Николас не предложил взять ее к себе, не старался ехать помедленнее, словно не замечая, что они хотят нагнать его, одержимый стремлением поровняться с каретой Мальвивэ.
Француз, вероятно, был не намерен остановиться и на ночь, и они неслись вслед за ним в темноте, пока лошадь Николаса не рухнула под ним, и он не скатился на землю.
— Опомнитесь, Блэкторн! — крикнул Тони, — вы никому не поможете, если сломаете себе шею.
— Отдайте мне свою лошадь, — потребовал Николас.
— А нам прикажете остаться посреди дороги? Не валяйте дурака.
— Отдайте лошадь, черт побери, или я проткну вас насквозь, — заорал он.
— Послушайте, моя лошадь не в лучшем состоянии, чем ваша. Мы должны добраться до ближайшей деревни и поменять лошадей. Поймите, пока они в дороге, она в безопасности.
— Напрасно вы так думаете.
— Тогда вам придется его убить, ничего не поделаешь, вам не привыкать, — спокойно сказал Тони. — Хватит беситься, будьте благоразумны. Чем дольше мы будем стоять тут и препираться, тем позже догоним их.
— Будьте вы прокляты, — выругался Николас, беря лошадь под уздцы и двигаясь по направлению к смутно брезжившим вдали огням. Гнев и волнение ослепляли его. Мысль о том, что Жизлен, его мужественная, восхитительная Жизлен во власти того, кто продал ее в публичный дом, доводила его до безумия. Он должен убить его, после того как убедится, что она в безопасности, а потом он задаст ей хорошую трепку, чтобы больше не убегала от него.
Ему сейчас необходимо было везение, везение и больше ничего. Просто, чтобы лошадь не захромала, чтобы попутчики не задерживали его, чтобы бешеный бандит не мчался без остановки и чтобы ярость не ослепила его, толкнув на непоправимую ошибку. Жизнь впервые приобрела смысл. Он хотел жить, хотел жить вместе с Жизлен. Хотел жениться на ней, хотел, чтобы она родила ему детей, хотел, чтобы она состарилась рядом с ним. Он хотел покоя, который ему могла принести только она, и если у него этого не будет, то в другом он не нуждается.
Деревня оказалась довольно большой, с двумя гостиницами, и когда они остановились возле первой, Николас не сразу заметил, что во дворе стоит темная карета. Элин остановила его, пока он еще не успел попросить лошадей.
— Мне кажется, это карета того человека, — сказала она.
Николас обернулся и почувствовал, что его кипящая кровь становится ледяной.
— Почему ты так думаешь?
— Я видела такую в Лантсе. Я, конечно, могу ошибаться…
— Наверное, ты права, мне понадобится ваша помощь, Тони.
— Положитесь на меня.
— Постарайтесь задержать людей Мальвивэ, я не знаю, есть ли у него охрана, или он ездит только с кучером. Постарайтесь не подпускать ко мне никого.
— Ты хочешь спасти Жилли? — спросила Элин, соскальзывая с жеребца Тони в его надежные руки.
— Хочу, сестрица, и еще я хочу прикончить Мальвивэ.
— Прекрасно. Я надеюсь, ты заставишь его страдать, — невозмутимо сказала Элин.
Николас горько улыбнулся.
— Ты попала под влияние Жизлен, — заметил он, — рядом с ней все становятся кровожадными. Не волнуйся, он хорошенько помучается.
Найти Мальвивэ и Жизлен оказалось несложно. В гостинице имелась всего одна отдельная комната, и та, по словам хозяина, была занята важным лицом и его спутником в плаще… Но если мсье не сочтет за обиду и пройдет в общий зал…
Мсье не дослушал его, и оттолкнув к Тони, поспешил на второй этаж, перескакивая через две ступеньки, и вытаскивая на ходу шпагу.
Когда Николас распахнул дверь и те двое, что сидели там, подняли на него глаза, гнев ослепил его. Жизлен, похоже, чувствовала себя совсем неплохо, сидя напротив француза со стаканом кларета в руке, и он вдруг подумал, что ошибся в ней, но потом она посмотрела на него, и в глазах ее застыло такое отчаяние и такое торжество, что сердце его сжалось.
Мальвивэ встал, оттолкнув от себя стол, и Николас постарался сосредоточиться. Человек, стоявший рядом с Жизлен, был опасен, это было ясно и дураку. Он был ростом почти что с него, широк в кости, с большими, мясистыми руками, которые скорее всего плохо умели управляться со шпагой, но Николас не знал этого наверняка.
— Я бы не пил этого вина на вашем месте, — произнес Николас, опершись о дверной косяк, — она хорошо разбирается в ядах, и уже испробовала кое-что на мне. Уверяю вас, это очень неприятная смерть, я советую вам предпочесть мою шпагу.
Мальвивэ посмотрел на стакан, который был у него в руке, потом на неподвижное лицо Жизлен и швырнул стакан в камин.
— Я не стану драться с вами, — рявкнул он, — я не знаком с господскими забавами, у меня не было времени играть со шпагой. Если вы хотите получить назад девку, вам придется драться, как дерутся настоящие мужчины.
— И как же, по-вашему, дерутся настоящие мужчины? — спросил Николас, улыбаясь.
— На ножах.
— Нет! — прошептала Жизлен.
— Ваша дама что-то не слишком в вас верит. Я готов проявить великодушие, — уходите, оставьте нас, и я не отдам приказа вас арестовать.
Николас убрал шпагу.
— Я полагаю, у вас есть ножи?
— Николас, не надо, — молила Жизлен, — он убьет тебя.
— Не думаю, — он поймал отвратительный с виду нож, который кинул ему Мальвивэ. — Тони! — позвал он.
— Я здесь, — ответил Тони.
— Последи, чтобы нам не помешали.
— Боитесь проиграть, мсье? — подзуживал Мальвивэ.
— Боюсь, вы будете нечестно драться, Мальвивэ. — Николас снял камзол и пристально вгляделся в противника. Негодяй сделал неглупый выбор. Среди английских дворян не было принято драться на ножах. Но Николас привык делать не то, что принято.
Это была безобразная драка, лишенная как присущей сражению на шпагах ловкости, так и умения, необходимого, чтобы стрелять… Это была кровавая, грязная, пугающая своей жестокостью схватка, и когда Николас наконец приставил к горлу Мальвивэ нож, из раны у него на щеке текла кровь, он с трудом дышал, и рука его онемела.
— Проси пощады, — прохрипел он, — и я отпущу тебя. Глаза Мальвивэ были белыми от ярости.
— Если вы меня не отпустите, вас будут преследовать, вас схватят и отправят на гильотину. Если вы сохраните мне жизнь, я помогу вам спокойно уехать. Вы не хуже меня знаете, что миру вот-вот наступит конец. Это с самого начала был фарс, и только идиоты-англичане могли поверить. Без моей помощи вы не уедете из Франции.
— Может быть, и стоит принять ваши условия, — процедил Николас сквозь зубы, приподнял его и снова бросил на пол. — Присмотрите за ним, — приказал он Тони и, поднявшись на ноги, посмотрел на Жизлен.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я его убивал, правда? — обратился он к ней, — я сохраню ему жизнь, и это будет мой свадебный подарок тебе, но ты должна обещать, что выйдешь за меня замуж.
Жизлен чуть растерянно улыбнулась, глаза ее закрылись и она стала оседать на пол.
— Вот уж не думал, что предложение руки и сердца заставит ее упасть в обморок, — послышался голос Тони, но Николас уже подскочил к Жизлен и успел подхватить ее на руки.
— Это не обморок, черт побери, — сказал он испуганно, — она сама приняла яд.
Жизлен на секунду приоткрыла глаза и снова попыталась ему улыбнуться. — Прости, — прошептала она, — я не думала, что ты успеешь сюда вовремя.
— Пошлите скорее за доктором, — закричал Николас, в отчаянии прижимая к себе ее тело, — она умирает!
— Что случилось? Жилли? — воскликнула, вбегая в комнату Элин.
Она не успела больше ничего произнести, потому что рука Мальвивэ, дотянувшись до нее, схватила ее за горло. Николас не мог сдвинуться с места, держа на руках бездыханную Жизлен.
— А теперь, господа, я, пожалуй, поеду, сейчас, по-моему, подходящий момент, — раздался отвратительный голос Мальвивэ, — а эту женщину я возьму в заложницы. Я отпущу ее в Париже, и она сама доберется до Англии, если к тому времени мы не начнем воевать.
— Отпусти ее, мерзавец, — взревел Тони.
Глаза Элин расширились от ужаса, и она застыла возле француза. — Тони? — проговорила она беспомощно.
Все кончилось очень скоро. Всегда сдержанный сэр Энтони Уилтон-Грининг, рыча словно зверь, подскочил к Мальвивэ и вырвал у него Элин. Отбежав к двери, она с немым восторгом наблюдала, как они катались по полу, поочередно пытаясь завладеть ножом.
А потом Тони поднялся, с высоты своего огромного роста посмотрел на неподвижное тело Мальвивэ, плюнул на него и протянул к ней руки.
Элин кинулась к нему, и, обернувшись, посмотрела на Николаса.
Он все еще стоял на полу на коленях, безразличный к тому, что происходило вокруг него, и держал в руках Жизлен.
— Не смей умирать, Жизлен! — кричал он, — ты не можешь умереть. Ты не можешь оставить меня! Я люблю тебя, черт возьми! Я убью тебя, если ты умрешь! Ради Бога, не умирай!
Жизлен ужасно замерзла, ужасно устала, ей казалось, что она снова нашла темное и безопасное место, где никто не сможет ее отыскать. Нашла тайник, где когда-то хранились ее мечты, ее надежды, и этим тайником было ее сердце. Но оно больше не было свободным, оно было полно до краев любовью. Ей некуда было скрыться от настойчивого голоса, который то угрожал, то молил, то требовал, чтобы она вернулась. Я люблю тебя, твердил голос, голос, который никогда прежде не произносил этих слов. Вернись ко мне.
И ей оставалось только подчиниться.
Она осторожно приоткрыла глаза. Веки ее болели, казалось, на теле у нее не осталось живого места. Она помнила, что ей много, очень много часов было хуже, чем в море.
Тусклый серый свет проникал в окно, но она не могла понять, закат сейчас или рассвет. Она лежала в постели, накрытая тяжелым одеялом. С усилием повернув голову, она увидела заросшее щетиной лицо Николаса, его длинные волосы, в которых, как ей показалось, стало больше седины. Он выглядел изможденным. Ей захотелось прикоснуться к нему, и, собрав все свои силы, она протянула руку и дотронулась до его колючей щеки. Он резко открыл глаза и посмотрел на нее потрясенный.
— Значит, ты все-таки решила жить, — произнес он, с трудом выдавливая из себя слова.
У Жизлен было сухо во рту, в голове стучало, но она все же улыбнулась ему.
— По-моему, ты грозился меня убить, если я умру, — прошептала она.
Николас чертыхнулся и, взяв ее на руки, при-жал к себе так крепко, что она ощутила, как он дрожит.
— Именно так я бы и поступил. А теперь ты выйдешь за меня замуж.
Ей было очень спокойно у него в руках.
— Я тебя больше ни в чем не виню, Николас, — сказала она. — Мне больше не нужно мстить.
— Зато мне нужно. Я намерен жениться на тебе, моя милая, и не отпускать от себя ни на шаг до конца жизни. Я превращу твою жизнь в земной ад, ты будешь прикована к последнему из безумных Блэкторнов, и если это не месть, то я не знаю, как еще это называется.
— Разве не говорил ты мне что-то совсем другое прошлой ночью?
— Я много чего наговорил тебе прошлой ночью, только ты почти ничего не слышала. Если ты случайно запомнила то, что я говорил тебе, когда ты теряла сознание, то это было два дня назад.
— Два дня? — удивилась Жизлен, — я так давно болею?
— Твоя жизнь висела на волоске, черт возьми. Тебе давным-давно пора было на что-то решиться.
— А Мальвивэ? Здесь не опасно? — беспокойно спросила она.
— Твоего приятеля Мальвивэ больше нет среди живых.
— О, нет! — испугалась Жизлен, вглядываясь в его лицо и опасаясь увидеть в нем знакомую отстраненность, но оно почему-то показалось ей сейчас скорее веселым. — Ты убил его?
— Я смотрю, тебя очень тревожит его участь, хотя ты и пыталась сама его отравить.
— Но я те хотела, чтобы его убивал ты, на тебе и так слишком много крови.
— Видишь ли, Тони взял на себя эту честь. Мальвивэ совершил роковую ошибку, попытавшись взять в заложницы Элин. Я потрясен талантом сэра Энтони, я и не подозревал, что он способен проявить эдакую сноровку.
— Но как мы выберемся из Франции?
— Быстро. Ты в состоянии ехать в карете?
— О Боже, — простонала Жизлен, — по-моему, я провела в карете полжизни.
— Не беспокойся, любовь моя, как только мы вернемся в Англию, мы обязательно осядем. Тони обещал похлопотать за меня, а он столь уважаемая персона, моя честь будет восстановлена по крайней мере в том, что касается истории с Харгроувом. Наша жизнь, если мы захотим, будет удобной и вполне устроенной.
Он говорил немного растерянно, и Жизлен вдруг поняла, что человек, которого она любит, опасается, что не нужен ей. Она снова дотянулась до его небритой щеки и погладила его.
— А что еще ты мне говорил, когда я была без сознания? — прошептала она.
Ее самоуверенный возлюбленный, кажется, чувствовал себя по-настоящему смущенным.
— Эти слова не стоят того, чтобы их повторять.
— Стоят, если ты собираешься на мне жениться. Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе попусту тратить на меня твою жизнь.
— Моя жизнь ничего не стоит.
— Мне она дорога.
— Ну хорошо, черт возьми, я люблю тебя, — немного помолчав, сказал он, — ты довольна?
— Для начала ничего. Но ты должен попрактиковаться. Ты пока не усвоил нужной интонации. Ты должен… — Николас не дал ей договорить, быстро и ловко поймав ее губы своими.
Когда он поднял голову, они оба с трудом могли дышать.
— Я люблю тебя, — повторил он, на этот раз чуть мягче.
— Так уже лучше, — сказала Жизлен и улыбнулась, — я согласна.

ЭПИЛОГ
Запах древесины смешивался с густым ароматом настоя трав. Жизлен сидела за чисто выскобленным столом, и вдыхая аромат, с наслаждением поглядывала по сторонам. Уголек, уютно посапывая, свернулся у ее ног.
В Шотландию пришла осень, а старый охотничий дом безумных Блэкторнов потихоньку снова становился жилым. Она настояла, чтобы для начала привели в порядок кухню. Николас хотел, чтобы первой была готова спальня, но Жизлен была непреклонна. Спать и заниматься любовью можно где угодно, и они, слава Богу, уже успели это друг другу доказать. Готовка — совсем другое дело.
Новая крыша была почти закончена, западное крыло возведено, и работники не удивлялись, что Блэкторн сам трудился вместе с ними, не обращая внимания на осеннюю прохладу, считая это очередным чудачеством, свойственным знати. Правда, когда в августе достопочтенный Сэр Энтони Уилтон-Грининг, приехав сюда на неделю с женой, принялся таскать кирпичи и бревна, они все же раскрыли рты от изумления, но Жизлен была очень довольна. Пережив Французскую революцию, она сумела сделать кое-какие выводы, и была настроена очень демократично. Николас же был сейчас слишком поглощен делами, чтобы много задумываться.
Она положила меду в чашку с настоем и подумала о приближающейся зиме. Дом будет к тому времени закончен. Она займется готовкой, а Николас приложит усилия к тому, чтобы поместье приносило доход. Он решил завести овец, и его энтузиазм был по-детски трогательным.
— Чем ты занимаешься, ma mie?
Жизлен подняла голову. Он остановился в дверном проеме, его рубашка из грубого полотна была расстегнута до самого пояса, плечи стали еще шире от тяжелой работы, кожа обветрилась. Она с любовью посмотрела на его подернувшуюся сединой темную голову, на загрубевшие руки, которые так умело ласкали ее.
— Пью чай.
Он, принюхавшись, вошел в комнату.
— Непривычный запах, — сказал он, беря ее чашку, — надеюсь, ты не собираешься никого отравить?
— Не сейчас, — ответила Жизлен безмятежно, — это всегда успеется.
— Я не ожидал другого ответа. Но почему ты вдруг отказалась от своего любимого кофе? Может, ради меня ты станешь англичанкой?
— Едва ли.
— И потом, я не могу поверить, что ты сидишь среди дня, сложив руки, — добавил он, нахмурив лоб. — Ты хорошо себя чувствуешь? Я всегда говорил, что у тебя слабый желудок.
— Я чувствую себя превосходно. Но я должна кое-что тебе сказать.
В его глазах цвета полуночного неба мелькнуло беспокойство, и Жизлен чувствуя, что не стоит его дразнить, все же не смогла удержаться.
— Что сказать?
— Боюсь, тебе придется отказаться от романтического звания последнего из безумных Блэкторнов.
Он с минуту растерянно смотрел на нее, пока до него не дошел смысл ее слов.
— Ты ждешь ребенка?
— По моим подсчетам он должен появиться к концу весны, вскоре после того, как родит Элин.
Николас странно и немного испуганно посмотрел на нее, а потом бросился к ней и обнял до того крепко, что ей показалось, она слышит, как трещат ее кости. Он задрожал, и она прижалась к нему еще теснее.
Опустив голову, он взял ее за подбородок, и приподнял кверху ее лицо. Глаза его стали подозрительными.
— Ты хочешь сказать, что девять месяцев будешь страдать по утрам от приступов тошноты?
— Скорей всего, — ответила Жизлен и улыбнулась.
— Проклятье, — весело сказал Николас.
А потом он поцеловал ее, и оба они рассмеялись.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33