Мину он обезвредит, но это будет его последнее задание. Потому что он наотрез откажется работать на этих… из службы безопасности. Как ты думаешь, я права? Ведь это… это просто нечестно, что его использовали в качестве пушечного мяса!
– Все правильно, Катя, – сказал я, откидываясь на спинку стула, – но что, если в результате выхода твоего Артема из игры террористы будут диктовать людям свои условия? Представь, что в городе будут греметь взрывы, от которых будут гибнуть люди, много людей – ведь теперь некому будет обезвреживать бомбы…
– Спецслужбы могут использовать специальных роботов, – возразила Катерина, – их-то не запугать ничем. Кстати, так и надо было поступить с самого начала!
– Роботы – это мысль, – согласился я. – А если из этого, по каким-либо причинам, ничего не выйдет? Ну, скажем, стоимость такого робота будет равна стоимости атомной подводной лодки… или еще что-нибудь…
– Ну да, – с сарказмом сказала Катя, – робот – значит, невыгодно, потому что дорого, а человек – это дешевле, по-твоему?.. Прямо как в той шутке: «Если человек у нас дороже всего, то почему за багаж нужно платить больше, чем за пассажирский билет?»…
– Пойми, глупышонок, – сказал я, – ведь кто-то должен спасать других людей, рискуя собой. И я говорю так вовсе не потому, что я сам полицейский и сочувствую тем спецслужбовцам, которые задействовали Артема в качестве живого робота… Просто мне кажется, что этот молодой человек должен сам хорошенько поразмыслить и принять решение – добровольное, заметь, решение – продолжать ли ему оказывать помощь людям или обижаться на них за то, что использовали его без его ведома? В конце концов, стоит ли жить, если не за что умереть? Кто это сказал, не помнишь, будущий филолог? Гете или Гейне?
– Да ну тебя, дядя Рик! – воскликнула Катерина. – Все равно я с тобой не согласна. Они-то использовали Артема еще и потому, что считали: он и так инвалид, к тому же одинокий, и если погибнет, то особого урона от его смерти общество не понесет. Он, мол, и так был ни к чему не пригоден!.. Вот в чем все дело – в заведомой непригодности Артема для чего-то иного, кроме как для того, чтобы быть игрушкой в чужих руках!..
Она раскраснелась от переполнявшего ее праведного гнева. Я не стал больше с ней спорить. В молодости мы все – максималисты, и, помнится, я сам считал, что быть игрушкой в чужих руках – даже ради добра – отвратительно и унижает человека. Собственно говоря, ты же до сих пор сохранил это убеждение, Рик, так что не будь лицемером и не спорь с самим собой в лице Катерины…
Мы еще поболтали о том, о сем, а потом спохватились, что на улице уже темно. Поскольку Интервиль давно уже перестал представлять собой «город ангелов во плоти», как его некогда именовали в рекламных проспектах туристические фирмы, и превратился в обыкновенную современную клоаку, с присущими ей пороками и преступностью, то я решил отвезти Катерину домой на машине.
По дороге Катерина вдруг спросила меня:
– Дядя Рик, а правда, что в городе завелся какой-то маньяк?
Я невольно покосился на нее. Она сидела, держась неестественно прямо и любовалась залитой светом реклам панорамой улиц. Меня коль-нула страшная мысль, и я спросил:
– А тебе кто-то уже угрожал?
– Нет, – сказала она, – все в порядке. Просто в Университете ходят всякие слухи, а у одной девчонки с соседнего потока две недели назад бесследно пропал отец… Вот я и подумала…
– Девочка моя, – стараясь говорить как можно спокойнее, сказал я, – не придавай значения разным глупым сплетням. Маньяков и преступников у нас действительно хватает, но что касается исчезновения людей, то думаю, что все объясняется намного проще, чем это спешит объяснить людская молва. Я даже готов допустить, что кое-кому – на руку распространение подобных слухов, чтобы потом под прикрытием мифического Демиурга творить свои грязные делишки. Ничего, Катя, рано или поздно, переловим мы всю эту нечисть и…
– Дядя Рик, – тихо сказала Катерина, – ты сам-то себе веришь?
Я даже вздрогнул – настолько знакомыми мне показались интонации, прозвучавшие в голосе моей приемной дочери. В голову сразу полезла всякая чушь. Вроде той, что так называемый Демиург вполне может быть порождением Сети-2, и если это так, то становится понятным, каким образом ему удается оставаться невидимкой. Просто тот оператор, который «создал» маньяка, использует в этом качестве «игрушек», а потом вышибает из них память о своих поступках. И, в свете этой версии, вполне возможно, что, например, никакой не Демиург звонил мне из моей собственной квартиры, а Катерина, которая в тот момент являлась марионеткой. Кстати, только так можно объяснить, откуда Демиургу известен код моего служебного канала связи: достаточно было сделать «игрушкой» любого, кому этот код известен – например, того же Штальберга… Или дежурного по Управлению.
Но если все было так, как я предполагал, то соотношение сил в борьбе с этим распоясавшимся мерзавцем складывалось явно не в мою пользу. Получалось, что он способен в любой момент нанести решающий удар руками близких мне людей, а я – беззащитен. Как цыпленок, над которым занесен нож мясника… Но, если это так, то отныне мне не следует доверять кому бы то ни было, а видеть в каждом, с кем я имею дело, прежде всего слепого исполнителя преступной воли. М-да, веселенькая перспектива!.. Так и до мании преследования недалеко. А хуже всего то, что постоянная настороженность способна изменить твое представление о допустимости тех или иных поступков. Скажем, как ты будешь действовать, дядя Рик, если сейчас Катерина полезет в сумочку и достанет оттуда острый ножичек, которым замахнется на тебя с явным намерением убить? Не прибегнешь ли ты к самому простому и естественному для человека, под мышкой которого покоится скорострельный пистолет, способу спасения своей шкуры? Не одержит ли верх в твоей душе инстинктивный страх над сознанием того, что эта девушка – единственное существо, которое ты еще любишь? Все произойдет за доли секунды, а потом тебе останется только клясть себя за отработанную до автоматизма реакцию и кусать локти, и по-садистски мечтать о том, чту ты сделаешь с повелителем марионеток, когда доберешься до него…
И тут я краем глаза заметил, что Катерина действительно открывает сумочку и запускает туда руку. Волосы на моей голове встали дыбом. Я крутнул резко штурвал влево, одновременно ударив ногой по педали тормоза. Машину занесло, развернуло и чудом не ударило бортом о столб. Если бы не привязные ремни, Катерину наверняка бы ударило головой о бронестекло. Содержимое сумочки вывалилось на колени девушки, и я с облегчением увидел, что ничего огнестрельного, режущего или колющего среди стандартного набора женских мелочей нет.
– Ты что, дядя Рик? – спросила Катерина, уставившись на меня широко открытыми глазами. По-моему, она больше удивилась, чем испугалась.
Меня прошиб запоздалый холодный пот, и прошло минуты две, прежде чем руки перестали предательски дрожать.
– Так, ничего, – сипло ответил я, преодолевая комок в горле. – Показалось, что кто-то побежал через дорогу у нас под носом.
Она с тревогой пощупала мой лоб.
– Переутомился ты, дядя Рик, – сказала она с такой заботой в голосе, что мне захотелось взвыть от отчаяния. – И не удивительно: с утра до вечера на ногах, ловишь всяких подонков и негодяев… Отдохнул бы ты пару недель, а?
– Да я бы с удовольствием, – сказал я, запуская заглохшую от резкой остановки турбину. – Только кто ж меня отпустит?
– Ой, да пошли ты их всех подальше! – посоветовала с девичьей непосредственностью Катерина. – Ты, главное, сам себя отпусти – ведь каждый человек имеет право на отдых.
– Мечтать не вредно, – вздохнул я.
К счастью, остаток пути у нас прошел без каких-либо приключений.
Глава 4
Когда я вернулся домой, на часах было уже около двенадцати ночи.
На этот раз я был трезв и поэтому решил поставить машину на подземную стоянку, находившуюся в подвале дома.
Помещение стоянки представляло собой обширный зал, разделенный на отдельные боксы бетонными опорами, между которых стояли машины. Когда-то освещение здесь было достаточно ярким, но перегоревшие лампы давно не меняли, и поэтому углы подвала скрывались в тени.
Мои шаги гулко отдавались по бетону. Голова у меня гудела – видимо, вследствие усталости и тех неприятных сюрпризов, которые сегодня сыпались на меня горохом, – и я предвкушал, как сейчас поднимусь к себе, приму душ, а потом с банкой пива расположусь перед экраном стереовизора и буду следить за перипетиями сюжета интер-сериала до тех пор, пока глаза не слипнутся от сна.
Уцелевшие лампы светили мне в спину, и тень моя удлинялась передо мной с каждым шагом. Вдруг я заметил, что она приобретает какие-то необычные очертания и остановился. Вскоре до меня дошло, что на мою тень накладывается еще чья-то, чужая, и горло мое пересохло, потому что это могло означать только одно: сзади кто-то стоит. Однако, ни шороха, ни звука за своей спиной я не слышал.
Я выхватил из кобуры пистолет и прыгнул в сторону, переворачиваясь в прыжке так, чтобы еще в полете можно было выстрелить по тому, кто стоял сзади меня.
Но сзади никого не оказалось. Только где-то за соседними машинами отчетливо звякнул металл.
Я ужом скользнул в промежуток между машинами и прижался к холодной поверхности дверного люка, прислушиваясь к шорохам. Сердце учащенно билось, по вискам ползли противные струйки пота. Я осторожно выглянул в центральный проход, и мне показалось, что в ту же секунду за крайний автомобиль мелькнуло что-то темное. Я нажал на курок, и пуля выбила кусок бетона из стены, с дребезжанием лопнувшей струны отрикошетив в сторону.
Я прекрасно понимал, что стрелять наугад не имело никакого смысла, но все-таки выстрелил еще раз, и крайний автомобиль с шипеньем выпустил воздух из пробитой шины. Скорее всего, неосознанно я пытался дать понять тому, кто меня преследовал, что меня не возьмешь голыми руками.
Надо было что-то делать, а не сидеть в укрытии, ожидая, пока противник доберется до меня. Поэтому я выбрался в крайний проход и двинулся на четвереньках к выходу, то и дело замирая в готовности пустить в ход оружие.
Внезапно что-то щелкнуло, лампы на потолке мигнули и погасли. Стоянка погрузилась в кромешную тьму. Тот, кто охотился за мной, видимо, имел инфракрасные очки, и теперь получил то же преимущество надо мной, которое имеет зрячий над слепым.
Я представил, как я буду метаться в темноте, а маньяк будет насмешливо наблюдать за мной, а потом, когда ему надоест забавляться со мной, как кошке с мышкой, укокошит меня способом, не оставляющим следов, отвезет в багажнике машины до озера и утопит там с камнем на шее… Страх от этих мыслей куда-то пропал, а появилась почти спортивная злость. Рано радуешься, придурок, думал я, продвигаясь наощупь в темноте. Я все-таки кое-чему научился в этой жизни, и ты напрасно считаешь, что тебе без труда удастся расправиться со мной… В кармане я нащупал зажигалку и зажал ее в свободной руке.
В темноте терялись все представления о пространстве и о своем местонахождении в нем. Наверное, такие же ощущения возникают у пилота самолета, летящего в облаках, когда по каким-то причинам отказывают все приборы. Несколько секунд спустя я не мог бы с уверенностью сказать, где находился и далеко ли до меня стены, продвигаюсь ли я вперед или топчусь по кругу…
Уверенным можно было быть в одном: кто бы ни был субъект, подкарауливший меня в этом бетонном склепе, он не будет тянуть резину. Если, конечно, у него есть хоть капля сообразительности. Зрение быстро адаптируется даже к самой непроглядной тьме, поэтому до Демиурга – или тому, кто выдавал себя за него, – должно было дойти, что вскоре я буду не таким уж и слепым…
Везет же мне на схватки в подвалах, подумал я, вспомнив ту переделку, в которую угодил много лет назад в подвале аптеки.
Я оказался прав.
Колено мое с размаха ударилось о какой-то угловатый выступ – по-моему, это был бампер машины – и тут же слева от меня раздался подозрительный шорох. Пришлось на время забыть про ушибленную ногу.
Я резко присел и, выбросив руку в том направлении, откуда донесся звук, щелкнул зажигалкой. Язычок пламени выхватил из мрака кусок пространства, и я увидел только чью-то руку, которая сжимала какой-то странный предмет, похожий на пистолет, но с эллипсоидным утолщением посреди ствола. Лицо незнакомца оставалось во мраке. В тот же миг над моей головой словно пронесся сильный порыв ветра, который задул огонек зажигалки. Я выстрелил наугад во тьму, но, видимо, промахнулся, потому что звука падения тела на бетонный пол не последовало.
Выстрелить второй раз противник мне не дал. По моей руке что-то с силой ударило, пистолет вылетел и с грохотом брякнулся на пол. Чтобы не быть в роли пассивного наблюдателя того, как меня будут убивать, я нанес ответный удар ногой в темноту и попал. Однако мой невидимый соперник не издал ни звука, словно я сражался с роботом, не испытывающим ни боли, ни иных человеческих чувств.
Меня ударили в солнечное сплетение с такой силой, что дыхание мое остановилось, и я скрючился в три погибели, пытаясь как можно быстрее прийти в себя. Холодные руки обвили мою шею сверху удушающим захватом, перед глазами поплыли разноцветные пятна, и я понял, что еще немного – и от меня останется только бездыханная оболочка. Вместо того, чтобы безуспешно пытаться ослабить железную хватку противника, я подался вперед, нащупал перед собой его ноги, вцепился в них обеими руками и попытался сбить с ног «невидимку» толчком плеча. Незнакомец, однако, устоял и еще сильнее сдавил мою сонную артерию. Однако, пытаясь сохранить равновесие, он навалился на меня всем своим телом, и мне ничего не оставалось, кроме как использовать эту силу инерции в соответствии с законами физики. Уже почти теряя сознание, я ухитрился просунуть голову между ног нападавшего, а затем, помогая себе руками, резко распрямился, совершая рывок, как штангист, поднимающий рекордный вес – впрочем, вес моего противника действительно был немалым.
Захват на моей шее ослаб, и тело нападвшего, скатившись по моей спине, с грохотом рухнуло на пол. В других условиях я бы не дал ему подняться на ноги, но когда тебя долго душат, а потом ты выкладываешься весь ради одного-единственного движения, то не скоро удается восстановить силы. Я уцепился рукой за невидимую в темноте машину, жадно хватая ртом воздух, и в это время позади меня хлопнула дверь. Только теперь я припомнил, что на случай пожара на стоянке имелся запасной выход на поверхность.
Придя в себя, я, выставив руки перед собой, нашел в стене стальную дверь и потянул ее на себя. Глаза мои резанул показавшийся ослепительно-ярким свет, а далеко наверху отчетливо слышался топот ног бегущего по ступеням лестницы человека. Можно было бы, конечно, попробовать догнать его, но дыхание мое еще не восстановилось до конца.
Поэтому я вернулся на стоянку, поблуждав во мраке с зажженной зажигалкой, обнаружил рубильник на стенном щите и включил в подвале свет. Потом прошел на место нашей схватки и принялся исследовать пол. Пистолет свой я обнаружил сразу. Немного погодя я нашел и тот предмет, которым был вооружен мой противник. Теперь, при свете, я смог изучить его. Мне хватило и одного взгляда, чтобы понять, каким образом преступнику удавалось отправлять людей на тот свет, не оставляя от них ни следа. Для этого вовсе не требовалось ни топить их тела с грузом на шее на дне Озера, ни закапывать под покровом ночи в городском парке, ни растворять останки несчастных в серной кислоте. Это раньше маньяки выходили на охоту за людьми, вооружившись топорами, опасными бритвами, удавками из гитарных струн и прочими примитивными средствами умерщвления. Теперь научно-техническая революция предоставила в их распоряжение куда более эффективные и совершенные средства, чтобы пачками и незаметно убивать людей в условиях мегаполиса.
Все еще держа странный пистолет в руках, я бросил взгляд на стену подвала и только теперь понял, что за ветер прошелестел над моей головой в тот момент, когда я осветил своего противника огоньком зажигалки. В стене, на уровне человеческого роста, виднелось почти идеальное круглое отверстие, диаметр которого составлял не менее полметра, и края его не были оплавлены, как это бывает при попадании лазерного луча, а на полу под ним не было ни осколков бетона, ни крошек, ни пыли. Словно стена была сделана из бумаги, и этот круг аккуратно вырезали из нее ножницами, чтобы потом выбросить в мусорную корзинку…
Пистолет-атомайзер – вот что было в арсенале у злодея по кличке Демиург. Не так давно по страницам мировой печати промелькнуло сообщение, что одна из оружейных фирм получила патент на производство бесшумного и принципиально нового оружия, стреляющего не пулями и не лазерными лучами, а пучком античастиц, нарушающих связи между атомами в молекулах вещества, из которого состоит цель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Все правильно, Катя, – сказал я, откидываясь на спинку стула, – но что, если в результате выхода твоего Артема из игры террористы будут диктовать людям свои условия? Представь, что в городе будут греметь взрывы, от которых будут гибнуть люди, много людей – ведь теперь некому будет обезвреживать бомбы…
– Спецслужбы могут использовать специальных роботов, – возразила Катерина, – их-то не запугать ничем. Кстати, так и надо было поступить с самого начала!
– Роботы – это мысль, – согласился я. – А если из этого, по каким-либо причинам, ничего не выйдет? Ну, скажем, стоимость такого робота будет равна стоимости атомной подводной лодки… или еще что-нибудь…
– Ну да, – с сарказмом сказала Катя, – робот – значит, невыгодно, потому что дорого, а человек – это дешевле, по-твоему?.. Прямо как в той шутке: «Если человек у нас дороже всего, то почему за багаж нужно платить больше, чем за пассажирский билет?»…
– Пойми, глупышонок, – сказал я, – ведь кто-то должен спасать других людей, рискуя собой. И я говорю так вовсе не потому, что я сам полицейский и сочувствую тем спецслужбовцам, которые задействовали Артема в качестве живого робота… Просто мне кажется, что этот молодой человек должен сам хорошенько поразмыслить и принять решение – добровольное, заметь, решение – продолжать ли ему оказывать помощь людям или обижаться на них за то, что использовали его без его ведома? В конце концов, стоит ли жить, если не за что умереть? Кто это сказал, не помнишь, будущий филолог? Гете или Гейне?
– Да ну тебя, дядя Рик! – воскликнула Катерина. – Все равно я с тобой не согласна. Они-то использовали Артема еще и потому, что считали: он и так инвалид, к тому же одинокий, и если погибнет, то особого урона от его смерти общество не понесет. Он, мол, и так был ни к чему не пригоден!.. Вот в чем все дело – в заведомой непригодности Артема для чего-то иного, кроме как для того, чтобы быть игрушкой в чужих руках!..
Она раскраснелась от переполнявшего ее праведного гнева. Я не стал больше с ней спорить. В молодости мы все – максималисты, и, помнится, я сам считал, что быть игрушкой в чужих руках – даже ради добра – отвратительно и унижает человека. Собственно говоря, ты же до сих пор сохранил это убеждение, Рик, так что не будь лицемером и не спорь с самим собой в лице Катерины…
Мы еще поболтали о том, о сем, а потом спохватились, что на улице уже темно. Поскольку Интервиль давно уже перестал представлять собой «город ангелов во плоти», как его некогда именовали в рекламных проспектах туристические фирмы, и превратился в обыкновенную современную клоаку, с присущими ей пороками и преступностью, то я решил отвезти Катерину домой на машине.
По дороге Катерина вдруг спросила меня:
– Дядя Рик, а правда, что в городе завелся какой-то маньяк?
Я невольно покосился на нее. Она сидела, держась неестественно прямо и любовалась залитой светом реклам панорамой улиц. Меня коль-нула страшная мысль, и я спросил:
– А тебе кто-то уже угрожал?
– Нет, – сказала она, – все в порядке. Просто в Университете ходят всякие слухи, а у одной девчонки с соседнего потока две недели назад бесследно пропал отец… Вот я и подумала…
– Девочка моя, – стараясь говорить как можно спокойнее, сказал я, – не придавай значения разным глупым сплетням. Маньяков и преступников у нас действительно хватает, но что касается исчезновения людей, то думаю, что все объясняется намного проще, чем это спешит объяснить людская молва. Я даже готов допустить, что кое-кому – на руку распространение подобных слухов, чтобы потом под прикрытием мифического Демиурга творить свои грязные делишки. Ничего, Катя, рано или поздно, переловим мы всю эту нечисть и…
– Дядя Рик, – тихо сказала Катерина, – ты сам-то себе веришь?
Я даже вздрогнул – настолько знакомыми мне показались интонации, прозвучавшие в голосе моей приемной дочери. В голову сразу полезла всякая чушь. Вроде той, что так называемый Демиург вполне может быть порождением Сети-2, и если это так, то становится понятным, каким образом ему удается оставаться невидимкой. Просто тот оператор, который «создал» маньяка, использует в этом качестве «игрушек», а потом вышибает из них память о своих поступках. И, в свете этой версии, вполне возможно, что, например, никакой не Демиург звонил мне из моей собственной квартиры, а Катерина, которая в тот момент являлась марионеткой. Кстати, только так можно объяснить, откуда Демиургу известен код моего служебного канала связи: достаточно было сделать «игрушкой» любого, кому этот код известен – например, того же Штальберга… Или дежурного по Управлению.
Но если все было так, как я предполагал, то соотношение сил в борьбе с этим распоясавшимся мерзавцем складывалось явно не в мою пользу. Получалось, что он способен в любой момент нанести решающий удар руками близких мне людей, а я – беззащитен. Как цыпленок, над которым занесен нож мясника… Но, если это так, то отныне мне не следует доверять кому бы то ни было, а видеть в каждом, с кем я имею дело, прежде всего слепого исполнителя преступной воли. М-да, веселенькая перспектива!.. Так и до мании преследования недалеко. А хуже всего то, что постоянная настороженность способна изменить твое представление о допустимости тех или иных поступков. Скажем, как ты будешь действовать, дядя Рик, если сейчас Катерина полезет в сумочку и достанет оттуда острый ножичек, которым замахнется на тебя с явным намерением убить? Не прибегнешь ли ты к самому простому и естественному для человека, под мышкой которого покоится скорострельный пистолет, способу спасения своей шкуры? Не одержит ли верх в твоей душе инстинктивный страх над сознанием того, что эта девушка – единственное существо, которое ты еще любишь? Все произойдет за доли секунды, а потом тебе останется только клясть себя за отработанную до автоматизма реакцию и кусать локти, и по-садистски мечтать о том, чту ты сделаешь с повелителем марионеток, когда доберешься до него…
И тут я краем глаза заметил, что Катерина действительно открывает сумочку и запускает туда руку. Волосы на моей голове встали дыбом. Я крутнул резко штурвал влево, одновременно ударив ногой по педали тормоза. Машину занесло, развернуло и чудом не ударило бортом о столб. Если бы не привязные ремни, Катерину наверняка бы ударило головой о бронестекло. Содержимое сумочки вывалилось на колени девушки, и я с облегчением увидел, что ничего огнестрельного, режущего или колющего среди стандартного набора женских мелочей нет.
– Ты что, дядя Рик? – спросила Катерина, уставившись на меня широко открытыми глазами. По-моему, она больше удивилась, чем испугалась.
Меня прошиб запоздалый холодный пот, и прошло минуты две, прежде чем руки перестали предательски дрожать.
– Так, ничего, – сипло ответил я, преодолевая комок в горле. – Показалось, что кто-то побежал через дорогу у нас под носом.
Она с тревогой пощупала мой лоб.
– Переутомился ты, дядя Рик, – сказала она с такой заботой в голосе, что мне захотелось взвыть от отчаяния. – И не удивительно: с утра до вечера на ногах, ловишь всяких подонков и негодяев… Отдохнул бы ты пару недель, а?
– Да я бы с удовольствием, – сказал я, запуская заглохшую от резкой остановки турбину. – Только кто ж меня отпустит?
– Ой, да пошли ты их всех подальше! – посоветовала с девичьей непосредственностью Катерина. – Ты, главное, сам себя отпусти – ведь каждый человек имеет право на отдых.
– Мечтать не вредно, – вздохнул я.
К счастью, остаток пути у нас прошел без каких-либо приключений.
Глава 4
Когда я вернулся домой, на часах было уже около двенадцати ночи.
На этот раз я был трезв и поэтому решил поставить машину на подземную стоянку, находившуюся в подвале дома.
Помещение стоянки представляло собой обширный зал, разделенный на отдельные боксы бетонными опорами, между которых стояли машины. Когда-то освещение здесь было достаточно ярким, но перегоревшие лампы давно не меняли, и поэтому углы подвала скрывались в тени.
Мои шаги гулко отдавались по бетону. Голова у меня гудела – видимо, вследствие усталости и тех неприятных сюрпризов, которые сегодня сыпались на меня горохом, – и я предвкушал, как сейчас поднимусь к себе, приму душ, а потом с банкой пива расположусь перед экраном стереовизора и буду следить за перипетиями сюжета интер-сериала до тех пор, пока глаза не слипнутся от сна.
Уцелевшие лампы светили мне в спину, и тень моя удлинялась передо мной с каждым шагом. Вдруг я заметил, что она приобретает какие-то необычные очертания и остановился. Вскоре до меня дошло, что на мою тень накладывается еще чья-то, чужая, и горло мое пересохло, потому что это могло означать только одно: сзади кто-то стоит. Однако, ни шороха, ни звука за своей спиной я не слышал.
Я выхватил из кобуры пистолет и прыгнул в сторону, переворачиваясь в прыжке так, чтобы еще в полете можно было выстрелить по тому, кто стоял сзади меня.
Но сзади никого не оказалось. Только где-то за соседними машинами отчетливо звякнул металл.
Я ужом скользнул в промежуток между машинами и прижался к холодной поверхности дверного люка, прислушиваясь к шорохам. Сердце учащенно билось, по вискам ползли противные струйки пота. Я осторожно выглянул в центральный проход, и мне показалось, что в ту же секунду за крайний автомобиль мелькнуло что-то темное. Я нажал на курок, и пуля выбила кусок бетона из стены, с дребезжанием лопнувшей струны отрикошетив в сторону.
Я прекрасно понимал, что стрелять наугад не имело никакого смысла, но все-таки выстрелил еще раз, и крайний автомобиль с шипеньем выпустил воздух из пробитой шины. Скорее всего, неосознанно я пытался дать понять тому, кто меня преследовал, что меня не возьмешь голыми руками.
Надо было что-то делать, а не сидеть в укрытии, ожидая, пока противник доберется до меня. Поэтому я выбрался в крайний проход и двинулся на четвереньках к выходу, то и дело замирая в готовности пустить в ход оружие.
Внезапно что-то щелкнуло, лампы на потолке мигнули и погасли. Стоянка погрузилась в кромешную тьму. Тот, кто охотился за мной, видимо, имел инфракрасные очки, и теперь получил то же преимущество надо мной, которое имеет зрячий над слепым.
Я представил, как я буду метаться в темноте, а маньяк будет насмешливо наблюдать за мной, а потом, когда ему надоест забавляться со мной, как кошке с мышкой, укокошит меня способом, не оставляющим следов, отвезет в багажнике машины до озера и утопит там с камнем на шее… Страх от этих мыслей куда-то пропал, а появилась почти спортивная злость. Рано радуешься, придурок, думал я, продвигаясь наощупь в темноте. Я все-таки кое-чему научился в этой жизни, и ты напрасно считаешь, что тебе без труда удастся расправиться со мной… В кармане я нащупал зажигалку и зажал ее в свободной руке.
В темноте терялись все представления о пространстве и о своем местонахождении в нем. Наверное, такие же ощущения возникают у пилота самолета, летящего в облаках, когда по каким-то причинам отказывают все приборы. Несколько секунд спустя я не мог бы с уверенностью сказать, где находился и далеко ли до меня стены, продвигаюсь ли я вперед или топчусь по кругу…
Уверенным можно было быть в одном: кто бы ни был субъект, подкарауливший меня в этом бетонном склепе, он не будет тянуть резину. Если, конечно, у него есть хоть капля сообразительности. Зрение быстро адаптируется даже к самой непроглядной тьме, поэтому до Демиурга – или тому, кто выдавал себя за него, – должно было дойти, что вскоре я буду не таким уж и слепым…
Везет же мне на схватки в подвалах, подумал я, вспомнив ту переделку, в которую угодил много лет назад в подвале аптеки.
Я оказался прав.
Колено мое с размаха ударилось о какой-то угловатый выступ – по-моему, это был бампер машины – и тут же слева от меня раздался подозрительный шорох. Пришлось на время забыть про ушибленную ногу.
Я резко присел и, выбросив руку в том направлении, откуда донесся звук, щелкнул зажигалкой. Язычок пламени выхватил из мрака кусок пространства, и я увидел только чью-то руку, которая сжимала какой-то странный предмет, похожий на пистолет, но с эллипсоидным утолщением посреди ствола. Лицо незнакомца оставалось во мраке. В тот же миг над моей головой словно пронесся сильный порыв ветра, который задул огонек зажигалки. Я выстрелил наугад во тьму, но, видимо, промахнулся, потому что звука падения тела на бетонный пол не последовало.
Выстрелить второй раз противник мне не дал. По моей руке что-то с силой ударило, пистолет вылетел и с грохотом брякнулся на пол. Чтобы не быть в роли пассивного наблюдателя того, как меня будут убивать, я нанес ответный удар ногой в темноту и попал. Однако мой невидимый соперник не издал ни звука, словно я сражался с роботом, не испытывающим ни боли, ни иных человеческих чувств.
Меня ударили в солнечное сплетение с такой силой, что дыхание мое остановилось, и я скрючился в три погибели, пытаясь как можно быстрее прийти в себя. Холодные руки обвили мою шею сверху удушающим захватом, перед глазами поплыли разноцветные пятна, и я понял, что еще немного – и от меня останется только бездыханная оболочка. Вместо того, чтобы безуспешно пытаться ослабить железную хватку противника, я подался вперед, нащупал перед собой его ноги, вцепился в них обеими руками и попытался сбить с ног «невидимку» толчком плеча. Незнакомец, однако, устоял и еще сильнее сдавил мою сонную артерию. Однако, пытаясь сохранить равновесие, он навалился на меня всем своим телом, и мне ничего не оставалось, кроме как использовать эту силу инерции в соответствии с законами физики. Уже почти теряя сознание, я ухитрился просунуть голову между ног нападавшего, а затем, помогая себе руками, резко распрямился, совершая рывок, как штангист, поднимающий рекордный вес – впрочем, вес моего противника действительно был немалым.
Захват на моей шее ослаб, и тело нападвшего, скатившись по моей спине, с грохотом рухнуло на пол. В других условиях я бы не дал ему подняться на ноги, но когда тебя долго душат, а потом ты выкладываешься весь ради одного-единственного движения, то не скоро удается восстановить силы. Я уцепился рукой за невидимую в темноте машину, жадно хватая ртом воздух, и в это время позади меня хлопнула дверь. Только теперь я припомнил, что на случай пожара на стоянке имелся запасной выход на поверхность.
Придя в себя, я, выставив руки перед собой, нашел в стене стальную дверь и потянул ее на себя. Глаза мои резанул показавшийся ослепительно-ярким свет, а далеко наверху отчетливо слышался топот ног бегущего по ступеням лестницы человека. Можно было бы, конечно, попробовать догнать его, но дыхание мое еще не восстановилось до конца.
Поэтому я вернулся на стоянку, поблуждав во мраке с зажженной зажигалкой, обнаружил рубильник на стенном щите и включил в подвале свет. Потом прошел на место нашей схватки и принялся исследовать пол. Пистолет свой я обнаружил сразу. Немного погодя я нашел и тот предмет, которым был вооружен мой противник. Теперь, при свете, я смог изучить его. Мне хватило и одного взгляда, чтобы понять, каким образом преступнику удавалось отправлять людей на тот свет, не оставляя от них ни следа. Для этого вовсе не требовалось ни топить их тела с грузом на шее на дне Озера, ни закапывать под покровом ночи в городском парке, ни растворять останки несчастных в серной кислоте. Это раньше маньяки выходили на охоту за людьми, вооружившись топорами, опасными бритвами, удавками из гитарных струн и прочими примитивными средствами умерщвления. Теперь научно-техническая революция предоставила в их распоряжение куда более эффективные и совершенные средства, чтобы пачками и незаметно убивать людей в условиях мегаполиса.
Все еще держа странный пистолет в руках, я бросил взгляд на стену подвала и только теперь понял, что за ветер прошелестел над моей головой в тот момент, когда я осветил своего противника огоньком зажигалки. В стене, на уровне человеческого роста, виднелось почти идеальное круглое отверстие, диаметр которого составлял не менее полметра, и края его не были оплавлены, как это бывает при попадании лазерного луча, а на полу под ним не было ни осколков бетона, ни крошек, ни пыли. Словно стена была сделана из бумаги, и этот круг аккуратно вырезали из нее ножницами, чтобы потом выбросить в мусорную корзинку…
Пистолет-атомайзер – вот что было в арсенале у злодея по кличке Демиург. Не так давно по страницам мировой печати промелькнуло сообщение, что одна из оружейных фирм получила патент на производство бесшумного и принципиально нового оружия, стреляющего не пулями и не лазерными лучами, а пучком античастиц, нарушающих связи между атомами в молекулах вещества, из которого состоит цель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55