Как вот этих, – я качнул головой в направлении экранов.
Сасова внезапно выпрыгнула из кресла с быстротой молнии, и не успел я пошевельнуться, как был прижат ее гибким, жарким телом к спинке кресла, и длинная тонкая спица, зажатая в ее кулаке, прикоснулась к ресницам моего левого глаза.
– Не стоит так говорить, Маврикий Павлович, – злобно прошипела Сасова. – Или хотите остаться без глаза?.. Что ж вы меня за падаль какую-то принимаете, а? Потому, что занимаюсь непотребными делами, что ли? По-вашему, во мне уже ничего человеческого не осталось, думаете, не жалко мне тех дурех, которые трудятся на меня? Да ведь я реву по ночам, как корова, как подумаю о них, да свою жизнь вспомню!.. А девочка эта теперь для меня – все равно, что сестренка младшая, и гадиной я буду, если когда-нибудь посмею дать ее в обиду!
Судя по бешеному выражению ее лица, она действительно верила в то, что говорила.
– Ладно, извини, – пробормотал я, – ну что ты взбеленилась? Да верю я тебе, верю, только удивительно мне как-то стало…
Пальмира отпустила меня и вернулась в свое кресло, подобрав с пола рассыпавшиеся спицы и вязание. Только теперь я рассмотрел, что же она такое вязала. Это был девчачий свитер, с узорной отделкой на груди.
– Для нее вот решила связать, – смущенно сказала Сасова, словно прочитав в моем взгляде немой вопрос. – В магазинах, конечно, можно купить все, что хочешь, но когда вещь своими руками сделана, она всегда теплее становится…
Вот и еще один факт в пользу моих предположений, подумал я. Пахнет Воздействием в этой истории весьма отчетливо, а иначе как объяснить, что в этой женщине пробудились материнские чувства?.. Нет, господа, можете сколько угодно твердить мне на разные голоса, что я страдаю манией преследования, что я сражаюсь с ветряными мельницами и несуществующими драконами, но я-то знаю, что Сеть жива, и что Контроль действует, и что «корректоры» каким-то образом возрождаются из небытия…
– Скажи, Пальмира, а что ты слышала о Демиурге? – сам не зная почему, вдруг спросил я.
Она покосилась на меня.
– Многое болтают об этом типе, – неохотно буркнула она. – Тут к одной моей девочке лавочник с Семнадцатой улицы повадился, так вот он, например, рассказывал, будто под этой кликухой скрывается сам дьявол…
– С чего это он взял? – перебил ее я. – Видел его, что ли?
– Ну, вы скажете, Маврикий Павлович! Кто же дьявола может увидеть?!.. Нет, никто его никогда не видел, потому что сам он невидим, а только тень его иногда на дома падает, огромная такая – почти до второго этажа достает! Вот тень этот самый лавочник своими глазами, говорит, видел однажды ночью! Будто бы стоял Демиург возле его лавки…
– И что дальше?
– А ничего. Постоял и ушел.
– М-да, – скептически протянул я. – Просто-таки фильм ужасов… Ну, а как, по-твоему, он людей похищает? В геенну огненную забрасывает их, что ли?
Сасова пристально посмотрела на меня, и спицы в ее руках дрогнули.
– Вот вы смеетесь, Маврикий Павлович, – наставительно произнесла она, – и я понимаю, что вам по долгу вашей проклятой службы положено не верить в подобные рассказы. Но не приведи вам Бог встать на пути у этого субъекта!.. Кто знает, – философски сказала она после паузы, – может, он явился в наш город как наказание Божье за грехи наши тяжкие?
– Еще немного, и тебе можно будет менять вывеску, Пальмира, – сказал я, поднимаясь. – Вместо хозяйки притона будешь настоятельницей женского монастыря. А я, когда уволюсь на пенсию, привратником к тебе пойду. Возьмешь?
– Невозможный вы человек, Маврикий Павлович, – кокетливо сообщила Сасова.
Тем же путем, каким пришел, я покинул «дом удовольствия», только вопросов на этот раз мне никто не задавал, а «фурхель» свой я получил на выходе от неразличимого в темноте силуэта. Пистолет был в полной исправности и целости. По-моему, его даже успели почистить и смазать оружейным маслом.
Когда я уселся в машину, на панели загорелся огонек вызова на связь по служебному каналу. Однако голос, который раздался в наушниках коммуникатора, принадлежал вовсе не Штальбергу, и не Рите, и вообще никому из моих подчиненных. Он был явно изменен, этот голос, и звучал он с неравномерными паузами и странным прищелкиванием, словно человек, который разговаривал со мной, имел вместо носа огромный орлиный клюв.
– Ты получил мою записку? – спросил незнакомец.
Вопрос мне не понравился.
– Кто говорит? – ответил я вопросом на вопрос.
– Ты знаешь, кто я такой, – заявил анонимщик. – Не думай, что сможешь уйти от меня. От меня еще никто не уходил. Готовься к встрече, Любарский.
Я разозлился. Такой наглости стерпеть было нельзя.
– Скажи мне, зачем ты охотишься на людей? – спросил я. – Зачем запугиваешь их?
– Так надо, – самоуверенно заявил претендент на звание дьявола. – И не вздумай мешать мне – только хуже будет.
– Хорошо, – стараясь быть спокойным, сказал я. – Теперь послушай меня, придурок. Хоть ты и выдаешь себя за демона-самоучку, но я до тебя скоро доберусь, и тогда посмотрим, как ты запоешь, когда я посажу тебя на цепь в камеру и лично буду допрашивать тебя!
– Это еще неизвестно, кто до кого доберется, – ехидно возразил мне голос в наушниках и отключился.
Я тут же соединился с подразделением контроля линий связи и попросил их определить, откуда на мой коммуникатор пришел вызов. Больше всего меня смущало то, что мерзавцу был известен код служебного канала.
Ребятам понадобилось всего полминуты, чтобы дать ответ на мой вопрос. И эта информация оказалась такой, что ввергла меня в шок. По спине поползли холодные струйки пота, но я взял себя в руки, включил зажигание и рванул с места на бешеной скорости, потому что еще можно было успеть застать негодяя с претенциозной кличкой, там, откуда он мне звонил. Это был вовсе не какой-нибудь уличный автомат, как я предполагал.
Демиург разговаривал со мной, находясь в моей квартире.
Глава 3
Дверь квартиры была заперта, и я постарался открыть ее бесшумно. Пистолет уже был зажат в моей руке, когда я двинулся по коридору по направлению к комнате. Судя по едва слышным звукам, там кто-то был. Оставалось лишь распахнуть дверь ударом ноги и ворваться, поводя стволом из стороны в сторону, в готовности мгновенно нажать курок.
Я так и сделал, но увидев человека, восседавшего за моим письменным столом, вновь покрылся холодным потом. Потому что это была Катерина. Она уютно расположилась в кресле, задрав ноги на стол, и, грызя большое яблоко, листала какой-то пухлый томик. Увидев меня в позе, характерной для бойца штурмового отряда, да еще и с оружием, она так удивилась, что чуть было не проглотила яблоко целиком.
Я спрятал пистолет в кобуру, сосчитал в уме до десяти, а затем бросился стучать Катерину по спине, потому что она зашлась в судорожном кашле.
– Ну, ты даешь, дядя Рик, – сказала она, придя в себя и утерев выступившие от кашля слезы. – Так и теленком можно запросто сделать! Это что, все полицейские таким образом возвращаются домой, или только ты один?
Я пробормотал что-то нечленораздельное. Разумные оправдания совершенно не приходили мне в голову.
У Катерины давно уже был ключ от моего четырехкомнатного апартамента, доставшегося мне после смерти родителей, и она время от времени пользовалась им, но особенно не злоупотребляла. Еще тогда, когда она поступила в Университет, я предложил ей окончательно перебраться ко мне, но она отказалась и осталась жить с Ролой в той однокомнатной квартирке, которая некогда принадлежала мне. Странное дело – в свое время именно я удочерил Катьку, но потом, когда наши пути с Ролой разошлись, то именно с ней осталась Катерина. И именно ее она звала сейчас мамой, а меня – «дядя Рик». Чту сыграло свою роль – то, что из-за вечной занятости я не имел возможности уделять ей положенного внимания, или потребность девочки в женской опеке – можно было разбираться до бесконечности, но так и не прийти к определенному выводу, а только лишиться сна и приобрести седину в волосах. Проще было принять вс? так, как сложилось, только горечь все равно оставалась на самом донышке души мутноватым осадком…
– Прости, Катюш, – виновато сказал я. – Давно ты здесь?
– Да уж час, наверное, будет, – сказала она, кладя томик на стол. – Как лекции закончились, так и решила к тебе заглянуть, порядок слегка навести, а тут вот книжка интересная под руку попалась…
Она вдруг съежилась и с тревогой спросила:
– А что, дядя Рик, тебя кто-то преследует?
– С чего ты взяла? – криво усмехнулся я. – Это я так тренируюсь. На всякий случай, знаешь ли, чтобы форму не потерять… Кстати, о форме фигуры. Давай лучше переместимся в кухню да сварганим что-нибудь вкусненькое, а то ты, наверное, зверски проголодалась. Одними яблоками сыт не будешь.
– Умгу, – промычала Катерина, – это ты не в бровь, а в глаз попал.
– Тогда вперед, – сказал я.
Пока мы, нацепив фартуки, готовили на скорую руку то, что можно было соорудить из снеди, хранящейся в холодильнике, Катерина делилась со мной впечатлениями об учебе, рассказывала о своих подружках, о дискотеках и прочитанных книгах. Я слушал ее не очень внимательно. Половина моего сознания была занята тем, что, помимо моей воли, прислушивалась к тому, что творится в квартире. Я никак не мог понять, каким образом Демиург мог звонить мне отсюда, если в это время здесь находилась Катерина. Воображение мое разыгралось самым зловещим образом, и я представил, как моя падчерица, напевая, полощется под струями душа, а в это время по квартире крадется тип отвратительной внешности, зажав в руке опасную бритву… Тут мне почудилось, что где-то в недрах квартиры хлопнула дверь, и, оборвав Катерину на полуслове, я стремительно выскочил из кухни.
Все было в порядке. Никаких следов того, что здесь побывал кто-то чужой. Пора перестать терзать себя измышлениями о проникающих сквозь стены маньяках, иначе можно запросто свихнуться… Скорее всего, парадоксы, связанные с Демиургом, объяснялись проще: видимо, у этого психопата была возможность подсоединяться к любым линиям связи. Конечно, такое допущение было неприятно, но все же лучше убедить себя в этом, чем полагать, что за твоей спиной постоянно кто-то дышит…
Я вернулся на кухню, где уже витали заманчивые ароматы горячей пищи, и мы уселись за стол.
– Значит, у тебя все в порядке? – отечески поинтересовался я у Катерины.
– А как же иначе, дядя Рик? – невнятно ответила она, так расправляясь с содержимым своей тарелки, что на нее было приятно смотреть.
На нее вообще было смотреть – одно удовольствие. В свои семнадцать лет Катерина, что называется, цвела и пахла. Я заранее завидовал тому счастливчику, которому лет примерно через пять – а, может и раньше, хотя до окончания Университета нежелательно – достанется это сероглазое сокровище. Умница, красавица, добрая, внимательная – все это про нее, про мою Катьку. И в жизни пытается всего достичь сама, а не прячется за чужую спину, хотя, разумеется, я многое мог бы сделать для нее. Если бы она об этом хоть раз попросила. Но Катерина, наоборот, давным-давно запретила мне вмешиваться в ее дела, и выпускные экзамены в школе сдала с блеском, и на филфак поступила без проблем, хотя конкурс туда в прошлом году был просто умопомрачительным. В принципе, никто и не знал, что я и она связаны полуродственными отношениями.
– Как поживает Рола? – помолчав, спросил я.
Катерина отвела взгляд, и мне стало все ясно.
– Ты не думай, дядя Рик, – тихо сказала она, вычерчивая вилкой на скатерти какие-то загогулины. – Мне с ней, в общем-то, хорошо, вот только слишком увлеклась она в последнее время «пупсиками». Прямо наркотик какой-то!.. Теперь днями напролет не отходит от компьютера, а частенько и ночью встает, чтобы покормить их… И вообще, дядя Рик, слишком близко к сердцу мама эти игрушки воспринимает, так что иногда мне просто страшно становится за нее. Слушай, – она подняла на меня свои прозрачные доверчивые глаза, – может, ты как-нибудь заехал бы к нам, поговорил бы с ней, а?
Я отодвинул от себя почти полную тарелку и закурил.
– Это не так-то просто, Катя, – сказал я. – Ты же знаешь, как она ко мне относится.
– Эх вы, – с горечью сказала Катерина, – что ж вы никак не поймете, что вам обоим было бы лучше, если бы вы были вместе? Ты пойми, дядя Рик, я не за себя пекусь, мне и так неплохо живется, просто мне вас с мамой жалко!..
Голос ее задрожал, и она отвернулась. Я встал, обогнул стол и прижал ее голову к своей груди.
– Ну-ну, девочка моя, – сказал я срывающимся голосом, – будет тебе!.. Как говорит один мой знакомый, к жизненным проблемам надо относиться не объективно, а философски: не будет проблем – не будет и жизни…
– Кстати, – сказала Катерина, потершись щекой о мое плечо, – тут с мамой одна история приключилась, рассказать тебе – не поверишь!
– Поверю, – сказал я, разливая по чашкам чай, – я с недавних пор в какие угодно чудеса могу поверить. Так что – валяй, рассказывай!
Из рассказа Катерины следовало, что месяц назад Рола, отправившись за покупками по ближайшим магазинам, стала жертвой карманника, который, видимо, выследил ее в торговом зале, а кошелек вытащил на выходе из магазина. Воришка сработал чисто, и Рола хватилась довольно плотно набитого деньгами бумажника, только удалившись на два квартала от магазина. Возвращаться не было никакого смысла, а обратиться в полицию она не захотела по известным причинам (чтобы не связываться со мной, подумал я) и вернулась домой, оглушенная приключившейся с ней бедой. Два дня она пролежала в постели, безучастно выслушивая утешения Катерины (Катька пыталась дозвониться до меня, но меня не было ни на службе, ни дома – я как раз в то время мотался по пригородам, вылавливая банду хулиганствующих молодчиков), а на третий день Катерина, возвратившись из Университета, нашла под дверью своей ква-ртиры украденный бумажник. Ошибки быть не могло, потому что в бумажнике имелись какие-то квитанции и прочие бумажки на имя Ролы. Самое удивительным было то, что бумажник не только благополучно пролежал Бог весть сколько на видном месте, и его никто не взял, но и что из него не пропало ни юма!..
Обсудив столь загадочное проявление пробудившейся в воре совести, Рола и Катерина пришли к выводу, что карманнику каким-то образом стало известно о том, что он покусился на благосостояние жены (хотя и бывшей) и дочери (хотя и не родной) самого начальника полиции, и тогда он решил не искушать судьбу.
– А вы говорили кому-нибудь о том, что вас обокрали? – поинтересовался я.
– Да нет, – сказала Катерина, сделав круглые глаза. – Ты же знаешь маму, не в ее привычках делиться с соседями или знакомыми своими проблемами!.. А ты действительно не имел к этому отношения, дядя Рик? Может быть, твои люди поймали этого воришку, он сознался в краже, и ты заставил его вернуть нам деньги, а? Ну, признайся же!..
– Нет, Катюш, ты ошибаешься, – сказал я, – да и не попадался нам в последнее время никакой карманник, это уж я точно по сводкам знаю. Так что понятия не имею, как кошелек мог вернуться к вам – не бумеранг же он, в конце концов!.. Может быть, здесь не обошлось без волшебства?
Я кривил душой. Объяснение этой невероятной истории могло быть только одно, и, если честно, оно мне было не по душе. Даже несмотря на то, что результатом Воздействия – а именно это я подозревал – на сей раз стало восстановление попранной справедливости.
Потом разговор у нас с Катериной зашел об интерактивных сериалах, которыми в последнее время активно пичкало нас родное стереовидение. Как выяснилось, она участвовала в фильме о том, как слепоглухонемой юноша осьмнадцати лет по имени Артем используется спецслужбами в качестве сапера для обнаружения и обезвреживания взрывных устройств, подбрасываемых некими экстремистами в общественные места. Вся соль этого сюжета заключалась в том, что сам юноша не подозревает о том, какую опасную работу ему приходится выполнять: «адские машины» террористов оснащены датчиками, реагирующими на страх, и окружающие вынуждены скрывать правду от бедного парня, потому что, испугавшись, он погибнет и не спасет многомиллионный город от террора…
– А вчера они, знаешь, какой поворотец сюжета отмочили? – азартно блестя глазками, говорила Катерина. – Будто террористы разнюхали, почему их замыслы в последнее время терпят крах, и написали на корпусе очередной мины азбукой для слепых сообщение для Артема: так, мол, и так, знай, что ты держишь бомбу, и стуит тебе сделать неверное движение, как взлетишь на воздух! А вместе с тобой – весь город… Они ведь стали начинять взрывные устройства ядерными зарядами, дядя Рик!.. И нам, то есть зрителям, теперь нужно придумать, что будет дальше.
– Ну, и что же ты придумала?
– Узнав о том, какую работу ему приходилось выполнять, Артем не испугается, а, наоборот, разозлится, потому что до него дойдет, что его все это время обманывали и посылали на верную смерть без его ведома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Сасова внезапно выпрыгнула из кресла с быстротой молнии, и не успел я пошевельнуться, как был прижат ее гибким, жарким телом к спинке кресла, и длинная тонкая спица, зажатая в ее кулаке, прикоснулась к ресницам моего левого глаза.
– Не стоит так говорить, Маврикий Павлович, – злобно прошипела Сасова. – Или хотите остаться без глаза?.. Что ж вы меня за падаль какую-то принимаете, а? Потому, что занимаюсь непотребными делами, что ли? По-вашему, во мне уже ничего человеческого не осталось, думаете, не жалко мне тех дурех, которые трудятся на меня? Да ведь я реву по ночам, как корова, как подумаю о них, да свою жизнь вспомню!.. А девочка эта теперь для меня – все равно, что сестренка младшая, и гадиной я буду, если когда-нибудь посмею дать ее в обиду!
Судя по бешеному выражению ее лица, она действительно верила в то, что говорила.
– Ладно, извини, – пробормотал я, – ну что ты взбеленилась? Да верю я тебе, верю, только удивительно мне как-то стало…
Пальмира отпустила меня и вернулась в свое кресло, подобрав с пола рассыпавшиеся спицы и вязание. Только теперь я рассмотрел, что же она такое вязала. Это был девчачий свитер, с узорной отделкой на груди.
– Для нее вот решила связать, – смущенно сказала Сасова, словно прочитав в моем взгляде немой вопрос. – В магазинах, конечно, можно купить все, что хочешь, но когда вещь своими руками сделана, она всегда теплее становится…
Вот и еще один факт в пользу моих предположений, подумал я. Пахнет Воздействием в этой истории весьма отчетливо, а иначе как объяснить, что в этой женщине пробудились материнские чувства?.. Нет, господа, можете сколько угодно твердить мне на разные голоса, что я страдаю манией преследования, что я сражаюсь с ветряными мельницами и несуществующими драконами, но я-то знаю, что Сеть жива, и что Контроль действует, и что «корректоры» каким-то образом возрождаются из небытия…
– Скажи, Пальмира, а что ты слышала о Демиурге? – сам не зная почему, вдруг спросил я.
Она покосилась на меня.
– Многое болтают об этом типе, – неохотно буркнула она. – Тут к одной моей девочке лавочник с Семнадцатой улицы повадился, так вот он, например, рассказывал, будто под этой кликухой скрывается сам дьявол…
– С чего это он взял? – перебил ее я. – Видел его, что ли?
– Ну, вы скажете, Маврикий Павлович! Кто же дьявола может увидеть?!.. Нет, никто его никогда не видел, потому что сам он невидим, а только тень его иногда на дома падает, огромная такая – почти до второго этажа достает! Вот тень этот самый лавочник своими глазами, говорит, видел однажды ночью! Будто бы стоял Демиург возле его лавки…
– И что дальше?
– А ничего. Постоял и ушел.
– М-да, – скептически протянул я. – Просто-таки фильм ужасов… Ну, а как, по-твоему, он людей похищает? В геенну огненную забрасывает их, что ли?
Сасова пристально посмотрела на меня, и спицы в ее руках дрогнули.
– Вот вы смеетесь, Маврикий Павлович, – наставительно произнесла она, – и я понимаю, что вам по долгу вашей проклятой службы положено не верить в подобные рассказы. Но не приведи вам Бог встать на пути у этого субъекта!.. Кто знает, – философски сказала она после паузы, – может, он явился в наш город как наказание Божье за грехи наши тяжкие?
– Еще немного, и тебе можно будет менять вывеску, Пальмира, – сказал я, поднимаясь. – Вместо хозяйки притона будешь настоятельницей женского монастыря. А я, когда уволюсь на пенсию, привратником к тебе пойду. Возьмешь?
– Невозможный вы человек, Маврикий Павлович, – кокетливо сообщила Сасова.
Тем же путем, каким пришел, я покинул «дом удовольствия», только вопросов на этот раз мне никто не задавал, а «фурхель» свой я получил на выходе от неразличимого в темноте силуэта. Пистолет был в полной исправности и целости. По-моему, его даже успели почистить и смазать оружейным маслом.
Когда я уселся в машину, на панели загорелся огонек вызова на связь по служебному каналу. Однако голос, который раздался в наушниках коммуникатора, принадлежал вовсе не Штальбергу, и не Рите, и вообще никому из моих подчиненных. Он был явно изменен, этот голос, и звучал он с неравномерными паузами и странным прищелкиванием, словно человек, который разговаривал со мной, имел вместо носа огромный орлиный клюв.
– Ты получил мою записку? – спросил незнакомец.
Вопрос мне не понравился.
– Кто говорит? – ответил я вопросом на вопрос.
– Ты знаешь, кто я такой, – заявил анонимщик. – Не думай, что сможешь уйти от меня. От меня еще никто не уходил. Готовься к встрече, Любарский.
Я разозлился. Такой наглости стерпеть было нельзя.
– Скажи мне, зачем ты охотишься на людей? – спросил я. – Зачем запугиваешь их?
– Так надо, – самоуверенно заявил претендент на звание дьявола. – И не вздумай мешать мне – только хуже будет.
– Хорошо, – стараясь быть спокойным, сказал я. – Теперь послушай меня, придурок. Хоть ты и выдаешь себя за демона-самоучку, но я до тебя скоро доберусь, и тогда посмотрим, как ты запоешь, когда я посажу тебя на цепь в камеру и лично буду допрашивать тебя!
– Это еще неизвестно, кто до кого доберется, – ехидно возразил мне голос в наушниках и отключился.
Я тут же соединился с подразделением контроля линий связи и попросил их определить, откуда на мой коммуникатор пришел вызов. Больше всего меня смущало то, что мерзавцу был известен код служебного канала.
Ребятам понадобилось всего полминуты, чтобы дать ответ на мой вопрос. И эта информация оказалась такой, что ввергла меня в шок. По спине поползли холодные струйки пота, но я взял себя в руки, включил зажигание и рванул с места на бешеной скорости, потому что еще можно было успеть застать негодяя с претенциозной кличкой, там, откуда он мне звонил. Это был вовсе не какой-нибудь уличный автомат, как я предполагал.
Демиург разговаривал со мной, находясь в моей квартире.
Глава 3
Дверь квартиры была заперта, и я постарался открыть ее бесшумно. Пистолет уже был зажат в моей руке, когда я двинулся по коридору по направлению к комнате. Судя по едва слышным звукам, там кто-то был. Оставалось лишь распахнуть дверь ударом ноги и ворваться, поводя стволом из стороны в сторону, в готовности мгновенно нажать курок.
Я так и сделал, но увидев человека, восседавшего за моим письменным столом, вновь покрылся холодным потом. Потому что это была Катерина. Она уютно расположилась в кресле, задрав ноги на стол, и, грызя большое яблоко, листала какой-то пухлый томик. Увидев меня в позе, характерной для бойца штурмового отряда, да еще и с оружием, она так удивилась, что чуть было не проглотила яблоко целиком.
Я спрятал пистолет в кобуру, сосчитал в уме до десяти, а затем бросился стучать Катерину по спине, потому что она зашлась в судорожном кашле.
– Ну, ты даешь, дядя Рик, – сказала она, придя в себя и утерев выступившие от кашля слезы. – Так и теленком можно запросто сделать! Это что, все полицейские таким образом возвращаются домой, или только ты один?
Я пробормотал что-то нечленораздельное. Разумные оправдания совершенно не приходили мне в голову.
У Катерины давно уже был ключ от моего четырехкомнатного апартамента, доставшегося мне после смерти родителей, и она время от времени пользовалась им, но особенно не злоупотребляла. Еще тогда, когда она поступила в Университет, я предложил ей окончательно перебраться ко мне, но она отказалась и осталась жить с Ролой в той однокомнатной квартирке, которая некогда принадлежала мне. Странное дело – в свое время именно я удочерил Катьку, но потом, когда наши пути с Ролой разошлись, то именно с ней осталась Катерина. И именно ее она звала сейчас мамой, а меня – «дядя Рик». Чту сыграло свою роль – то, что из-за вечной занятости я не имел возможности уделять ей положенного внимания, или потребность девочки в женской опеке – можно было разбираться до бесконечности, но так и не прийти к определенному выводу, а только лишиться сна и приобрести седину в волосах. Проще было принять вс? так, как сложилось, только горечь все равно оставалась на самом донышке души мутноватым осадком…
– Прости, Катюш, – виновато сказал я. – Давно ты здесь?
– Да уж час, наверное, будет, – сказала она, кладя томик на стол. – Как лекции закончились, так и решила к тебе заглянуть, порядок слегка навести, а тут вот книжка интересная под руку попалась…
Она вдруг съежилась и с тревогой спросила:
– А что, дядя Рик, тебя кто-то преследует?
– С чего ты взяла? – криво усмехнулся я. – Это я так тренируюсь. На всякий случай, знаешь ли, чтобы форму не потерять… Кстати, о форме фигуры. Давай лучше переместимся в кухню да сварганим что-нибудь вкусненькое, а то ты, наверное, зверски проголодалась. Одними яблоками сыт не будешь.
– Умгу, – промычала Катерина, – это ты не в бровь, а в глаз попал.
– Тогда вперед, – сказал я.
Пока мы, нацепив фартуки, готовили на скорую руку то, что можно было соорудить из снеди, хранящейся в холодильнике, Катерина делилась со мной впечатлениями об учебе, рассказывала о своих подружках, о дискотеках и прочитанных книгах. Я слушал ее не очень внимательно. Половина моего сознания была занята тем, что, помимо моей воли, прислушивалась к тому, что творится в квартире. Я никак не мог понять, каким образом Демиург мог звонить мне отсюда, если в это время здесь находилась Катерина. Воображение мое разыгралось самым зловещим образом, и я представил, как моя падчерица, напевая, полощется под струями душа, а в это время по квартире крадется тип отвратительной внешности, зажав в руке опасную бритву… Тут мне почудилось, что где-то в недрах квартиры хлопнула дверь, и, оборвав Катерину на полуслове, я стремительно выскочил из кухни.
Все было в порядке. Никаких следов того, что здесь побывал кто-то чужой. Пора перестать терзать себя измышлениями о проникающих сквозь стены маньяках, иначе можно запросто свихнуться… Скорее всего, парадоксы, связанные с Демиургом, объяснялись проще: видимо, у этого психопата была возможность подсоединяться к любым линиям связи. Конечно, такое допущение было неприятно, но все же лучше убедить себя в этом, чем полагать, что за твоей спиной постоянно кто-то дышит…
Я вернулся на кухню, где уже витали заманчивые ароматы горячей пищи, и мы уселись за стол.
– Значит, у тебя все в порядке? – отечески поинтересовался я у Катерины.
– А как же иначе, дядя Рик? – невнятно ответила она, так расправляясь с содержимым своей тарелки, что на нее было приятно смотреть.
На нее вообще было смотреть – одно удовольствие. В свои семнадцать лет Катерина, что называется, цвела и пахла. Я заранее завидовал тому счастливчику, которому лет примерно через пять – а, может и раньше, хотя до окончания Университета нежелательно – достанется это сероглазое сокровище. Умница, красавица, добрая, внимательная – все это про нее, про мою Катьку. И в жизни пытается всего достичь сама, а не прячется за чужую спину, хотя, разумеется, я многое мог бы сделать для нее. Если бы она об этом хоть раз попросила. Но Катерина, наоборот, давным-давно запретила мне вмешиваться в ее дела, и выпускные экзамены в школе сдала с блеском, и на филфак поступила без проблем, хотя конкурс туда в прошлом году был просто умопомрачительным. В принципе, никто и не знал, что я и она связаны полуродственными отношениями.
– Как поживает Рола? – помолчав, спросил я.
Катерина отвела взгляд, и мне стало все ясно.
– Ты не думай, дядя Рик, – тихо сказала она, вычерчивая вилкой на скатерти какие-то загогулины. – Мне с ней, в общем-то, хорошо, вот только слишком увлеклась она в последнее время «пупсиками». Прямо наркотик какой-то!.. Теперь днями напролет не отходит от компьютера, а частенько и ночью встает, чтобы покормить их… И вообще, дядя Рик, слишком близко к сердцу мама эти игрушки воспринимает, так что иногда мне просто страшно становится за нее. Слушай, – она подняла на меня свои прозрачные доверчивые глаза, – может, ты как-нибудь заехал бы к нам, поговорил бы с ней, а?
Я отодвинул от себя почти полную тарелку и закурил.
– Это не так-то просто, Катя, – сказал я. – Ты же знаешь, как она ко мне относится.
– Эх вы, – с горечью сказала Катерина, – что ж вы никак не поймете, что вам обоим было бы лучше, если бы вы были вместе? Ты пойми, дядя Рик, я не за себя пекусь, мне и так неплохо живется, просто мне вас с мамой жалко!..
Голос ее задрожал, и она отвернулась. Я встал, обогнул стол и прижал ее голову к своей груди.
– Ну-ну, девочка моя, – сказал я срывающимся голосом, – будет тебе!.. Как говорит один мой знакомый, к жизненным проблемам надо относиться не объективно, а философски: не будет проблем – не будет и жизни…
– Кстати, – сказала Катерина, потершись щекой о мое плечо, – тут с мамой одна история приключилась, рассказать тебе – не поверишь!
– Поверю, – сказал я, разливая по чашкам чай, – я с недавних пор в какие угодно чудеса могу поверить. Так что – валяй, рассказывай!
Из рассказа Катерины следовало, что месяц назад Рола, отправившись за покупками по ближайшим магазинам, стала жертвой карманника, который, видимо, выследил ее в торговом зале, а кошелек вытащил на выходе из магазина. Воришка сработал чисто, и Рола хватилась довольно плотно набитого деньгами бумажника, только удалившись на два квартала от магазина. Возвращаться не было никакого смысла, а обратиться в полицию она не захотела по известным причинам (чтобы не связываться со мной, подумал я) и вернулась домой, оглушенная приключившейся с ней бедой. Два дня она пролежала в постели, безучастно выслушивая утешения Катерины (Катька пыталась дозвониться до меня, но меня не было ни на службе, ни дома – я как раз в то время мотался по пригородам, вылавливая банду хулиганствующих молодчиков), а на третий день Катерина, возвратившись из Университета, нашла под дверью своей ква-ртиры украденный бумажник. Ошибки быть не могло, потому что в бумажнике имелись какие-то квитанции и прочие бумажки на имя Ролы. Самое удивительным было то, что бумажник не только благополучно пролежал Бог весть сколько на видном месте, и его никто не взял, но и что из него не пропало ни юма!..
Обсудив столь загадочное проявление пробудившейся в воре совести, Рола и Катерина пришли к выводу, что карманнику каким-то образом стало известно о том, что он покусился на благосостояние жены (хотя и бывшей) и дочери (хотя и не родной) самого начальника полиции, и тогда он решил не искушать судьбу.
– А вы говорили кому-нибудь о том, что вас обокрали? – поинтересовался я.
– Да нет, – сказала Катерина, сделав круглые глаза. – Ты же знаешь маму, не в ее привычках делиться с соседями или знакомыми своими проблемами!.. А ты действительно не имел к этому отношения, дядя Рик? Может быть, твои люди поймали этого воришку, он сознался в краже, и ты заставил его вернуть нам деньги, а? Ну, признайся же!..
– Нет, Катюш, ты ошибаешься, – сказал я, – да и не попадался нам в последнее время никакой карманник, это уж я точно по сводкам знаю. Так что понятия не имею, как кошелек мог вернуться к вам – не бумеранг же он, в конце концов!.. Может быть, здесь не обошлось без волшебства?
Я кривил душой. Объяснение этой невероятной истории могло быть только одно, и, если честно, оно мне было не по душе. Даже несмотря на то, что результатом Воздействия – а именно это я подозревал – на сей раз стало восстановление попранной справедливости.
Потом разговор у нас с Катериной зашел об интерактивных сериалах, которыми в последнее время активно пичкало нас родное стереовидение. Как выяснилось, она участвовала в фильме о том, как слепоглухонемой юноша осьмнадцати лет по имени Артем используется спецслужбами в качестве сапера для обнаружения и обезвреживания взрывных устройств, подбрасываемых некими экстремистами в общественные места. Вся соль этого сюжета заключалась в том, что сам юноша не подозревает о том, какую опасную работу ему приходится выполнять: «адские машины» террористов оснащены датчиками, реагирующими на страх, и окружающие вынуждены скрывать правду от бедного парня, потому что, испугавшись, он погибнет и не спасет многомиллионный город от террора…
– А вчера они, знаешь, какой поворотец сюжета отмочили? – азартно блестя глазками, говорила Катерина. – Будто террористы разнюхали, почему их замыслы в последнее время терпят крах, и написали на корпусе очередной мины азбукой для слепых сообщение для Артема: так, мол, и так, знай, что ты держишь бомбу, и стуит тебе сделать неверное движение, как взлетишь на воздух! А вместе с тобой – весь город… Они ведь стали начинять взрывные устройства ядерными зарядами, дядя Рик!.. И нам, то есть зрителям, теперь нужно придумать, что будет дальше.
– Ну, и что же ты придумала?
– Узнав о том, какую работу ему приходилось выполнять, Артем не испугается, а, наоборот, разозлится, потому что до него дойдет, что его все это время обманывали и посылали на верную смерть без его ведома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55