Николас слышал, как жужжат невдалеке пчелы, поют птицы, шумит над их головами листва, и ему просто отчаянно захотелось кинуть Жизлен на сладко пахнущую траву и, содрав одежду с нее и с себя, упиваться ее телом.
Он и сам не знал, что остановило его. Разумеется, не отсутствие желания. Он чувствовал сейчас себя как несдержанный мальчишка, готовый потерять голову от одного ее прикосновения. Возможно, когда ее руки в беспомощной мольбе сжали его плечи, он впервые в жизни захотел повести себя благородно.
Он осторожно отпустил ее, провел губами по ее щеке, убедился, что она твердо стоит на ногах, и отпустил.
— Вот видите, — сказал он совершенно как ни в чем не бывало, — обычный поцелуй, и ничего больше.
— Если это был обычный поцелуй, — ответила она, — то мне трудно представить себе необычный.
— Я продемонстрирую его вам, как только вы захотите, — ответил Николас, и снова потянулся к ней, но на этот раз она проворно отскочила. — Куда вы идете? — спросил он.
— Домой. Если вам не удалось наловить рыбы, то придется мне что-нибудь придумать. Этого древнего петуха, которого притащил Трактирщик, придется варить целый день, чтобы он стал съедобным.
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я свернул ему шею? — он страдальчески закатил глаза.
— Вовсе нет, — ответила Жизлен с усмешкой, — я сама отлично умею резать… петухов.
Не удержавшись, Николас расхохотался, и она впервые убедилась, что он может беззаботно смеяться.
— Слава Богу, что вы еще не отравили несчастное создание.
Жизлен смотрела на него так, будто не видела никогда прежде, расширившимися от волнения огромными глазами, чуть приоткрыв от удивления рот, будто перед ней сейчас оказалось привидение.
— Что вас так потрясло? — спросил Николас добродушно, — я что, разгадал ваши тайные намерения?
Жизлен даже не улыбнулась его шутке. Она смотрела на него, бледная как полотно. А потом повернулась и побежала.
Николас чуть было не бросился за ней вслед, но удержался и, застыв на месте, смотрел, как она стремительно летит через луг, а ее каштановые волосы и длинная юбка развеваются на ветру. Она сейчас напоминала Блэкторну лесную фею, невинную и загадочную, и хотя он знал, что ничего не стоит ее догнать, ему отчего-то вдруг расхотелось, и его внезапная веселость быстро погасла.
Блэкторн оставил рыболовные снасти возле реки, когда пошел искать Жизлен, и сейчас решил за ними вернуться. Его недавняя умиротворенность угасла вместе с уходящими лучами солнца, когда он подходил к развалюхе, которая была когда-то элегантным охотничьим домом. Густой дым валил из трубы, и это означало, что внутри стало опять сыро. Остановившись, он осмотрел старый дом, думая о том, смог ли еще спасти его, если бы жизнь сложилась иначе. Разрушение началось давно, сказалось пренебрежение, с которым его предки и он десятилетиями относились к этому месту, а пожар лишь довершил дело. Его суровый отец не увлекался легкомысленными развлечениями вроде охоты, а безумные Блэкторны были известны своим презрением к собственности. Возможно, здесь все стало приходить в запустение еще при деде.
Дед был убит в кровати у своей замужней любовницы. Один из дядьев умер от раны, полученной на дуэли, другой покончил жизнь самоубийством. Неудивительно, что и дом в Шотландии почти что лежал в руинах. Блэкторны были слишком увлечены саморазрушением, чтобы обращать внимание на то, как приходит в негодность их деревенский дом.
Сколько надо денег, чтобы все привести здесь в порядок? Николас не сомневался, что гораздо больше, чем сейчас имеется у него в наличии. Он и сам не знал, почему цепляется за все это, — пятьсот акров охотничьих угодий, окружавших дом, можно было давным-давно продать, чтобы расплатиться хоть частично с бесчисленными долгами. Но он не сделал этого до сих пор, причем, вероятнее всего, лишь под воздействием сентиментальных Чувств.
В его жизни не было места чувствам, теплу, слабости. Красота природы сбивала его с толку, заставляя думать иначе, хотя он давно знал, что может рассчитывать только на себя. И еще ему вдруг стало очевидно, что недавняя идея взять Жизлен с собой в Лондон, неисполнима. Ее присутствие лишает его уверенности в себе. Она становилась ему не безразлична, а этого он не мог допустить.
Присутствия Трактирщика нигде не было видно, и это обстоятельство одновременно обрадовало и обеспокоило его. Он лишь слегка поморщился, увидев останки петуха, которого зарезала и выпотрошила Жизлен. «Видимо, все кухарки не брезгливы», — подумал он.
Петух, возможно, и был старым, и жестким, но запах в комнате стоял восхитительный. Жизлен с беспокойством взглянула на него из дальнего угла, и он с сожалением отметил, что она забрала в узел свои шелковистые длинные волосы.
Николас устал ждать. Она здесь, в его власти, и он хочет ею овладеть. Так почему же он должен колебаться? Блэкторн всегда гордился своей несдержанностью — его потребности и желания должны удовлетворяться, и не важно какой ценой. Он не намерен сейчас снова проявлять нерешительность. Если он покажет Жизлен свою слабость, то в конце концов она перережет ему глотку или заставит наглотаться яда. Даже ее неподатливые губы так соблазнительны! А сгорающая от нетерпения служанка лишь испортила ему аппетит несколько дней назад. Нет, другая ее не заменит. Он хочет, чтобы именно тело Жизлен содрогалось под ним в истоме, и он этого добьется.
Поняв, что ее время истекло, Жизлен приняла это как нечто неотвратимое. Он овладеет ее телом. Ничего другого и нельзя было ждать. Пожалуй, она должна быть этому даже рада, потому что он даст ей повод возненавидеть его еще сильней. Сейчас, когда ее ненависть немного утихла, ей даже полезно снова разъяриться.
Если бы он сегодня не улыбался! Все словно нарочно складывалось так, чтобы поколебать ее ре-шимость. Злой сатир исчез, а вместо него явился усталый деревенский джентльмен, остроумный, добродушный и способный растопить своей улыбкой сердце горгоны. Она, как могла, старалась сделать свою душу нечувствительной, но все же порой становилась уязвимой, а его улыбка сегодня напоминала солнечный свет посреди зимы.
Правда, сейчас его лицо снова стало угрюмым. Она бы, пожалуй, решила, что последние несколько часов он провел наедине с бутылкой бренди, если бы не знала, что это не так.
— Я устал от ожидания, — сказал он, и в его тоне слышалось легкое пренебрежение.
Жизлен замерла. Вода, покрывавшая куриную тушку, еще не достаточно нагрелась, чтобы ее можно было использовать для защиты, и кроме того, она не была уверена, что у нее это получится. Как далеко сможет она бросить тяжелый чугунок? Конечно, если бы ей удалось обрушить его прямо на голову Николаса, то она бы вполне могла его убить. Но он значительно выше, и едва ли согласится нагнуться, чтобы стать более удобной мишенью.
У нее еще есть нож, которым она прирезала несчастную птицу. Несмотря на свои кровожадные речи, Жизлен совсем не любила орудовать ножом, даже если ей предстояло расправиться с таким жалким и глупым созданием, как курица. Ее до сих пор немного подташнивало, когда она вспоминала, как вонзился нож в живую плоть, и она искренне сомневалась, что способна совершить подобное действие еще раз, хоть ей и необходимо расправиться с мужчиной, который, глядя на нее одновременно с издевкой и сладострастием, доводит до бешенства.
Но она не беззащитна. Она никогда не была беззащитна. Пока у нее целы голова и язык, она сумеет с ним справиться.
— Стойте, — сказала она. — Не приближайтесь ко мне,
— Стойте? — переспросил он. — Но мне кажется, вы сейчас не можете диктовать мне условия.
— Насилие тоже относится к одному из ваших многочисленных увлечений? Я знала, что вы чудовище, но думала и у вас есть какие-то правила.
— Я еще никогда в жизни не насиловал ни одной женщины, — произнес он, медленно двигаясь к ней. — Но на этот раз, пожалуй, стоит испытать свежее ощущение. Если, конечно, до этого дойдет. Впрочем, мне так не кажется.
Жизлен просто чуть не лопнула от злости.
— Думаете, я сдамся? Думаете, я так вами очарована, что стоит вам до меня дотронуться, как я растаю?
— Нет. Я просто думаю, что вы весьма разумная француженка, и понимаете, что я гораздо сильнее. Вы потеряете время, если будете сопротивляться. Тем более, я начинаю приходить к заключению, что ваша невинность тут совершенно ни при чем.
Она сумела перенять его тон.
— Неужели вы усомнились в моей непорочности? Помилуйте, сэр, какое оскорбление!
— Вы не могли долго жить в Париже и остаться девственницей.
— Я счастлива, что вы тем не менее находите меня достойной вашего внимания, — сказала она ехидно, заглядывая в чугунок, где вот-вот должна была закипеть вода. — Но если вы рассчитываете найти во мне искушенную в любовных утехах партнершу, то вас ожидает глубокое разочарование.
— Не рассчитываю, — ответил он и подошел совсем близко. — Как видно, ваш опыт совсем не привил вам охоты к этому занятию. Вы подавляете свои порывы каждый раз, когда я вас касаюсь.
— Я убью вас!
Блэкторн пожал плечами и мрачно улыбнулся.
— Как угодно. Убеждайте себя как хотите, если вам от этого сделается легче; что стоны, которые вы издаете — выражают протест; что то, как извивается подо мной ваше тело свидетельствует об отвращении; что вы целуете меня потому, что я вас к этому вынуждаю. Для меня все это не имеет значения.
Вода почти закипела. Жизлен подошла ближе к очагу, надеясь, что это покажется ему естественным, — кухарка всегда озабоченно следит за тем, как поспевает обед.
— Если вы дотронетесь до меня, то я вас ударю, — прошипела она, осторожно приподнимая чугунок и прикидывая, сколько он весит. Он оказался чертовски тяжелым.
— Если я дотронусь до вас, вы подчинитесь. Показать? — Николас протянул руку. Кровать находилась как раз у него за спиной, и Жизлен понимала, что ему ничего не стоит кинуть ее туда, и овладеть ею с той же легкостью, с какой это проделывал мясник в Париже.
— Троньте меня, и я убью вас, — она в конце концов может толкнуть чугунок, и плеснуть кипятком ему на ноги. Заодно и на свои, но она перетерпит боль, а потом убежит.
— Вы уже повторяли это тысячу раз, — терпеливо сказал он, — но знаете ли, моя милая убийца, я готов на это пойти.
Стремительно наклонившись к очагу, она хотела толкнуть чугунок, но цепкие руки Николаса уже успели сковать ее запястья.
— Вот вы и попались, любовь моя, — сказал он.
— Это называется насилием.
— Нет, — ответил Николас, — не называется. Она пережила его пылкий поцелуй, пережила то, как он с силой потащил ее за собой и, швырнув на кровать, прижал своим коленом ей ноги, которыми она пыталась брыкаться. Пережила прикосновение его рук и то, как он прижимался к ней своим воз-бужденным телом, но вот нежности, ощущения внезапного тепла внизу живота и в груди, и еще проклятой тоски, которая охватила ее душу, она вынести не могла. Подняв голову, Блэкторн взглянул на нее и его глаза блеснули в полутьме.
— Вот видите, Жизлен, насилие здесь не при чем. Он снова хотел поцеловать ее, но она знала, что стоит его губам снова коснуться ее-и она пропала. Отворачиваясь, она с трудом выговорила:
— Я не стану вас убивать.
— Я так и думал, — ответил он, усмехнувшись.
— Я убью себя.
Эти слова заставили его остановиться. То, что она сказала, прозвучало коротко и убедительно, и она сама себе поверила. Николас был достаточно умен, чтобы это сразу почувствовать.
— Не надо трагедий, — произнес он беспечно. — Мы ведь уже выяснили, что вам не в первой. И потом, что скажет ваш католический Бог?
— Мой католический Бог умер на гильотине. Я — настоящее дитя революции, у меня нет веры. Если загробная жизнь существует, то она должна быть лучше, чем эта. Если вы будете продолжать, я это непременно выясню.
— Я вам не позволю.
Она медленно покачала головой.
— Вы можете не позволить мне убить вас, но вам куда трудней не позволить мне убить себя. Вокруг столько скал, рек, морей. Я могу выпрыгнуть на ходу из кареты, могу убить себя ножом, а вы и оглянуться не успеете. Вы не сможете мне помешать.
— А что заставляет вас думать, что мне есть до этого дело?
Жизлен выиграла первый раунд схватки и почувствовала это. Горько улыбнувшись, она ответила,
— Вам нет дела до меня, но не исключено, что вам не дают покоя жалкие остатки вашей собственной совести. Я буду преследовать вас по ночам. Я сведу вас с ума.
— Милая моя Жизлен, — устало ответил он, — это все чепуха по сравнению с тем, что вы уже со мной сделали. И я думаю, мне повезло.
Он снова прильнул к ней в долгом поцелуе. Жизлен хотелось кричать от возмущения, ей хотелось оттолкнуть его плечи, но вместо этого ру-ки ее обвились вокруг его шеи, она прижала его ближе к себе и впервые в своей жизни ответила на поцелуй.
Это было настоящее чудо, ей казалось, что она плывет, тонет, растворяется в соблазнительной сладости этого мига. Ей захотелось, чтобы он длился вечно.
— Гм… — знакомый голос Трактирщика проник сквозь похожий на сон туман, который обволакивал Жизлен. — Блэкторн…
— Убирайся к черту, Трак! — свирепо сказал Николас, не оглянувшись на своего бесцеремонно-го слугу, — сейчас же!
— Простите, сэр, но этого я как раз никак не могу сделать. У нас неприятности, и медлить нельзя.
На мгновение Николас оторвался от Жизлен, зарылся лицом в ее волосы, и она услыхала, как тяжело он дышит, пытаясь справиться с собой. Потом он вскочил с кровати, быстро отпустив ее, и ей захотелось сжаться от стыда и огорчения.
— Лучше бы новости оказались хорошими, — прорычал он, — и Жизлен почувствовала, что его охватило сейчас почти такое же бешенство, как когда он гнался за почтовой каретой.
На Трактирщика его слова не произвели никакого впечатления.
— Новости хуже некуда! — без обиняков сказал он. — Дейсон Харгроув с неделю как умер. Это и так нехорошо, а притом его женушка, чтобы ей посочувствовали, рассказывает на каждом углу историю, из которой получается, что вы отпетый негодяй.
Жизлен села, потянулась за своей одеждой, и вдруг с удивлением осознала, что ее платье даже не расстегнуто. Она только ощущала себя обнаженной в его руках.
— Николас Блэкторн негодяй? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно. — Кто может в это поверить?
Блэкторн искоса взглянул на нее.
— Вы быстро приходите в себя, ma petite, — пробормотал он, и Жизлен пожалела о своей несдержанности.
— Она уверяет, что вы ее изнасиловали, — отважно продолжал Трактирщик, — и что вместо того, чтобы честно драться на дуэли, вы выстрелили в спину ее мужу.
— Никогда в жизни не изнасиловал ни одной женщины, — пробурчал Николас, ничуть не смутившись от перечня предъявленных ему обвинений, — пока, — добавил он, многозначительно взглянув на Жизлен, которая соскользнула с постели и подошла к огню. — Мы с тобой оба знаем правду о моем поединке с ее мужем, не говоря уж о секундантах. Но, разумеется, никому и в голову не пришло вступиться за меня?
— Я не слыхал. За вами гонятся, вот это факт. Обвинение выдвинуто, а мировой судья только и ждал случая показать себя героем. И это еще не все.
— И так достаточно, — вздохнул Николас.
— Ее хозяйка разыскивает вас, — Трактирщик кивнул в сторону Жизлен.
— Элин? — испуганно переспросила Жизлен.
— Не могу поверить! Моя чинная сестрица не позволит себе отправиться вслед за служанкой. Впрочем, Мамзель не просто служанка, не так ли? И все же не могу себе представить. Ее братец Кармайкл этого не допустит.
— Он скорей всего не знает. Она не одна. Она едет с мужчиной по имени Уилтон-Грининг, и чтобы явиться сюда, им потребуется не более дня.
— Боже, помоги нам, — пробормотал Николас, и потянулся за бутылкой бренди. — Жизлен с изумлением увидела, как он льет его себе прямо в глотку. — А откуда ты все это знаешь?
— Этот господин послал вперед записку, чтобы заказать комнаты в гостинице. А хозяйка, веселая вдовушка, ужасно любит поболтать.
— Я знал, что могу на тебя положиться, — сказал Николас, подходя к камину. Жизлен отступила, чтобы он не смог до нее дотянуться, и Николас улыбнулся ей чуть насмешливо, но с пониманием. — Что ты предлагаешь? — спросил он Трактирщика.
— Два корабля отплывают из Данстера. Один во Францию, более новый и удобный. Второй в Голландию, старый и не быстроходный. Зачем вам нужно в Голландию? Я заказал места на французском корабле.
— Для нас троих, надеюсь? — вкрадчиво спросил Николас.
— Да.
Утвердительный ответ Трактирщика заставил Жизлен вскрикнуть от ужаса.
— Нет! — не выдержав, воскликнула она. Николас посмотрел на нее.
— Вы не любите морских путешествий, моя крошка? Страдаете морской болезнью? Не волнуйтесь, я буду поддерживать вам голову.
— Я не вернусь во Францию.
— Голландией сейчас все равно владеют французы, так что я не пойму, какая вам разница.
— Не могу, — сказала она, чувствуя, что в голосе ее слышится отчаяние, и ненавидя себя за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33