Ну, не высказался на кригсрааде, так, может, поговорить с Луисом Бота? Нельзя так воевать. Пассивность до добра не доведет. И к чему, спрашивается, влезли на чужую территорию да и окопались? Оставить бы оборонительные заслоны на рубежах республик, а главной силой, конными ударными отрядами трепать и бить врага, гнать его и громить. Всех женщин и детей с обозами отправить в тыл – мешают только. Армию регулярную создать – вот что надо. Обучать. Дело не в военной форме – дело в организации вооруженных сил.Но уместно ли соваться со своим уставом в чужой монастырь?.. Однако совсем ли чужой? Ни одного корешка в этой земле. Так уж и ни одного? А дело? А друзья? А желание оборонить эту страну от наглых завоевателей? Разве идеи, захватившие тебя на этой земле, не могут быть теми корнями, что и питают, и вяжут к почве?Неслышно подошел Каамо, опустился на корточки.– Мы не поедем отсюда, Питер?– Ты поел?– Я поем дома.Из палатки вышла Елена Петровна. Оказывается, Давыдов прислал записку: вернется только утром.– Ну что ж, увидимся с ним в следующий раз. – Петр встал.– Может, заночуете? – Простецким, каким-то домашним движением она поправила косынку, улыбнулась смущенно, как чем-то проштрафившаяся хозяйка.– Спасибо, Елена Петровна. Мы поедем. До свиданья! – Это Петр крикнул уже из седла.
2
Генри Гловер имел все основания пребывать в отличном настроении. Судьба была к нему благосклонна. Жестокое поражение англичан на Спионкопе не заслонило от командования отваги молодого лейтенанта, и он получил обещанный орден. В боях за славу и могущество империи погиб не один Вальтер Окклив, – африканская земля принимала товарищей Генри десятками, а он был жив и не ранен. В том, что его рота одной из первых заняла бурские траншеи на правом, южном берегу Тугелы, тоже была видна добрая рука провидения. Артиллерия вынудила буров отойти за реку, и солдаты Гловера вошли в окопы без единого выстрела. В донесении было указано, что капитан Генри Гловер был одним из первых, кто ворвался на позицию противника.Да, он имел основания быть настроенным превосходно, не стремиться более под нежную опеку матушки и не проклинать всуе военный колледж в Санхерсте. И все же Спионкоп и бегство с высот Звардранда не могли не напоминать о себе. Капитан Гловер панически боялся каждого нового дня. Ведь Тугелу еще предстояло форсировать, а за Тугелой были буры. Свой страх он старался подавить виски и замаскировать бравадой.Войдя в блиндаж к батальонному командиру, Генри присел на барабан и, отирая пот, снял каску. Спросил небрежно:– Как вы думаете, Джемс, скоро мы махнем на тот берег?Майор Лесли ответил не сразу. Он рассматривал позиции противника в бинокль и что-то помечал на карте. Наконец батальонный повернулся, глянул на капитана и отложил бинокль.– Похоже, буры начинают возводить форты, – сказал он и ответил на вопрос: – Едва ли они успеют закончить.– Мы двинемся раньше?– Вам так не терпится?– Кому же терпится! Сколько можно сидеть на этом берегу, не смея опрокинуть мужичье!Лесли усмехнулся:– Да что-то они не очень опрокидываются. – И скаламбурил: – Может, лучше опрокинем по стаканчику?– С удовольствием! – откликнулся Гловер.Но получить это удовольствие он не успел, и, наверное, это тоже был знак судьбы, так как вскоре, хотя пока он и не знал этого, ему предстояло явиться к начальству, а начальство уже начертало дальнейшую кривую его карьеры, и кривая эта была довольно крутой.Выпить они не успели потому, что вдруг раздались выстрелы и крики. Офицеры разом выглянули из блиндажа.Через Тугелу с английской стороны поспешно перебирался вброд какой-то здоровенный полуголый негр на коне. По нему и стреляли. Лошадь рухнула, негр успел соскочить, вода была ему чуть выше пояса. Исполинский негр. Он побежал к бурскому берегу, прыгая из стороны в сторону, и солдатам, конечно, было нелегко в него попасть.Вода ослепительно сверкала на солнце, и так же сверкала мокрая широкая спина негра.– Сержант Метьюс, пулемет! – заорал Лесли.А перебежчик уходил все дальше.Пулемет хлестнул короткой, потом длинной очередями. Всплесков от пуль не было видно: река бурлила и без них. А негр упал. Он тяжело плюхнулся в воду, и она понесла его большое темное тело.Выстрелы стихли.Вдруг негр вскочил и ринулся к берегу.– Перехитрил! – Майор выругался.Опять рванули воздух выстрелы. Но теперь за перебежчика вступились бурские артиллеристы. Меткие, черти, они вбили стрелков в окопы, не давали высунуть головы.– Ну вот, из-за какого-то кафра… – недовольно пробурчал Гловер.Негр тем временем, сделав несколько отчаянных прыжков, добрался до берега, метнулся в сторону и юркнул в кусты.Лесли хмурился: человек перешел фронт на участке его батальона, могут быть неприятности.В блиндаж просунулся ординарец командира бригады:– Разрешите, господин майор? Капитана Генри Гловера вызывает господин полковник……Он вернулся лишь через несколько часов. На лице еще бродили следы некоторой растерянности и смущения не без оттенка радости.– Поздравлять? – прищурился Лесли.– Право, не знаю, Джемс. Думаете, почему я так долго? Являлся к самому Буллеру.– Ого! Уж не в адъютанты ли к нему? У вас такой вид…– Нет, не в адъютанты. Давайте-ка все же выпьем… Я назначен начальником особого отряда по обеспечению безопасности. – Нотки довольства и гордости, как ни сдерживал их Гловер, прорвались.Майор Лесли едва не хмыкнул. Он примерно знал, что это такое, и не мог не отметить про себя, что слово «карательный» капитан заменил на «особый», а после «безопасности» опустил немаловажное дополнение – «в тылу». Значит, все-таки совестится, хоть немного.Однако, разливая виски, Лесли улыбнулся поощрительно:– Поздравляю, Генри. Желаю для всеобщего блага, чтобы работы у вас было поменьше.– Увы, работа начнется уже сегодня. Взбунтовался какой-то зулусский индун. Надо немедленно навести порядок и разобраться с этой сволочью.Он сказал «разобраться», хотя знал, что разбираться, собственно, уже не в чем. Этот индун, по имени Чака, и его сообщники арестованы, воины разоружены, только некоторые из них скрылись; оставалось, выполняя распоряжение генерала Буллера, примерно наказать бунтовщиков.Не знал Генри Гловер лишь одного: тот негр, что утром пробился через реку, был Мбулу, правая рука Чаки.Лука Мейер разрешил Петру взять десять добровольцев из отряда Терона и несколько коноводов. Генерал согласился на это неохотно: плевать ему было на Чаку, однако он понимал, что сделать это надо. Пусть идет среди чернокожих слух: англичане расправляются с зулусами – буры их спасают.Пытаться перейти фронт перед английскими позициями было бы безрассудно. Петр решил предпринять глубокий обходный маневр. Надо было торопиться; они гнали коней.Ту ферму, которая была нужна им, знал только Мбулу. Этому здоровяку пришлось худо: две пули полоснули его сегодня утром, одна перешибла руку, он еле держался в седле. Но держался. Знал: без него Чаку не спасти.Они поспели. Был глухой предрассветный час. Заброшенная английская ферма располагалась на опушке леса. Тут стояли два дома – в одном из них светился огонек – и сарай. В сарае, по словам Мбулу, держали Чаку и его друзей. Два полупотухших костра чуть высвечивали несколько палаток. У коновязи шумно вздыхали лошади. Присмотревшись, Петр заметил на фоне неба силуэт виселицы.Мбулу говорил, что охрана не очень большая. Но только палаток тут не было. Значит, прислали подкрепление.Петр торопливым шепотом отдавал распоряжения. Часовых у сарая должны были снять Антонис Мемлинг – этому не привыкать – и Каамо. Остальных он распределил на случай шумихи для обстрела домов и палаток.Мбулу сказал:– Я пойду с Каамо. – В его руке чуть отсвечивал широкий нож.От Мбулу шел жар. Петр не стал его отговаривать. Он положил руку на плечо Каамо. Плечо было напряженное, закаменевшее.– Идите, – одними губами сказал Петр.Сам он по опушке пробрался к одному из домов. В кустах привычно устраивались буры. Англичане ничего не слышали. Может, так и обойдется все потихоньку?.. Мрак редел, растворяясь в белесом тумане… Что-то скрипнуло вдруг. Дверь сарая?Распахнулась дверь дома. Молоденький капитан с заспанным лицом перешагнул порог. Следом вышли сержант и два солдата. Видно, он весьма старателен, это юный офицер, коли решил, несмотря на такой славный для сна час, присутствовать на смене часовых.Выхватив веблей, Петр прыгнул к капитану и, направив дуло в его грудь, негромко скомандовал солдатам:– Бросайте винтовки! Ну-ну, быстро. Вы окружены, капитан, сопротивление бессмысленно. Садитесь. Все садитесь.– Что… это… значит? – выдавил из себя Генри Гловер, медленно и неуклюже опускаясь на траву.– Это значит, что война, – весело усмехнулся Петр и тут же прихмурился. – Это значит, что вы на африканской земле, а не у себя дома.В молочной полумгле мелькали, как смутные тени, темные фигуры людей: пленники покидали сарай. Заржали лошади у коновязи: Каамо орудовал уже там. В одной из палаток заворочался кто-то; из-за полога высунулось усатое лицо, раскрылся рот.– Тревога!Капитан ерзнул.– Спокойно! – чуть повысил голос Петр. – Скомандуйте им: сидеть на месте, к оружию не прикасаться.– Да… но… Вы слишком многого хотите. Все же я офицер ее величества!Сейчас из палаток, из домов начнут выскакивать солдаты. Петр чуть качнул ствол револьвера:– Я не буду повторять.– Эй! – слабым голосом крикнул Гловер. – Не стрелять! Мы окружены. Из палаток не выходить.Да, он был старателен, этот юный капитан.К Петру, рослый и легкий, подбежал Каамо, шепнул:– Все готово, Питер.– Хорошо… Слушайте, буры! – закричал Петр. – Антонис Мемлинг, Якоб Вольф, Альберт Виккель, Пит Диппенбек… – Он перечислил всех своих бойцов до единого. – На коней! Остальным снять засаду через полчаса. – Потом повернулся к капитану: – Полчаса не трогаться с места – или вас прошьют пулями с трех сторон. Всего хорошего! – Совсем по-джентльменски приподняв шляпу, он неторопливо двинулся к лесу, довольный, как мальчишка.Чака, полураздетый, в кровоподтеках, бросился к нему, стиснул жарко; на глазах у него были слезы.– Ну-ну, все хорошо, Чака, все хорошо, – пробормотал Петр. – Давай на коня… Вперед, ребята, я буду в арьергарде.Зулусы сидели на английских конях по двое. Кому не хватило лошадей, бежали обочь.Вставало солнце…Оно и подвело. А впрочем, что уж там валить на солнце? Подвело-то собственное легкомыслие. У капитана на ферме была с войсками гелиографная связь: у Тугелы Петра с товарищами перехватила английская застава.Англичане раз в пять превосходили их числом и заранее заняли укрытия у переправы. Они встретили буров дружным огнем. Те сразу же отпрянули в лес.– Антонис, забирай с собой четырех человек, заходи к англичанам с фланга. А мы встретим их здесь. – Петр разгорячился, сейчас ему хотелось боя. – Мбулу, бери всех негров, двигайтесь вверх по течению, там дальше переправитесь на левый берег.Мбулу было совсем плохо. С обеих сторон его коня бежали зулусы, поддерживая товарища в седле.Чака молча лег рядом с Петром. Тот повернулся сердитый:– Это зачем? У тебя же не из чего стрелять.– Я оставайся рядом с братом. Пусть англичане приди сюда – я буду душить их руками.– Догоняй Мбулу.– Я оставайся рядом! – яростно повторил Чака, ноздри его трепетали.Англичане перебежками двинулись вперед, к лесу. Этого и надо было бурам. Их первые же выстрелы отправили на тот свет сразу несколько солдат.Но, видно, офицер, руководивший боем, был не дурак. Английские стрелки, оставшиеся за укрытиями, приметили, откуда бьет противник, и по деревьям защелкали пули. Затарахтел пулемет.Буры отстреливались хладнокровно и метко.Чака дрожал.– Каамо! – крикнул он. – Давай мне твоя винтовка.– Разве я плохо стреляю? – невозмутимо откликнулся парень, не отрывая глаз от прицела.– Ты стреляй хорошо, я лучше. Мне очень надо стреляй.Буры Антониса открыли огонь с фланга. Вдруг Чака вскочил и кинулся к Каамо. Он упал рядом с ним.– Что, очень хочется бить англичан? – спросил Каамо. – Ну возьми, постреляй.Чака молчал, только хрипел. Каамо повернулся к нему. Из пробитой у ключицы груди зулуса хлестала кровь.– Питер! Чаку… Чака… – Слов не было. Нервы у парня не выдержали: может, вспомнил, как булькала и пузырилась кровь часового сегодня у сарая под его, Каамо, ножом.Петр подполз проворно, рванул рубаху (бинты были в переметных сумах), перевязал Чаку.– Оттащи его подальше и – на коня… Ну!.. Ребята, дадим-ка еще огня по англичашкам, чтобы и высунуться не смели!..Негров Петр с товарищами догнал через несколько миль, у верхней переправы. Тугела мчалась здесь веселая и бесшабашная в лесистых крутых берегах. Переправились через нее спокойно.На левом берегу зулусы сняли Чаку с коня Каамо и понесли на руках. Лицо его посерело, толстые губы стали шершавыми, глаза мутились. Он что-то горячечно шептал, иногда дико вскрикивая. Петр велел Каамо скакать к доктору Давыдову, чтобы тот немедля выехал навстречу.– Пулей, Каамо!..Иван Николаевич оперировал Чаку на маленькой лесной поляне. Зулусы стояли вокруг плотной безмолвной стенкой. Давыдов, орудуя скальпелем, сопел и тихо, сквозь зубы ругался. Вдруг Чака спокойно и внятно позвал:– Питер?– Я здесь, брат.– A-a… Ты живой. Хорошо.– Что-нибудь нужно, Чака?Иван Николаевич рассердился:– А ну, в сторонку, Петр Никитич! Еще успеете наговориться со своим приятелем, успеете!Лучше было действительно отойти – Давыдов в работе крут. Один из зулусов на ломаном английском спросил у Петра шепотом, что сказал ему доктор.– Он сказал, все в порядке, Чака будет жить…
3
Лука Мейер, скорчившись в окопчике, попыхивал трубкой. Вокруг гремел артиллерийский шквал, генерал курил и хмурился. Все-таки прав, наверное, был тогда на кригсрааде фельдкорнет Дерксен: что-то надо было сделать с железной дорогой от океана. Теперь англичане подвезли черт знает сколько снарядов и лупят, пашут землю – из мортир, из морских, из осадных орудий. Уже пришлось покинуть две линии траншей на левом, северном берегу Тугелы, позиции буров висят на волоске, перерубить который – пустяк. Это ясно каждому. Недаром уже второй день возятся на том берегу английские понтонеры. Чуют: вот-вот настанет их час.– Генерал!.. Генерал Мейер!Он оглянулся – ему кричал из-за камня шагах в двадцати какой-то йонг Йонг – юноша, парень.
.– Мы отходим, генерал. Коммандант приказал передать…Мейер отвернулся, потом заорал зло:– Ничего я не слышу! Ты что, поближе подойти не можешь? Думаешь, все англичане в тебя целятся?Молодой бур подбежал, остановился рядом с окопчиком, решительный и бледный. На щеках и подбородке у него еле пробивался нежный легкий пушок.– Да ложись ты, не торчи столбом, вояка! Тоже выискался храбрец…Очень уж неважное настроение было у Луки Мейера.Юноша лег рядом и, срываясь на крик, доложил, что в коммандо у Вилье большие потери. Коммандант решил отойти на четвертую, последнюю линию. Но оттуда река почти не простреливается, а понтонеры…– Ладно, – перебил его Мейер, – понятно. Передай Вилье: пусть держится, я скоро буду у вас.Он выскочил из окопчика и побежал вниз, к лошадям. Надо было послать записку Луису Бота: может быть, в резерве еще осталось кое-что. Бота ждет сегодня президента и, видно, совсем забыл о насущных делах.Подбегая к лощине, где он оставил лошадей, Мейер громко позвал ординарца:– Йоганн! Ответа не было.Выскочив из кустарника, он увидел, что негр-коновод склонился над ординарцем. Рядом чернела воронка от снаряда. Йоганн смотрел в небо пустыми глазами.Мейер нервно огляделся. Невдалеке скакали двое. Генерал пронзительно свистнул и замахал руками. Конники приблизились. Это были Петр и Каамо.– Где ваши ребята, Кофальоф? – Мейер спрашивал об отряде Терона.– За этим леском. Командир уехал к генералу Бота.– Всех на коней, скачите к комманданту Вилье. Он еле держится. Осмотрись там – если отходить, по-моему, надо левее, чтобы все время держать реку на прицеле. Ясно?.. А ты, – генерал повернулся к Каамо, – поедешь к Луису Бота. Сейчас я напишу записку…Каамо был горд этим поручением. И белому-то доверят такое не всякому. Генеральское донесение – это надо понимать!Он вообще считал, что жизнь его устроилась совсем неплохо. Можно быть вполне довольным такой жизнью. Она у него особая – не как у других негров. Другие негры и на войне остаются подневольными работниками, слугами, рабами. Они ухаживают за хозяевами и за скотом, готовят топливо для костров и таскают воду, они ютятся в обозе и во время переходов плетутся за фургонами, впрягаясь при нужде рядом с волами. А Каамо воюет.Конечно, все это сделал Питер. Это он купил для Каамо коней и винтовку, он держался с ним как с равным, он всегда брал его в бой. И другие, глядя на Питера, уже не могли относиться к Каамо как к простому коноводу. А когда выручали Чаку и Каамо бесшумно и быстро прикончил часового, он слышал о себе даже похвальные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
2
Генри Гловер имел все основания пребывать в отличном настроении. Судьба была к нему благосклонна. Жестокое поражение англичан на Спионкопе не заслонило от командования отваги молодого лейтенанта, и он получил обещанный орден. В боях за славу и могущество империи погиб не один Вальтер Окклив, – африканская земля принимала товарищей Генри десятками, а он был жив и не ранен. В том, что его рота одной из первых заняла бурские траншеи на правом, южном берегу Тугелы, тоже была видна добрая рука провидения. Артиллерия вынудила буров отойти за реку, и солдаты Гловера вошли в окопы без единого выстрела. В донесении было указано, что капитан Генри Гловер был одним из первых, кто ворвался на позицию противника.Да, он имел основания быть настроенным превосходно, не стремиться более под нежную опеку матушки и не проклинать всуе военный колледж в Санхерсте. И все же Спионкоп и бегство с высот Звардранда не могли не напоминать о себе. Капитан Гловер панически боялся каждого нового дня. Ведь Тугелу еще предстояло форсировать, а за Тугелой были буры. Свой страх он старался подавить виски и замаскировать бравадой.Войдя в блиндаж к батальонному командиру, Генри присел на барабан и, отирая пот, снял каску. Спросил небрежно:– Как вы думаете, Джемс, скоро мы махнем на тот берег?Майор Лесли ответил не сразу. Он рассматривал позиции противника в бинокль и что-то помечал на карте. Наконец батальонный повернулся, глянул на капитана и отложил бинокль.– Похоже, буры начинают возводить форты, – сказал он и ответил на вопрос: – Едва ли они успеют закончить.– Мы двинемся раньше?– Вам так не терпится?– Кому же терпится! Сколько можно сидеть на этом берегу, не смея опрокинуть мужичье!Лесли усмехнулся:– Да что-то они не очень опрокидываются. – И скаламбурил: – Может, лучше опрокинем по стаканчику?– С удовольствием! – откликнулся Гловер.Но получить это удовольствие он не успел, и, наверное, это тоже был знак судьбы, так как вскоре, хотя пока он и не знал этого, ему предстояло явиться к начальству, а начальство уже начертало дальнейшую кривую его карьеры, и кривая эта была довольно крутой.Выпить они не успели потому, что вдруг раздались выстрелы и крики. Офицеры разом выглянули из блиндажа.Через Тугелу с английской стороны поспешно перебирался вброд какой-то здоровенный полуголый негр на коне. По нему и стреляли. Лошадь рухнула, негр успел соскочить, вода была ему чуть выше пояса. Исполинский негр. Он побежал к бурскому берегу, прыгая из стороны в сторону, и солдатам, конечно, было нелегко в него попасть.Вода ослепительно сверкала на солнце, и так же сверкала мокрая широкая спина негра.– Сержант Метьюс, пулемет! – заорал Лесли.А перебежчик уходил все дальше.Пулемет хлестнул короткой, потом длинной очередями. Всплесков от пуль не было видно: река бурлила и без них. А негр упал. Он тяжело плюхнулся в воду, и она понесла его большое темное тело.Выстрелы стихли.Вдруг негр вскочил и ринулся к берегу.– Перехитрил! – Майор выругался.Опять рванули воздух выстрелы. Но теперь за перебежчика вступились бурские артиллеристы. Меткие, черти, они вбили стрелков в окопы, не давали высунуть головы.– Ну вот, из-за какого-то кафра… – недовольно пробурчал Гловер.Негр тем временем, сделав несколько отчаянных прыжков, добрался до берега, метнулся в сторону и юркнул в кусты.Лесли хмурился: человек перешел фронт на участке его батальона, могут быть неприятности.В блиндаж просунулся ординарец командира бригады:– Разрешите, господин майор? Капитана Генри Гловера вызывает господин полковник……Он вернулся лишь через несколько часов. На лице еще бродили следы некоторой растерянности и смущения не без оттенка радости.– Поздравлять? – прищурился Лесли.– Право, не знаю, Джемс. Думаете, почему я так долго? Являлся к самому Буллеру.– Ого! Уж не в адъютанты ли к нему? У вас такой вид…– Нет, не в адъютанты. Давайте-ка все же выпьем… Я назначен начальником особого отряда по обеспечению безопасности. – Нотки довольства и гордости, как ни сдерживал их Гловер, прорвались.Майор Лесли едва не хмыкнул. Он примерно знал, что это такое, и не мог не отметить про себя, что слово «карательный» капитан заменил на «особый», а после «безопасности» опустил немаловажное дополнение – «в тылу». Значит, все-таки совестится, хоть немного.Однако, разливая виски, Лесли улыбнулся поощрительно:– Поздравляю, Генри. Желаю для всеобщего блага, чтобы работы у вас было поменьше.– Увы, работа начнется уже сегодня. Взбунтовался какой-то зулусский индун. Надо немедленно навести порядок и разобраться с этой сволочью.Он сказал «разобраться», хотя знал, что разбираться, собственно, уже не в чем. Этот индун, по имени Чака, и его сообщники арестованы, воины разоружены, только некоторые из них скрылись; оставалось, выполняя распоряжение генерала Буллера, примерно наказать бунтовщиков.Не знал Генри Гловер лишь одного: тот негр, что утром пробился через реку, был Мбулу, правая рука Чаки.Лука Мейер разрешил Петру взять десять добровольцев из отряда Терона и несколько коноводов. Генерал согласился на это неохотно: плевать ему было на Чаку, однако он понимал, что сделать это надо. Пусть идет среди чернокожих слух: англичане расправляются с зулусами – буры их спасают.Пытаться перейти фронт перед английскими позициями было бы безрассудно. Петр решил предпринять глубокий обходный маневр. Надо было торопиться; они гнали коней.Ту ферму, которая была нужна им, знал только Мбулу. Этому здоровяку пришлось худо: две пули полоснули его сегодня утром, одна перешибла руку, он еле держался в седле. Но держался. Знал: без него Чаку не спасти.Они поспели. Был глухой предрассветный час. Заброшенная английская ферма располагалась на опушке леса. Тут стояли два дома – в одном из них светился огонек – и сарай. В сарае, по словам Мбулу, держали Чаку и его друзей. Два полупотухших костра чуть высвечивали несколько палаток. У коновязи шумно вздыхали лошади. Присмотревшись, Петр заметил на фоне неба силуэт виселицы.Мбулу говорил, что охрана не очень большая. Но только палаток тут не было. Значит, прислали подкрепление.Петр торопливым шепотом отдавал распоряжения. Часовых у сарая должны были снять Антонис Мемлинг – этому не привыкать – и Каамо. Остальных он распределил на случай шумихи для обстрела домов и палаток.Мбулу сказал:– Я пойду с Каамо. – В его руке чуть отсвечивал широкий нож.От Мбулу шел жар. Петр не стал его отговаривать. Он положил руку на плечо Каамо. Плечо было напряженное, закаменевшее.– Идите, – одними губами сказал Петр.Сам он по опушке пробрался к одному из домов. В кустах привычно устраивались буры. Англичане ничего не слышали. Может, так и обойдется все потихоньку?.. Мрак редел, растворяясь в белесом тумане… Что-то скрипнуло вдруг. Дверь сарая?Распахнулась дверь дома. Молоденький капитан с заспанным лицом перешагнул порог. Следом вышли сержант и два солдата. Видно, он весьма старателен, это юный офицер, коли решил, несмотря на такой славный для сна час, присутствовать на смене часовых.Выхватив веблей, Петр прыгнул к капитану и, направив дуло в его грудь, негромко скомандовал солдатам:– Бросайте винтовки! Ну-ну, быстро. Вы окружены, капитан, сопротивление бессмысленно. Садитесь. Все садитесь.– Что… это… значит? – выдавил из себя Генри Гловер, медленно и неуклюже опускаясь на траву.– Это значит, что война, – весело усмехнулся Петр и тут же прихмурился. – Это значит, что вы на африканской земле, а не у себя дома.В молочной полумгле мелькали, как смутные тени, темные фигуры людей: пленники покидали сарай. Заржали лошади у коновязи: Каамо орудовал уже там. В одной из палаток заворочался кто-то; из-за полога высунулось усатое лицо, раскрылся рот.– Тревога!Капитан ерзнул.– Спокойно! – чуть повысил голос Петр. – Скомандуйте им: сидеть на месте, к оружию не прикасаться.– Да… но… Вы слишком многого хотите. Все же я офицер ее величества!Сейчас из палаток, из домов начнут выскакивать солдаты. Петр чуть качнул ствол револьвера:– Я не буду повторять.– Эй! – слабым голосом крикнул Гловер. – Не стрелять! Мы окружены. Из палаток не выходить.Да, он был старателен, этот юный капитан.К Петру, рослый и легкий, подбежал Каамо, шепнул:– Все готово, Питер.– Хорошо… Слушайте, буры! – закричал Петр. – Антонис Мемлинг, Якоб Вольф, Альберт Виккель, Пит Диппенбек… – Он перечислил всех своих бойцов до единого. – На коней! Остальным снять засаду через полчаса. – Потом повернулся к капитану: – Полчаса не трогаться с места – или вас прошьют пулями с трех сторон. Всего хорошего! – Совсем по-джентльменски приподняв шляпу, он неторопливо двинулся к лесу, довольный, как мальчишка.Чака, полураздетый, в кровоподтеках, бросился к нему, стиснул жарко; на глазах у него были слезы.– Ну-ну, все хорошо, Чака, все хорошо, – пробормотал Петр. – Давай на коня… Вперед, ребята, я буду в арьергарде.Зулусы сидели на английских конях по двое. Кому не хватило лошадей, бежали обочь.Вставало солнце…Оно и подвело. А впрочем, что уж там валить на солнце? Подвело-то собственное легкомыслие. У капитана на ферме была с войсками гелиографная связь: у Тугелы Петра с товарищами перехватила английская застава.Англичане раз в пять превосходили их числом и заранее заняли укрытия у переправы. Они встретили буров дружным огнем. Те сразу же отпрянули в лес.– Антонис, забирай с собой четырех человек, заходи к англичанам с фланга. А мы встретим их здесь. – Петр разгорячился, сейчас ему хотелось боя. – Мбулу, бери всех негров, двигайтесь вверх по течению, там дальше переправитесь на левый берег.Мбулу было совсем плохо. С обеих сторон его коня бежали зулусы, поддерживая товарища в седле.Чака молча лег рядом с Петром. Тот повернулся сердитый:– Это зачем? У тебя же не из чего стрелять.– Я оставайся рядом с братом. Пусть англичане приди сюда – я буду душить их руками.– Догоняй Мбулу.– Я оставайся рядом! – яростно повторил Чака, ноздри его трепетали.Англичане перебежками двинулись вперед, к лесу. Этого и надо было бурам. Их первые же выстрелы отправили на тот свет сразу несколько солдат.Но, видно, офицер, руководивший боем, был не дурак. Английские стрелки, оставшиеся за укрытиями, приметили, откуда бьет противник, и по деревьям защелкали пули. Затарахтел пулемет.Буры отстреливались хладнокровно и метко.Чака дрожал.– Каамо! – крикнул он. – Давай мне твоя винтовка.– Разве я плохо стреляю? – невозмутимо откликнулся парень, не отрывая глаз от прицела.– Ты стреляй хорошо, я лучше. Мне очень надо стреляй.Буры Антониса открыли огонь с фланга. Вдруг Чака вскочил и кинулся к Каамо. Он упал рядом с ним.– Что, очень хочется бить англичан? – спросил Каамо. – Ну возьми, постреляй.Чака молчал, только хрипел. Каамо повернулся к нему. Из пробитой у ключицы груди зулуса хлестала кровь.– Питер! Чаку… Чака… – Слов не было. Нервы у парня не выдержали: может, вспомнил, как булькала и пузырилась кровь часового сегодня у сарая под его, Каамо, ножом.Петр подполз проворно, рванул рубаху (бинты были в переметных сумах), перевязал Чаку.– Оттащи его подальше и – на коня… Ну!.. Ребята, дадим-ка еще огня по англичашкам, чтобы и высунуться не смели!..Негров Петр с товарищами догнал через несколько миль, у верхней переправы. Тугела мчалась здесь веселая и бесшабашная в лесистых крутых берегах. Переправились через нее спокойно.На левом берегу зулусы сняли Чаку с коня Каамо и понесли на руках. Лицо его посерело, толстые губы стали шершавыми, глаза мутились. Он что-то горячечно шептал, иногда дико вскрикивая. Петр велел Каамо скакать к доктору Давыдову, чтобы тот немедля выехал навстречу.– Пулей, Каамо!..Иван Николаевич оперировал Чаку на маленькой лесной поляне. Зулусы стояли вокруг плотной безмолвной стенкой. Давыдов, орудуя скальпелем, сопел и тихо, сквозь зубы ругался. Вдруг Чака спокойно и внятно позвал:– Питер?– Я здесь, брат.– A-a… Ты живой. Хорошо.– Что-нибудь нужно, Чака?Иван Николаевич рассердился:– А ну, в сторонку, Петр Никитич! Еще успеете наговориться со своим приятелем, успеете!Лучше было действительно отойти – Давыдов в работе крут. Один из зулусов на ломаном английском спросил у Петра шепотом, что сказал ему доктор.– Он сказал, все в порядке, Чака будет жить…
3
Лука Мейер, скорчившись в окопчике, попыхивал трубкой. Вокруг гремел артиллерийский шквал, генерал курил и хмурился. Все-таки прав, наверное, был тогда на кригсрааде фельдкорнет Дерксен: что-то надо было сделать с железной дорогой от океана. Теперь англичане подвезли черт знает сколько снарядов и лупят, пашут землю – из мортир, из морских, из осадных орудий. Уже пришлось покинуть две линии траншей на левом, северном берегу Тугелы, позиции буров висят на волоске, перерубить который – пустяк. Это ясно каждому. Недаром уже второй день возятся на том берегу английские понтонеры. Чуют: вот-вот настанет их час.– Генерал!.. Генерал Мейер!Он оглянулся – ему кричал из-за камня шагах в двадцати какой-то йонг Йонг – юноша, парень.
.– Мы отходим, генерал. Коммандант приказал передать…Мейер отвернулся, потом заорал зло:– Ничего я не слышу! Ты что, поближе подойти не можешь? Думаешь, все англичане в тебя целятся?Молодой бур подбежал, остановился рядом с окопчиком, решительный и бледный. На щеках и подбородке у него еле пробивался нежный легкий пушок.– Да ложись ты, не торчи столбом, вояка! Тоже выискался храбрец…Очень уж неважное настроение было у Луки Мейера.Юноша лег рядом и, срываясь на крик, доложил, что в коммандо у Вилье большие потери. Коммандант решил отойти на четвертую, последнюю линию. Но оттуда река почти не простреливается, а понтонеры…– Ладно, – перебил его Мейер, – понятно. Передай Вилье: пусть держится, я скоро буду у вас.Он выскочил из окопчика и побежал вниз, к лошадям. Надо было послать записку Луису Бота: может быть, в резерве еще осталось кое-что. Бота ждет сегодня президента и, видно, совсем забыл о насущных делах.Подбегая к лощине, где он оставил лошадей, Мейер громко позвал ординарца:– Йоганн! Ответа не было.Выскочив из кустарника, он увидел, что негр-коновод склонился над ординарцем. Рядом чернела воронка от снаряда. Йоганн смотрел в небо пустыми глазами.Мейер нервно огляделся. Невдалеке скакали двое. Генерал пронзительно свистнул и замахал руками. Конники приблизились. Это были Петр и Каамо.– Где ваши ребята, Кофальоф? – Мейер спрашивал об отряде Терона.– За этим леском. Командир уехал к генералу Бота.– Всех на коней, скачите к комманданту Вилье. Он еле держится. Осмотрись там – если отходить, по-моему, надо левее, чтобы все время держать реку на прицеле. Ясно?.. А ты, – генерал повернулся к Каамо, – поедешь к Луису Бота. Сейчас я напишу записку…Каамо был горд этим поручением. И белому-то доверят такое не всякому. Генеральское донесение – это надо понимать!Он вообще считал, что жизнь его устроилась совсем неплохо. Можно быть вполне довольным такой жизнью. Она у него особая – не как у других негров. Другие негры и на войне остаются подневольными работниками, слугами, рабами. Они ухаживают за хозяевами и за скотом, готовят топливо для костров и таскают воду, они ютятся в обозе и во время переходов плетутся за фургонами, впрягаясь при нужде рядом с волами. А Каамо воюет.Конечно, все это сделал Питер. Это он купил для Каамо коней и винтовку, он держался с ним как с равным, он всегда брал его в бой. И другие, глядя на Питера, уже не могли относиться к Каамо как к простому коноводу. А когда выручали Чаку и Каамо бесшумно и быстро прикончил часового, он слышал о себе даже похвальные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36