Тот одобрительно закивал:– Правильная идея, спасибо!Мор тихонько пофыркивал… Он оставил их у промывальных барабанов: там хозяйничал другой белый – мужиковатый, заросший щетиной Клаас Вейден. Видимо, «территория Мора» кончилась. Прощаясь, он улыбался, но глаза его смотрели холодно, отчужденно.– Смотри-ка, Мить, золото-то здесь как моют.Два чернокожих размеренно крутили большое колесо. Привод от него вращал вертикальный сетчатый барабан, в который засыпали мелко истолченную руду. Струя воды выбивала пустую породу, золото скатывалось в мошну под барабаном.Петр повернулся к Бозе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Каамо уже большой. Каамо почти взрослый. Он живет на земле пятнадцатое лето. Это совсем не мало.Каамо много знает. Каамо много умеет. Он хороший помощник отцу.Отец у Каамо хороший работник. Вон как ловко выколачивает он палицей шкуры. А Каамо так же ловко и быстро соскребает со шкур мездру. Они с отцом делают меховые каросы. Очень хорошая вещь карос. Днем – плащ, ночью – одеяло. Каждый хочет иметь карос. Очень хорошая вещь.Карос делать нелегко. У Каамо устали пальцы. У отца, наверное, руки тоже устали. Они работают с восхода солнца. А теперь солнце влезло на пуп неба. И уже медленней бьет палицей отец.– Все! – Отец отбросил палицу, обеими руками огладил редкую курчавую бородку. – Дай пива, – сказал он.И мать тотчас разогнулась над жерновами, встала и пошла в хижину.Пиво холодное, кружка большая. Красивая деревянная кружка на трех ножках. Отец сам ее вырезал. Он умеет вырезать много красивых вещей. Он все умеет.– Отдыхай, – сказал отец Каамо.И Каамо отложил скребок и лег на землю.Мать принесла отцу табак и трубку, а сама стала варить кашу из молотого проса. Надо покормить мужчин. Хорошая будет каша из умбилы, вкусная.Отец сделал небольшую ямку в глинистой земле, положил в ямку плоский камешек, на камешек – табак. Потом он палочкой продырявил глину возле ямки и разжег курево. Вот он взял в рот глоток воды, сполоснул горло и через дырку в глине потянул трубкой дым в себя. Затянулся, выплюнул дым вместе с водой. И опять глотнул, и опять затянулся.Отец будет долго курить. Каамо будет долго отдыхать. Он будет лежать и думать.Каамо задумчивый. Некоторые люди говорят: это плохо – быть негру задумчивым. А некоторые говорят – хорошо. Каамо не знает, плохо это или хорошо, только он уж такой, какой есть, – задумчивый.Он такой, наверное, в отца. Вот отец сейчас курит и тоже думает. Каамо знает, о чем. Отец думает, куда им придется уходить из этих мест. Здесь нельзя больше жить. Англичане начали здесь рыть землю, у них будет рудник. Они взроют все поля, всю саванну, негде будет сеять просо, негде пасти скот. Надо уходить отсюда. А куда?Отец говорил, они все время уходят и уходят. Неужели бессильны люди крокодилов – баквены? Каамо знает, раньше бечуаны были сильными и сытыми. У них были мудрые и справедливые вожди – Мокагин и сын сына Мокагина – Мотлума. По всей саванне пасли бечуаны свой скот и сеяли просо. Потом пришли белые – буры и англичане, – погнали негров, и сначала было куда уходить, а теперь не стало.Там, где всходит солнце, за рекой Крокодиловой, – буры. В другую сторону, на закат, – сухая, бесплодная пустыня Калахари. На юге – Капская колония англичан. И на севере, в жарких, душных лесах Матабеленда, гремят английские ружья. И вот уже здесь… Куда пойти бечуанам?Жаль, что Каамо только почти взрослый. Не совсем взрослый. А то бы он стал как Мокагин или Мотлума. Он собрал бы всех бечуанов и сказал: «Возьмите щиты и ассагаи Ассагай – короткое копье с наконечником-лезвием.
, укройте женщин и детей в краалях, я поведу вас на англичан, мы прогоним их, и снова саванна будет нашей, и везде можно будет пасти скот и сеять просо». Но Каамо еще не совсем взрослый. Кто послушает его?Так думал Каамо и вдруг услышал громкий шум. Ожесточенно залаяли собаки, раздалось всполошное кудахтанье кур, кто-то закричал.Каамо вскочил. Отец отложил трубку, прислушался, и лицо его сделалось хмурым. Мать забормотала что-то испуганно.– Опять пришел усатый, – сказал отец, и его глаза стали как у загнанной антилопы.Каамо знает усатого сержанта. Он даже знает, как его зовут: Чарльз Марстон. Сержант здоровый и злой, как буйвол. Он уже бывал в краале Здесь: деревня, кольцеообразное селение, круглая внутренняя площадь которого служит загоном для скота.
, орал и грозился, что вышвырнет грязных кафров ко всем чертям.За соседней хижиной мелькнули яркие мундиры. Марстон со сворой солдат приближался.– Надо уйти, – сказала мать. Руки ее повисли, как неживые. – Зачем сердить их?Отец не ответил, подошвой придавил дымящийся табачный костерчик и замер так, настороженный, глядя на приближающихся англичан.Марстон был, как всегда, зол. Его залихватские рыжие усы топорщились угрожающе.Наверное, он прошел бы мимо, не споткнись о кувшин с пивом. Мутноватая жидкость плеснулась ему на ноги. Это вывело сержанта из себя.– Свиньи! – заорал он. – Грязные бездельники, пьяницы!Мать услужливо бросилась отереть его ноги. Марстон отшвырнул ее пинком.Вот тут-то все и случилось.Каамо метнулся, чтобы поддержать падающую мать, и нечаянно толкнул сержанта. Совсем нечаянно, видит бог. И тут же резкий удар стеком полоснул его. Каамо показалось, ему раскроили лицо. Взвизгнув и уже не думая, что делает, он схватил с земли камень – и тут все завертелось, как в бредовом сне.Что-то крикнул отец, бросился вперед – не то заступиться за сына, не то отнять у него камень. Застонала мать. Кто-то схватил Каамо за руку и вывернул ее. Кровь заливала ему лицо. Мать толкнула его и крикнула:– Беги!!Он помчался и уже не услышал, а просто почувствовал напряженным дрожащим телом, как сзади грохнул выстрел. Метили в него.Солдаты погнались за ним, но разве можно догнать молодого негра! Перемахнув через изгородь, окружающую крааль, Каамо птицей пролетел до ближайшего поля, вломился в заросли маиса и, уже невидимый, свернул к ручью, перебежал его и скрылся в густом кустарнике…Он вернулся к своей хижине ночью. Большой костер горел, как погребальный факел. У хижины толпились негры. Они толпились возле тела отца.Когда солдаты забрали его и повели с собой, отец хотел бежать. Он убежал бы, если б не пуля сержанта. Марстон отличный стрелок, он не знает промахов.Негры молча раздвинулись перед Каамо.
Отец лежал вытянувшийся и серый, словно присыпанный пеплом. На редкой курчавой бородке запеклась кровь: когда пуля ударила в его затылок, он упал лицом на землю.Теперь лицо было скорбно-спокойным. Душа отца умерла, только дух его, тень бродит где-то под землей.Рука матери легла на плечо Каамо. Он посмотрел на нее бессмысленно и заметил лишь, как металлически блестит ее тело, смазанное жиром с порошком из слюды. Она осторожно погладила его пальцами по щеке, боясь прикоснуться к рваному разбухшему рубцу, оставленному стеком.– Ты должен уйти, Каамо, – сказала она. – Они будут тебя искать. Тебе надо уйти.…Он ушел прямо от могилы, не зайдя в родную хижину.Путь его лежал через вельд на восход солнца, туда, где когда-то жили великий Мокагин и сын его сына Мотлума.
2
Это был совсем иной мир. После тихого, сонного Блюмфонтейна Йоганнесбург показался Петру и Дмитрию громадным шумным каменным базаром. Стоязыкие улицы были полны пестрого народа. Меж шикарных экипажей сновали оборванцы, над толпой мелькали модные шелковые шляпы. Город жил в непрестанном суетливом движении, ничто не напоминало здесь о размеренной бурской медлительности.Что ж, первое впечатление не обманывало друзей, Йоганнесбург действительно был одним из необычных для этой страны городов – шумный, дымный и деятельный форпост его величества Капитала. Золотая лихорадка, сотрясавшая Южную Африку, чувствовалась здесь в полную силу.Лихорадка эта началась с открытия в стране алмазов. Еще в шестидесятых годах бродячий охотник О'Рейли заметил на одной из ферм, что детишки играют какими-то светлыми, прозрачными камешками. Он кое-что понимал в камнях, этот охотник. Попробовал – камешки чудно резали стекло…В долину, где сходятся реки Оранжевая и Вааль, хлынули тысячи алчных алмазоискателей. Негры с удивлением увидели, что белые сходят с ума, дерутся и убивают друг друга из-за кусочков камня, которыми они издавна обрабатывали жернова.Вначале алмазы добывали кустарно из россыпей речных долин, но потом обнаружилось, что они встречаются и в голубой глине на пологих холмах вдали от рек. Стали копать эту глину, но в глубине она исчезала, переходя в твердую зеленоватую породу, которая позднее получила свое название: кимберлит – по соседнему городу Кимберли. Эта-то порода, некогда прорвавшаяся из неведомых недр, и была носительницей алмазов. Однако из нее добывать драгоценные камни было куда труднее – тут киркой да заступом не обойдешься. Мелкие предприниматели терпели крах, крупные богатели, прибирая все к своим рукам.С новой силой лихорадка вспыхнула, когда в 1886 году открыли золото на Витватерсранде – холмистой водораздельной возвышенности между Ваалем и Лимпопо. Фермер Уолкер, живший в трех десятках миль Миля (от древнеримской тысячи двойных шагов) в разных странах колеблется по своей величине; грубо округляя – около полутора километров (1,609 километра).
от Претории, обратил внимание на желтоватые блестки в камнях, валявшихся близ ручья. Это был пирит, медная руда, и Уолкер хотел выбросить подобранный кусок, но что-то удержало его руку – решил посоветоваться с соседом. Рука, оказывается, не ошиблась: в породе было золото.И снова хлынули в страну толпы жадных до наживы уитлендеров – иностранцев. Золотые россыпи Витватерсранда оказались богатейшими. Правда, «счастливчик Уолкер» умер в нищете, но там, где стояла его ферма, вырос новый город, большой каменный город Йоганнесбург, похожий на европейские…От вокзала Петру и Дмитрию пришлось шагать довольно далеко. Шумные, пестрые кварталы сменились тихими и грязными скоплениями лачуг – пондокки. Здесь жили бедняки и негры. Сегрегация Сегрегация – отделение; вид расовой дискриминации: запрещение неграм жить вместе с белыми, посещать общественные заведения, где бывают белые, и т. п.
еще не вступила официально в свои гнусные права, но ведь фактически она существовала на этих землях со времен ван Рибека.Показались шахтные постройки, и что-то защемило в груди у Петра. Они были много меньше, чем в Березовском заводе, но очень походили на них.Владелец рудника Артур Бозе принял их в своей конторе, в маленьком, когда-то наспех сколоченном домике. Это был крупного роста седовласый здоровяк. Просторная, из грубой материи блуза, потертые кожаные штаны, заправленные в сапоги, и широкополая обтрепанная шляпа сидели на нем ладно и привычно, как на всяком буре. Под бородой угадывались полные, добрые губы; густая сетка морщин на загорелой коже у глаз часто сбегалась от веселого и совсем не хитрого прищура.Прочитав письмо Петерсона, Бозе растрогался чем-то, сказал, что ради такого дня ему плевать на приисковые дела, и потащил Петра и Дмитрия к себе домой.Их встретила белокурая миловидная девушка, одетая ярко, но со вкусом. Она казалась совсем девчонкой, хотя была высокой и крепкой.– Знакомьтесь, господа, – дочь моя Изабелла, наследница и хозяйка сих мест. – Жесты Бозе были неуклюжи, но радушны. – Принимай, дочка, гостей… Откуда, ты думаешь? Из далекой снежной России. Они друзья Йоганна Петерсона и, значит, наши с тобой друзья!Петр и Дмитрий были смущены. Они никак не ожидали такого приема. Единственное, на что рассчитывали парни, – приличное место рабочих на прииске богатея Бозе, а тут их встречают, как равных.Не знали они ни характера Артура Бозе, ни жизни его, ни взаимоотношений с Петерсоном, связавших двух этих людей нерушимой дружбой.Когда-то давно была у Артура Бозе ферма под Почефстромом, и забрел на ту ферму искавший работу молодой русский матрос с английского судна Йоганн Петерсон. Бозе приютил его и пригрел. Позднее Петерсону удалось отплатить ему тем же. Когда Бозе, разорившись, лишился земли и стал жалким байвонером Байвонер – обезземеленный белый фермер.
, он с женой и маленькой дочкой нашел кров и пищу у Петерсона: тот уже стал на ноги – молодая его супруга получила наследство.В последнюю войну с англичанами Имеется в виду англо-бурская война 1880-1881 годов.
Бозе под вражескими пулями вынес Петерсона с поля боя.И снова судьба свела их в тяжкие для Бозе дни, снова Петерсон выручил друга.После войны Бозе решил попытать счастья на алмазных разработках. Видимо, он все же был везучим, этот простодушный и беззаботный, никогда не унывающий геркулес. В первый же месяц ему удалось найти два превосходных алмаза. Сразу завелись деньги, и довольно крупные. Жена очень просила его оставить поиски и купить ферму – что им еще надо? Куда там!– Зачем же я буду бросать это благодатное местечко? – упрямился Бозе. – Ты говоришь, ферма? Да, на ферму нам с тобой хватит. Но кто поручится, что мы не вылетим опять в трубу? Лучше я выгребу из земли еще несколько камешков, чтоб потом жить без страха.Купив участок, Бозе основал рудничок, и дела его пошли как будто неплохо. Но – только как будто. Очень скоро он почувствовал тяжкую руку крупных промышленных компаний. Алмазный магнат Сесиль Родс был не только предприимчив и хитер – он был, казалось, беспредельно богат и так же беспредельно жесток. Над Бозе нависла угроза полного краха и разорения. Спасти его могла только денежная ссуда, которая дала бы возможность, протянув хоть месяц, сбыть участок и оборудование без особых потерь.Заложив все свои ценности, призаняв где мог, Петерсон дал ему необходимые деньги. Опять беда миновала Бозе. Тогда-то он и перебрался в Йоганнесбург, вбухав все, что имел, в небольшой золотой прииск. Жена умерла, и теперь уже некому было остановить его: ферма, хотя он и продолжал говорить о ней, все отодвигалась в некое неясное далекое будущее. Собственно, от фермера в Бозе уже почти ничего не осталось. Золотой лихорадкой он заболел, по-видимому, неизлечимо.…Петра и Дмитрия Бозе оставил на время в своем доме, пообещав присмотреть для них жилье в поселке. Он долго и с интересом расспрашивал их о России, о Березовском месторождении, которое ему, оказывается, было известно, о том, как ведется там добыча золота. Трансваальские прииски давали желтого металла уже больше, чем Россия, но опыт русских был богаче. Бозе не мог не заметить, что парни, особенно Ковалев, сведущи в горном деле, и предложил им, прежде чем решать вопрос о работе, познакомиться с его прииском.На следующий день они спустились в шахту.Шахта была дрянная, это Петр увидел сразу. Маленькая и плохо оборудованная. Узкие, низенькие штольни петляли круто и путано. В тесных штреках кайлили породу негры. Белых тут почти не было.О месторождении Витватерсранда Петр читал – нашел книжонку у Петерсона. Оно представляло собой мощный слой наносов древней, давным-давно исчезнувшей реки, русло которой погребла земля. Теперь «вся геология» была перед глазами. Понятно стало, почему буры называли это бланкетом – «миндальным пирогом». Песок и крупную кварцевую гальку обволакивал, как тесто пирога, твердейший кремнистый цемент.Добытую породу подымали наверх вручную громадными тяжелыми бадьями. Единственная на прииске паровая машина была занята в дробилке. Промывали истолченную руду в сетчатых вертикальных барабанах.По прииску их водил Якоб Мор, коренастый рыжеватый мужчина лет тридцати, с бакенбардами на худощавом лице. Бакенбарды были темными и казались приклеенными.– Мой главный помощник, – представляя его, сказал Бозе с какой-то неопределенной интонацией: в ней сквозили, казалось, и уважение, и насмешка.У Мора было мужественное, с тяжелым подбородком лицо. Светлые глаза смотрели пронзительно-холодно. Негры боялись его и с опаской поглядывали на палку, которую Мор не выпускал из рук. Ему они кланялись ниже и почтительнее, чем хозяину.Он предпочитал молчать. Лишь один раз не сдержался.У скрипучего ворота, которым поднимали из шахты породу, из бадьи вывалилась каменная глыба. Рабочий-негр, подняв ее, тут же уронил, ударив о тачку.Палка Мора глухо свистнула в воздухе. Петр круто повернулся к нему. Палка замерла.Петр нагнулся, поднял глыбу и осторожно опустил ее в тачку. Негр смотрел на него испуганно и удивленно.– Вези, – махнул ему рукой Бозе.– Помогать этим свиньям! – сквозь зубы пробормотал Мор. – Слишком много чести… Так они совсем разленятся.Дмитрий топтался возле ворота, осматривая его.– Ты скажи им, Петро, – попросил он друга, – тут желоб такой приладить надо. По нему породу ссыпать в тачки. Дело простое, я им за час сварганю. – Дмитрий еще не очень-то владел языком и часто прибегал к помощи Ковалева.Петр объяснил хозяину, в чем дело. Тот одобрительно закивал:– Правильная идея, спасибо!Мор тихонько пофыркивал… Он оставил их у промывальных барабанов: там хозяйничал другой белый – мужиковатый, заросший щетиной Клаас Вейден. Видимо, «территория Мора» кончилась. Прощаясь, он улыбался, но глаза его смотрели холодно, отчужденно.– Смотри-ка, Мить, золото-то здесь как моют.Два чернокожих размеренно крутили большое колесо. Привод от него вращал вертикальный сетчатый барабан, в который засыпали мелко истолченную руду. Струя воды выбивала пустую породу, золото скатывалось в мошну под барабаном.Петр повернулся к Бозе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36